Иногда целые города бросали старые места и переправлялись на новые. Когда персы осадили ионийский город Фокею, то фокейцы всем народом сели на корабли, бросили в море кусок железа, сказали: "Когда это железо всплывет из моря, тогда и мы вернемся под власть персов!" - и отплыли в западные моря.
Иногда отплывал не целый народ, а целое поколение. Тарент, самый большой греческий город в Италии, был основан так. Шла первая Мессенская война. Десять лет спартанцы осаждали мессенцев на горе Ифоме, поклявшись не возвращаться в Спарту до победного конца; десять лет спартанки в Спарте ждали мужей и не рождали детей. Спартанцы забеспокоились, что останутся без потомства, и позволили женам взять в наложники илотов. Родились дети, выросли, потребовали гражданских прав, но война уже кончилась, и им отказали. Тогда они всем поколением выселились в Италию и основали там Тарент. Во главе переселенцев был сын того спартайнца, который подал совет завести детей от илотов.
Потомок аргонавтов Батт с острова Феры был заикою. Он отправился в Дельфы спросить, как ему избавиться от заикания. Оракул сказал: "Выведи поселение в Ливию". Батт удивился, потому что спрашивал он совсем не об этом, но послушался оракула. Греки высадились на песчаном ливийском берегу, и Батт вышел в степь вознести молитву Аполлону. Вдруг он услышал страшное рычание: перед ним стоял лев. Батт взмолился к Аполлону, чтобы бог охранил его, безоружного, и от потрясения молитва слетела с его губ внятная и незаикающаяся. Так Батт избавился от недуга, а в Ливии была основана Кирена.
Новые города росли и богатели. Из колоний везли в Грецию зерно, металлы, рабов, из Греции в колонии - вино, оливковое масло, изделия кузнецов и гончаров. Греческие города в Италии величали себя "Великой Грецией", и о привольной жизни в них рассказывались чудеса. В Таренте было больше праздников в году, чем будней; тарентинцы говорили: "Мы одни живем по-настоящему, а все другие лишь учатся". В сицилийском Акраганте дома и обеды были так роскошны, что философ Эмпедокл сказал: "Здешние люди строятся так, словно им жить вечно, а едят так, словно им завтра умереть". А в Сибарисе были такие богачи, которые спали на розовых лепестках и еще жаловались, что им жестко. Слово "сибарит" с тех пор стало означать лентяя и неженку:
Червонцев я себе повытаскаю груду -
Так завтра же богат я буду
И заживу, как сибарит.(И. А. Крылов, "Бедный богач")
ЗАКОНЫ
Здесь, в новых городах, раньше всего явились писаные законы. Для городов Италии и Сицилии их писали мудрецы Залевк и Харонд, такие полусказочные, что сами греки их часто путали. Потом уже появились в Афинах законы Дракона, в Митиленах законы Питтака и т. д.
Греки помнили: что имеет начало, то имеет и конец. Старинные неписаные законы не имели начала, они восходили к незапамятным временам и потому соблюдались. Законодатели боялись, что к новым законам такого уважения не будет, что их станут менять и отменять. А иметь меняющиеся законы - это все равно что не иметь никаких. Поэтому прежде всего они заботились о нерушимости своих предписаний.
Кто захочет внести в закон хоть какое-нибудь изменение, постановили Залевк и Харонд, тот должен явиться в народное собрание с петлей на шее и сделать свое предложение. Если его отвергнут - он должен тут же на месте удавиться. Если при разбирательстве какого-нибудь дела одна сторона будет толковать закон так, а другая иначе, то оба спорящих должны явиться в суд с веревками на шее, и чье толкование будет отвергнуто, тот должен на месте удавиться.
Говорят, что эти меры помогли, и за триста лет в законы Залевка и Харонда внесены были только два улучшения. Первое было такое. В первоначальном законе говорилось: "Если кто кому выколет глаз, то сам должен лишится глаза"; к этому было добавлено: "...а если выколет одноглазому, то должен лишиться обоих". Все согласились, что это справедливо. Второе было такое. В первоначальном законе говорилось: "Кто развелся бездетным, тому дозволяется взять новую жену"; к этому было добавлено: "...но не моложе прежней". С этим тоже все согласились.
Если же от первого брака у человека были дети, то второй брак ему не разрешался совсем. У Харонда об этом сказано: "Кто в первом браке сумел быть счастлив, тот не порти себе счастья; кто не сумел, тот не повторяй несчастья".
Закон требовал слушаться всех, кто имел право приказывать. Если врач запрещал больному пить вино, а больной пил и выздоравливал, больного казнили за неповиновение врачу. Потому что, кто не слушается приказов, тот не будет слушаться и законов.
За клевету, за трусость, за роскошь наказывали стыдом. Кто уличен в клевете, тот должен носить, не снимая, миртовый венок, чтобы все видели, с кем имеют дело. Кто уличен в трусости, тот должен три дня сидеть на площади в женском платье. А о роскоши закон гласил: "Тонкие ткани и золотые украшения лицам хорошего поведения носить воспрещается, лицам дурного поведения - разрешается".
Не все законы были такие мягкие. В Афинах первые писаные законы составил Дракон: в них за все проступки, малые и большие, назначалось только одно наказание - смерть. Его спрашивали, почему так строго. Он отвечал: "Ни меньшего, ни большего наказания я придумать не мог". Потомки говорили: "Драконовы законы писаны не чернилами, а кровью".
Встречались, конечно, и такие случаи, которые точно под закон не подходили. Законодателей спрашивали: "Чем пожертвовать: законом или человеком?" Законодатели отвечали: "Законом. Лучше, чтобы остался безнаказанным виновный, чем оказался наказанным невинный: первое - ошибка, второе - грех".
Вообще же законы следовало соблюдать во что бы то ни стало. "Лучше дурные законы, которые соблюдаются, чем хорошие, которые не соблюдаются", - говорили греки. Оба древнейших законодателя показали это своим примером. У Залевка сын совершил преступление, за которое по закону полагалось выколоть оба глаза. Залевк не стал его оправдывать и только попросил суд, чтобы один глаз выкололи у сына, а второй - у него самого. Что сказали на это судьи, мы не знаем. Харонд запретил в законе появляться в народном собрании при оружии, а сам однажды, преследуя врага, вбежал в собрание с мечом на боку. "Ты нарушаешь собственный закон, Харонд!" - крикнули ему. "Нет, подтверждаю!" - ответил он, выхватил меч и пронзил себе грудь.
СОЛОН-МИРОТВОРЕЦ
Самым мудрым из законодателей этого времени считался афинянин Солон.
Он был не только мудрец, но и воин и поэт. Первую свою славу он приобрел вот как. Афины вели войну с Мегарою за остров Саламин. Афиняне потерпели такое поражение, что в отчаянии собрались и постановили: от Саламина отказаться навсегда, а если кто вновь заговорит о войне за Саламин, того казнить смертью. Но Солон придумал, как заговорить о запретном. Он притворился сумасшедшим, который не может отвечать за свои слова. Всклокоченный, в рваном плаще, он выбежал на площадь, вскочил на камень, с которого выступали глашатаи, и заговорил с народом стихами. В стихах говорилось:
... Лучше бы мне не в Афинах родиться, а в месте безвестном,
Чтобы не слышать укор: "Сдал он врагам Саламин!"
Если ж афиняне мы, то вперед - и на остров желанный!
Смело на бой, чтобы смыть с родины черный позор!
Услышав эти стихи, народ словно сам обезумел: люди схватили оружие, бросились в поход, одержали победу и заключили мир. Доводы, которыми помогла им получить Саламин "сказка на каждом шагу", мы уже пересказали в другом месте.
Когда в Афинах внутренние раздоры дошли до предела, Солон был избран архонтом для составления новых законов. Он сделал, говорят, очень многое. Он запретил в Афинах долговое рабство и вернул кабальным должникам отнятые у них наделы. Он допустил к участию в народном собрании не только богатых "всадников" (у которых хватало средств на боевого коня), не только зажиточных "латников" (у которых хватало средств на тяжелый доспех для пешего строя), но и неимущих "поденщиков", которых было очень много. Для предварительного рассмотрения дел он поставил во главе народного собрания "совет четырехсот". Солон говорил, что новый совет и старый ареопаг - это два якоря государственного корабля, на которых он вдвое крепче будет держаться в бурю. Но греки гораздо лучше запомнили не эти, а другие законы Солона - те, которые служили воспитанию гражданских нравов.
До Солона был закон: "Кто терпит обиду, тот может жаловаться в суд". Солон его изменил: "Кто видит обиду, тот может жаловаться в суд". Это учило граждан чувствовать себя хозяевами своего государства - заботиться не только о себе, но и о других.
До Солона считалось, что междоусобные раздоры - это зло, и сам Солон так считал. Однако он издал закон: "Кто во время междоусобных раздоров не примкнет ни к одной из сторон, тот лишается гражданских прав". Это учило граждан быть хозяевами своего государства не только в мыслях, но и на деле: где все привыкли быть недовольными, сложа руки, там властью легко овладеет жестокий тиран.
Власти не любили, когда народ в разговорах обсуждал и осуждал их действия, а народ не любил, когда ему это запрещали. Солон издал закон: "Бранить живых людей запрещается в правительственных зданиях, в суде, в храмах, в торжественных процессиях" (а разрешается, стало быть, и на улице, и на площади, и дома). И добавил: "Бранить же мертвых запрещается везде" - потому что мертвые бессильны защищаться.
Законы Солона учили трудолюбию. Был закон: "Кто не может указать, на какие средства он живет, тот лишается гражданских прав". Говорили, что этот закон Солон заимствовал у египтян. Был другой закон: "Если отец не научил сына никакому делу, то такого отца такой сын не обязан содержать в старости". Этот закон Солон ввел сам.
Законы учили уважать трудолюбие даже в животных. Запрещалось убивать пахотного быка, "потому что, - говорилось в законе, - он товарищ человеку по работе".
Солон больше всего гордился тем, что не дал своими законами перевеса ни богатым и ни бедным, ни знатным и ни безродным, ни землевладельцам и ни торговцам:
Я меж народом и знатью, щитом прикрывая обоих,
Стал, - и ни тем ни другим кривдой не дал побеждать.
Конечно, это ему только казалось: там, где он видел справедливое равновесие, мы бы вряд ли это увидели. Но его убеждение, что главное в мире - закон и главное в законе - чувство меры, осталось грекам близко во все века.
СЕМЬ МУДРЕЦОВ
На стенах дельфийского храма было написано семь коротких изречений - уроков жизненной мудрости. Они гласили: "Познай себя самого"; "Ничего сверх меры"; "Мера - важнее всего"; "Всему свое время"; "Главное в жизни - конец"; "В многолюдстве нет добра"; "Ручайся только за себя".
Греки говорили, что оставили их семь мудрецов - семь политиков и законодателей того времени, о котором мы рассказываем. Это были: Фалес Милетский, Биант Приенский, Питтак Митиленский, Клеобул Линдский, Периандр Коринфский, Хилон Спартанский, Солон Афинский. Впрочем, иногда в числе семерых называли и других мудрецов, иногда приписывали им и другие изречения. Стихотворение неизвестного поэта говорит об этом так:
Семь мудрецов называю: их родину, имя, реченье.
"Мера важнее всего!" - Клеобул говаривал Линдский;
В Спарте - "Познай себя самого!" - проповедовал Хилон;
"Сдерживай гнев", - увещал Периандр, уроженец Коринфа;
"Лишку ни в чем", - поговорка была митиленца Питтака;
"Жизни конец наблюдай", - повторялось Солоном Афинским;
"Худших везде большинство", - говорилось Биантом Приенским;
"Ни за кого не ручайся", - Фалеса Милетского слово.
Говорили, что однажды рыбаки на острове Кос вытащили из моря великолепный золотой треножник. Оракул ведел отдать его самому мудрому человеку в Греции. Его отнесли Фалесу. Фалес сказал: "Я не самый мудрый" - и отослал треножник Бианту в Приену. Биант переслал его Питтаку, Питтак - Клеобулу, Клеобул - Периандру, Периандр - Хилону, Хилон - Солону, Солон - обратно Фа-лесу. Тогда Фалес отослал его в Дельфы с надписью: "Аполлону посвящает этот треножник Фалес, дважды признанный мудрейшим среди эллинов".
Над Фалесом смеялись: "Он не может справиться с простыми земными заботами и оттого притворяется, что занят сложными небесными!" Чтобы доказать, что это не так, Фалес рассчитал по приметам, когда будет большой урожай на оливки, скупил заранее все маслодавильни в округе, и, когда урожай настал и маслодавильни понадобились всем, он нажил на этом много денег. "Видите, - сказал он, - разбогатеть философу легко, но неинтересно".
Биант с другими горожанами уходил из взятой неприятелем Приены. Каждый тащил с собою все, что мог, один Биант шел налегке. "Где твое добро?" - спросили его. "Все мое - во мне", - отвечал Биант.
Питтак справедливо правил Мити ленами десять лет, потом сложил власть. Народ наградил его большим земельным наделом. Питтак принял только половину и сказал: "Половина больше целого".
Клеобул и его дочь Клеобулина первыми в Греции стали сочинять загадки. Вот одна из них, ее разгадает всякий:
Есть на свете отец, двенадцать сынов ему служат;
Каждый из них родил дочерей два раза по тридцать;
Черные сестры и белые сестры, друг с другом несхожи;
Все умирают одна за другой, и все же бессмертны.
Хилон говорил: "Лучше решать спор двух врагов, чем двух друзей: здесь сделаешь одного из врагов другом, там - одного из друзей врагом". Кто-то похвалился: "У меня нет врагов". - "Значит, нет и друзей", - сказал Хилон.
Солона спросили, почему он не установил для афинян закона против отцеубийства. "Чтобы он не был нужен", - ответил Солон.
Кроме того, семерым мудрецам, вместе и порознь, приписывали и другие уроки жизненной мудрости. Вот некоторые их советы:
Не делай того, за что бранишь других.
О мертвых говори или хорошо, или ничего.
Чем ты сильнее, тем будь добрее.
Пусть язык не опережает мысли.
Не спеши решать, спеши выполнять решенное.
У друзей все общее.
Кто выходит из дома, спроси: зачем?
Кто возвращается, спроси: с чем?
Не чванься в счастье, не унижайся в несчастье.
Суди о словах по делам, а не о делах по словам.
Вы скажете, что это и так все знают?
Да, но все ли так и поступают?
Впрочем, ведь и сами мудрецы, когда их спросили, что на свете труднее всего и что легче всего, ответили: "Труднее всего - познать самого себя, а легче всего - давать советы другим".
МУДРЕЦЫ ОТВЕЧАЮТ НА ВОПРОСЫ
У писателя Плутарха есть сочинение под заглавием "Пир семи мудрецов". Там описывается, как однажды Периандр, управлявший Коринфом, созвал у себя всех мудрецов и других ученых мужей, как они угощались и вели между собою умные речи.
Среди гостей были двое, с которыми мы скоро познакомимся поближе: скиф Анахарсис и фригиец Эзоп - дикарь-мудрец и раб-мудрец. Грекам приятно было оттенять высокую мудрость своих знатных законодателей простым здравым смыслом пришельца из варваров и выходца из народа.
Повод для беседы был такой. Эфиопский царь и египетский царь спорили за одну пограничную область; и вот, чтобы не воевать, они решили состязаться, задавая друг другу загадки. Египтянин задал девять вопросов: что всего старше, что всего прекрасней, что всего больше, что всего разумней, что всего неотъемлемей, что всего полезнее, что всего вреднее, что всего сильнее и что всего легче? Эфиоп ответил: "Старше всего время; прекраснее всего свет; больше всего мироздание; разумнее всего истина; неотъемлемей всего смерть; полезнее всего бог; вреднее всего демон; сильнее всего удача; легче всего сладость". Периандр спросил гостей: "Удачные это ответы или нет?"
Мудрецы порассуждали и решили - не очень удачные. Нельзя сказать, что время всего старше: ведь время есть и прошедшее, и настоящее, и будущее, причем будущее, несомненно, моложе настоящего. Нельзя сказать, что удача всего сильнее: ведь то, что крепко и сильно, не бывает так изменчиво. Нельзя далее сказать, что смерть всего неотъемлемей: в тех, кто жив, смерти нет.
"А как же ответить лучше?" И Фалес Милетский ответил так: "Старше всего - бог, ибо он вечен. Прекраснее всего - мир, ибо в нем все согласованно и стройно. Больше всего - пространство, ибо в нем мир, а в мире все остальное. Разумнее всего - время, ибо оно всему учит. Неотъемлемей всего - надежда, ибо она есть и у тех, у кого больше ничего нет. Полезнее всего - добродетель: с нею все на свете хорошо. Вреднее всего - порок: с ним все на свете плохо. Сильнее всего - неизбежность: она всем властвует. Легче всего - мера: без меры даже наслаждение бывает в тягость".
Ответы понравились; тогда Периандр попросил каждого ответить на три вопроса: каким должен быть дом, каким должен быть город и каким должен быть правитель?
На вопрос, какой дом - лучший, Солон ответил: "Тот, где добро приобретается без несправедливости, сохраняется без недоверчивости и тратится без раскаянья". Питтак ответил: "Где нет ни потребности в излишнем, ни нехватки в необходимом". Хилон ответил: "Где хозяин - как мудрый царь". Биант ответил: "Где хозяин ведет себя по Доброй воле точно так же, как вне дома - по воле закона". Клеобул ответил: "Где хозяина больше любят, чем боятся". А Фалес ответил: "Где хозяину не о чем заботиться". Что сказал скиф Анахарсис, вы узнаете на следующей странице.
И Периандр, послушав, сказал: "Видно, недаром говорят: кто-то Ликургу посоветовал устроить в Спарте народовластие, а Ликург ответил: "Сперва сумей устроить народовластие в собственном доме!"
На вопрос, какой город - лучший", Солон ответил: "Тот, где обидчика требует к ответу не только обиженный, но и необиженный". Фалес ответил: "Где нет ни слишком бедных, ни слишком богатых". Анахарсис ответил: "Где лучшее воздается добродетели, худшее - пороку, а все остальное - поровну". Питтак ответил: "Где дурным людям нельзя править, а хорошим нельзя не править". Биант ответил: "Где закона боятся больше, чем правителя". Клеобул ответил: "Где порицания боятся больше, чем закона". А Хилон ответил: "Где больше слушают законы, чем ораторов".
И Периандр, послушав, сказал: "Видимо, значит это, что народовластие тем лучше, чем больше похоже оно на единовластие!"
Наконец, на вопрос, какой правитель - лучший, Фалес ответил: "Тот, который сможет дожить до старости и умереть своей смертью". Хилон ответил: "Тот, который думает не о смертном, а о бессмертном". Питтак ответил: "Тот, кто приучит подданных бояться не его, а за него". Анахарсис ответил: "Кто всех более разумен". Клеобул ответил: "Кто всех менее легковерен". Биант ответил: "Кто дает пример покорности законам". А Солон ответил: "Кто сам отречется от своего единовластия".
И Периандр, послушав, сказал: "Видимо, значит это, что и единовластие тем лучше, чем больше похожа на народовластие?"
"Мера - важнее всего!" - ответили ему мудрецы.