В повести писательница рассказывает о судьбе четверых польских ребят-сирот, об их мужестве и доброте. Действие происходит в довоенной буржуазной Польше.
Содержание:
-
Ванда Василевская - КОМНАТА НА ЧЕРДАКЕ 1
-
Глава I - Р Е Ш Е Н И Е 1
-
Глава II - В Е Л О С И П Е Д 2
-
Глава III - П О Ж А Р 2
-
Глава IV - К У С Т С И Р Е Н И 3
-
Глава V - Н Е С Ч А С Т Н Ы Й - С Л У Ч А Й 4
-
Глава VI - X А И М О К 5
-
Глава VII - Б А Б У Ш К А - К А Л И Н О В С К А Я 6
-
Глава VIII - П Р О С Т О Й С И Т Е Ц 7
-
Глава IX - Ё Л К А 8
-
Глава X - Т Е Л Е Ж К А 10
-
Глава XI - Ж И Л Е Т К И 10
-
Глава XII - Х Е Л Е Н К А 11
-
Глава XIII - П И С Ь М О 12
-
Глава XIV - В О З В Р А Щ Е Н И Е 13
-
Глава XV - И М Е Н И Н Ы 14
-
Глава XVI - Ш О Ф Ё Р 15
-
Глава XVII - Н О В А Я - К В А Р Т И Р А 16
-
Глава XVIII - У П О Р О Г А 17
-
Примечания 18
Ванда Василевская
КОМНАТА НА ЧЕРДАКЕ
Глава I
Р Е Ш Е Н И Е
Анка так устала, что едва держалась на ногах. А тут еще надо уложить спать заплаканного Адася, успокоить Зосю, хоть как-нибудь прибрать комнату. Глаза у нее жгло: она сама готова была расплакаться, как ее маленький братишка. Но нельзя. Ей нельзя теперь забывать, что она самая старшая в семье, что на ее попечении остались эти трое ребят. Ведь Игнася тоже нельзя еще считать взрослым, хотя он уже и большой мальчик.
- Теперь надо лечь спать, Адась, сейчас я постелю тебе постельку. Смотри, как славно!
- Не хочу спать, - капризничал малыш.
- Ну надо же, надо непременно, - ласково уговаривала Анка, сажая его на стул и снимая с него сапожки.
Он был такой сонный, что не успела она его раздеть, как головка его свесилась на грудь и он, не протестуя, позволил отнести себя в кроватку.
- Ложись и ты, Зося!
Скрипнула дверь. Вошел Игнась. Его обычно веселое лицо за последние дни стало не по летам суровым и серьезным.
- Вы еще не спите?
- Адася я уже уложила. Зося сейчас ляжет. Ложись и ты.
Игнась глянул в угол, где стояла гладко застланная кровать матери. Губы у него задрожали.
- А ты не ложишься спать, Анка?
- Нет. Пани Тобяк еще просила меня зайти. Ей что-то надо мне сказать.
Лежавшая уже в постели Зося поманила ее к себе. Анка склонилась над заплаканной сестрой.
- Анка, что теперь с нами будет? - тихо спросила девочка, и слезы опять покатились по ее щекам.
- Не плачь, родная, не плачь! Смотри, у тебя глаза уже совсем распухли. Как-нибудь справимся. Что случилось, того не изменишь. Надо только быть сильной и бодрой - тебе и всем нам. Иначе будет трудно.
Она посидела несколько минут подле сестры, подождала, пока та уснет. Нет, нелегко им будет, как бы они ни бодрились. Ведь и после смерти отца они едва сводили концы с концами, хотя мама работала на фабрике и как могла экономила каждую копейку. А теперь? Мама уже никуда не пойдет на работу, никогда-никогда не погладит она своей исхудалой рукой голову Анки, никогда не улыбнется маленькому Адасю, которого она так любила. Сегодня ее прикрыла на кладбище бурая глина. Они остались совсем одни. Четверо ребят.
Зося дышала глубоко и ровно. Должно быть, она уснула. Анка тихо вышла из комнаты, спустилась по скрипучим ступенькам во второй этаж и постучалась в дверь соседки.
В комнате пани Тобяк было шумно и людно. Несколько соседок собрались у нее поболтать. Увидев Анку, толстая сердобольная булочница Матильда сразу начала всхлипывать:
- Ох, бедняжечка ты моя, что теперь с вами будет! Ох, люди добрые, такая была хорошая женщина! И вот как пришлось ей… четверых малюток оставить…
- Ну, Анка уже не малютка, да и Игнась тоже большой мальчик, - энергично вмешалась пани Тобяк.
И как раз в эту минуту Анка почувствовала себя такой маленькой и слабой, как никогда. Глаза опять наполнились слезами, но она изо всех сил сдержалась, чтобы не заплакать.
- Садись, Анка, - пригласила ее хозяйка. - Слезами тут не поможешь. Надо как-нибудь обдумать, что делать сиротам.
"Сироты", - подумала Анка. Да, они сироты… Всей своей огромной тяжестью свалилось на нее это слово. Сироты… Пока мама была жива, отсутствие отца не так сильно чувствовалось. А теперь? Нет их обоих, добрых, дорогих. Некому больше обо всем думать, обо всем заботиться.
- Я говорила с той докторшей, к которой стирать хожу. Ее муж мог бы похлопотать, чтобы Адася взяли в приют. Ты должна завтра же сходить к ней, поговорить.
Анка остолбенела. Ей показалось, что она не так поняла.
- Адася? В приют?
- Чего ж ты так удивляешься? В несколько дней это устроится, и он пойдет на Мостовую.
- На Мостовую?
- Ты что? Не знаешь разве, что приют на Мостовой? В восьмом номере, в доме с садиком.
Анка так крепко сжала руки, что даже ногти впились в ладонь.
- Нет! Я Адася в приют не отдам.
Пани Тобяк всплеснула руками от удивления.
- Вот как! А что же ты с мальчиком сделаешь? Ведь все, что у вас было, мамина болезнь съела. Об остальных тоже надо подумать. Игнася Матильда устроит в пекарню учеником - будет у него угол и хлеб. А про Зосю спрашивала сестра докторши. Она, может быть, возьмет ее к ребенку в Сосновицы…
Анке казалось, что все это сон. Как же так? Еще только что все они были вместе, все четверо, - и вдруг разлетятся, как выброшенные из гнезда птенцы. Что она будет делать в опустевшей комнате, без веселого смеха Зоси, без лепета Адася, без рассказов Игнася, который всегда умеет подметить что-нибудь интересное на дворе, на улице и потом рассказывает так хорошо, будто по книжке читает!.. И что же будет со школой? Ведь мать так хотела, чтоб Игнась учился, чтобы окончил все семь классов…
Она встала. Голос ее слегка дрожал:
- Большое спасибо вам за вашу доброту, за заботу о нас, за хлопоты, чтоб нас устроить. Но это невозможно… Мы должны остаться все вместе…
- Как же так? А на что вы будете жить? Ты сама не знаешь, что говоришь! - возмутилась пани Тобяк, складывая руки на животе под синим полосатым передником.
- Мастер обещал взять меня на фабрику. Я буду получать не столько, сколько мама, но все же сколько-нибудь заработаю. Как-нибудь устроимся.
- На фабрику? Изведешься, здоровье свое погубишь, как мать.
- Такая молоденькая…
- Не справиться ей…
Анка, стиснув зубы, стояла посреди причитающих над ней соседок. Она сама боялась фабрики, боялась, что не выдержит. Говоря с мастером, прибавила себе два года. Мастер поверил, потому что она была сильная и рослая, а ведь он мог ее не принять, считая слишком молодой. А они тут, вместо того чтоб ее ободрить, каркают над ней, как вороны… Она знала, что они делают это из сочувствия, но все же ей хотелось поскорее убежать отсюда, вернуться домой.
- Ну, если ты даже и попробуешь работать на фабрике, Адася все-таки лучше отдать. Некому будет присматривать за ребенком. Тебе кажется, ты там целую кучу денег заработаешь, а это совсем не так. Работать работай, а ребят устрой, как я тебе советую. Иначе не выдержишь, Анка, не выдержишь!
- Я попробую, - тихо сказала Анка. - Но мы останемся вместе, как прежде.
Она не слушала больше, что говорят соседки. Попрощалась и вышла. Она с трудом поднималась но лестнице. На нее напали сомнения: справится ли она? Сможет ли спасти от разрушения осиротевшее гнездо?
Анка тихо открыла дверь. В темноте раздавалось тиканье часов. Она прислушалась к дыханию спящих ребят.
Нет, нет, ни за что на свете! Они не расстанутся! Никого из них она не отдаст чужим людям] Руки по локти натрудит, ноги по колени исходит, а должна, должна, должна справиться! Все должно быть так, как будто мама и не умирала, как будто она тут, с ними. Да, они сироты, но пусть вся тяжесть сиротства падет на нее, а не на них. Она должна заменить им мать!
Тихонько, чтобы не разбудить спящих, Анка зажгла керосиновую лампочку. Взяла стоявшую на комоде старую, выцветшую фотографию матери и долго-долго всматривалась в дорогое, любимое лицо, которого уже не было на свете. Ей казалось, что мать улыбается, как будто довольная решением дочери.
Теперь Анка была уверена, что поступает правильно.
Адась заворочался и что-то пробормотал сквозь сон. Она подошла к нему и нежно погладила его золотистые волосенки.
- Выращу тебя, не обижу, не отдам чужим, - шептала Анка.
И хотя она знала, что тяжело то бремя, которое она берет на себя, однако вся усталость после пережитого страшного дня как будто сразу прошла. Сомнения исчезли. Она почувствовала себя уверенной и сильной.
- Справлюсь! - сказала она еще раз и себе, и спящим детям, и матери, смотревшей на нее добрыми глазами с выцветшей фотографии.
Глава II
В Е Л О С И П Е Д
На лестнице раздаются шаги. Зося бежит к двери. Да, это возвращается Анка. Как медленно она идет! Должно быть, страшно устала.
- Ну, что у вас тут слышно? Адась хорошо вел себя?
- Да, - говорит мальчик, внимательно глядя на пакет, который сестра держит в руке. - Что там?
- Ничего! - смеясь, поддразнивает его Анка.
- Это что-то для меня! Это для меня! - радуется Адась, вскакивая на стул, чтоб достать руку сестры, поднятую вверх. - Есть! Достал! Конфеты!
- Мятные! Анка, мятные?
- Конечно, мятные!
Зося торопливо вытаскивает из печи кастрюлю и наливает в тарелку борщ для сестры.
- Ого! Посмотрите, что за роскошный обед она сварила!
Анка весело разговаривает с Зосей и Адасем. Но на душе у нее неспокойно. Сегодня, в субботу, она первый раз получила плату за неделю работы на фабрике. Надо рассчитать, хватит ли на все. У нее вычли немного за порванные на шпулях нитки. Она получила меньше, чем ожидала.
Когда Адась уже спит в своей кроватке, три головы - темная, Анкина, и две светлые, Зоси и Игнася, - склоняются над столом, в узком кругу света, отбрасываемого керосиновой лампочкой.
- На квартиру надо отложить…
Игнась сосредоточенно записывает.
- В лавочку…
- За уголь…
- Сапожки Адася отдать в починку…
- Теперь подсчитай, сколько всего.
Игнась считает. Проверяет еще раз, чтобы не ошибиться.
Анка кладет на стол заработанные деньги.
- Нет, не хватит! - говорит она обычным своим голосом. А сама в полном отчаянии. Она совсем забыла про подметки Адася… И угля ушло больше, чем она ожидала. Неужели пани Тобяк в самом деле была права?
- Ну, не снесем сапожков Адася в починку. И с квартирой можно обождать, платить-то ведь надо еще только первого, - беспечно говорит Зося.
- Да, а сапожки дырявые, Адась простудится. На квартиру придется откладывать каждую неделю, а то потом откуда взять сразу столько денег?
Зося вздыхает. Анка, подперев голову руками, смотрит на счет, написанный Игнасем.
- Ну, нечего сегодня голову ломать! Заплатим по счету в лавку, а про квартиру будем думать на будущей неделе, - советует Игнась. - Анка, ты бы лучше легла пораньше спать. В воскресенье только и можешь выспаться как следует!
"Действительно, ведь ничего не придумаешь. Денег все равно не прибудет", - думает Анка и ложится спать.
Утром, когда она просыпается, солнечные лучи золотистой полоской ложатся на чисто вымытый Зосей пол. Зося и Адась сидят за столом. Малыш что-то рисует.
- Вот выспалась-то! За все время!
- А мы уже давно встали! Только сидели тихо, как мышаты, чтоб тебя не разбудить, - говорит Адась.
- Как мышата, а не как мышаты! - смеется Анка.
- А как мышаты - лучше, - упирается мальчик, выпячивая губки.
Анка, смеясь, наливает воду в таз.
- А где Игнась?
- Куда-то убежал с самого утра. Наверно, на велосипеде поехал: я слышала, как он его доставал из чулана.
Анке немного досадно. Она думала, что воскресенье они проведут все вместе, а Игнась взял да и умчался неизвестно куда. Уж больше года, как он получил этот велосипед и никак не натешится им. Все бы только ездил да ездил.
- Ну, так и мы тоже пойдем погулять! Давайте в парк, а?
- В парк! В парк! В парк! - весело запрыгал Адась.
А Игнась тем временем действительно катил на своем велосипеде. Выехал из города на широкое шоссе. Далеко-далеко вперед тянулась зеленая аллея высоких деревьев. Маленькие домики прятались в палисадниках, полных георгинов. Веселый ветер обвевал лицо свежестью. Как чудесно было мчаться по гладкой дороге в синеющую от легкой дымки тумана даль! Велосипед катился ровно, послушный рукам хозяина.
"Поеду еще дальше, - думает Игнась. - Ведь это в последний раз!"
Ему вспомнились теперь все далекие прогулки, которые ему удалось совершить благодаря велосипеду. Сосновые рощицы за городом, деревушки, раскинувшиеся вдоль дорог, речки, текущие по золотистому песчаному дну… Он никогда не увидел бы их, если бы не велосипед, славный, милый велосипед, который в час-два может унести далеко от города, пыли, от уличного шума. Велосипед этот он получил от дяди. Уезжая в Америку, тот оставил его племяннику. На красивой серой раме с уже облупившимся местами лаком видны были, правда, следы двух-трех лет добросовестной службы. Но он мог еще нестись по дорогам легко, как птица.
Вчера еще Игнасю казалось, что он не отдал бы его никому и ни за что; еще две недели тому назад он, только смеялся, когда Стефан, работавший в парикмахерской на углу, просил его продать ему велосипед. Ни за что на свете! Его ждут далекие прогулки, и давнишняя мечта Игнася - путешествие на велосипеде по Польше.
- Подумай еще, - сказал Стефан, - я дам тебе за него тридцать злотых.
Но Игнась сел на велосипед и, весело свистнув, покатил куда глаза глядят. Это было всего лишь две недели тому назад. Да, но сколько перемен произошло в его жизни за эти две недели!
Тридцать злотых - это означало и уплату за квартиру и починку сапожков Адася. Плата за тесную комнатку с маленьким окошечком была не так уж велика, а сапожник был знакомый и брал не очень дорого. Значит, должно хватить и на то и на другое. Анка перестанет горевать. После недели работы она сможет спокойно отдохнуть в воскресенье, не думая о том, откуда взять денег.
В придорожных вербах зашумел ветер:
"А ты никогда уже не помчишься по дороге! Никогда уже не искупаешься в речке под нашей тенью! Хорошо еще, если пешочком отправишься в рощицу, замусоренную бумажками и старыми бутылками, куда по воскресеньям высыпают толпы людей подышать свежим воздухом. Ты никогда не услышишь, как свистит в ушах ветер… Ах, эти велосипедные прогулки!"
- А печальная Анка, а заплаканная Зося, а простуженный Адась! - сказал Игнась вслух так громко, что даже гусыня, ковылявшая по краю дороги, захлопала крыльями от испуга.
Он засмеялся и повернул обратно. Низко склонившись над рулем, он изо всех сил нажимал на педали и вихрем мчался в город, выраставший перед его глазами, выплывавший все отчетливее, все ближе.
Въехав в город, он замедлил ход. Стефана не пришлось долго искать - он разгуливал перед домом, на углу.
Сторговались в два счета. Игнась, позвякивая в кармане деньгами, направился домой.
Остальные уже вернулись с прогулки. Анка возилась у печки, Зося торопливо чистила картошку.
- Где ты был?
- Ого-го! Долго рассказывать…
Адась тотчас же бросил дощечки, которые тщетно старался сбить кривым гвоздем.
- А что было? Как это было? - спрашивал он с любопытством. - Расскажи! Сейчас он нам расскажет историю! - повернулся он к Зосе с торжествующим видом, как будто это была его заслуга.
- Ну вот… вышел я прогуляться…
- Наверно, выехал?
- Ну, пускай выехал! Еду себе, еду по дороге, вдруг из-за дерева выходит высокий господин…
- Ну и что? Ну и что?
- Вежливо кланяется мне?..
- Тебе кланяется? - удивился Адась.
- А ты что думаешь, карапуз? Мне, Игнатию Сельскому, не кому-нибудь. И говорит: "Сударь, не могу ли я предложить вам маленький подарок? Мне как раз некуда девать тридцать злотых…"
- Чепуха! - возмутилась Зося.
- Чепуха? А это что?
Анка и Зося с изумлением смотрели на блестевшие на столе монеты.
- Что это, Игнась?
- На квартиру и подметки, - смеялся Игнась. И вид у него был такой счастливый, как будто он совершенно позабыл в эту минуту, что это был вместе с тем и свист ветра в ушах, и склонившиеся над дорогой зеленые вербы, и журчанье речки, и все неизведанные, ждавшие его впереди дороги Польши.
- Игнась! Что ты сделал? - забеспокоилась Анка.
- Убил лавочника внизу, в магазине, - ответил, смеясь, Игнась. - Что же ты делаешь такие большие глаза?
Анка выбежала из комнаты. Слышно было, как она передвигает вещи рядом в чулане.
- Ты продал велосипед, Игнась?
- Ну, продал! Что ж из этого?
- Ничего, - сказала Анка. В глазах ее блеснули слезы.
Она хорошо понимала, какой ценой заплатил Игнась за подметки Адася, за квартиру, то есть за их покой, за кров над их головами. Она знала, что это было свежее дыхание ветра на лице, и шепот верб, и плеск реки, и далекие, неведомые чудесные дороги всей страны, по которым никогда уже не поедет серый велосипед, управляемый рукой Игнася.
Глава III
П О Ж А Р
В шесть часов утра Анка уходила из дому. До фабрики было далеко, а на трамвай нельзя было тратиться. В семь часов она уже должна была стоять у машины, наматывающей белую хлопковую вату на большие жужжащие шпули.
В половине восьмого убегал в школу Игнась. Шаги его гремели по деревянным ступенькам, как орудийная канонада.
Зося оставалась одна с Адасем. С серьезным видом надевала она синий передничек и принималась за уборку.
- Не лезь под щетку! Мне же надо подмести.
- Только оставь хоть немного крошек.
- А зачем? На полу должно быть совсем чисто.
Мальчик задумался.
- А что будет, если придет… мыша?
- Какая мышь, Адась?
- Такая себе, простая мыша. Что она будет кушать?
- Здесь нет мышей.
- Есть. Когда ты метешь, мыша пищит. Ты послушай. Она плачет, что ей нечего будет есть.
- Ах ты, глупыш! Это щетка так скрипит. Надо попросить Игнася покрепче прибить ее к палке, а то она еле держится.