Небольшая очередь у кассы была настроена весело. Наде было знакомо это ощущение праздничного возбуждения. Она могла не приходить несколько недель в музей, могла совершенно спокойно думать о его посещении, но стоило ей увидеть стеклянный фонарь крыши, подпираемый белыми колоннами, стоило ступить на мраморные ступени лестницы, как она начинала торопиться и в раздевалку спускалась бегом.
– Надьк, здравствуй!
Перед ней стоял долговязый мальчишка в черном костюме. Из верхнего кармашка торчал вчетверо сложенный платок.
– Чиз! Ты что здесь делаешь?
– Ничего, – смущенно пожал он плечами. – Пришел вот. Вернее, ухожу. А это ты?
Он взял у гардеробщика пальто и шапку и отошел в сторону, чтобы одеться.
– А я смотрю: ты это или не ты? Оказывается, ты, – сказал Чиз, растерянно улыбаясь. Шапку он не надевал и пуговицы пальто не застегивал.
– Как я рада тебя видеть, ты не представляешь, – призналась Надя.
– И я тоже. Я приходил к вам в школу приглашать к нам на танцы. Но ты там больше не учишься.
– Нам дали квартиру в другом районе. И я теперь учусь в новой школе. Это уже третья школа в моей жизни.
– А где твоя новая школа? – поинтересовался он.
– Это далеко. Почти в Царицыно. До метро Каширская, а потом на автобусе. Кавказский бульвар.
– Знаю, – кивнул Чиз. – Там моя бабушка живет около кинотеатра "Космос".
– А я как раз в этот кинотеатр в кино хожу.
– "Войну и мир" смотрела?
– Смотрела.
– Савельева ничего, да?
– Ничего, – согласилась Надя. – Только глаза у нее голубые, а у Наташи Ростовой должны быть черные.
Чиз кивнул, соглашаясь. Больше он не знал, о чем ее спросить, и начал деловито застегивать пуговицы, с преувеличенной тщательностью нахлобучил шапку.
– Ну, пока!
– До свидания, Чиз, – сказала Надя.
В ее голосе прозвучало сожаление. Сожаление чувствовалось и в ссутулившихся плечах и неуверенной походке Чиза. Надя проводила его взглядом до самой двери.
С этим мальчишкой она училась пять лет. И до пятого класса он был Игорем Сырцовым. А когда стали изучать английский язык и узнали, что сыр по-английски "чиз", его прозвали Чизом. А неразлучному дружку Юрке Миклашевскому прибавили к имени букву "з" для однозвучности и стали звать их Чиз и Юриз.
Были они оба светловолосы, длинноруки, через парту дотягивались, чтобы дернуть за косичку. Но если у Чиза волосы были мягкие и он аккуратно зачесывал их назад, то голова Юриза казалась колючей. В карикатуре Надя нарисовала ему вместо головы зеленый каштан с колючками и посадила верхом на двойку с минусом. Чиз скакал за своим приятелем верхом на тройке с плюсом.
Друзья долго стояли перед стенгазетой, до самого звонка.
На перемене к Наде подошел Чиз и, церемонно шаркнув ногой, как это делают актеры в телевизионных спектаклях про испанцев, сказал:
– Благодарю за внимание.
На другой перемене к Наде подошел Юриз и, угрожающе наклонившись, проговорил:
– Благодарю за внимание.
Зоя Федорова, сидевшая с Надей за одной партой, не выдержала и фыркнула:
– Какие вежливые стали.
На третьей перемене Чиз и Юриз снова направились к Наде. По проходу они двигались, тесно обнявшись. Приблизившись к парте, Чиз состроил на своем лице гримасу почтительного внимания и спросил:
– Простите, пожалуйста, вы не скажете, а то мы забыли, мы поблагодарили вас за внимание?
– Да, скажите, пожалуйста, – поддержал его Юриз.
Надя засмеялась, но лица мальчишек оставались серьезными.
У Чиза в глазах отразилось театральное недоумение.
– Юр, как тебе нравится такое отношение?
– Мне не нравится. За это по шее дают.
– Тогда пойдем в Совет безопасности и обсудим создавшуюся ситуацию.
Они в обнимку удалились в коридор обсуждать ситуацию. Выглянув через некоторое время в коридор, Надя и Зоя увидели их около бачка. Чиз и Юриз по очереди передавали друг другу кружку и, прежде чем выпить глоток воды, чокались с бачком.
На улице падал снежок. Надя с удовольствием подставляла ему щеки, весело помахивала портфелем. Идти домой можно было по оживленному переулку и через пустынный сквер, мимо гипсовой статуи мальчика с мячом. Надя выбрала пустынный сквер. Ей казалось, что снег здесь чище и гуще. Она попробовала поймать на язык снежинку, но белые пушистые звездочки таяли от дыхания и исчезали у самых губ.
В сквере на деревьях сидели, нахохлившись, вороны. Они забеспокоились, захлопали крыльями, запричитали. Несколько птиц поднялись в воздух, перелетели подальше от главной аллеи и снова затихли. Надя прошла мимо, свернула на боковую тропинку, протоптанную в снегу. Внезапно за ее спиной с шумом поднялись вороны и закаркали. Надя обернулась и увидела Чиза и Юриза. Стараясь оставаться незамеченными, мальчишки перебегали от дерева к дереву. "Догоняют, чтобы поблагодарить за внимание", – испуганно подумала девочка. Она припустилась со всех ног. Снег и деревья замелькали в глазах. Сделалось жарко и весело. Мальчишки раньше времени обнаружили себя, и Надя была уверена, что они ее не догонят. Она ринулась напрямик сквозь кустарник к фонтану, забыв, что осенью ремонтные рабочие вырыли здесь глубокую траншею. Надя метнулась вправо, но Юриз ее опередил. Слева подбегал, размахивая портфелем, Чиз. Надя смерила расстояние до противоположного края, разбежалась и прыгнула. Она плохо рассчитала, носки туфель чиркнули по осыпающемуся краю, она ударилась коленками и портфелем о снег, перемешанный с глиной, и скатилась вниз. Сверху посыпались смерзшиеся комочки земли. Полулежа на дне траншеи, Надя потирала ушибленную коленку. На глазах выступили слезы. Чтобы мальчишки не видели, она низко опустила голову. Чиз и Юриз подбежали к месту падения почти одновременно. Они увидели скорчившуюся в неестественной позе девочку, поодаль валялся расстегнувшийся портфель. На снег выкатился пенал, и до половины торчали тетрадки и книжки.
– Надьк, ты чего? – тревожно спросил Чиз. – Ушиблась? Здорово ты прыгнула. Мы смотрим – тебя нету. А ты тут лежишь, да?
Девочка не шевелилась и не поднимала головы.
– Вставай, чего притворяешься, – сказал Юриз.
Боль в коленке начала затихать, но вставать не хотелось, и Надя еще ниже наклонила голову и закрыла глаза варежкой, чтобы осушить слезы.
– Надьк, вставай, ну, пожалуйста, – попросил Чиз. – На снегу нельзя долго лежать. Вытащить тебя оттуда или сама вылезешь? Надьк, ты чего? Мы просто так бежали… Наперегонки. А ты что… упала, да? Я сейчас…
Он отошел на несколько шагов от траншеи и, расстегнув пальто, принялся выдергивать из брюк ремень. Юриз, наклонившись вперед, пытался заглянуть в лицо девочке. Но Надя держала варежку у глаз и не шевелилась.
– Между прочим, мы ничуть с Юркой не обиделись, что ты нас так нарисовала, – сказал Чиз. – Дружеский шарж. Ха-ха! На поэтов и писателей каждый день рисуют дружеские шаржи. Ха-ха!
Он смеялся, но ему было не смешно, потому что девочка лежала на снегу в неестественной позе и не реагировала на его слова. Поддерживая штаны одной рукой, Чиз опустил пряжкой вниз свой пояс в яму и жалобно попросил:
– Хватайся!
– Можно сначала портфель прицепить, – предложил Юриз.
Пояс раскачивался недалеко от Нади, но она не подавала никаких признаков жизни. Чиз стал на колени на краю траншеи, чтобы ниже опустить пояс.
– Надьк, ну скажи что-нибудь.
– Молчишь, да? – сказал Юриз. – Ну, молчи, молчи. Пожалуйста. Нам все равно.
Они переглянулись. Было ясно, что случилось несчастье.
– Позови кого-нибудь, а я тут посижу, – чуть не плача, сказал Чиз.
– Ладно, я Юлю позову, – сказал Юриз.
Он отряхнул колени и побежал к школе.
Чиз заглянул в траншею и еще раз позвал:
– Надьк…
Брюки без пояса сползали. Он поддернул их и прыгнул в траншею. Чиз приземлился около портфеля. Поднял пенал, засунул тетрадки и книжки. Надя отняла от глаз варежку и посмотрела на него сердито.
– Чего тебе надо? Я не нуждаюсь в помощи.
Лицо мальчишки расплылось в глупой радостной улыбке.
– Юрка! – заорал он во все горло. – Юрка! Ха-ха! Ошибочка.
И сел в снег около портфеля. Но Юриз его не услышал. Он влетел в школу, оттолкнул с дороги двух девчонок и со всего размаха распахнул двери пионерской комнаты.
– Юля, скорей, – крикнул он старшей пионервожатой. – Там девчонка из нашего класса прыгнула в яму. Скорей!
– Какая девчонка?
– Рощина!.. Мы ее не сталкивали. Она сама. Она думала, что мы ее догоняем. А мы тренировались по бегу. Она на нас карикатуру нарисовала и думала, что мы ее догоняем, чтоб отлупить. А мы не хотели. Мы просто так, тренировались.
Последние слова он выкрикивал на бегу по дороге к скверу, но Юля его не слушала. Она взбежала на бугорок перед траншеей и увидела Надю и Чиза, мирно сидящих на дне ямы. Мальчишка держал в руках снежок, от которого откусывал по маленькому кусочку. Такой же снежок был в руках у Нади. Она прикладывала его к коленке.
– Что вы там сидите? – спросила Юля.
– У нее болит коленка, – объяснил Чиз и виновато заморгал, увидев над краем ямы рядом с пионервожатой склоненную фигуру своего дружка. Юриз таращился на Надю, словно не ожидал увидеть ее живой.
– Обманула, да? – шепотом спросил он у Нади и погрозил кулаком. – Возмездие…
– Я дам тебе возмездие, – поймала его кулак Юля. – Вы вообще мне ответите за это безобразие, чемпионы.
– По чему чемпионы? – удивился Чиз.
– По бегу и по глупостям.
Друзья обреченно переглянулись и тяжело вздохнули.
– Ну, мы домой, – сказал Юриз.
– До свидания, – вздохнул Чиз. Ему почему-то не хотелось уходить.
– Нет, не до свиданья, – сказала пионервожатая. – Вы проводите Рощину домой. Видите, она хромает.
– Я сама. Я сама, не надо.
Но коленка сильно болела, и без посторонней помощи она не могла идти. Надя растерялась. Юля оставила ее одну с мальчишками, и она не знала, что теперь делать.
– Не могу идти, – сказала она и прислонилась к забору.
– Опять притворяешься? – подозрительно спросил Юриз.
– Нет, она не притворяется, – заступился за девочку Чиз. – Она правда не может. Она знаешь, как ушиблась? Надьк, а ты держись за меня рукой.
Он подставил плечо и даже присел немножко. Надя нерешительно оперлась и попробовала шагнуть. Так идти было легче. Юриз даже остановился от удивления. Надька шла, держась за плечо его друга, а у того лицо было радостно-глупое.
После случая в сквере Чиз превратился в счастливо-растерянного человека. Ему хотелось быть бесшабашным, хотелось все время отличаться. И он по всякому поводу тянул руку вверх.
– Можно сказать?
– Ну, скажи, скажи, – вздохнула учительница.
– Ирина Викторовна, когда у нас будут прозрачные доски из стекла?
– Что за глупые мысли тебе приходят в голову? Где ты видел такие доски?
– В Японии. На них не мелом пишут, а большими фломастерами, как у Рощиной.
При этих словах он бросал на Надю быстрый торжествующий взгляд. В чем заключалось его торжество, он и сам не знал. Ему нравилось так вот подняться и выкрикнуть рядом с Японией и стеклянной доской имя Нади Рощиной. Его охватывал непонятный восторг, когда ему удавалось упомянуть девочку в своем очередном вопросе.
– Садись, Сырцов, если бы ты поменьше смотрел телевизор, у тебя лучше были бы отметки.
– А можно еще спросить?
– Последний раз, Сырцов.
– Как, по-вашему, кто изобрел парту?
– Больше тебя ничто не интересует? Никто не изобрел. Столяр… Садись. Напомнишь мне, чтобы я сделала тебе запись в дневнике о сорванной перекличке.
– А диктор сказал, что парту изобрел Петр Феоктистович Коротков.
– Какой диктор?
– По телеку… Студент Петербургского университета Петр Феоктистович Коротков, – упрямо повторил мальчишка. – Он за нее получил серебряную медаль на выставке. В тысяча восемьсот каком-то году. А у Нади Рощиной отец работает на телевидении художником, – неожиданно добавил он. – Вчера после передачи было написано: "Николай Николаевич Рощин".
– Послушай, Сырцов, что с тобой? У нас урок математики. При чем тут стеклянные доски, парты, отец Нади Рощиной? Есть в том, что ты говоришь, хоть какая-нибудь логика?
В классе засмеялись.
– Он влюбился, – ехидно хихикнула Зоя Федорова и толкнула Надю локтем, чтобы та посмотрела на изумленно вытянувшееся лицо Чиза. Было видно, что он сам только что понял, почему так часто выкрикивает имя Нади Рощиной.
Учительница постучала ладонью по столу, прекращая всякие разговоры и давая возможность Чизу пережить сделанное им открытие.
Надя, не поворачивая головы, спросила у соседки по парте:
– Зачем ты сказала?
– Ты на него нарисовала карикатуру, а он, дурак, твои фломастеры вспоминает и где твой отец работает, – продолжала хихикать подружка.
– Ирина Викторовна, – поднялась Надя. – Можно я пересяду на свободное место к Петрову?
– Почему? Что за фантазия?
– Я не люблю, когда хихикают над человеком.
– Нет, нельзя! Впрочем, пересядь. С вами тут голову потеряешь, – рассердилась учительница не столько на девочку, сколько на себя за то, что запретила пересесть и одновременно разрешила.
Надя собрала тетради, книжки и перебралась за другую парту. Петров, никогда не сидевший рядом с девчонкой, испуганно отодвинулся на край скамьи.
Чиз и Юриз перехватили Рощину у автобусной остановки. Юриз выскользнул из-за столба и преградил девочке дорогу:
– Ваш пропуск, гражданочка.
Вдоль кромки тротуара школьники отполировали до зеркального блеска небольшую ледяную прогалину. Чиз лихо разбежался и подкатился к Наде.
– Ваш портфель, гражданочка! – сказал он.
Девочка рванулась в сторону, мальчишки ее догнали, толкнули в сугроб. Падая, она выронила портфель и зарылась руками в снег по локти. Юриз тотчас подобрал портфель и отбежал на несколько шагов. Надя выпрямилась и, некоторое время, не оборачиваясь, вытряхивала снег из рукавов шубки. На глазах выступили слезы, и она часто-часто заморгала.
– Что вам надо? Отдайте мой портфель!
– Мы понесем, – сказал Юриз.
– Операция "Портфель", понимаешь? Чтоб не тяжело тебе было, – объяснил Чиз.
– Обойдусь без носильщиков.
Она хотела толкнуть Юриза в сугроб, но промахнулась. И тогда к ней подбежал Чиз и вдохновенно предложил:
– Толкни меня – и будем в расчете.
Он так близко к ней подошел, что Наде пришлось его и впрямь толкнуть. Он с удовольствием повалился в снег, задрыгал ногами.
– Холодные ванны!
Девочка улыбнулась сквозь слезы и пошла вперед. Мальчишки пристроились сбоку.
– До третьего столба Юрка твой портфель понесет, а потом я, – сказал Чиз. – Мы, Надьк, каждый день тебя провожать будем. Хочешь? А карикатуры на нас ты можешь рисовать. Мы не обидимся, правда, Юр?
Слезы почему-то все бежали и бежали. Надя два раза смахивала их варежкой, а глаза все не высыхали.
– Идите по своей стороне, – попросила она.
Чиз и Юриз послушно перебежали на другую сторону улицы и так, отдельно, шли до самого дома. У ворот Надя догнала их, молча забрала портфель из рук Чиза. Мальчишки остановились и смотрели ей вслед, пока она не обернулась.
– А я могу вам дать пригласительные билеты во Дворец пионеров на выставку. Хотите? – спросила Надя.
– Хотим! Дай! – крикнул Чиз, сорвал с головы шапку и высоко подбросил над собой. – Пригласительные билетики!..
– Я вам через форточку брошу, – пообещала девочка и скрылась в подъезде.
Минут через пять в крайнем окне третьего этажа открылась форточка и в воздухе замелькали два бело-голубых квадратика.
Чиз и Юриз явились, как было сказано в билетах, к двенадцати часам дня. Сначала нашли только один рисунок Нади. "Вожатая и октябрята в музее космонавтов". Он висел в главном зале среди других работ.
– Есть один, – обрадовался Чиз. – Хороший рисуночек, правда, Юр?
В зале было много народу. Присутствовали корреспонденты газет с фотоаппаратами, стояли две камеры телевидения. Усатый дядька ходил с киноаппаратом, но не снимал ничего, а только примеривался, заглядывал в глазок окуляра. Мальчишки в первые минуты вели себя чинно, старались ходить медленно и разговаривали шепотом. Но очень скоро они освоились, стали лучше ориентироваться в коридорах и залах, обнаружили новые рисунки Нади Рощиной.
– Есть еще восемь рисуночков. Вот они, голубчики-балериночки! – радовался Чиз.
В главном коридоре друзья обнаружили карикатуры Нади на художников-абстракционистов и девочек, увлекающихся танцами буги-вуги.
– Вот дает! – восхитился Юриз.
В маленьком коридоре, куда почти никто не заходил, им попались еще два рисунка: "Лиса и бобер" из басни Михалкова и "Конек-горбунок". В холле они увидели пять карикатур на артистов, выступающих по телевидению, и портрет Ирмы Сохадзе, стоящей на цыпочках перед микрофоном.
– Ля-ля! Ля-ля! – подпел Чиз девочке в розовом платье.
Мальчишки разыскали все рисунки Нади. Гордые собой, они двинулись в повторный обход выставки. Народу в главном зале прибавилось. Один из корреспондентов газеты, низко наклонившись, списывал в свой блокнот фамилию мальчишки, изобразившего старт космической ракеты. Чиз и Юриз остановились около него.
– Огурец какой-то, а не ракета, – негромко проговорил Чиз и огорченно вздохнул, словно сам был автором рисунка.
– Что такое? – удивился корреспондент.
– Вы не тот рисунок записываете, – вежливо объяснил мальчишка. – Хотите, мы вам покажем такой космос, такой космос, что вы не поверите… Надя Рощина нарисовала.
– Это забавно, – сказал корреспондент. – Хочу не поверить…
Ребята повели его в класс-мастерскую. Космос, который они ему показали, действительно был превосходно нафантазирован. На большом листе был изображен космонавт, прилетевший на Марс и встретившийся с инопланетными существами. Чудовищно уродливые марсиане проявляли вполне понятные человеческие чувства. Папа радостно простер тоненькие руки-антенны вверх, его младший сын на маленьких ножках пустился вприсядку, другой, постарше, подбежал к космонавту и, пожав руки, высек сноп электрических искр. А мама-марсианка испуганно повернулась к незнакомому мужчине спиной и, поглядывая в зеркало, торопливо красила губы. Она хотела быть красивой. Но у марсианской кокетливой женщины было три рта, и, чтобы их все накрасить, нужно было в три раза больше времени, чем земной женщине.
На втором рисунке космонавт по случаю прилета на другую планету чокался с марсианином тюбиком с пастой. На третьем Надя изобразила планету меланхоликов. Они были в шляпах-канотье и плащах-накидках. Шли по своим делам, пожимали друг другу руки и не обращали никакого внимания на людей, прилетевших с другой планеты. Что с них возьмешь – меланхолики…
Возвращаясь, мальчишки свернули в маленький коридор и почти натолкнулись на старичка, который, держа обеими руками очки, внимательно разглядывал "Конька-горбунка". Видимо, у него было плохое зрение.
– Вам прочесть фамилию? – спросил Чиз. – Это рисунок Нади Рощиной из нашего класса. Ее рисунки есть и в большом зале.
Старик разглядывал мальчишек, словно они были какие-нибудь микробы и он никак не мог их увидеть сквозь небольшие стекла очков.