На третьи сутки, перейдя ещё одну линию железной дороги и два шоссе, Клава и Володя вступили в спасительный лес. С первых же шагов попали в болото и, увязая по колено в трясине, до позднего вечера продирались сквозь топкую чащобу. Когда же наконец, измученные и грязные, они выбрались на сухое место, то попали в руки вооружённых, обросших бородами людей. Это были партизаны.
Клава сказала, что она из Острова и ей надо видеть Седого.
Их доставили в командирскую землянку. За грубо сколоченным столом из неструганых досок сидел знакомый Клаве секретарь Островского райкома партии Остроухов.
При виде Клавы он поднялся ей навстречу.
- А мне доложили, что каких-то беженцев захватили… с барахлишком, - улыбнулся Остроухов. - И они якобы Седого ищут.
- Дмитрий Алексеевич, да какой же вы седой! - вскрикнула Клава, пожимая ему руку. - Так, чуть-чуть морозцем тронутый…
- Ничего, буду и седым. Война ещё только начинается. - Остроухов усадил ребят на лавку. - Ну, рассказывайте. Это же прямо чудо, что вы добрались до нас.
Клава подробно доложила обо всём, что произошло в Острове с момента прихода гитлеровцев, рассказала о встрече с Важиным.
- А мы в Остров уже человека посылали, - задумчиво сказал Остроухов. - Да не дошёл он… Второго готовим.
- А зачем посылали, Дмитрий Алексеевич? - спросила Клава.
- Связь с вами хотели установить. С комсомольцами, с молодёжью. Со всеми, кому всё советское дорого. Нужны вы нам до крайности…
- А как же насчёт партизан? - с недоумением спросил Володя. - Наши бы ребята не с пустыми руками к вам пришли, с оружием…
- Это дело тоже неплохое, - согласился Остроухов. - Но вы нам нужны именно в тылу врага. До Острова почти пятьдесят километров, местность безлесная, и нашим партизанам там действовать почти невозможно. Вот вы и должны быть в городе нашей разведкой, агитаторами, бойцами. Мы, Клава, очень рассчитываем на твоих комсомольцев.
Он спросил, кого Назарова думает привлечь в подпольную группу. Клава назвала с десяток имён.
- Трудно вам будет в пекле у врага, ой, как трудно! - покачал головой Остроухов. - Да и гвардия-то у тебя такая… одни мальчишки да девчонки.
- Ну что вы, Дмитрий Алексеевич! - Клава покосилась на Володю Аржанцева. - Они все так возмужали за последнее время.
- Ну что ж, начинайте действовать, - сказал Остроухов. - Связь с нами держите через Анну Павловну… Знаешь такую?
- Ещё бы! - удивилась Клава. - Это моя бывшая учительница…
- Так вот, - продолжал Остроухов, - можете ей верить во всём. Но особенно старухе не докучайте. Когда нужно, она сама вас разыщет. Ведите себя осторожно. Установите железную дисциплину, строгую конспирацию. Да, вот ещё что. На всякий случай надо и вам установить с нами постоянную связь. Связной должен быть смелым, находчивым, выносливым парнем. Найдётся у вас такой?
- Думаю, что найдётся. - Клава хитро скосила глаза сторону. - Есть у нас Володя Аржанцев…
- Я?! - вспыхнул Володя.
- Знаю такого парня, - улыбнулся Остроухов. - Земляки всё же, в одном городе жили. Ну, да завтра мы обо всём поговорим. А сейчас отдыхайте, обсушитесь, поужинайте. - Он вызвал дежурного и приказал проводить молодых островчан на кухню.
* * *
К концу недели Клава с Володей, радостные и оживлённые, возвращались домой: связь с партизанами была налажена, инструкции получены. Отныне островские комсомольцы становились глубокой разведкой партизан.
Недалеко от города Клава и Володя разошлись и стали добираться разными путями.
Охранники и полицаи несколько раз останавливал Клаву:
- Что в сумке?
- Молоко, - отвечала Клава. - В деревню ходила.
Охранники придирчиво заглядывали в сумку. В четверти и в бутылках действительно плескалось молоко, но вместо пробок в бутылках торчали куски газеты "Правда" с важными сообщениями и партизанские листовки.
Дома Клава передала молоко матери, а куски газеты и листовки высушила на керосинке и бережно разгладила утюгом.
Вечером к ней забежал Федя Сушков. За последние дни он ещё больше похудел и выглядел как мальчишка.
Странная и непривычная жизнь началась у Феди. Он чувствовал себя в родном городе как чужой. Нельзя было свободно, как прежде, сходить к приятелям, погулять по улицам, порыбалить на Великой или принять друзей у себя дома. Ведь как хорошо было бы запустить на полную мощность радио приёмник, завести патефон, сыграть с отцом в шахматы и заняться в сарайчике за погребом каким-нибудь ремеслом: починить электроплитку, покопаться в старом приёмнике, разобрать велосипед!.. Но сейчас ничего этого уже не было: ни приёмника, ни велосипеда…
Тётка, насмерть перепуганная, требовала от племянника, чтобы он никуда не ходил, сидел дома, вёл себя тише воды ниже травы. "Пусть всё утрясётся, там видно будет", - говорила она.
Уходя, тётя Лиза запирала Федю на замок, ночью укладывала спать в чулан, дверь которого заставляла ящиками и кадушками, и без конца причитала, что зря Феденька вернулся в это пекло…
Сейчас Федя встревоженно смотрел на Клаву.
- Куда ты пропала? Мы уж думали…
- Всё хорошо. За молоком в Сошихино ходила. Смотри, что принесла! - Клава показала газету и листовки.
- Ого! Значит, жить можно, - обрадовался Федя и спросил, когда Клава думает созвать ребят, чтобы поговорить обо всём по душам.
- Медлить больше нельзя. Давайте завтра. Предупреди ребят, что у меня день рождения. Сбор в восемь часов вечера.
День рождения
Мать была сильно удивлена, когда Клава сказала ей, что сегодня будет отмечать день рождения.
- Что ты, дочка! Ещё время не подошло… да и гостей угостить нечем.
Клава выразительно посмотрела на мать.
- Ко мне соберутся ребята. Надо поговорить. А про день рождения - это на всякий случай. Для любопытных. Понятно, мама?
Евдокия Фёдоровна кивнула головой: как не понять! Материнским сердцем она уже чуяла, что Клава что-то замышляет, раз-другой тайком всплакнула, но отговаривать дочь, - зная её характер, не решилась.
- И насчёт угощения не беспокойся, - добавила Клава. - Приготовь чай, и всё…
- Я, пожалуй, коржиков напеку, - раздобрилась мать. - Есть ещё у меня муки немножко.
К вечеру стол был накрыт.
Кроме коржиков, мать напекла пирогов, приготовила салат, нажарила рыбы, раздобыла варенья.
Клава приоделась по-праздничному, привела в порядок патефон, выложила пластинки.
К восьми часам начали собираться "гости".
Первыми шумно ввалились Федя, Дима и Борька Капелюхин.
Расфранчённые, в выутюженных брюках, при галстучках (даже Федя не отстал от приятелей), они поднесли Клаве по огромному букету цветов и принялись поздравлять её с днём рождения.
- Да вы что? - опешила Клава. - Забыли, зачем мы собираемся?
- Зачем забывать? - лукаво ухмыльнулся Федя. - Привыкаем, в роль входим.
- Привыкаете, - упрекнула Клава. - А сами втроём ввалились… Нет чтобы по одному явиться.
- А мы сейчас нарочно у немцем под носом прошли. В обнимку, с песней под гитару… - Дима кивнул на гитару с пышным розовым бантом на грифе. - Вроде как гуляем. И ничего. Немцам это даже понравилось. Стоят улыбаются. Видно, считают, что если молодёжь веселится, значит, вполне довольна новым порядком.
- Раз они так считают, давайте и повеселимся, - предложил Капелюхин, доставая из кармана бутылку с тёмно-красной наливкой. - Прошу, именинница!
И он принялся заводить патефон.
В комнату вошла Варя Филатова. Она с удивлением оглядела накрытый стол, патефон, цветы.
- А у тебя и в самом деле день рождения?
- До дня рождения ещё далеко, - улыбнулась Клава. - Это всё для маскировки.
Входили всё новые и новые комсомольцы. Клава зорко вглядывалась в лица ребят и девушек. Вот Зина Бахарева. Люба Кочеткова, Гриша Шмаков - все они учились в одной и той же школе имени Ленина.
В дверях показался Володя Аржанцев. Федя и Капелюхин бросились к нему навстречу, как к хорошему старому знакомому. Володя с озабоченным видом пожал ребятам руки и вызвал Клаву за дверь.
- Очень рада, что ты пришёл, - сказала Клава.
- Только я не один, - помявшись, признался Володя.
- Догадываюсь, - сказала Клава. - А она комсомолка?
- Ага! Вместе вступали, в один день… - поспешно ответил Володя. - Вот у меня и билет её… Замечательная дивчина! Знаете, сколько она мне патронов насобирала! И смелая, не подведёт. Я за неё, как за себя, ручаюсь. Отец у неё коммунист. На фронте сейчас.
- Ну что ж, характеристика неплохая. Да и поручителю можно верить, - улыбнулась Клава. - Где девушка? Зови её.
Аржанцев спустился по лестнице на улицу и вскоре вернулся с Аней.
Клава познакомила их с ребятами и оглядела собравшихся. Из десяти комсомольцев, что она пригласила на "день рождения", пришли все, кроме Вани Архипова.
"Неужели испугался?" - с обидой подумала Клава, вспоминая свои разговоры с Ваней, его растерянный взгляд и настороженные вопросы. Да и вёл он себя в эти дни довольно странно: с ребятами почти не встречался, ковырялся у себя на огороде, таскал с пожарища горелые доски, заготовлял на зиму дрова, торф, пас козу на окраине города. "Козодой" - прозвали его ребята.
"Неужели я в нём ошиблась?" - продолжала размышлять Клава. Нет, не может быть. Она знала Ваню с первого класса, странностей у него хоть отбавляй, но надёжнее его трудно найти человека.
- Саша Бондарин просил передать, - шепнул ей Федя. - Он тоже с нами.
- Знаю, не сомневаюсь, - ответила Клава и, подавив вздох, пригласила всех к столу. Потом посмотрела на мать.
- Садитесь, угощайтесь, - сказала Евдокия Фёдоровна, направляясь к двери. - А я на крылечке посижу, посторожу вас.
- Спасибо, мама, - благодарно шепнула Клава. - Если что, ты покашляй погромче.
Евдокия Фёдоровна вышла.
Оставив патефон, ребята сели за стол. И как прежде на пионерских сборах, первой начала говорить Клава. Она говорила о самой неизменной высокой любви, о любви к Родине. Нашествие фашистов - горе для нашей Родины. И чем отважнее будет бороться с захватчиками каждый человек, тем скорее пройдёт это страшное время.
- Правильно, - отозвался Федя. - Советская власть была и останется, что бы там фашисты ни брехали.
- Вернутся Красная Армия, партизаны, - блестя чёрными глазами, продолжала Клава, - спросят нас: а чем вы, островские комсомольцы, помогли народу? Что мы ответим?
И, как всегда, ребята жадно слушали свою Клашу. Каждый из них скорее хотел дела, борьбы, оружия.
- Я знаю, каждый из вас рвётся к борьбе с захватчиками. Но это надо делать умело, организованно. Сегодня мы в первый раз собрались все вместе. И с этого дня мы не просто комсомольцы. Подпольный райком партии и командование партизанского отряда поручили мне создать боевую подпольную комсомольскую группу и начать борьбу с фашистами здесь, в городе. - Клава помедлила, обвела глазами ребят. - Будет нелегко. Могут быть всякие неожиданности. Нас могут выследить, пытать. Может быть, придётся пролить кровь, отдать жизнь. Готовы ли вы к этому?
- Да что там спрашивать? - нетерпеливо отозвался Дима Петровский. - Действовать надо.
- Бить эту падаль, и вся недолга! - поддержал его Капелюхин, похрустывая сильными пальцами.
- Мы ко всему готовы, - серьёзно сказал Федя, переглядываясь с товарищами. - Можем хоть присягнуть.
Комсомольцы одобрительно закивали головами. Клава поднялась.
- Тогда торжественно поклянёмся, что будем бороться до конца. Слова клятвы я уже написала. Вот слушайте.
Она достала из кармана листок бумаги и, переводя дыхание, приглушённо, но отчётливо прочла:
- "Я, Клава Назарова, торжественно клянусь работать для Родины и народа, вести беспощадную борьбу с ненавистными фашистскими захватчиками и всеми силами помогать Красной Армии и партизанам. Если я нарушу своё обещание или выдам тайну, то пусть постигнет меня суровая кара".
Клава умолкла. Один за другим вставали юные подпольщики, брали листок и произносили клятву. И при этом по старой привычке поднимали руку для пионерского салюта.
- Я, Варвара Филатова, торжественно клянусь…
- Я, Фёдор Сушков, торжественно клянусь…
- Я, Дмитрий Петровский, торжественно клянусь…
Первые, кто давал клятву, ещё заглядывали в бумажку, но потом слова клятвы прочно врезались в память, и каждый произносил их наизусть.
Клава смотрела на сосредоточенные лица юных подпольщиков, на вскинутые для салюта руки и вспоминала, как каждый из ребят много лет тому назад вступал в пионеры, давал торжественное обещание. Только кругом алели знамёна, стояли в молчании шеренги пионеров, застыли наготове горнисты и барабанщики. Сейчас ничего этого не было, пионерские дни представлялись бесконечно далёкими, но Клава чувствовала, что между этими двумя обещаниями тянется незримая, но прочная нить.
Когда каждый принял клятву и поставил свою подпись, Клава бережно убрала листок в карман. Затем она предложила наметить руководящую тройку - штаб подпольной группы. Ребята без долгих споров избрали в штаб Клаву, Федю Сушкова и Володю Аржанцева.
- А теперь поговорим о наших практических делах, - сказала Клава и кивнула на стол с закусками. - Где же конспирация? Почему не едите?
Ребята не заставили себя просить и налегли на закуску.
Клава заговорила о том, что им сейчас предстоит делать. В первую очередь необходимо наладить сбор разведывательных сведений для Красной Армии и партизан. Надо всем подпольщикам следить за проходящими через город воинскими частями, за машинами с грузом, за поездами на станции. Потом надо продолжать собирать оружие, которое очень нужно партизанам. Ответственным за сбор оружия назначается Володя Аржанцев: у него уже есть опыт в этом деле и место для хранения.
- Про раненых красноармейцев не забывайте, - подала голос Зина Бахарева. - Ведь как только раненые поправятся немного, так их немцы заберут в лагеря, на работу. А почему бы их не переправить к партизанам?
- Каким это образом? - спросил Дима.
- Подумать надо…
- Подумаем, - согласилась Клава.
Ребята намечали всё новые и новые дела.
Федя Сушков посоветовал выпускать листовки и расклеивать их по городу.
- Надо, чтобы люди правду знали. А то они начинают фашистской брехне верить: мол, и Москву взяли, и Ленинград, и Советская власть кончилась…
Дима Петровский предложил разработать план диверсий: заминировать шоссе, взорвать цепной мост или поджечь склад с горючим.
Люба Кочеткова возбуждённо заявила, что надо что-то сделать с Аллой Дембовской, дочкой бургомистра.
- Ходит разодетая, с немцами на машине катается. Вчера ко мне прилипла: "Давайте мы для офицеров концерт устроим". Такая мразь! Я ей чуть в лицо не плюнула…
- А ещё полицая Оську Бородулина проучить, - подхватил Капелюхин. - Очень он, наглая морда, над людьми издевается.
Клава строго покачала головой.
- На свой страх и риск ничего не делать. Только по моей команде. Железная дисциплина. Помните свою клятву.
И она принялась объяснять, как надо вести себя в городе. В мелкие стычки с немцами и полицаями ни в коем случае не ввязываться, уметь держать себя в руках. Группами на улицах не показываться. Встречаться подпольщикам лучше всего на волейбольной площадке, на вечеринках, на танцах - пусть фашисты думают, что молодёжь всецело занята развлечениями и ей очень по душе новый порядок. Связь по старой пионерской привычке они будут поддерживать при помощи цепочки. И пока фашисты не угнали их на дорожные работы или на торфоразработки, надо ребятам самим устраиваться на работу в городские учреждения, в комендатуру, на станцию, в офицерские столовые.
- Главное, быть поближе к немцам, чтобы всё знать, видеть и слышать, - закончила Клава. - Вы понимаете меня?
- Это чтоб я на поганых фашистов ишачил? - заартачился было Капелюхин, но, встретив осуждающие взгляды ребят, махнул рукой. - Понимаю, конечно… Ладно, уж я на них работну, - усмехнулся он. - Премного будут благодарны.
В комнату вошёл запыхавшийся Ваня Архипов. Старая, замасленная кепка, дряхлый, латаный пиджак и опорки ногах делали его похожим на беспризорника.
Клава поднялась ему навстречу.
- Почему так поздно?
- Стрельбу слышали? - хрипло заговорил Ваня, вытирая кепкой потное лицо. - Наш самолёт листовки сбросил. А немцы по нему из зениток… Ушёл всё-таки самолёт… А листовок в поле полным-полно осталось. Немцы туда солдат выгнали, целую роту, листовки подбирать. А я там козу пас. Ну, меня зацапали и давай трясти да обшаривать.
- Так ни одной листовки и не принёс? - с досадой спросил Федя.
- Ещё бы не принести, - ухмыльнулся Ваня, разжимая кулак и показывая комочек замусоленной бумаги. - За щекой держал. Чуть не проглотил.
Клава осторожно развернула комочек бумаги. Листовка была адресована населению оккупированных фашистами Ленинградской, Новгородской и Псковской областей.
"Организуйте партизанские отряды и группы, - читала Клава. - Захватывайте оружие и боезапасы у врага. Беспощадно уничтожайте его днём и ночью, из-за угла и в открытом бою".
Обращение было подписано Ждановым и Ворошиловым.
- "Из-за угла и в открытом бою", - вполголоса повтори. Федя и посмотрел на Клаву. - Надо будет её размножить.
Внизу раздался надрывный кашель. Клава выглянула окно. По набережной шли какие-то люди. Клава спрятала листовку в карман и обернулась к ребятам:
- Патефон! Танцы!
Дима пустил патефон и подал руку Клаве. Капелюхин пригласил Варю Филатову, и пары закружились в танце. Вошёл немецкий патруль. Офицер посмотрел на танцующую молодёжь, ухмыльнулся. Он очень сожалеет, что не может принять участия в такой весёлой вечеринке. На войне как на войне…
Приложив пальцы к козырьку, офицер увёл солдат.
Клава достала стопку ученических тетрадей и коробку цветных карандашей.
- А теперь за работу. Капелюхин следит за улицей и меняет пластинки. Остальные берут карандаши и бумагу. Писать только печатными буквами.
Она дождалась, пока ребята очинили карандаши, расселись по своим местам, и, как учительница школьникам, принялась диктовать текст листовки.
А патефон наигрывал задорный фокстрот.
Медсестра Маша
Утром к Клаве забежала Зина Бахарева и сообщила, что больнице произошло большое несчастье. Молодой легко раненный лётчик, почувствовав себя лучше и ни с кем не посоветовавшись, решил бежать из больницы. Ночью в больничном белье он вылез через окно на улицу, стал выбираться из города и сразу же нарвался на немецкий патруль. Лётчика жестоко избили и вновь привезли в больницу.
- Ты бы видела, Клаша, что они с ним сделали, - рассказывала Зина, кусая сухие, запёкшиеся губы. - Лежит как пласт. Еле дышит. Теперь ему долго не подняться.
- Ты листовку раненым подбросила? - спросила Клава.
- Ага! - кивнула Зина. - В трёх палатах под подушки сунула. Теперь листовка по рукам ходит. И знаешь, что началось… Теперь у них только и разговоров, как бы к партизанам пробраться. Вчера один раненый чуть не на коленях меня умолял - достань ему штатскую одежду да покажи дорогу к партизанам. Ой, Клаша, боюсь я. Убежит он и тоже на патруль нарвётся. Что делать-то?