- Гляди, Лукашка, не проворонь - похлебка уплывает!
Повеселился было и Петр, но вскоре и нахмурился.
- Эх, товарищи мои, смешно, да не очень! Что же за мастера мы такие, если на речке ровной опрокидываемся? Слывем только мастерами, а дело от нас хромает!
Кончилось веселье. И Петр остаток пути мрачен был. За полночь подошел караван к Городу. Замаячил огонь на крепостной башне.
- Знакомый старый! - обрадовался Петр сигнальному огню. - Поднимай, адмирал все флаги! Прикажи в барабаны бить да палить из пушек! Видишь, какая звезда при встрече светит? Звезда корабельная!
Первый морской посланник
Остановился Петр, как и в прошлый год, на Мосеевом острове. И сразу поутру отправился на Соломбалу - на свидание с кораблем.
Сердце волновалось, когда подходил на шлюпке к острову. В письмах-то сообщали, что корабль почти готов к спуску на воду. Да так ли это? Неужели и правда над тем самым бревном сосновым, что выбрал Петр для киля, поднялся целый дом для хождения по морям-океанам? Хочется верить, да боязно…
Но вот показались уже три мачты корабельные - фок-мачта, грот-мачта и бизань-мачта.
Высоко поднимаются они над островом. А сам-то корабль как огромен! Стоит на деревянных подпорах над берегом. Сверху донизу видимый глазом, кажется он величиной с палаты царские. Ах, как красив! Дух обмирает! Плавно, а потом все круче расходятся от киля деревянные бока, крашенные зеленью, белилами да багрянцем. Медью окованные борта сияют на солнце. И горит золотом имя корабельное - "Апостол Павел".
- Апостол - значит посланник! - воскликнул Петр. - Первый наш посланник морской в иноземные государства!
Обошел он кругом корабля и взбежал по сходням на палубу. Все надобно оглядеть, проверить. Ладно ли борта просмолены, проконопачены? Есть ли помпа в трюме - воду откачивать? Хорошо ли печка сложена? Прочно ли дубовые гвозди-нагели обшивку держат? Тяжелы ли и цепки якоря?
Все крепко устроено! Не на год - на век корабль собран!
Да только не снаряжен для праздничного выхода в море. Не оснащен покуда: такелаж не протянут, паруса не поставлены, пушек нет. Пустоват корабль, как дом без хозяйственной утвари.
- Месяц даю, корабельщики, на оснастку и вооружение, - указывает Петр. - Да чтобы такелаж завели по-богатому - из четырехпрядной чесаной пеньки! Да паруса отбеленного полотна наипрочнейшего!
А пока стоит новорожденный корабль-посланник, еще морской водой не обласканный. Не терпится Петру поглядеть, каков он в деле, хотя бы на реке.
- Пир готовьте, товарищи мои! Сего дня спускаем судно на воду!
Накрыли стол прямо на палубе. Со всякой всячиной, с пирогами да медом.
Выбрал Петр топор по руке. Поклонился в пояс мостильщикам дела корабельного. И подрубили подпоры, державшие судно на берегу.
Треск раздался. Дрогнул корабль, будто пробудился. И ступил в двинскую воду.
Кто на палубе был, попадали. А корабль-то уж на реке - качнулся раз-другой, выровнялся. Стоит как ни в чем не бывало, привычно, точно сто лет уже по водам ходил.
А Петр смотрит на корабль с берега. Наглядеться не может, глаз отвести, точно родного сына после долгой разлуки повстречал.
Шторм
Один корабль оснастить требуется. Другой, в Голландии заказанный, еще, видно, в дороге. На берегу что ли сидеть, дожидаться?
Да ведь яхта есть верная, на которой Петр в прошлом году с Белым морем повстречался. Призвал он команду надежную. Лоцманом, конечно, Антипку Тимофеева. Да еще бояр, офицеров сухопутных - пусть поглядят, как поморские мореходы с судном управляются. И шут Ермолай-да-Тимофей в поход напросился.
Снялась яхта с якоря в последний день мая.
Ветерок был слабый, а вскоре и вовсе умер. Целые сутки, как и год назад, простояла яхта в устье Двины. Но наконец поднялся крепкий ветер - шалоник.
- Шалоник - на море разбойник, - сказал Антипка Тимофеев. - Гляди, шкипер, беды бы не было!
- Гей! Отворяй паруса береговому ветру! - приказал Петр. - Веди нас, Антипка, в Белое море!
Кормщик встал у руля и провел яхту точно меж отмелей песчаных. По морю барашки белые бегут, часто и гулко в борта бьют.
- Вот и снова свиделись мы, морюшко-морище, - беседовал с ним Петр. - Что ты беспокойно сегодня?
Море и впрямь набрало силу - вроде захотело показать себя во всей красе. Уже не барашки, а львы белогривые грозно рокотали.
А Петр подставлял лицо ветру-шалонику, радуясь:
- Что там рели-качели переславские! Вот уж море да покачает! Славную дорожку сегодня вымостило. Право слово - торный путь!
Бодро бежит яхта. Солнце уже присело на воду, а день не уходит. И волны-ветер не стихают. Белые ночи стоят, и не спится морю Белому. Все больше ярится, кипит белоснежной пеной. И правда - белое-белое море. Белее паруса корабельного.
Швыряют волны яхту, как малую тарелочку. Петр стоит рядом с Антипкой у штурвала.
- Господин штурман, не гляди, что солнце в небе! Так и будет по волнам прыгать до самого восхода. А уж время-то - спать…
- Сам подумай, Антипка, какой тут сон, когда море, как на свадьбе пляшет, - отвечал Петр. - Вот помрем, так выспимся!
Шумит море, дикая у него пляска. То поднимет яхту выше солнца, то уронит в пучину.
Бояре, офицеры ходят по палубе бледные, прямо белые. За канаты цепляются. Неужели конец настал?
Да, кажется, у всякого путешествия есть начало. Должен и конец быть. Но Петр в это верить никак не хотел. Если путь далек и славен - нет и не может быть ему конца скорого!
Но у моря, видно, свои мысли - разыгралось не на шутку. Будто от самого дна волны поднимаются и растут каждую минуту, хлещут через борта.
Почернело небо, тучи навалились. Ветер матерый, береговой, дождем сечет. Убрали паруса, чтоб не разорвала их буря. Беззащитна яхта, и не важно ветру и волнам, что на ней сам государь русский.
- Ах ты, полуночный разбойник! - ругает Антипка ветер. - Мокряк поганый! Верно говорят: не море топит корабли, а ветер…
- Лодочка от одного берега отстала,
А ко другому не пристала! -
раздался пронзительный голосок, и подполз на четвереньках Ермолай-да-Тимофей.
- Будет тебе плакать! - прикрикнул Петр. - Одолеем бурю!
Но уже не только шут да бояре, но и сами корабельщики-поморы, судном управлявшие, ожидали верной гибели, неизбежного крушения. Сквозь рев вол и свист ветра доносились крики:
- Прощай, город Архангельск! Прощай, матушка-Двина!
Лишь Антипка помалкивал, крепко держа штурвал. Рядом стоял Петр, и цеплялся за ногу государеву, как за грот-мачту, Ермолай-да-Тимофей.
Стонала яхта под ветром и ударами волн. Вот-вот не устоит, развалится, канет в пучину.
Страшный ураган бушует. Не разобрать уже - где море, где небо, где день, где ночь.
- Держись, держись, Антипка! - кричал Петр. - Нельзя судно без руля оставить!
Он тоже было взялся за штурвал - помочь кормщику.
- Эй, шкипер, отойди, пожалуй! - заорал Антипка. - Больше твоего ведаю, куда править! Негоже в таком деле мешать!
И Петр послушно отступил.
- Нам бы в Унскую губу войти! Одна надежда! Иначе сгинем!
- Ты - кормщик! - откликнулся Петр. - Веди!
Уже показалась Унская губа - небольшой залив при впадении реки Уны в море. Близко спасение. Да не легко его достигнуть! Рогата Унская губа - далеко в море уходят два ряда подводных камней. Тесен, извилист проход меж этими рогами. И в тихую погоду не просто их миновать. А тут волны бьют то справа, то слева. Кипят на черных камнях. Того и гляди швырнут яхту на скалы.
- Право, право руля! - не стерпел Петр.
Но Антипка и ухом не повел. Держит штурвал в побелевших руках. Шапку ветром унесло. Губами шевелит, да только и слова ветер уносит.
Зажмурился Петр на миг. Неужели и правда конец пути настал и сгинуть придется на рогах треклятых? Открыл глаза - а море-то вроде угомонилось. Упустили яхту волны огромные и ветер стремительный. Куда как тише в Унской губе - не достать уже буре корабельщиков.
Слышно стало, как приговаривает Антипка:
- Не сгуби нас, губа, а спаси! Не сгуби, губа! Спаси!
Да вот уж и к берегу подошли, якорь бросили. Но кормщик к штурвалу будто прирос. А Ермолай-да-Тимофей ногу государеву никак не отпускает.
Оттащил Петр Антипку от штурвала и шута отпихивает - хватит, мол, цепляться, миновала беда.
- Что же ты, Ермолай-да-Тимофей, опоры надежней не сыскал?
- Э-эх, батюшко-о-о, - покачал головою шут. Я же тебя, государь, спасал. Так крепко держал, чтобы ветром не сдуло, чтобы волна не унесла!
- Понятно, - усмехнулся Петр. - Ты меня берег, а кормщик наш, видать, больше всего о штурвале заботился - как бы в море не смыло…
Высадилась команда, и рухнули люди на землю. Сколько времени в море были - никто не знает. День сейчас или ночь? Плачут да смеются. Вспоминают, кто за что держался, спасаясь от шторма.
- По всему видно, крепче других опора у кормщика была, - сказал Петр. - За свои умение да мастерство Антипка держался. И нам помощь сумел подать!
Подозвал кормщика и спрашивает сурово:
- А вот как посмел с государем говорить дерзко?! Государь - он и в бурю великую государем остается!
Упал Антипка на колени:
- Помилуй! Сам ведь говорил, что шкипер ты, не боле того. Значит, забота твоя - шкиперская. А двух кормщиков на одном судне быть никак не должно. Иначе - беда!
- Верные слова, - кивнул Петр. - Когда двое у руля - дело гиблое. Да ты с коленей-то поднимись! Мне труды твои и здоровье дороги, а не поклоны бесполезные. - Поднял сам Антипку и расцеловал. - Где шапка-то? Надень уже.
- Ветры дули - шапку сдули, - махнул Антипка рукой. - Хорошо, голова цела!
Петр живо снял куртку с серебряными пуговицами, отдал кормщику. И шапку свою ему нахлобучил. Антипка аж присел:
- Ой, тяжела шапка государева! Да и прочна, чую. В свой век никак не сношу - детям, внукам, правнукам донашивать…
Море за Унской губой, ничуть не утихая, бушевало-бушевало. Вроде досадовало, что выпустило яхту из объятий своих.
Петр глядел, как бесится оно на скалах-рогах, и думал:
"А еще в беде надобно крепко держаться за веру, что нет конца пути нашему. Вот тогда никакие штормы, пожалуй, не одолеют!"
Только через три дня открыло море корабельщикам дорогу к дому.
Русский флаг над Двиной
По возвращении в Город Петр решил отпраздновать спасение. И созвали скоморохов. Вот уж началось веселье!
И дудят, и поют, и кукуют скоморохи - каждый на свой лад. Лесными птицами заливаются. Играют на скрипках и волынках, деревянными ложками пощелкивают, дробь выбивают. На корточках взад и вперед бегают. Вдруг целую башню соорудили в миг, взобравшись друг дружке на плечи. И вся башня, как сумасшедшая вавилонская, свистит, скворчит, щебечет!
- Ох, славная команда! - смеется Петр. - Вот бы на корабль эту братию!
Но за весельем не забывал он морских забот. Не уклонялся от пути избранного.
- Поиграло с нами море, да не запугало, - говорил.
И чуть ли не каждый день помогал мастерам в оснастке судна, поторапливал.
В конце июня корабль был готов к морским дорогам. Нарядный, под белыми парусами стоял на Двине.
- Подайте-ка мне краску лазоревую да кисть беличью! - приказал Петр.
Спустился в подвесной люльке за корму и вырисовал красивые буквы - "Путь наш далек".
- Флаг ставить!
И подняли флаг на грот-мачте. Трехцветное - белое, синее, красное - полотнище развевалось высоко над Двиной. Ветер был крепкий, южный, и флаг так трепетал, будто изо всех сил стремился к северу, в море Белое.
Все стояли на палубе, задрав головы.
- На море просится, - заметил Федоска Скляев.
- Русское знамя знает, где ему быть должно, - подтвердил адмирал Ромодановский.
И грянул торжественный залп изо всех орудий корабельных. И ответили в лад пушки из крепости Архангельской.
Флотилия
Известно, праздники минуют, а заботы остаются. Теперь поджидал Петр с нетерпением корабль, купленный в Голландии. Уже получили весть, что в пути этот фрегат, под названием "Пророчество". Ведет его опытный капитан Флам. Но дни бежали, а корабль не показывался.
- То ли Флам с пути сбился? - недоумевал Петр. - Где его ветры носят?
Несколько раз выходил он на яхте в море встречать корабль. Долго всматривался в горизонт. Но не видно было океанского судна. Лишь карбасы поморские расхаживали по своим рыболовным делам.
- Хуже нет работы, чем ждать Флама с кораблем, - вздыхал Петр.
Немало уж дней прошло в таких ожиданиях. А в здешних-то местах летний день без ночи обходится - сутки занимает…
Петр успел и план будущих подмосковных военных учений начертить, и уточнить морские сигналы, и подыскать на одном из островов подходящий холм для крепости, которая защитит Город с моря. А корабля-то все не видать…
Наконец занялся Петр рыболовным промыслом. Вот тут долго ждать не приходилось - только место хорошее найди! - рыба так крючок и хватает.
- Ну, все здесь белое, - удивлялся Петр. - Море белое. Ночи белые. Чайки белые на белом песке. Даже рыба и та - белуга! Зато от комаров в глазах черно - лишь в море от них спасение.
Как-то забрел он на шлюпке к Мудьюгскому острову. И вдруг видит - корабль! То самое "Пророчество"! Фрегат долгожданный!
Подошел на веслах к кораблю. Сразу же трап ему спустили - лестницу веревочную. Вскарабкался Петр на палубу. Оглядывается, любуется на корабль, сравнивая с "Апостолом".
- Эй, лоцман! - крикнул ему капитан. - Что головой вертишь, как птица глупая? Живо веди корабль к Городу! Меня, капитана Флама, его величество государь русский ждет не дождется!
Петр и спорить не стал. Взял штурвал, повел корабль Березовским рукавом. Ловко привел к самой пристани городской.
- Хороший, хороший поморский лоцман, - похлопал его капитан Флам по плечу. - Знаешь свое дело.
- Я-то свое знаю - это точно! - ответил Петр. - А вот, что любопытно, где тебя, шкипер, столько времени носило? Может, плохо дело знаешь?
Открыл капитан рот, слова вымолвить не может, даже ноги ослабли - осенило его, кто сей лоцман искусный…
- Ш-ш-ш-ур-ра-ган, - залепетал Флам. - Б-б-уря…
- Ну, привел-таки судно! - смягчился Петр. - Спасибо! - И так хлопнул Флама по плечу, что сел тот на палубу.
А Петр уже с пристрастием осматривал фрегат, построенный голландцами для русского флота.
- Доброе судно, - сказал наконец.
- У нас все так. Будьте уверены, ваше величество! - оживился Флам, отвешивая изысканный поклон.
- Это мы еще поглядим! А пока точно знаю - наш-то "Апостол" ни в чем не уступает.
Сбежал Петр на пристань вприпрыжку - такая радость на сердце. Собралась-таки флотилия. Два трехмачтовых океанских корабля да яхта, штормом проверенная. Можно, пожалуй, начинать маневры, обучать солдат морской службе.
Однако непременно хотелось Петру, чтобы иноземцы поглядели на русские флаги над Белым морем. Как раз собирались в дорогу купеческие корабли. Четыре немецких и четыре английских. На одном из них капитаном был прошлогодний знакомый Иолле Иоллес.
- Голголсен, - обратился к нему Петр. - Опять пойду с тобой в море - провожу караван купеческий. Да на сей раз ты посмотришь, как искусны русские в корабельном маневре!
- Конечно, ваше величество! Рады вашей компании, - как и год назад, ответил Иолле Иоллес. - И на искусство мореходное с большой охотой взирать будем.
- Так-то! - подмигнул Петр. - А ты раньше плечом дергал - не верил, что будут у нас корабли.
- Увы, не знал я, государь, какова у вас настойчивость в деле. Теперь ясно вижу - воля ваша все преграды одолевает.
Начало пути
В первых числах августа все корабли - иноземные и русские - подняли паруса и вышли в Двинскую губу.
Впереди на "Апостоле Павле" - вице-адмирал Бутурлин. Следом шли немецкие суда. Затем Ромодановский с Петром на фрегате "Пророчество". Дальше - четыре английских корабля. И замыкал караван контр-адмирал Гордон на яхте.
Ветер вновь был слабый, и корабли еле-еле подвигались. К вечеру поднялся густой туман. Такой, что и флага на грот-мачте не разглядеть.
- Ой, плутует море, - говорил Петр. - Обморочить нас хочет. Да нельзя в грязь лицом ударить перед иноземцами. Держитесь, ребята! Не пускайте тумана в голову!
Ромодановский дал сигнал - палить из пушек, бить в барабаны, трубить в трубы.
Поплыли, потекли над морем звуки, как-то странно растягиваясь, а потом выскакивая вдруг из тумана - то рядом, то вроде бы за тридевять земель. Бочками катились пушечные залпы. Барабанная дробь сыпалась, как горох из ведра. Трубы, словно штыками, протыкали туман. Но все скоро увязало, будто в топком болоте…
- Лево руля! - приказал Петр Иванович Гордон своему кормщику. Показалось, что барабаны бьют где-то сбоку. Яхта и повернула на запад.
Теперь выстрелы, трубы, барабаны слышались и сзади, и справа, и слева, и даже сверху.
Контр-адмирал уж и не знал, какие отдавать приказания. Может, благоразумнее якорь бросить - переждать? Но никак нельзя отстать от каравана.
- Так держать! - скомандовал Гордон.
Из тумана вдруг выставилась корабельная корма. Даже мачты можно было разглядеть. Гордон было повеселел: не потерялись!
И тут же ужаснулся. Такой огромной кормы не могло быть ни у одного судна!
Она неуклонно надвигалась на яхту, нависала тяжелой, черной тучей, с которой уходили ввысь мачты, обхвата в три каждая.
Это был скалистый остров, поросший корабельными соснами. Остров Сосновец.
Головокружительный маневр совершила яхта и все же уклонилась от скал. Разминулась с гибелью. Рукою можно было достать влажные камни, выступавшие из обрывистого берега.
Зато теперь ясно, куда идти, - от острова Сосновца круто направо. Да тут и туман начал падать в море. И скоро растаял, словно и не было его. Прямо по курсу, но уже вдалеке виднелись корабли.
Петр успел приметить, что яхта сильно отстала. Сел в шлюпку и прибыл к Гордону в гости.
- Что же ты, контр-адмирал? Позору хочешь перед иноземцами?! - вскричал, поднимаясь на палубу. - Заплутал-таки в тумане?
- Господин шкипер, - нашелся Петр Иванович, - с английского корабля барабан упал. Вот мы его и разыскивали. В тумане-то - не простое дело…
- Ну и сыскали?
- Конечно, господин шкипер! Мы бы и тарелку сыскали ради славы русского флота.
- И как же удалось?
- По звуку. Рыбы в барабан хвостами колотили, - серьезно отвечал Гордон.
Петр помолчал и ухмыльнулся:
- Да, Петр Иванович, вижу - знаешь ты морской маневр. Но гляди, за барабанами больше не охоться. Пусть и рыба повеселится.
Ночью караван миновал остров Моржовец. Прошли уже и Орлов нос - высокий мыс Кольского полуострова. С кораблей видно было - в долинах и оврагах прибрежных снег лежит. Долетало сюда ледовитое дыхание Северного океана.
На другой день флотилия достигла Святого носа.
- Похоже, сколько губ у Белого моря, столько и носов, - загибал пальцы Петр.
Как раз у Святого носа кончалось Белое море. Дальше был океан. И вроде бы нет между ними никакого рубежа, никакой границы. Да волей-неволей чувствуешь - позади знакомые берега и море знакомое. А впереди - просторы неизмеримые, поистине безбрежные. Океан!