- Мы не знали, что гнусный обманщик изберет тропу войны. Он устроил засаду и не позволил нам с честью выйти из скверной истории.
- И вы в отместку напустили на его владения отряд головорезов?
- Отнюдь, сэр. Ни банды, ни отряда не существует. Но мы отомщены. О несчастная мисс Щупак, зачем она выбрала в мужья обманщика! Больше не скажу ни слова. Мой язык от возмущения прилипает к зубам.
Следователь ухмыльнулся и сказал:
- Не могу уловить: словами какого писателя ты разговариваешь?
- И лошадь, и всадник темными силуэтами вырисовывались на светящемся небе, - переменив тон на торжественный, продекламировал Гурко. - Лошадь была безупречна, как изваяние тончайшей работы. Очертания всадника видны были только от седла и до плеч, ноги терялись в тени животного. Однако поблескивающие шпоры показывали, что ноги у всадника были, но…
Тут следователь жестом остановил Гурко. И в тон ему подхватил:
- Три раза птицы садились на него: сначала на правое плечо, потом на левое и наконец на то место, где должна быть голова. Майн Рид, "Всадник без головы", так?
Ромке тоже захотелось блеснуть своей незаурядной памятью, он вспомнил забавное высказывание одного из героев книги "Юные охотники".
- Конго не умеет стрелять. Но Конго знает, как ее прикончить. Он просит одного: чтоб ему не мешали. Стойте здесь, молодые хозяева, а Конго пусть сам делает свое дело. Опасности нет. Конго боится только, что вы броситесь ему на помощь, а львица такая злая! Конго это нипочем. Для него чем, она злее, тем лучше - значит, она не убежит.
- О, да вы прямо артисты! - похвалил следователь. - Книги не зря побывали у вас в руках. Память у всех отменная. И головы, по-моему, довольно ловко сидят на плечах.
- Вы оказываете нам честь, сообщая это, - галантно поблагодарил Гурко и закончил фразами из "Трех мушкетеров":
- "Сердце молодого гасконца билось столь сильно, что готово было разорвать грудь. Видит бог, не от страха, - он и тени страха не испытывал, - а от приятной вести".
Вместе со следователем мальчишки наперебой вспоминали забавные страницы из книг и так увлеклись этим делом, что забыли, зачем их привели в милицию.
- Вы мне нравитесь, ребята, - наконец сказал следователь, - хотя и забыли, что находитесь не в прериях, а в трудовой советской школе, которая обязана сделать вас образованными людьми. Вольница и дикарские выходки недопустимы! Что же теперь прикажете с вами делать?
- Отправляйте в колонию несовершеннолетних преступников, - обреченно сказал Нико.
И двое других склонили головы.
- Не могу, - признался следователь. - Меня назовут пожирателем юнцов. Я ведь тоже в душе мушкетер, но умею себя сдерживать. А если я поверю вам и отпущу, не подведете меня?
- Слово гасконца, - сказал Гурко.
- Обещаем, - прикладывая руку к сердцу, повторили Нико и Ромка.
- Благодарю, - сказал следователь. - Ваша клятва принята. Хотите стать настоящими мушкетерами?
- Хотим.
- Знаете, где находится спортплощадка всеобуча?
- Знаем.
- Я жду вас там в понедельник… в шесть вечера. По пути, пожалуйста, никого на дуэль не вызывайте, прежде научитесь владеть шпагой. А сейчас можете отправляться в школу. Вы свободны.
- А директор пустит?
- Это будет зависеть от того, сумеете ли вы извиниться и правильно оценить свое поведение. Вас могут и наказать. Наказание примите, как мужчины, не дрогнув. Вы же не команчи, а советские школьники. Старайтесь сдерживать себя и хорошо учиться. Лодырей и людей, не умеющих сдерживать себя, я не терплю. Если у вас есть верные друзья, - приводите. Меня зовут Николаем Викторовичем Живниным. Да, кстати! Кто на заборе наклеил этот привет от школьников и что обозначает рисунок? - взяв в руки листок со знаком "Мы ребята-ежики", поинтересовался следователь.
Опасаясь, что история с побитым стеклом теплиц изменит доброе отношение Живнина, Нико ответил дипломатично:
- Это наш герб. Рисовал его Ромка. А кто наклеивал? Пока тайна. Мы вам потом все расскажем.
- Ну что ж, желаю удачи.
И следователь каждому пожал руку.
На улицу ребята вышли ошеломленными. Вот так так! Вместо колонии для несовершеннолетних преступников - доверие и свобода! Но где-то в душе они сожалели, что так легко отделались. Ведь они готовились полностью испытать все горести и лишения графа Монте-Кристо.
Помощник агента
В понедельник братья Зарухно и Громачевы ровно в шесть часов явились на спортплощадку всеобуча. Живнин поджидал их. Он провел мальчишек в раздевалку и спросил:
- Трусы и майки имеете?
- Трусы есть, а с майками плохо, родители не покупают.
- Ясно. Раздевайтесь до трусов. А тапочки захватили?
- Тапочек тоже нет.
Это Живнину не понравилось, и он сказал:
- К следующему занятию сшейте тапочки. У нас босиком не полагается.
Из портфеля он вытащил свои тапочки, показал, как надо их выкроить и сшить. Затем разделся, натянул светлые рейтузы, футболку и скомандовал:
- Пошли.
В большом зале около брусьев и турника занимались взрослые парни, я в дальнем конце на низкой скамейке сидело двенадцать мальчишек. Они по одному выходили на дорожку, разбегались, отталкивались ногами от трамплина и, сжавшись в комок, перепрыгивали "козла". Около мата их подхватывал высокий, гладко причесанный мужчина в полосатой футболке.
- Сразу фехтованию не обучают, - объяснил Николай. - Сперва укрепляют мышцы и развивают ловкость. Будете заниматься в детской группе у Александра Александровича Григорьева. Здесь его зовут Сан Санычем.
- Мы его знаем, - сказал Ромка. - Он левый форвард в сборной города.
- Верно, - подтвердил Николай, - но беда в том, что он вас не знает.
Когда физкультурники кончили прыгать, Николай Викторович подошел к инструктору и сказал:
- Я тебе привел ребят, о которых говорил.
- Ага, очень хорошо, - посмотрев на пришельцев, произнес Григорьев. - Мы их быстренько испытаем. Видали, как ребята прыгали? - спросил он. - Выходите на дорожку и разбегайтесь. Я тут подхвачу.
Мальчишкам не раз приходилось играть в чехарду, поэтому через "козла" они перепрыгнули словно лягушки, лишь Димка зацепился левой ногой и чуть не растянулся на брезентовом мате, но его подхватили сильные руки инструктора и поставили на ноги.
После прыжков через "козла" группа перешла к брусьям. Мальчишки, занимавшиеся с осени, одним движением выжимались, легко вскидывали ноги и, как наездники, оказывались верхом на брусьях. Сделав несколько махов всем телом, они перелетали через брус, соскакивали на землю и, приседая, вытягивали руки вперед.
Нико умел с ходу взлетать на живого мчавшегося коня, а тут вдруг опозорился: не смог выжаться. На брусья вскарабкался, вихляя всем телом. Это вызвало смех.
Слабаками оказались и Гурко с Ромкой, только тощий Димка правильно вскинул вверх свое тельце, но раскачиваться струсил и неловко соскользнул на землю.
- Чтобы догнать группу, вам придется отдельно потренироваться, - сказал Сан Саныч. - Ребята покажут, какие упражнения мы уже усвоили.
Повторяя то, что умели делать "старички", братья Грома-чевы и Зарухно так натрудили мышцы, что на следующий день с трудом поднялись с постелей и чувствовали себя изломанными. Но они не отступили: пришли на следующее занятие. Кроме того, в своем дворе Зарухно соорудили из жердей брусья, а вместо качелей повесили самодельную трапецию. Теперь они могли тренироваться не только в спортзале, но и дома.
Видно, Живнин переговорил с директором школы, потому что Щупак перестал придираться к Ромке и братьям Зарухно. Он даже как бы не замечал их. Впрочем, и сами ребята больше не давали повода для наказаний: меньше озорничали и старались учиться не хуже других. Ведь за "неуды" Сан Саныч не допускал к занятиям в спортзале, а если плохих отметок набиралось много - отчислял из группы. Приходилось тянуться.
Больше всего ребята любили оставаться после занятий в спортзале и совершать "воздушные путешествия". По правилам игры полагалось обойти как можно больше снарядов, ни разу не спускаясь на пол. Сперва мальчишки на одних руках поднимались к трапеции. Держась только ногами, раскачивались, пока не удавалось ухватиться за кольца, с колец переходили на канат, потом - на шведскую стенку, с нее - на шест, по шесту вновь поднимались до потолка и по наклонной лестнице спускались. Некоторые даже умудрялись еще кувырнуться на брусьях, пробежаться по "коню", перескочить на "козла", а с него на шест. Это развивало цепкость, смелость, силу в руках.
Однажды во время "воздушных путешествий" Николай Викторович позвал Ромку в раздевалку и там задал вопрос:
- Ты сам придумал знак вашей четверки или его где-то видел раньше?
- Видел, - признался Ромка. - Такой флажок у Анны, его ей мельник подарил. Я срисовал елку и ландыш.
- А кто такая Анна?
- Наша мачеха.
Расспросив, что делает Анна и часто ли бывает у мельника, Николай Викторович посоветовал:
- Больше своего знака нигде не рисуйте. Понял? Вы уже запутали одного следователя.
- Как запутали? - полюбопытствовал Ромка.
- А вот так, навели на ложный след. Человек мог месяц ненужными розысками заниматься. Хорошо, я вспомнил знак, который вы всюду развешивали.
- А кого ищет ваш следователь?
- Это тебе ни к чему знать.
Но разве от Ромки так просто отвяжешься?
- Не бойтесь, я умею хранить тайны. Честное слово.
И Живнин сдался.
- Ты что-нибудь о банде Серого слышал? - спросил он.
- Как же! Бандиты у Фоничевых коня забрали и Матрешу насиловали.
- У каких Фоничевых? Когда?
- Да осенью. Еше снег не выпал.
И Ромка рассказал все, что знал. Живнин заинтересовался:
- Где твои Фоничевы живут? Ты обязательно сведи меня к ним, а то у нас мало сведений об этих бандитах. Надо узнать, как каждый из них выглядит.
Не дожидаясь конца занятий, они пошли к Фоничевым. По пути не то в шутку, не то всерьез Николай сказал:
- Ну вот, теперь ты будешь моим помощником. Хочешь?
- Как доктор Ватсон, да? Хочу, конечно хочу, - обрадовался Ромка.
Фоничевы их встретили неприветливо и настороженно. А удостоверение агента уголовного розыска привело их в смятение.
- Никакого Серого ни я, ни моя жена не знаем, - не глядя в глаза, за обоих ответил Трофим. - Так что зря пожаловали к нам.
- Да вы не бойтесь. Бандиты ведь всем угрожают, да руки коротки. Теперь вы будете под нашей охраной, - принялся убеждать их Живнин.
- Милиционера в дом посадите, что ли? - зло спросил Трофим.
Живнин не ответил ему, продолжал свое. Он знал, чем пронять извозчика.
- Нам известно, что вас ограбили. Если вы намерены вернуть своего коня и подводу, то должны описать, какой он был масти и как выглядела подвода. Иначе как мы их вернем вам?
Это, видно, подействовало на жадного Фоничева, но он не хотел, чтобы были хоть какие-нибудь свидетели.
- А чего мальчонка тут путается? - спросил он недовольно. - Пусть выйдет, нечего ему слушать.
- Выйди, Рома, - попросил Николай, - подожди меня на улице.
Ромка, неохотно вышел, доплелся до калитки и там стал ждать Живнина.
Тот пробыл у Фоничевых больше получаса и вышел довольным.
- Ну как, не отпирались больше? - спросил Ромка.
- Все выложили с подробностями. Теперь мы будем различать бандитов по приметам.
- А вы меня возьмете ловить их? - попросил Ромка.
- Навряд ли. Бандиты вооружены. Недавно одного выследили, так он пальбу открыл… живьем не дался. У него-то и нашли носовой платок, на котором вышит ваш знак - на фоне елки ландыш.
- А нашим ребятам можно об этом сказать? - спросил Ромка.
- Пока нельзя, потерпи.
Самогонщики
Измотанная дневными заботами, Миля Зарухно любила по вечерам отдыхать за картами. Она не гадала, как цыганка, и не раскладывала пасьянсов, а играла в грубую мужскую игру "очко". Для карт Миля завела особые деньги. Она их никогда не смешивала с хозяйственными, которые получала от мужа.
Обычно все торговые сделки маклаков заканчивались вспрыскиванием: на столе появлялся самогон или брага. Подвыпившие хуторяне и перекупщики, жаждущие острых ощущений, не прочь были испытать счастье. И тут они слышали голос Мили. Вытащив из кармана фартука засаленные карты, она спрашивала:
- Кто желает сыграть по маленькой? Присаживайтесь.
Охотники почти всегда находились. Они устраивались за малым столом, вытаскивали из кармана мелочь и клялись:
- Вот проиграю это - и ша! Иначе без штанов останешься.
Миля только ухмылялась, клятвам она не верила, сама же играла спокойно, не азартничая.
Мальчишек взрослые не подпускали к игре. Подростки могли лишь стоять за спинами сражающихся и молча наблюдать, как те стремятся набрать двадцать одно очко.
Гурко и Нико больше всего следили за игрой своей дай-ори, любившей банковать. Поставив пятьдесят тысяч "дензнаками", Миля ловко раздавала карты и подбивала игроков на крупные ставки.
- А ну, покажите, не вывелись ли мужчины!
И мужчины показывали себя. То и дело слышалось:
- На всю иду… ва-банк!
Если сумма в банке была небольшой, Миля молча выкладывала карту, а если накапливалось много денег, твердо говорила:
- В долг не даю. Где обеспекция?
И храбрец, забыв о недавней клятве, вытаскивал червонец из неприкосновенного запаса и выкладывал на стол рядом с банком. Лишь после этого получал карту, но сразу не открывал ее, а, наложив на старую, медленно выдвигал краешки, чтобы не "спугнуть очки".
Если к десятке приходила "картинка", то игрок, облизывая сохнувшие губы, прикупал еще карту и вновь медленно вытягивал ее. Все следили за выражением его лица: озарит ли его радость, или оно останется мрачным. Чаще всего игроки в досаде бросали карты.
- Перебор, - упавшим голосом говорили они. - К тринадцати туза - настоящая буза.
Стремясь отыграться, партнеры теряли контроль над собой, шли по банку на плохой карте, и Миля конечно легко обыгрывала их. Если ей удавалось снять крупный банк, то ребята, волновавшиеся за свою дайори, получали по двадцать пять тысяч на кино.
Миля Зарухно так пристрастилась к картам, что если не было взрослых партнеров, то призывала мальчишек сразиться с ней.
Мальчишки играли на спички, но азартничали не менее взрослых. Взрослые, если они проигрывали, могли поставить на кон свою одежду, сбрую, не проданные товары, а с мальчишками Миля поступала круто. Обычно она говорила: "Отец бил не за то, что играл, а за то, что отыгрывался". И больше карты не сдавала. Разжалобить ее было невозможно.
"Очко" со своими волнениями, удачами и неудачами притягивало и Ромку. Иногда он "примазывался" к взрослым - тайно добавлял "дензнаки" к большой ставке. И в этом "примазыванки" ему везло.
К Зарухно часто заходил выпить и сыграть в очко инвалид с деревянной ногой, которого звали все Веней-сапожником. Этот сорокалетний бедолага, умевший тачать фасонистые дамские сапожки с высокими и тонкими каблучками, в дни загулов мог пропить не только свою одежду, но и обувь заказчиков. Поэтому модницы, принеся заготовки, почти поселялись в его избушке-развалюхе. Они приходили с вязаньем или с каким-нибудь другим делом, садились рядом и ждали, когда Веня забьет последний гвоздик. Некоторые даже готовили бобылю завтраки и обеды, только бы он не отрывался от работы. А если дня не хватало, заказчицы забирали незаконченные сапожки домой, а утром возвращались с ними на дежурство. Расплачивались они только после примерки, когда сапожки были на ногах.
Ромка любил наблюдать за смелыми ставками бесшабашного инвалида. Однажды, когда шла крупная игра с перекупщиками, к сапожнику пришел бубновый туз. Веня хотел ударить по банку, но у него не хватало денег на покрытие крупной суммы. И Ромка решил примазать все свои деньги, припрятанные на кино.
К тузу они прикупили короля.
- Как быть? - шепотом спросил у него Веня. - Пятнадцать маловато.
- Бери еще, - посоветовал Ромка. - Авось шестерку даст.
- Нет, брат, там крупная идет, - возразил сапожник и уже с наигранным весельем сказал банкующему:
- Хватит, сумей набрать столько же.
Шла действительно ненужная им карта - восьмерка. Но у банкующего на столе была девятка. Получилось семнадцать очков.
- Казна, - печально сказал тот. - Ваша взяла.
Он не знал, что у инвалида недобор. Ромка, видя, как все его деньги уплывают в общую кучу, не смог удержать слез.
Сапожник тоже расстроился.
- Постой, - сказал он. - Без пиджака останусь, а этот банк сорву.
Карта к нему пришла неважнецкая - дама. И Веня все же снял с себя пиджак, поставил его на кон и твердо сказал:
- Баш на баш! Прикупаю две карты.
К нему пришла десятка и шестерка, набралось девятнадцать очков. Но их не хватило: банкующий набрал двадцать. Уходя в нательной рубашке домой, Веня подтолкнул Ромку и сказал:
- Пошли, дело есть.
По пути он спросил:
- Ты Нюру-самогонщицу знаешь?
Как не знать, Анна не раз посылала за самогоном. Это вонючее питье нужно было проносить спрятанным под рубаху либо в корзине. За самогоноварение сажали в тюрьму.
- Так вот, - продолжал инвалид, - Нюрку нужно выследить. Сама она аппарата не имеет. Самогон ей чухны из хуторов привозят. Они там на отшибе из всякого дерьма его гонят, а здесь лопатой деньги гребут. Но попадаться не хотят, за своим товаром в лес приглашают. Я как-то пробовал поглядеть, но где мне за Нюркой угнаться! Упустил хитрюгу. А ты парнишка шустрый. Только не попадайся. Нам главное не Нюрка, а чужие. Если подглядишь, где они свой товар прячут, будем с деньгой. Понял?
Роль разведчика Ромку устраивала. Он только спросил:
- Может быть, взять ребят с собой?
- А вот это уж ни к чему, - возразил Веня. - Только вдвоем.
Они условились, что удочки и червяков Ромка заготовит с вечера. Веня разбудит его на рассвете, после первых петухов, и они как бы пойдут на рыбалку.
С вечера Ромка долго не мог заснуть, все обдумывал, как он будет ловко следить. Казалось, не успел он уснуть, как послышалось звяканье стекла. Это инвалид едва слышно стучал ногтем в окно.
Быстро одевшись, Ромка выскочил во двор. Еще едва светало. Дорожки и трава были мокрыми от росы.
- Э, брат, босым негоже, - заметил Веня. - Я тут тетке одной поршеньки сделал. Пойдем, оденешь их. Заказчице скажу, что размачивал для мягкости.
Захватив удочки, он привел его обуваться к своей развалюхе.
Со двора они вышли раньше Нюрки. И лишь войдя в лес, стали ее поджидать у тропы.
Не успел сапожник выкурить цигарку, как самогонщица показалась на опушке. Голова ее была по-деревенски повязана платком, а за спиной виднелся кузовок.
- Пойдешь следом, - гася цигарку, шепнул Веня. - Чтоб ни одна ветка не хрустнула. Помни: важней всего чухны. Как выследишь, прибегай на Кривое озеро, я буду у ручья.
Выйдя на тропу, Нюрка пошла быстрей. Ромка двинулся следом, норовя идти по зеленому мху, скрадывавшему шум шагов.
Самогонщица часто останавливалась и прислушивалась: не идет ли кто за ней? Ромке приходилось притаиваться за кустами, за стволами деревьев.