Свирепость и ласка
Второй день Живнин жил в лесу. Выбрав себе наблюдательный пост невдалеке от поваленной ели, он лежал в шалашике, замаскированном зеленью, и не мог понять, почему не являются за добычей похитители.
"Может, засаду приметили? Мы конечно зря нашумели с пьяным инвалидом, - рассуждал он. - А вдруг покупателя на ярмарке подходящего ищут? Не будут же они церковную утварь таскать с собой. Надо еще подождать".
Утром из города прискакали на смену два милиционера. Они поделились новостью. Вчера вечером какие-то мальчишки доставили в больницу труп утопленника и убежали. В трупе опознали Веню-сапожника. Следов насилия на инвалиде не обнаружено.
Эта весть озадачила Живнина. "Неужели Веня-сапожник все-таки был связан с грабителями? Те, наверное, видели, как мы возвращались на конях со щукой-утятницей, и, боясь, что пьянчуга проболтается, решили избавиться от него".
Взяв одну из прибывших лошадей, Николай поскакал в город. По пути решил завернуть к сапожнику.
Дверь дома инвалида была распахнутой. В единственной комнате сидели милиционер и понятые. Они делали опись имущества.
У сапожника ценностей было немного: сапожный инструмент да набор колодок.
Живнин вышел во двор. В группе любопытных мальчишек и девчонок, стоявших у забора, он приметил Ромку Громачева. Поманив мальчишку к себе, Николай спросил:
- Ты не знаешь, куда делся сапожник?
- Знаю, - не теряясь, ответил Ромка. - Я его сам в мертвецкую отвез.
- Значит, неизвестные мальчишки - это вы? Ну и ну! Почему же вы никому ничего не сказали, а убежали?
- Как никому? - возразил Ромка. - Мы доктору говорили. Он не захотел принимать. "Родственникам везите", - говорил. А в темноте страшно с покойником ездить. Ну, мы потихоньку и отвезли его в мертвецкую.
- Где же вы его подобрали?
Ромка рассказал, как все случилось, не забыв упомянуть о рыночных парнях и о записке к мельнику.
- Почему ты сразу в милицию не пошел?
- А с кем там говорить? Вас же не было. А другие милиционеры не верят. Да и доносить нехорошо.
- И это говорит мой помощник! А я еще собирался рекомендовать тебя в пионеры. А ну, поедем к мельнице, свидетелем будешь.
Николай посадил Ромку в седло, уселся позади сам и погнал коня рысью.
Ян Яныча они увидели издали: эстонец смазывал на запруде подъемное устройство. Гостям мельник конечно не обрадовался. Отставив в сторону банку с машинным маслом, он выжидательно смотрел на приехавших.
Живнин поздоровался с ним и сказал:
- Я из уголовного розыска. У вас тут вчера человек утонул. Нам бы хотелось узнать подробности.
- Хромой Феня был пьяный. Смотрите сами, что он стелал.
Ян Яныч повел агента уголовного розыска к водостоку и показал свежую заплату в прочной части затвора.
- Он немножко сумасшедший… разрыф телал. Вот такой дыра. - Мельник руками показал большой круг. - Я ед-фа затержал фода и заколотил досками. Потом пьяный Феня пошел наферх ломать потъемник. Но на одной ноге не мог стоять и упал… Его фтянуло в сфой дыра.
- А вот этот мальчиг говорит, что вы его в воду толкнули.
- Этого мальшика тут не пыло… Он фнизу рыпу форо-фал. У меня свидетели, они фее скажут.
- Да, кстати, кто помогал вам запугивать мальчишек и выталкивать их отсюда вместе с утопленником?
- Это проезжие, я их не снаю. И я не толкал мальшиков, они фрут.
- Как же я ваших свидетелей вызову, если вы их не знаете? - продолжал допытываться Живнин.
- Простите, я не потумал… был ошень расстроен, не фзял адреса. Может, они сами к фам приетут.
- Какие у вас были отношения с погибшим?
- Никаких. Когда-то он рапотал на мельнице, но это пыло дафно. Теперь он только прихотил сканталить. Гофорил, что озеро не мое и рыпа наротная. Грозился ломать мельница.
- А почему вы его к себе на работу не взяли?
- Он пришел пез нога. И я теперь патракоф не имею, сам трутовой шеловек.
Живнину хотелось конечно спросить о полученной записке и с какой целью торговка обжорного ряда держит на столе флажок мельника, но опыт подсказывал: "Не спеши, рано раскрывать карты. Он преждевременно насторожится, найдет способ предупредить сообщников и начнет заметать следы. Полезней прикинуться формалистом, который хочет побыстрей избавиться от нудного дела".
Живнин со скучающим видом тут же на запруде составил короткий протокол о происшествии и попросил мельника подтвердить правильность изложенного. Лийв, нацепив на нос металлические очки, внимательно прочитал текст и словно нехотя поставил короткую подпись.
- Меня, наферное, пудут еще фызывать милиция?
- Навряд ли, - успокоил его Живнин. - Дело ясное: человек был пьян. Мало ли что взбредет мальчишкам…
- Да, да, спасыпо, - поблагодарил мельник. - Может, фы зайдете на чашевку кофе?
- С удовольствием, но, к сожалению, спешу.
Попрощавшись, Николай усадил на коня Ромку и вместе с ним двинулся в город.
- Почему вы его не арестовали? - по пути спросил Ромка.
- Рано. Он нам еще понадобится. Пусть все остается как было. А где сейчас твоя мачеха?
- На рынке. Где же ей быть?
- Мельник, наверное, сегодня же на тебя пожалуется, - предупредил Николай. - Сумеешь вытерпеть побои и не сказать того, что знаем мы с тобой?
- Сумею, - пообещал Ромка. - Я лишь про рыбалку расскажу. Она знает, что мы с Веней пошли.
Потом Николай стал интересоваться, как внешне выглядели приезжие парни, их лошадь, двуколка. И тут Ромка, вспомнив про "лимонку", решил предупредить агента.
- У них оружие есть, - сказал он. - В двуколке под сеном Нико две гранаты видел. Одну взял и сапожнику отдал.
- Ах, вот он чем запруду взламывал! - буркнул Николай. - Теперь все ясно. Значит, тех парней голыми руками не возьмешь.
- Ни-ни, - подтвердил Ромка. - У них, наверное, пистолеты и обрезы есть.
Но про свой монтекристо он не упомянул.
Вскоре на дороге показались двое мальчишек. Шлепая босыми ногами по размолотой колесами пыли, они бежали плечо в плечо, как марафонцы, и громко сопели носами. Это были братья Зарухно.
- Стоп! - крикнул им Ромка. - Вы куда?
- Здравствуйте, Николай Викторович! - в один голос приветствовали братья Живнина. И лишь затем Нико удостоил Ромку ответом:
- Мы за тобой заходили. А ты укатил и про рыбу, наверное, забыл?
- Ой, правда! - спохватился Ромка.
- Всегда так - только о себе думаешь, а рыба протухает.
- Да я не виноват…
- Ладно, ребята, довольно ссориться, - прервал их Живнин. - У меня к вам дело. Раз вы идете к запруде, то поглядите, что делает мельник. Только незаметно, как полагается разведчикам. К запруде подходите не по дороге, а вдоль речки, кустарниками. Уйдите, когда у водослива появится рыбак со складной бамбуковой удочкой.
- Можно и мне с ними? - спросил Ромка.
- Валяй, - разрешил Николай. - Только не показывайся больше Ян Янычу, все дело испортишь.
Рома соскользнул с коня и присоединился к братьям Зарухно, а Живнин поскакал дальше.
Дойдя до поворота на мельницу, мальчишки сошли с дороги, перешли вброд речку и меж кустов стали пробираться к запруде.
В самых густых зарослях они наткнулись на двух стреноженных лошадей, пасшихся на небольшой полянке. Одна из них была каурая, другая - пегая. На каурой обычно разъезжал мельник. Откуда же взялась пегая?
- Это та, рыночная! - стал уверять Гурко. - У ней тоже один глаз был в белом пятне, другой - в черном. Где-нибудь и двуколка спрятана.
Но ни двуколки, ни ее следов мальчишки нигде не нашли.
У водослива Гурко вытащил из кустов спрятанный кузовок. Рыба, уложенная на осоку, выглядела свежей, но в дневной жаре могла испортиться.
- Надо потроха вытащить и головы отрезать, - сказал Нико. - Вот тебе, Ромка, нож. Займись чисткой, только не мочи рыбу. А мы проберемся к огороду мельника и поглядим, что он делает.
Братья Зарухно ушли, а Ромка занялся неприятным делом: соскоблив чешую, вспарывал ножом рыбьи животы, вытаскивал неприятно пахнувшие внутренности и отрезал головы. Откуда-то налетели синие мухи. Они садились на грязные руки, словно куры, копались в потрохах. От них приходилось укрывать рыбу крапивой и отбиваться веткой.
Когда неочищенной рыбы оставалось немного, появился Нико.
- Мельник только что из дому выкатился, - сказал он. - Гурко пойдет сзади, узнает, куда этот кабан направился.
Нико помог Ромке дочистить рыбу, уложить в кузовок и прикрыть лопухами. Потом они вдвоем спустились к речке, вымыли руки и, раздевшись догола, выкупались.
В это время на запруде появился человек в потрепанной соломенной шляпе. Усевшись на мостик у водослива, он стал разматывать леску на складной бамбуковой удочке.
- Агент, - шепнул Нико. - Теперь нам можно уходить. Надо только предупредить его.
Нико подошел к удильщику и спросил:
- Вы Николая Викторовича знаете?
- Угу, - буркнул тот, не поднимая головы.
- Мельника сейчас нет дома, - продолжал Нико. - В кустах пасутся две лошади. Пегая - чужая, у Ян Яныча такой не было.
- Ясно, - чуть слышно ответил удильщик. - А вы уходите, нечего тут крутиться.
Подхватив кузовок, мальчишки кустами вышли на дорогу и направились к дому Громачевых.
У калитки их встретил встревоженный Димка.
- К нам мельник приходил, - шепотом, как величайший секрет, сообщил он. - Анну Антоновну спрашивал. Я ему не сказал, что она на рынке.
- Он и без тебя знает, - нахмурясь, ответил Ромка. - Видно, фискалить пошел.
- Ты куда-нибудь смотайся, чтоб под горячую руку не попасть, - посоветовал Нико.
- Домой-то все равно вернешься, - обреченно сказал Ромка. - Анна не простит.
- Хочешь, я тебе всю рыбу оставлю? - предложил Нико. - Знаешь, как это на хозяек действует?
- Нет, не надо, - запротестовал Ромка. - Отдай только мою долю.
Выложив на крыльцо чуть не половину рыбы, Нико ушел. А Дима, видя потускневшие глаза брата, без лишних разговоров разогрел на примусе суп, вытащил на стол хлеб, миски, ложки.
Ромка, хотя был голоден, все же обедал без всякого аппетита и не без тоски соображал: не надеть ли ему на себя побольше одежек для смягчения ударов ремня? Соседские мальчишки советовали во время порки орать во все горло, тогда не так чувствительны удары. Но он помнил: крик Анну еще больше злит. Значит, лучше молчать и напрягать все мышцы. Когда мускулы твердеют - боль остается на поверхности, не проникает внутрь.
Анна пришла с рынка раньше обычного. По розовым пятнам, выступившим на ее лице и шее, мальчишки поняли, что она явно не в духе. Бросив корзинку и сумку в сенях, мачеха скинула с себя рыночную одежду и, как бы готовясь к стирке, надела старенький легкий сарафан. Потом она прошла к забору, отломала длинную верхушку желтой акации и, очистив ее от мелких веток и листьев, вернулась в комнату с довольно толстым хлыстом.
Ромка с Димкой, наблюдавшие за ней, уселись за книги и сделали вид, что они весь день были такими паиньками.
- А ну-ка, Димка, проваливай отсюда! - сказала Анна. - Мне надо с Ромкой поговорить.
В нетерпении мачеха не стала ждать, когда Димка уберет книги на место. Схватив мальчишку за плечо, она грубо вытолкала его за дверь. Затем, щелкнув хлыстом по столу, приступила к допросу:
- Ты почему мне ничего не сказал про Веню-сапожника и побежал в милицию?.. Кто тебе позволил ездить с агентом и возводить на Ян Яныча напраслину?
- А зачем он Веню столкнул? - буркнул Ромка.
- Ян Яныч столкнул? - возмутилась Анна. - Ты это и агенту сказал?
- А что же, я врать буду?
- Он еще оправдывается! Ах ты, гадина паршивая! Да без Ян Яныча мы бы с голоду сдохли. Тебе бы ему руки целовать, а не выдумывать черт знает что!.. На первый раз я только одну шкуру с тебя спущу…
И она принялась хлестать по худым мальчишеским плечам узластым и колючим хлыстом. Ромка, сжавшись в комок, из всех сил напрягал мышцы. Все же жгучая боль словно кипятком обжигала его.
- Вот тебе… Вот тебе, подлец! - распаляя себя при каждом ударе, выкрикивала Анна. - За старое… и за новое… На! На!..
Не слыша воплей и мольбы о пощаде, мачеха била по голове, икрам, локтям…
Ромка, не в силах терпеть боль, расслабил мышцы и, дав волю слезам, закричал:
- Сама подлая, не смей драться… не смей!
Он попытался вырвать из рук Анны хлыст, но рослая мачеха с такой силой рванула его, что выдрала на Ромкиных ладонях клочки кожи. Не давая мальчишке опомниться, она пинком сбила его с ног, и, придавив коленом к полу, принялась стегать по спине, голове, ушам…
- Я покажу тебе "подлую"! - задыхаясь, грозилась она. - Изувечу паршивца… ты у меня кровью изойдешь!..
Угрозы были не пустыми. У Ромки уже гудело в голове, саднило лицо и ныли кости Извиваясь, он с трудом вывернулся из-под мачехи и, вскочив на ноги, завопил:
- Не имеешь права бить! Ты мне никто… Уходи к своим бандитам!
- Что?.. Ты что сказал, ублюдок! - Злобные глаза ее сузились, лицо налилось кровью, в уголках рта выступила слюна. - Убью!
Ромка ринулся напролом, стремясь вырваться на улицу, но споткнулся… Упав, ударился лицом об угол кровати и разбил губы и нос. Мачеха продолжала хлестать его, пока не размочалила свой хлыст. Отбросив остатки хлыста, она схватила попавшуюся под руки палку и пустила в ход ее…
Дима, видевший небывалое избиение в открытую дверь из сеней, в первые минуты от страха и жалости дрожал и в голос плакал. Но когда Анна толстой палкой ударила брата по окровавленному лицу, он не вынес этого и очертя голову бросился на выручку. Прыжком повиснув на руках взбесившейся мачехи, он стал упрашивать:
- Миленькая, золотенькая, не убивай!.. Он больше не будет. Не бей… не надо!
- И ты, сопляк, против меня! За руки держать?..
Резким движением она отбросила Димку на пол и так злобно стала избивать его палкой, что мальчишка, вереща, завертелся юлой.
Прежде Ромка никогда бы не позволил себе наброситься на Анну, а тут, решив, что она и впрямь взбесилась, запустил обе руки в ее густые волосы и, чтобы спасти брата, зубами вцепился в шею.
Анна, стремясь сбросить насевшего на нее мальчишку, не рассчитала движения и, споткнувшись о Димку, грохнулась на пол и раскинула руки.
Падая, она, видно, ударилась затылком о порог, потому что потеряла сознание. Испуганные мальчишки кинулись в сени за водой. Из ковшей они стали обрызгивать ее лицо.
Анна открыла глаза и, обведя диким взором комнату, вспомнила, что тут произошло.
- Ах, вот вы как со мной! - выкрикнула она и, схватив обоих, подмяла под себя и принялась душить, месить кулаками…
Мальчишки, отбиваясь от нее, пустили в ход не только ноги и руки, но и зубы…
Неизвестно, чем бы кончилась эта дикая и ожесточенная драка, если бы на пороге не появился отец, вернувшийся из длительной поездки. Кинув свой походный сундучок, он бросился растаскивать дерущихся.
Мальчишки сразу же прекратили драку и лишь, размазывая кровавые сопли, сопели и всхлипывали. Мачеха же, войдя в раж, продолжала кидаться, но теперь колотила отца.
- Вот… вот тебе, проклятый! - визгливо выкрикивала она. - За твоих щенков… За все муки!
Стиснув запястья ее рук, отец с трудом угомонил Анну. Его лицо было расцарапано, но он не сердился, а упрашивал мачеху:
- Ну, прекрати, хватит… как тебе не стыдно!
А Анна не слушала его и грозилась:
- Уйду или повешусь! Больше не могу. Довольно на щенков и такого растяпу, как ты, жизнь губить! Лучше сдохнуть, отравы напиться…
Ее угрозы покончить с собой на ребят никак не действовали, а отца, видно, пугали, потому что он начал ласково приглаживать ее растрепанные волосы, стирать со лба пот, целовать. Ромке и Димке тошно было смотреть на отца. С презрением отвернувшись, они убежали к умывальнику обмывать расквашенные носы.
Все тело у Ромки горело и ныло. От холодной воды саднили рубцы и царапины на лице, а кровь не останавливалась.
- Давай уйдем из дому, - предложил Ромка. - Пусть они здесь целуются.
- А где мы будем жить и обедать? - спросил Димка.
- Построим в лесу шалаш или землянку. Рыбу закоптим… грибы пойдут… картошки на чужих огородах накопаем.
- А зимой?
Да, зимой действительно деваться будет некуда. Неужели придется смириться: целовать руку мачехи и просить прощения? Хуже этого ничего не придумаешь.
- Давай послушаем, - предложил Димка. - Чего они там утихли?
Анна еще не угомонилась. Из сеней в открытую дверь мальчишки увидели, как она вытягивала из фанерного шкафа свои платья и швыряла их в чемодан. Отец стоял каким-то жалким и растерянным. В волнении пощипывая правую ноздрю, он урезонивал мачеху.
- Будет… уймись, Анна. Они же малые дети. Хочешь, я их накажу сам?
- А чем ты лучше своих щенков? Что хорошего я от тебя вижу? Ни ласки, ни денег. Сама себя кормлю и одеваю, да еще должна ваше грязное шмотье стирать. В кино два года не была… Продыху нет.
- Не уговаривай, папа, плюнь! - вдруг расхрабрясь, вмешался в разговор Ромка. - Пусть уходит к своему мельнику.
- Ах ты, шпион проклятый! - истерически закричала Анна и в бешенстве, схватив палку, кинулась в сени.
Но дверь перед ней захлопнулась. Ромка и Димка успели выскочить на крыльцо и кубарем скатиться на дорожку.
Гнаться за быстроногими мальчишками было бессмысленно. В ярости мачеха вдогонку выкрикнула:
- Вернитесь только… своими руками задушу!
После такой угрозы даже при отце опасно было возвращаться домой.
- Надо тебе сунуться!.. Не мог помолчать? - стал укорять Димка брата. - Что теперь делать?
- Отец должен за нас заступиться, - уверенно сказал Ромка. - Мы для него родные, а она нет.
- Много ты знаешь. Они с Анной сейчас помирятся, и она сделает все, что захочет.
Но отец с мачехой не помирились. Вскоре Анна вышла с чемоданом и узлом в руках. Пнув ногой подвернувшееся ведро, она решительно зашагала по дороге на мельницу.
Проводив ее страдальческим взглядом, отец посмотрел на притихших мальчишек и с укором сказал:
- Что же вы натворили, ребята? Теперь она к нам больше не вернется.
- Не бойся, проживем, - насупясь, ответил Ромка, чувствуя, как все его тело горит и саднит. - Не очень-то она нами занималась. Как ты уедешь, так и ее дома не сыщешь.
- Все ж таки нехорошо вы с ней, - продолжал выговаривать отец. - Она же вам вместо матери. Малолеток растила. Вы ее уважать… слушаться должны. А у вас вон до чего дошло - оба на нее накинулись.
- Если бы не накинулись, она бы Димку искалечила. Смотри, как она меня…
Ромка попробовал задрать рубашку, но та прилипла к телу. От острой боли у мальчишки потемнело в глазах…
- Тебе что, дурно? - подхватив на руки, спросил отец.
В ответ Ромка лишь застонал. Старый Громачев внес его в дом, уложил в постель и осторожно стянул с мальчишки рубашку и штаны. И тут даже видавший виды Громачев поморщился. Все тело сынишки было исполосовано вздувшимися багровыми рубцами, кровоподтеками и ссадинами.
- Ого-го-о! - посочувствовал отец. - Настегала же она тебя! Ну, а у тебя, малый, как? - обратился он к Димке.