Однако уже через час царские лошади процокали мимо и направились к Малой Садовой улице! Брысь кинулся наперерез, рискуя погибнуть под копытами или колесами, но его опередил новый приятель – черный упитанный кот из сырной лавки не подвел и бесстрашно промчался прямо перед вскинувшимися конями. Возница попытался огреть "плохую примету" кнутом, но наглец ловко увернулся и скрылся в ближайшем подвальном окошке.
Трюк удался – Император велел развернуть карету и ехать через Екатерининский канал. Возможно, он вспомнил рассказ своего шурина, Принца Гессенского, когда тот опоздал к обеду из-за черных котов, мешавших проезду. А ведь прибудь он вовремя, и вся семья оказалась бы в момент взрыва в Столовой! Так что не сама ли судьба опять посылала предупреждение?!
Кортеж направился к Каменному мосту. Было уже далеко за полдень, но, кроме полицейских, Брысь насчитал всего пятерых прогуливающихся вдоль канала – четверых мужчин и одну миловидную девушку. Остальные горожане, видимо, не выдержали по-зимнему ледяных порывов ветра и разошлись по домам.
Прохожие выглядели безобидными. Тем не менее, Брысь всеми своими вибриссами почуял исходившую от них угрозу. (Если бы он так не заторопился в прошлое и как следует расспросил Савельича о последнем покушении на Александра Второго, то узнал бы сейчас в симпатичной барышне Софью Перовскую – самую главную в собравшейся на набережной компании бомбистов. Из-за того, что Император сменил маршрут и не поехал по подготовленной к взрыву Малой Садовой улице, "народовольцам" пришлось поспешить к Екатерининскому каналу.)
У жандармов вибрисс не было, и они ни в чем не заподозрили гуляющих. В том числе, молодого человека с коробкой шоколадных конфет подмышкой, будто бы идущего на свидание. Стражи порядка проследили равнодушными взглядами, как из переулка выбежал мальчик-рассыльный с корзиной, наполненной кусками свежего мяса, которую он, вероятно, нес клиенту. Еще непонятно откуда выскочил серо-белый кот. Все подумали, что зверька привлекла вкусная "начинка" и удивились, когда он промчался мимо и прыгнул на юношу, вцепившись когтями в суконное пальто.
Изумление полицейских длилось ровно секунду, пока вылетевшая из рук молодого человека конфетная коробка не коснулась мостовой и не раздался мощный хлопок. Взрывной волной Брыся откинуло на добрый десяток метров, а сверху на него рухнула оторвавшаяся дверца императорской кареты! Если бы она упала плашмя, то непременно раздавила бы маленького героя, но, к счастью, одним своим краем дверца уперлась в бордюрный камень, а потому лишь прижала храбреца к ледяной корке, которая покрывала булыжники.
Благодаря вмешательству Брыся, бомба взорвалась раньше времени, а потому Император остался цел и невредим. Он вышел из кареты, чтобы узнать, есть ли пострадавшие. На снегу корчился от боли мальчик-рассыльный и неподвижно лежал казак из царской охраны…
Тревога за жизнь Александра не исчезала, и Брысь, напрягая последние силы, выполз из-под дверцы. Он был, возможно, единственным, кто увидел, как миловидная девушка вдруг взмахнула белым кружевным платочком, а один из подоспевших к месту трагедии мужчин что-то швырнул прямо под ноги Государю!
Брысь совершил невероятной длины прыжок, но опоздал и второму взрыву помешать не смог… Император Александр упал на мостовую, и она окрасилась в багряный цвет…
Смертельно раненного Царя бережно положили в сани и увезли в Зимний дворец… Злоумышленников арестовали… И вскоре на опустевшей набережной осталось лишь маленькое, никем не замеченное тельце, из-под которого расползалась алая лужица. Спустя несколько минут его нашел пушистый эрмик, не успевший принять участие в бурных событиях.
Уткнувшись мордочкой в еще теплую шерстку отважного друга, Рыжий поливал его слезами, пока не почувствовал под пушистой щекой слабый прерывистый стук – биение храброго сердца…
Глава двенадцатая.
Друзья познаются в беде
Рыжий утер слезы – пришла его очередь совершить подвиг!
Несмотря на выдвинутую лохматым эрмиком теорию зависимости кошачьего ума от длины шерсти, мысль у него получилась дельная – попробовать вернуть друга во времени – вдруг там, откуда он появился, смогут исцелить храбреца?!
Когда Брысь впервые поведал, сколько всяких событий произошло с того момента, как от удара копытом он упал в трубу, и до того, как ему бросили спасительную веревку, Рыжий усомнился в правдивости рассказа, особенно в той части, где говорилось о его собственном перемещении на полвека назад. Но история пестрила такими красочными подробностями, что не поверить простодушный мышелов просто не мог! С тех пор расспрашивать путешественника о его приключениях стало любимым занятием Рыжего в свободные от сопровождения Государя часы.
Вот только как дотащить тяжелораненого до той самой трубы, через которую он прибыл из будущего? Хорошо хоть они припрятали веревку в своем подвальном закутке, но в одиночку все равно не справиться!
И Рыжий помчался за помощью на Малую Садовую улицу, потому что дворцовые сослуживцы, сидевшие на мышиной диете, были не такими упитанными и выносливыми, как его приятель, дополняющий рацион творогом и сыром.
Тимофей (так незатейливо звали недавнего соратника), гордый своим героическим участием в деле спасения Императора, как раз восстанавливал жирами и белками пошатнувшиеся силы организма, пользуясь тем, что новые хозяева ушли, второпях даже не заперев лавку. Печальные вести огорчили, и он сразу согласился помочь, хотя не очень понял задумку Рыжего. Можно сказать, совсем не понял! Дворцовый мышелов нес какую-то околесицу про перемещение во времени – наверное, сильно переволновался из-за друга!
Увидев красную лужицу, растекающуюся вокруг "руководителя операции" и тут же подмерзающую на снегу, Тимофей скептически покачал головой, а его пышные усы уныло обвисли.
– Ты уверен, что он живой?
Рыжий снова прижался пушистым ухом к груди поверженного товарища.
– Тук -… -тук-… -… -тук, – прерывающимся шепотом отозвалось сердце смельчака.
Жизнь в нем угасала, и друзья, по очереди прихватывая Брыся за шкирку, поволокли его к Дворцу, недоумевая, почему путь, который обычно пробегался за пару минут, в этот раз оказался таким бесконечно длинным!
Наконец они осторожно положили тяжелую ношу возле вентиляционной трубы, и Рыжий кинулся в подвал за веревкой. Вернулся он с помощником – коричневым с черными полосками и белым пятнышком над носом среднешерстным котом. Тот представился Базиликом, уверяя, что экзотическую кличку получил во время плавания на яхте Великого Князя Константина Николаевича, адмирала флота и родного брата Александра Второго.
Пока Тимофей и Базилик поддерживали почти бездыханное тело, Рыжий схватил один конец веревки зубами и "спеленал" друга, несколько раз обернувшись вокруг, а опытный "моряк" закрепил все морским узлом.
Потом они совместными усилиями опустили Брыся в зияющее чернотой отверстие, а следом, на всякий случай простившись с Тимофеем и Базиликом, так и не постигшими смысла спасательной операции, прыгнул Рыжий. Он очень надеялся, что за прошедший год метки, оставленные его боевым товарищем, не выветрились.
Тащить раненого на веревке было удобнее, чем за шкирку, к тому же помогали гладкие железные стенки, поэтому продвигался Рыжий быстрее, чем на поверхности. Время от времени он останавливался, чтобы услышать слабенькое сердцебиение героя.
Острый нюх охотника на грызунов не подвел и уловил остатки прошлогоднего запаха. С каждым поворотом он становился все сильнее, укрепляя надежду и силы пушистого эрмика…
Время в очередной раз совершило таинственный виток – не успел Савельич закончить мысль об ожидавших его бытовых трудностях, как из отверстия, в котором только что скрылся Брысь, послышалось сопение. "Одумался!" – возликовал философ и в нетерпении сунул голову в дыру.
В следующее мгновение парадную тишину Большого тронного зала разорвал вопль из двух кошачьих голосов: баса и тенора, – по мощности сравнимый с воем музейной сигнализации.
Савельич отскочил от стены, а из вентиляции показалось лохматое чумазое страшилище, что-то сжимающее в ослепительно-белых клыках!
Глава тринадцатая.
Петля времени
Только философский склад ума не позволил "экскурсанту" лишиться чувств, чему он очень обрадовался уже спустя несколько секунд – чудище оказалось обычным грязным котом, который держал в зубах растрепавшийся конец бельевой веревки. Но удивительным было даже не это, а то, что пришелец вдруг обратился к нему по имени!
– Простите, Вы – Савельич, друг Ван Дейка?
(Искатель приключений конечно же не преминул похвастаться своей расчудесной кличкой, приобретенной за время "часового" отсутствия, и Рыжий еще не знал, что первоначально приятеля из будущего звали просто "Брысь", что и на имя-то совсем не похоже!)
Савельича охватила тревога:
– С ним что-то случилось?! Ах, я так и знал, что добром не кончится! – философ в отчаянии заломил лапы.
Лохматый кот выбрался наружу и осторожно потянул веревку.
Нужно отдать должное Савельичу – он не только выказал хладнокровие при виде бездыханного тела Брыся, но тут же придумал план дальнейших действий.
Правда, эти действия привели рыжего эрмика в полное недоумение, он даже решил, что философ тронулся умом с горя. А чем еще можно было объяснить, что тот помчался по залам, запрыгивая на все попадавшиеся по пути стеклянные витрины и мраморные постаменты, роняя вазы, статуэтки, свечные канделябры, повисая на резных рамах картин и вообще производя немыслимый шум, который очень скоро многократно перекрылся страшным воем, загнавшим душу гостя из прошлого в подушечки задних лап!
Охранники, измученные беспокойным дежурством, снова поднялись на второй этаж и увидели одного из ночных хулиганов – черного. Он замер в конце Фельдмаршальского зала, глядя на вошедших в упор.
Ругая на чем свет стоит того, кто не запер выход из подвала на лестницу, стражи порядка подошли почти вплотную к коту, удивляясь, что тот не убегает, хоть за шкирку его хватай!
Однако схватить не получилось – черный в несколько прыжков пересек следующий, Петровский, зал и опять затих у дверей.
– Слушай, а ведь он нас куда-то зовет! – догадался один из охранников, у которого дома жил кот Барсик, таким же вот образом заманивающий хозяина на кухню, чтобы пожаловаться на пустую миску.
Стражи порядка заинтересованно прибавили шаг, и необычный музейный посетитель привел их в Георгиевский зал. Взлетев вверх по ступенькам к самому Трону, черный кот опять остановился, дождался, когда люди поднимутся следом, и скрылся за пологом.
То, что охранники там увидели, разумному объяснению не поддавалось и поразило их до глубины души: на полу, обмотанный старинной бельевой веревкой и без признаков жизни, лежал кот, в котором они, несмотря на запекшуюся кровь и грязь, узнали второго ночного хулигана. Совсем недавно они оставили его висеть на бархатной портьере в Малахитовой гостиной, и он был, хоть и вредным, но чистым, красивым, а главное, – абсолютно живым!
Мало того, в кошачью компанию затесался третий – чумазый и лохматый. Вопрос, откуда он взялся, отпал сам собой, когда стражи порядка заметили открытое вентиляционное отверстие. Но все равно это не давало ответа на загадку, что же случилось за каких-то полчаса с серо-белым котом в золотистом ошейнике?
– Да он словно на войне побывал! – воскликнул один из охранников, не сдержав жалостливой нотки в голосе.
Коты смотрели на них выжидательно и, казалось, с надеждой.
– Живой хоть?
– Вроде бы, но дышит еле-еле. Сообщи по рации Петровичу, пусть звонит в нашу ветеринарку.
Бережно завернув Брыся в курточку от униформы, охранники направились к выходу, а коты поспешили за ними.
– Вот чуднО! Кому рассказать – не поверит!
По странному стечению обстоятельств, Петровичем оказался тот самый любитель кроссвордов, которому Брысь подсказал про "кирасу", и у него как раз закончилось суточное дежурство. Узнав в раненом своего утреннего знакомого, он решил сам отвезти его в клинику. Все равно по пути. К тому же хотелось лично поговорить с ветеринарным врачом и узнать, поправится ли необычный кот.
Черный и лохматый проводили машину глазами и остались сидеть на месте, приготовившись к долгому ожиданию.
– Ну нет, братцы, сегодня ваш приятель точно не вернется! Идите-ка к себе – есть и спать!
Сказавший это охранник, хозяин Барсика, взял котов подмышки (а они от усталости и переживаний не сопротивлялись) и спустился с ними в подвал. Заодно наполнил все пустые миски, длинным рядочком выстроившиеся вдоль стены. На звук сыплющегося корма набежали эрмики, сразу превратив пол в помещении в разноцветный живой ковер. Убедившись, что его подопечным хватило еды, человек ушел.
Сумасшедшая ночь закончилась…
Глава четырнадцатая. Заключительная
(пока Брысь не поправится)
Хотя накануне вечером искатель приключений протащил своего приятеля через подвал, не дав ему времени познакомиться с кем-нибудь из местных, эрмики Савельича узнали и засыпали вопросами. Больше всего их интересовал таинственный собачий лай. Пока философ соображал, как удовлетворить любопытство музейных мышеловов, не особенно вдаваясь в подробности, которые наверняка вызовут потрясение и потребуют новых объяснений, кошечка повышенной пятнистости, облюбовавшая подстилку Брыся, спросила о главном – где, собственно, второй экскурсант?
А он лежал, распростертый на операционном столе, и ветеринарный хирург Светлана Владимировна озабоченно склонилась над меховым тельцем со странными, будто полученными при взрыве, ранами и несколькими раздробленными косточками, жалея, что не закончила еще и академию военной медицины – сейчас бы пригодилось! Кот потерял много крови, и честно говоря, она не понимала, как он до сих пор жив.
Медсестра Ирочка изо всех сил пыталась сдерживать слезы, но они все равно тонкими ниточками тянулись под стерильную маску.
– Не хлюпай носом, ты мне мешаешь! – сердито бросила ветврач, хотя и сама готова была разреветься.
Выбирая свою нелегкую профессию, она готовилась к тому, что не всегда сможет помочь четырехлапым и хвостатым, попадающим к ней после немыслимых жизненных передряг. Но каждый раз, когда это случалось, долго не могла прийти в себя, оставляя на операционном столе очередной кусочек своего сердца.
– Борись! Не сдавайся! Ты уже столько выдержал, потерпи еще чуть-чуть! – обращалась она к серо-белому коту, ловко орудуя инструментами и не замечая, что говорит вслух.
Коридор клиники мерил шагами охранник из Эрмитажа. Его предупредили, что операция будет долгой и о результатах лучше узнать по телефону, потому что маленького пациента все равно оставят на несколько дней в стационаре. Если все пройдет успешно…
Петрович любил животных, а к эрмикам вообще относился, как к коллегам. В шутку, конечно, хотя … тоже ведь сотрудники музея! Несмотря на невероятное их количество, он почти всех знал поименно. У каждого была своя история появления в дворцовом подвале, свой характер и повадки. Свой срок жизни…
За годы службы ему не раз приходилось со многими из них расставаться – кто-то обретал семью в ежегодный День эрмитажного кота, но бывало, что и погибал под колесами или в драке с окрестными собаками, да и нелюдей хватало…
Этот серо-белый у них всего-то один день, а уже прославился – и в вентиляцию непонятным образом попал, и "говорить" умеет, и ночной переполох в музее его лап дело, а теперь еще и эти загадочные ранения…
В общем, не смог Петрович просто так уйти из клиники. От переживаний за исход операции даже спать расхотелось, несмотря на суточное дежурство!
Наконец белая дверь открылась, и медсестра бережно вынесла сверток из бинтов, в котором музейный охранник с трудом узнал своего подопечного. Сейчас Брысь больше походил на напугавшую его египетскую мумию (до того как ее распеленали и положили в стеклянный ящик).
– Ну, как он? – волнуясь, спросил Петрович у вышедшей вслед за медсестрой Светланы Владимировны.
– Надо подождать. Сутки, может дольше. Организм у кота, судя по всему, крепкий, потому что раны получены много часов назад, к тому же он потерял много крови… Вообще, впервые вижу такую волю к жизни! Что же с ним все-таки произошло?
– Этот ребус мы, наверное, так и не разгадаем. Ребята из охраны залов рассказали, что сняли с него веревку, старинную да еще завязанную морским узлом, а за полчаса до этого они своими глазами видели его живым и здоровым! У нас там сегодня ночью вообще чертовщина какая-то творилась!
На входной двери звякнул колокольчик – принесли нового пациента, и ветврач переключилась на пострадавшую от колес автомобиля собачку. С подобными травмами ей приходилось сталкиваться каждый день.
Между тем Брысь, лежа в просторной клетке в стационарном отделении ветеринарной клиники и еще не отошедший от наркоза, видел сон:
Александр Второй – седовласый и в парадном мундире – поблагодарил его за службу и лично прикрепил к золотистому ошейнику медаль, на которой было выгравировано "1 Марта 1881". Такие же получили и Рыжий, и его приятель из сырной лавки. Правда, им пришлось цеплять награды прямо на шерсть.
Среди громко аплодирующих зрителей Брысь приметил толстого Варфоломея, хлопать ему мешала зажатая в лапах котлета. Растрелли и Эйнштейн, все еще похожие друг на друга и одновременно на Савельича, не только аплодировали, но и кричали: "Браво, Брысь!" Он хотел было объяснить им, что его давно зовут Ван Дейком, но Дворцовый этикет не позволял нарушать церемонию.
В первом ряду, рядом с Любочкой, стояла чета Трубецких. Дамы растроганно прижимали одной рукой кружевные платочки к глазам, а в другой – держали по собачьему поводку. Любочкин был прикреплен к ошейнику маленького Гусара, а княгини – к здоровенному ньюфаундленду Милорду. Щенок серого пуделя не мог устоять на месте и весело подпрыгивал, как резиновый мячик, а черный пожилой ньюф приветственно помахивал пушистым хвостом, что означало дружбу навек…
Брысь поправился – помогли то ли крепкий молодой организм, то ли сила духа, то ли стремление к новым приключениям. А скорее всего, и то и другое, вместе взятое! Через две недели Петрович забрал искателя приключений из клиники и привез в Эрмитаж. Была у него мысль взять кота себе, но помешали Черный и Лохматый, оказавшийся после мытья рыжим.