Он вообще отсутствовал в данный момент на службе. И не по причине больничного, а потому что еще с утра убежал, точнее сказать, ускакал на трех лапах, к Савельичу, давно переселившемуся обратно в Летний сад, чтобы похвастаться, что завтра ему снимут гипс, – рентген показал, что косточки срослись, и отныне он опять совершенно здоров!
Искатель приключений уже возвращался, когда заметил Рыжего, несшегося ему навстречу. Сначала даже подумал, что тот убегает от собак, но никто за приятелем из прошлого не гнался. Срывающимся голосом пушистый эрмик поведал, что за Брысем пришла семья!
– Бредишь или сбрендил?
Кто за ним мог прийти, если он на улице родился, на ней же сиротой остался и никогда ни одного дня ни у кого не жил, если не считать, конечно, Цесаревича Александра и принцессу Марию?!
– Какая-то женщина и мальчик! Хотят взять себе кота, но не абы-какого, а именно тебя!
Брысю стало любопытно, и друзья побежали-поскакали в Эрмитажный двор.
Глава третья.
Привет из прошлого?
Остановившись на значительном расстоянии (чтобы в случае чего удрать), Брысь принялся украдкой разглядывать желающих заполучить его в свой дом.
Женщина была миловидная, светлые волосы рассыпались по плечам, а мальчик … (сердце сжалось, а потом резко расширилось и заколотилось где-то в глотке, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть) так живо напомнил Брысю маленького Александра, что на мгновение показалось, будто время вернулось вспять и он снова в Детской, а будущий Царь назначает его главнокомандующим игрушечной армии. Правда, русые волосы незнакомца не вились кудряшками, а были коротко острижены, но худенькие плечики и торчащие лопатки точь-в-точь как у юного Наследника престола!
Словно почувствовав на себе внимательный взгляд, мальчик оглянулся, увидел серо-белого кота в золотистом ошейнике, а рядом лохматого Рыжего из девятнадцатого века и, просияв, бросился прямо к ним. Молодая женщина крикнула вслед:
– Саша! Не убегай от меня далеко!
Саша?! Путешественник по историческим эпохам осел на теплый асфальт. Вот так штука! От растерянности он позволил взять себя на руки и прижать к груди. Мальчик горячо и щекотно зашептал в самое ухо:
– Я знал, что ты настоящий! – и, заискивающе заглянув Брысю в глаза, от волнения ставшие почти черными, попросил:
– Пожалуйста, поживи у нас! Если тебе не понравится, ты сможешь вернуться! Мы тут недалеко, в Царском Селе!
Саша и сам не смог бы объяснить, почему назвал свой город старинным именем.
Когда-то императорская семья уезжала в Царскосельскую резиденцию на все лето. Железную дорогу, первую в стране, открыли как раз в год пожара в Зимнем Дворце, в тысяча восемьсот тридцать седьмом. Александр и Мария пытались однажды взять Брыся с собой, усадив в большой кофр с дырочками для воздуха и обзора. Он даже доехал в нем до Витебского вокзала. Но увидев железное чудище, выпускающее клубы густого черного дыма, а главное, услышав его пронзительный крик, передумал и закатил такой грандиозный скандал, что и вспоминать стыдно. Личного Кота вернули во Дворец, где он в тишине и спокойствии проводил лето, занимаясь исследованиями, пока искателя приключений не занесло на ту злосчастную лестницу.
Может быть, пришла пора наверстать упущенное и навестить Царское Село? Ненадолго – Брысь ни за какие коврижки не расстался бы с друзьями и вольготной жизнью!
Петрович осторожно изъял своего любимца из объятий мальчика и терпеливо повторил:
– Возьмите другого! Этому завтра еще гипс снимать, и неизвестно, срослись ли кости хорошо, а то вдруг он хромым останется!
Брысь возмущенно посмотрел на охранника. Что за глупости! Ветврач Светлана Владимировна ничего подобного не говорила! К тому же путешественникам по историческим эпохам нужны здоровые лапы!
Саша прижался к маминым джинсам, и его плечики затряслись. Петровичу стало неудобно – ребенок все-таки, а он ведет себя с ним так… по-детски! А ведь кот не игрушка, у него свои мысли, чувства и привязанности. Пусть сам выбирает судьбу! Но только завтра, после возвращения из клиники!
На том и порешили: Лина с сыном и кошачьей переноской приедут на следующий день. Еще договорились, что они сразу привезут кота обратно, если тот захочет вернуться, ведь у него здесь друзья!
На прощание Саша присел перед Брысем, ласково погладил его между ушей и осторожно – по не очень белым бинтам, и произнес:
– У нас дома весело. Я тебя с Мартином познакомлю. Он такой шебутной! А еще мы с тобой будем вместе гулять по парку и смотреть Дворцы, у меня там бабушка работает!
Обещания звучали заманчиво, кроме пункта о некоем Мартине. Это что еще за фрукт-овощ?
Лина с сыном ушли (Саша постоянно оглядывался и махал Брысю), а Петрович, по поведению подопечного предчувствуя неизбежность расставания, хмуро молвил:
– Поступай, как знаешь!
Брысь подскакал к нему и потерся о ноги, заглядывая снизу вверх в глаза и в качестве извинений выразительно щурясь.
Разношерстные друзья-коллеги повздыхали – особенно пожилая Зита и Муся с надорванным собаками ухом – и разбрелись по двору. Муся вообще спала и видела себя в домашних условиях, а потому пыталась запрыгнуть в сумку к каждому, кто приходил в их подвал, чтобы выбрать питомца, но ей пока не везло…
Глава четвертая.
Великая тайна
Прихватив приятеля из прошлого, Брысь снова устремился в Летний сад – делиться свежими новостями. Савельич воспринял их, как всегда, философски, в отличие от загрустившего Рыжего, который никак не мог взять в толк, почему другу не сидится в таком сытном и теплом подвале!
Искателю приключений двадцать километров до Царского Села казались сущим пустяком, чем-то чуть длиннее расстояния от Эрмитажа до Савельичевского пруда, а потому печали пушистого товарища он не разделял. Однако любое путешествие, даже недалекое, требовало подготовки, и Брысь расположился поудобнее, готовый выслушать все, что поведает начитанный Савельич о его будущем месте жительства.
Приятель начал издалека (любил просвещать недорослей, коими считал обоих эрмиков, даже Брыся, несмотря на часы, проведенные тем в библиотеке Цесаревича), аж с начала семнадцатого века, с усадьбы шведского богача под названием Сарская мыза. И хотя слова "Саръ" и "Царь" созвучны, первое – означает "моряк".
Петр Великий, как известно, со шведами расправился и изгнал их из этих земель, а мызу подарил жене Екатерине. Случилось это в далеком тысяча семьсот десятом году, который и стал датой основания города. Сначала там возвели небольшой двухэтажный каменный дворец, но постепенно он оброс другими постройками, и Сарская мыза превратилась в Сарское село.
Императрица Елизавета Петровна (да-да, та самая, благодаря которой в Эрмитаже поселились коты) сделала его летней резиденцией, а Франческо Растрелли превратил скромный дворец в роскошный.
– Кстати, у нас зодчего звали Варфоломеем Варфоломеичем, – добавил всезнающий Савельич.
Брысь тут же вспомнил своего знакомого из Петропавловской крепости – вот бы обрадовался такому знаменитому тезке! Оказывается, полное имя Растрелли – Франческо Бартоломей, по отцу, вот и получился Бартоломей Бартоломеевич, но произносили, как привычнее русскому слуху, через "в".
Шедевр великого архитектора окружили великолепным парком, а в конце восемнадцатого века рядом возник еще один дворец – подарок Императрицы Екатерины Великой любимому внуку, будущему Царю Александру Первому, на свадьбу.
– Родному дяде моего Цесаревича! – блеснул Брысь знанием царской родословной.
А Рыжий робко поинтересовался:
– Его тоже построил Варфоломей Варфоломеевич?
– Нет. Это творение архитектора Джакомо Кваренги, тоже знаменитого. Поэтому дворцы получились разными: Екатерининский – нарядный, смахивает на Зимний, а Александровский – строгий, тебе, Ваня, не понравится!
На "Ваню" Брысь уже не обижался – привык, а потому лишь досадливо дернул левым ухом, стараясь правым ничего не упустить.
– Недолгое время, после того как свергли последнего Царя, Николая Второго, и началась гражданская война, во дворцах жили сироты-беспризорники, а город именовался Детским Селом.
– Одни жили? Без взрослых? – удивился пушистый эрмик.
– Конечно же нет! Под надзором и при строгих порядках, так что многие человеческие малыши пытались оттуда удрать.
Брысь и Рыжий переглянулись – строгостей коты тоже терпеть не могли.
В тысяча девятьсот тридцать седьмом году, к столетию со дня смерти Пушкина, город переименовали в честь великого поэта, а почему – Брысь и сам догадался, тот учился в Царскосельском лицее. Мария, любившая русскую поэзию, часто убаюкивала его стихами Александра Сергеевича – под них хорошо дремалось на принцессиных коленях.
Больше всего путешественнику во времени нравились строки про кота ученого, умевшего и петь, и сказки рассказывать. Вот только, по неизвестной причине, поэт приковал свободолюбивого зверя цепями к зеленому дубу, и против этого восставало все Брысиное нутро! Даже с собаками нельзя так обращаться, а уж тем более, с представителями высшей расы!
– Есть у города и своя большая ТАЙНА, – Савельич хитро прищурился, а искатель приключений при этом слове так сильно растопырил уши, что они стали в два раза больше обычного.
– В середине восемнадцатого века из Зимнего дворца в Екатерининский перенесли Янтарный кабинет неописуемой красоты, который подарил Петру Первому прусский король.
– Да не тяни же собаку за хвост! Тайна-то в чем??? – не выдержал Брысь.
– Так исчез он! И никто не знает, куда! Сейчас на его месте новая Комната, созданная по фотографиям, – Савельич откинулся на траву, довольный изумленным выражением на мордах приятелей.
– Что ты болтаешь! Как могла исчезнуть целая комната?
– В разобранном и разложенном по ящикам виде! В сороковые годы двадцатого века, во время Великой Отечественной войны. Легенд много, правда вот только осталась неизвестной!
Верящий в чудеса и знаки Брысь тут же пришел к выводу, что все эти совпадения не случайны и именно ему предстоит разгадать величайшую загадку!
Глава пятая.
На новом месте
Ночью Брысю приснилось, будто он стоит посреди Янтарной комнаты, которая каким-то непостижимым образом сама себя разбирает на составные кусочки и раскладывает по большим фанерным ящикам в соответствии с оттенком, указанным на табличках: медово-желтый, багряно-коричневый, нежно-палевый…
Ящиков становится все больше, так что Брысю уже и не выбраться. Вдруг появляется знакомая парочка – Растрелли с Эйнштейном, похожие друг на друга, как сиамские коты, но при этом странным образом смахивающие на Савельича, в происхождении которого ни одна известная порода не замешана.
Знаменитый физик производит некую манипуляцию руками, и прямо перед ним распахивается Черная дыра. Внутри нее в буквальном смысле ни зги не видно! Растрелли ведет себя еще более странно: подхватывает ящики, словно они невесомые пушинки, и бросает один за другим в сотворенное фокусником Эйнштейном отверстие.
Перекидав таким образом всю комнату, парочка тоже скрывается в дыре, и она захлопывается, как обычная дверь, оставив Брыся в чистом поле возле указательного знака с надписью "Сарская мыза". Надпись сделана по-шведски, но коту-полиглоту не составляет труда ее прочесть.
С трудом вырвавшись из чуднОго сна, Брысь попытался представить себе жизнь в обычной семье. Особенно волновала проблема свободного времени для ведения расследования, но оказалось, что легче нафантазировать Черную дыру, поглотившую Янтарную комнату!
Утром Петрович отвез подопечного в клинику, где Светлана Владимировна сняла гипс и поздравила с выздоровлением, дав наказ, первое время лапу не нагружать.
Около полудня за Брысем приехали новые родственники. Провожать приятеля вышел весь подвал. Кошечки утирали бархатными лапками влажные глазки, а коты сурово щурились, словно прощались навсегда!
Нагрузив Рыжего поручениями (Савельича навещать, за Любочкиным киоском присматривать, Петровичу на дежурстве компанию составлять) и сделав общий взмах хвостом, Брысь торжественно забрался в красивую, синюю в клеточку, переноску, готовый к приключениям.
Саша, не веря свалившемуся на него счастью, хотел сам тащить свое сокровище до электрички, но не осилил и десятка метров – все-таки Брысь был парень увесистый, а потому пришлось передать сумку маме. Но и она, в силу природной хрупкости, смогла нести тяжелую ношу лишь с перерывами на отдых. (Папа с ними не поехал из-за педсовета в колледже, а старенький "Форд" уже вторую неделю пылился в автосервисе.)
Дома ждал Мартин, с вечера предвкушая появление неизвестного Брыся-Ван Дейка. На всякий случай, пес несколько раз пересмотрел игрушки в своей корзинке, выбирая для нового товарища самые лучшие. Но потом передумал и самые лучшие – красную латексную утку и ярко-желтый мячик – спрятал под подстилку. Устыдившись, снова достал и положил к остальным, но вскоре опять засомневался. В общем, когда щелкнул дверной замок, Мартин так и не определился, готов ли он делиться с новеньким хоть чем-нибудь.
Еще в подъезде Лина договорилась с сынишкой, что войдет первой и закроет собаку в дальней комнате, чтобы растянуть процесс знакомства и сделать его менее болезненным. Мартин, который уже радостно прыгал в прихожей, колотя крепким хвостом по тумбочке с обувью, такому повороту огорчился, и всячески сопротивлялся выдворению, прижимаясь к полу и притворяясь мертвым от обиды, так что пришлось волочить его по скользкому ламинату за лапы.
Наконец переноску занесли в квартиру и открыли застежку.
– Выходи, Ван-Дейк! Добро пожаловать!
(Саше больше нравилась кличка Брысь, но из книжки он знал, как трепетно относится его гость из Эрмитажа к имени, придуманному сотрудницами музея, а потому решил обращаться к нему уважительно.)
Искатель приключений выглянул из сумки и повертел головой, осматриваясь: два коридора, длинный и покороче. Примерно посередине первого, за распашными створками со стеклом, находилась гостиная, а заканчивался он аж четырьмя дверьми – за левой и правой располагались, вероятно, жилые комнаты. Те, что по центру, были приоткрыты, демонстрируя блага цивилизации: ванную и туалет. Второй коридор вел из прихожей в небольшую кухню.
Да уж, не царские хоромы! Но и не подвал! Жить можно, особенно, если не задерживаться надолго. Аналитический кошачий ум подсказал, что загадочный шебутной Мартин всего лишь собака и, судя по свежеотгрызанному углу обувной тумбочки, еще не вполне взрослая, но и совсем не щенок, если принять во внимание высоту, на которой заканчивались царапины от когтей на входной двери. Придется взять над ним шефство, иначе весь дом угробит!
Глава шестая.
Новые знакомства
Пока Мартин тоненько повизгивал в глубине квартиры, от нетерпения срываясь на басистый лай, Брысь неуклюже вылез из переноски (забыл, что уже может пользоваться всеми четырьмя лапами) и, по-хозяйски расправив хвост, яркими черными полосками смахивающий на полицейский жезл, отправился изучать новое жилище.
Лина и Саша, зачарованные кошачьим спокойствием и важностью, тихонько вышагивали следом. Первым делом гость из Эрмитажа заглянул в туалет, чтобы удостовериться, что неожиданно приобретенные родственники не забыли о главном. Выразительным взглядом попросив всех удалиться, он опробовал приготовленный для него лоток.
Мартин переживал, что пропускает самое интересное, и нещадно скреб когтями дверь, отделившую его от остального общества. Брысь пожалел имущество и, прошествовав в гостиную, запрыгнул на журнальный столик, сигнализируя о готовности к знакомству с собакой.
Все действия "эрмика" были настолько исполнены смысла, что Лина осторожно повернула дверную ручку, словно он попросил ее об этом словами. Пес, обрадовавшись вновь обретенной свободе, промчался в прихожую, где долго и шумно исследовал сумку-переноску, а потом двинулся по следу, пока не уперся в журнальный столик, мимо которого только что пробежал.
Там восседал крупный серо-белый котяра в золотистом плетеном ошейнике и насмешливо смотрел на него ярко-желтыми глазами.
– Ну ты и лопух! – вместо приветствия произнес новый жилец.
Мартин смутился и даже по-своему, по-собачьи, покраснел, пробормотав в оправдание что-то неразборчивое.
Вернувшемуся с работы Сашиному папе открылась удивительная картина: вся семья, включая пса, собралась на кухне, наблюдая за котом. Тот, удовлетворенно щурясь, с аппетитом поглощал отварное куриное филе, разложенное на дощечке для резки хлеба, а в сторонке стояла нетронутой мисочка с заранее приготовленным угощением в виде сухого (дорогого, между прочим!) корма.
Мартин впервые пропустил чей-либо приход домой и не ворвался в прихожую разрушительным ураганом. Возможно, пес переживал из-за исчезающих в кошачьей пасти лакомых кусочков, не в силах отвлечься от завораживающего процесса (хотя сам недавно навернул целую тарелку каши с мясом!). Однако Лина с Сашей тоже, как загипнотизированные, таращились на гостя из Эрмитажа, и лишь подставили щеки для поцелуя, бросив короткое: "Привет, пап!"
Насытившись, Брысь окинул лукавым взглядом окружившее его общество и уселся перед незнакомцем. Хотя кот смотрел на главу семейства снизу вверх, впечатление производилось обратное, а потому Сашин папа поспешил представиться:
– Николай Павлович! – и даже легонько пожал протянутую ему лапу.
(На самом деле Брысь, по привычке, сложившейся за два месяца ношения гипса, просто держал левую переднюю конечность на весу, но от лапопожатия не уклонился – так процедура знакомства выглядела солиднее!)
Прозвучавшее имя как громом поразило искателя приключений – маленький Саша получался полным тезкой Цесаревича до второго колена!
– Ван Дейк! – церемонно поклонился бывший Личный Кот и описал восьмерку вокруг ног Николая Павловича.
Из кухни Брысь отправился снова в гостиную – осматривать полки, к его удовольствию, плотно заставленные книгами разной пухлости. Среди них красовались и несколько громоздких томов о достопримечательностях города.
Интересовавшие Брыся фолианты стояли на самом верху, вероятно, подальше от Мартина. Но именно высокорослого собачьего подростка и собирался он привлечь к извлечению книг со стеллажа. Не сейчас, конечно, а когда они останутся без докучливых взрослых – только он, пес и Саша.
Случилось это тем же вечером. Убедившись, что страсти про взаимную нетерпимость кошек и собак сильно преувеличены и в доме царят мир и покой (последнего даже больше, чем когда у них был один только Мартин), Сашины родители ушли в гости, оставив счастливого сынишку в компании хвостатых…