" Мы с тобой Макаренкн" – первая повесть молодого севастопольского литератора Михаила Лезинского. Два года назад в Крымиздате вышла книжка М. Лезинского "Они зажигают огни" с подзаголовком: "Из дневника рабочего". В своей новой книге автор пишет о том ,- что хорошо знает – о работе комсомольской бригады электриков-монтажников, прокладывающей в одном из отдаленных районов Крыма воздушную силовую линию. Но главная трудность для опытных монтажников не в этом. В бригаду прислали на трудовое воспитание двух тунеядцев – Лукьяненко и Скрипичкину. Насколько успешно справились ребята с необычной для них ролью воспитателей, и рассказывается на страницах повести с присущими автору легким юмором и доброй усмешкой. Лезинский Михаил Леонидович Повесть Редактор М. Мигунова. Художник П. Чистилин. Художественный редактор Р. Голяховский. Технический редактор Л. Фисенко. Корректор В. Ларисс. Сдано в набор 31-1 1964 г. Подписано к печати 12-1II 1964 F. БЯ 00075. Бумага: 79Х90!/аа Объем: 4,75 физ. п. л., 5,56 усл. п. л. 5,65 уч.-изд. л. Тираж 15ООО экз. Заказ К" 481. Цена 27 коп. Издательство "Крым", Симферополь, Горького, 5. Крымоблтипография, Симферополь, проспект им. Кирова, 32/1
Содержание:
-
МЫ С ТОБОЙ МАКАРЕНКИ - Глава первая "КОНСТИТУЦИЮ НАРУШАЕТЕ, ТОВАРИЩ НАЧАЛЬНИК?" 1
-
Вторая глава ПРИРОДА ТУНЕЯДСТВА (С точки зрения И. М. Пастухова) 2
-
Третья глава НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА В СТЕПНОЙ ТИШИ 4
-
Глава четвёртая БЫЧКИ В ТОМАТЕ 4
-
Глава пятая МИТРИЧ, МАРТЬЯНОВ, СКРИПИЧКИНА И ДРУГИЕ 5
-
Глава шестая БЛОК, ЕВТУШЕНКО И ПУШКИН 6
-
Глава седьмая ЩИ ДА КАША 7
-
Глава восьмая ИДЕТ МАРТЬЯНОВ ВДОЛЬ ЛИНИИ 9
-
Глава девятая ИСПОРЧЕННЫЙ ДЕНЬ 10
-
Глава десятая ПЕРСОНАЛЬНОЕ ДЕЛО Н. СНЕГИРЁВА 10
-
Глава одиннадцатая НОВОЕ В СТЕПНОМ ПЕЙЗАЖЕ 12
-
Глава двенадцатая ФЛАГ В СТЕПИ 13
-
Глава тринадцатая ПИЩА В ПРЯМОМ СМЫСЛЕ И ПИЩА ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ 14
-
Глава четырнадцатая ВОЗМУТИТЕЛЬ СПОКОЙСТВИЯ 15
-
Глава пятнадцатая ВОПРОСЫ ЭКОНОМИКИ СТРАНЫ 16
-
Глава шестнадцатая МОНТАЖНИКИ ЕДУТ ОТДЫХАТЬ 17
-
Глава семнадцатая ЕСТЬ НАПРЯЖЕНИЕ 19
-
Последняя глава ПРОЩАЛЬНАЯ 20
Михаил Лезинский
Мы с тобой Макаренки
МЫ С ТОБОЙ МАКАРЕНКИ
Глава первая "КОНСТИТУЦИЮ НАРУШАЕТЕ, ТОВАРИЩ НАЧАЛЬНИК?"
Оборудование для строительства воздушной силовой линии привезли ночью. Машину с прицепом нужно было разгрузить немедленно. До утра она должна успеть сделать еще одну ходку в Евпаторию и обратно.
– Позже приехать не мог? – спросил шофера техник строительства Игорь Мартьянов.
Шофер Геннадий Сафонов смущенно тряхнул кудлатой головой и развел руками.
– Пока этот подписал, пока тот… Пока то
получил, пока сё…
– Ладно оправдываться ,- буркнул Игорь и,
натянув спортивный костюм, выскочил из палатки "поплескаться водичкой".
Назад он возвратился бодрый и подтянутый. Спортивный костюм ладно сидел на его стройной фигуре, и сам Игорь сейчас скорее по¬ходил на гимнаста-разрядника, чем на начальника монтажной группы. Люди такого типа осо¬бенно нравятся девушкам.
– Что ж ты стоишь? – упрекнул он Сафонова, который в нерешительности топтался посреди палатки. – Поднимай ребят!
Монтажники спросонья чертыхались, бешено встряхивали головами, и казалось, никакими силами их сейчас не поднимешь с кровати.
Мартьянов ходил от одного к другому и шептал в самое ухо:
– Понимаешь, надо. Всего одна машина.
Понимаешь, раз-два и все. Одна. Всего одна
машина. Раз и…
Подошел к Снегиреву.
– Понимаешь, Коля…
– И-н-н бы жи-нды, – бурчит Коля и переворачивается на другой бок.
Игорь умело расшифровывает фразу. Она может означать только одно: "И надо же обязательно ночью".
– Ты понимаешь… – старается вразумить Снегирева Мартьянов. – Да проснись же ты наконец!
Недовольный Снегирев шепчет про себя какие-то "марсианские" слова и, не открывая глаз, ищет штаны.
Вид у Снегирева смешной. Непокорные вихры, как усики радиолокационных антенн, направлены в разные стороны. Он старается прибить их ладонью, но тщетно: с его жесткими волосами даже парикмахер не в состоянии справиться.
Вот Снегирев нащупал свои брюки, и Игорь, удостоверившись, что Николай не только встал, но и проснулся, подходит к другой кровати.
– Олег! Олег! Синельников!
– Чего? – недовольно спрашивает Олег, слегка приоткрывая один глаз. – Ну, чего?
– Вставать надо. Машина пришла.
– Да, да, – говорит Олег и натягивает на голову одеяло.
– Эх ты, – взрывается Игорь, – а еще комсорг.
– Комсорг. ну и что ж , что комсорг? – пересиливая сон, спрашивает Синельников. – По-вашему, если комсорг, то и спать не должен?
– Вы бы Митрича подняли в первую очередь, – советует Мартьянову Сафонов. – Митрич вам создаст обстановочку.
"Действительно, как я раньше об этом не подумал", – мысленно упрекнул себя Игорь.
Григорий Волков, или, как его называли в бригаде, Митрич , обладал громовым басом. Бригадные остряки на полном серьезе утверждали, что "на охоте Митрич обходится без ружья. Увидит он, к примеру, зайца да как крикнет: "Стой! Стрелять буду!" – косой сразу падает как подкошенный – разрыв сердца. Да что там заяц – мелочь. Вот однажды Митричу повстречался медведь…"
Вот такие разговоры ведутся о Митриче. Кроме "шаляпинского" баса, Григорий Волков обладал еще и многими другими достоинствами, более существенными, с ними мы познакомимся в свое время.
Проснувшись и узнав, в чем дело, Волков вскочил, набрал в легкие побольше воздуха и крикнул:
– Хлопцы! Подъем!
Хлопцы повскакивали с кроватей, захлопали глазами, ругнулись и стали одеваться.
Машина простаивает? Простаивает. Значит, надо сгружать. Монтажники хоть и со сна, на поняли это сразу. Через минуту до Игоря донеслось:
– Какого черта… – и еще что-то в том же роде.
Разгрузка началась.
– Ну, а ты? Особого приглашения ждешь? – Мартьянов подошел к кровати Жоржа Лукьяненко.
Лукьянеико не спал. Он с ухмылкой взглянул прямо в лицо Мартьянову и произнес, старательно отделяя слово от слова:
– Конституцию нашу изволите нарушать, товарищ начальник?
– Какую конституцию? – не понял Игорь.
– Обыкновенную. Советскую. Кровью добытую в боях революционным пролетариатом. Забыли, что сказано там о труде?
– Помню.
– И об отдыхе?
– Гм… ты это к чему?
– А к тому, извините-подвиньтесь, товарищ
начальник, что свои семь часов я еще днем отработал, а сейчас имею все права на честный
отдых. Вот в таком разрезе, товарищ начальник.
Понятно? – и Жора спокойно повернулся на другой бок.
Мартьянов даже задохнулся от негодования. Никогда он не думал, что можно так открыто и нагло отказаться от помощи своим же товарищам. Да еще при этом разводить демагогию про советские законы.
В палатку заскочил Олег Синельников.
– Игорь Николаевич, где вы потерялись? Мы вас ждем! Куда материалы складывать?
– Иду, – ответил Игорь, – только вот этого… – он не нашел подходящего слова, – помоги поднять.
Синельников подошел к кровати Лукьяненко.
– Жорка?
– Он самый.
– Вставай , корешочек , – пощекотал Олег Жорины пятки.
Ноги быстро исчезли, и раздался храп.
– Не видите, что сплю? – донеслось
из-под одеяла.
– А ты попробуй уговори себя встать, – посоветовал Синельников.
– Не получается ,- пробурчал Лукьяненко.
Если у Лукьяненко и Синельникова было
игривое настроение, то Мартьянов вовсе не был расположен к шуткам. По его выражению, они действовали ему на печенку.
– Да что ты его уговариваешь?! – напал он на Синельникова. – Хам он просто, вот и все. Конституцией еще загораживается. Не положено, дескать, по ночам работать.
– Игорь Николаевич, – неожиданно сказал Синельников, – а вы не пробовали его послать к чертовой бабушке?
– То есть как? – не понял Мартьянов.
– А очень просто, – пояснил Олег, – без него мы до сих пор обходились, и дальше, думаю, обойдемся. Обойдемся ведь?
– Обойдемся, – обрадовался Игорь и, не говоря больше ни слова, направился к выходу. За ним последовал и Синельников.
Прицеп отсоединили от машины и затащили прямо под навес. Так его можно было разгрузить немного быстрей; по крайней мере, тяжелые ящики не приходилось таскать далеко. Не прошло и часа, как прицеп был полностью разгружен, оставалась одна машина. В машине находились железобетонные пасынки и громоздкие распределительные шкафы.
Прежде чем взяться за них, монтажники решили отдохнуть. Расселись прямо на земле, еще отдававшей тепло, накопленное за день. Закурили. И тут на горизонте появился Лукьяненко. Видно, ему надоело валяться в постели. А может быть, Жора просто вышел подышать свежим воздухом – или… да мало ли зачем выходят на свежий воздух.
Увидел Лукьяненко сидящих ребят и усмехнулся. Заложил руки в карманы.
– Я думал, и вправду работенку тяжелую подкинули, а они знай себе лясы точат. Принимайте в свою компанию.
Жора стоял перед монтажниками, уверенный в себе и в своих словах, сказанных с небрежностью много повидавшего человека. Но если присмотреться внимательней, то на его слегка скуластом лице можно было бы прочесть растерянность. Глаза его пытливо всматривались в сидящих ребят, а толстые губы, казалось, могли в следующую минуту или расплыться в добродушной улыбке, или скептически вытянуться.
– Катился бы ты отсюда к чертям собачьим, – беззлобно отозвался Олег Синельников.
– Адрес точный , – пробасил Митрич.
Лукьяненко потоптался на месте и, видя, что с ним никто больше не желает разговаривать, придал должное положение губам, повернулся и ушел в палатку. Но, побыв там несколько минут, снова вышел: скучно все-таки одному, а сон, как на зло , куда-то исчез.
Перекур кончился. Работа снова закипела. Никто не замечал Жоркиного присутствия. Но он этого вытерпеть не мог. Надо было напомнить о себе.
– Эй, ты, Лохматый! Крепче держи штуку, а то упустишь, – задел он проходившего мимо Кольку Снегирева.
Тот попытался отмолчаться, "Ну его к монахам, этого стилягу! Попробуй только свяжись с ним – шуму не оберешься!" Но с Жорой в молчанки не поиграешь.
– Ребенок! Пупок надорвешь.
– Чего? – не понял Снегирев.
– Здоровье, говорю, береги. Ты ж один у своей мамы, – пояснил Жора, – а бетонная штучка может упасть и отбить тебе ноги. Как ты тогда без ног будешь обходиться?
Снегирев не ответил, поспешив пройти мимо. Но Лукьяненко подыскал себе уже новый объект.
– Не притворяйся, не притворяйся, говорю я тебе, она же пустая!
– Сам ты пустой.
– А ты лапоть! – без всякого видимого перехода объявил Жора.
– Сам лапоть.
– Это ты уж брось, – весело заговорил Лукьяненко, предвкушая словесную баталию,- лапоть будешь ты. Наукой доказано.
"Лапоть" Синельников осторожно положил на землю распределительный шкаф и подошел к Лукьяненко вплотную.
– Слушай , Жора , может, ты желаешь по морде получить? Так ты скажи, не стесняйся, люди свои.
Синельников был секретарем комсомольской организации в бригаде и наверняка знал, что "…применение физической силы объясняется собственной идейной слабостью и…" Никаких "и". Олегу просто вдруг захотелось дать по морде этому белоручке и бездельнику. Дать по морде – и никаких воспитательных целей.
Лукьяненко смерил Синельникова презрительным взглядом и небрежно сплюнул, стараясь попасть в лежащий на земле окурок.
Олег Синельников маленький, худенький (Лукьяненко перед ним выглядит Ильей Муромцем), что такой может сделать!? Вот если бы Митрич… тот да. Сила. Поэтому Лукьяненко нисколько не испугался и надменно произнес:
– Поменьше эмоций, секретарь. Уж не от тебя ли я могу получить по морде?
– От меня, – подтвердил Синельников.
– Чихать я на тебя хотел с высокой колокольни!
– Чихать?! А ну дай руки, – неожиданно потребовал Олег и, не дожидаясь, когда Лукьяненко соизволит пошевелиться, заключил кисти его рук в свои и медленно стал сжимать их.
В первую минуту никто ничего не понял, а когда побуревший от боли Лукьяненко заголосил на всю степь, все сорвались с мест узнать, что же происходит. Взорам представилась любопытная картина: Давид укрощает Голиафа. Монтажники с интересом наблюдали за этим редким зрелищем. Каждый со своей стороны что-то пытался советовать, однако на помощь Голиафу никто не спешил – так ему и надо.
И никто не знает, что было бы с Жорой через минуту, если бы не Мартьянов.
– Синельников! – закричал он еще на бегу. – Да разве так можно, Синельников? -
И, останавливаясь, добавил для большей убедительности: – Так же нельзя, Синельников.
Этих магических слов оказалось достаточно, чтобы железные тиски тотчас разомкнулись.
– Кажется, тебе немножко больно? – сочувственно произнес Олег. – Надо ж так! Ты уж меня извини, пожалуйста. И вы меня
извините, – произнес Синельников, поворачиваясь к Мартьянову, – я забыл, что вы против насилия.
Мартьянов молча проглотил эту пилюлю. И как было не проглотить, когда Олег в точности повторил его слова, сказанные несколько дней тому назад.
Мартьянов имел очень смутное представление о методах воспитания, но еще со школьной скамьи он усвоил твердо – никакого насилия, только убеждение, убеждение и еще раз убеждение.
Вот этими мыслями и поделился недавно руководитель бригады монтажников с комсоргом этой бригады. А сейчас…
– Можно было как-то без рук… а, Олег? – с какой-то не присущей ему робостью сказал Игорь.
Робость у него появилась оттого, что его чисто теоретические идеи насчет убеждения схлестнулись с жизненной практикой и он увидел, что вовремя дать рукам ход так же важно, как и постоянно думать головой.
– Можно и без рук, – не стал спорить Олег, – следующий раз я так и буду поступать.
– А тебе, – обратился Игорь к Лукьяненко, – я бы не советовал смеяться над ребятами.
– Я и не смеялся. Я просто шутил. А он (кивок в сторону Олега) шуток совсем не понимает. Обрадовался, что силы много.
– Ладно, проваливай отсюда, – нахмурился Олег, – не порть людям настроение.
– Возьму и обо всем в газету напишу…
Еще секретарь, называется.
– Проваливай, тебе сказали.
– Пусть все узнают, что комсомольцы занимаются рукоприкладством.
– Идите, Лукьяненко, в палатку, – строго официально произнес Мартьянов, по все усиливающемуся тембру голосов поняв, что возможно продолжение воспитания при помощи рук, которое не отличишь от обычной драки.
Но понял это не один Мартьянов, понял и Лукьяненко. И поспешил ретироваться.
– Гоните? Хорошо. Человек работать хотел… – С этими словами он скрылся в палатке.
Вторая глава ПРИРОДА ТУНЕЯДСТВА (С точки зрения И. М. Пастухова)
– М-да, – хмыкнул Синельников, проводив взглядом Лукьяненко, – я вам не завидую, Игорь Николаевич. Будете с ним на ручках
носиться – он вам все нервы поизмотает.
– И зачем взяли этого типа в бригаду? – добавил шофер Гена Сафонов, выразив давно сложившееся у всех мнение.
– Взял-взял, зачем-зачем, – рассердился Игорь, – а меня спрашивали?! Дали мне его и Скрипичкииу, сказали – воспитывай и точка.
– Вы бы объяснили, что у нас не лагерь для нарушителей …
– Объяснял.
– А вы бы твердо…
– Посмотрел, каким бы ты был твердым на моем месте, – пробурчал Игорь и ушел в палатку вслед за Лукьяненко.
Гена Сафонов недоуменно пожал плечами. Он действительно не понимал, как это можно чего-то не хотеть и – делать?! По молодости лет Сафонов еще не успел осознать, что на свете есть такие слова, как "надо" и "необходимо". Вообще-то он знал, что слова такие существуют, но подлинная сущность их была ему еще неясна. Поэтому и судил он обо всех жизненных явлениях с присущей молодости первозданной прямотой.
А Мартьянову на практике пришлось узнать, что скрывается за таким несложным словом: "надо".
Мартьянова неожиданно, во всяком случае для него, вызвали в кабинет начальника сетевого района "Крымэнерго" Пастухова, и между ним и Пастуховым произошел примечательный разговор:
– Был на сессии, Игорь Николаевич? Пастухов имел в виду ""давно состоявшуюся очередную сессию горисполкома, где впервые с особой остротой был поставлен вопрос о борьбе с тунеядством.
– А как же! Присутствовал, – ответил Игорь. – Все-таки я пока депутат.
– Вот и отлично, – чему-то обрадовался Пастухов, – значит, мы с тобой быстро договоримся.
– Смотря о чем, – на всякий случай осторожно сказал Игорь.
Но Пастухов как будто не слышал слов Мартьянова и продолжал развевать свою мысль.
– Пошли на тунеядцев развернутым фронтом! Теперь бы только не ослабить гайку. Пусть знают, что под ногами у них земля горит, – сказал Пастухов с пафосом. (В служебном кабинете начальники всегда говорят с пафосом.)
– Да ты садись, – продолжал он, – торопиться тебе сейчас некуда. Садись, садись, разговор у нас с тобой не на минуточку будет.
Игорь внимательно посмотрел на Пастухова – зачем тот завел с ним этот разговор? Уж, конечно, не о прошедшей сессии должна у них пойти речь.
И Мартьянов, поудобней усевшись в кресле, терпеливо стал ждать, когда начальство само найдет нужным перейти к деловому разговору. Не станешь же перебивать на полуслове.
Сидит Игорь в кресле и терпеливо ждет, когда Пастухов выговорится и приступит к тому вопросу, по поводу которого вызывал, но, судя по всему, Пастухов и не собирается менять тему разговора.
– Задумывался ли ты, Игорь Николаевич, когда-нибудь серьезно над природой тунеядства?
– Не приходилось, – чистосердечно признался Игорь.
– Вот то-то же, – покачал головой Пастухов, – и я, брат, тоже никогда не задумывался. А надо бы!
Игорь пожал плечами и буркнул что-то насчет милиции.
– Нет, брат, милиция здесь ни при чем, – возразил Пастухов. – Ты вот подумай, как оно получается… Родился у нас в городе человек. Такой маленький человечишко, голенький и несмышленый, нос себе утереть и то еще не в состоянии. Натянут на этого человечка ползунки и отнесут в ясли. Подрастет – ожидает
его детский сад. Из детского сада прямая дорога в школу. Закончил человек школу, получил аттестат зрелости, и вдруг все видят – а зрелости-то у человека и нет. Да что там о зрелости
толковать, самого элементарного уважения человека к человеку, и того нет! Начисто отсутствует это уважение. Как это вдруг получается – был человек и нет его? Вот и с Лукьяненко так
же получилось…
– Это тот, в красной рубахе?
– Да.