Работает она посменно, а когда не в столовке, всё бегает по каким-то психологическим тренингам, ездит по святым местам - никогда на месте не сидит. Вот и сейчас - вернулась из Туркестана, рассказывает, чтобы меня отвлечь, что там видела. Ее слова долетают до меня сквозь туман, по дороге теряя смысл. Иногда, чтобы она не обижалась, я киваю ей и что-то отвечаю. Все внутри меня сжато - не только душа, но и где-то в глубине живота, и в голове - и давит все сильнее, сильнее. Так, что невозможно дышать. За что мне это? Почему все сразу? Может, это то, что взрослые называют черной полосой в жизни? Я никому не делала зла, не желала плохого. Лица моих одноклассников сливаются в одно, и на нем - страшные глаза. Почему-то это лицо огромной физручки, лицо грозит мне, и я бегу, и надо прыгнуть в какую-то яму, но не могу - слишком глубоко, я все медлю и не решаюсь. За мной гонятся, догоняют, сейчас схватят… Кричу, а голоса не слышу, весь крик уходит в немую тоску, хочу выдохнуть - и не могу.
- Жаным, просыпайся, едем! - трясет меня татешка. - Едем, айналайын, моя красавица, одевайся быстрее! Давай, помогу!
- Куда? Я никуда не поеду! Оставьте меня, тетя Роза, я никуда не поеду. Я вообще больше на улицу не выйду, никогда больше не выйду!
- Не оставлю тебя, детка, и не мечтай! Ал, давай, поехали!
За окном - ночь. Или это день такой черный? Черная полоса в жизни - это когда все вокруг становится черного цвета. Теперь я знаю.
- Никого не хочу видеть!
- Оделась? Молодец!
- Который час?
- Уже шесть. Поедем к Кажи-бабе, жаным, тебе надо, поехали прямо сейчас!
Татешка тянет меня к выходу, вот уже мы у неё в машине. Мне всё равно. Но только не хочу сейчас никого видеть, ни с кем разговаривать. Если этот человек, как там его, начнет меня расспрашивать, буду молчать. И слушать его тоже не хочу!
Попади мы сейчас в аварию, было б здорово! Татешка, конечно, пусть останется жива и здорова, хорошо, если и машина не пострадает - тетя Роза так с ней нежна бывает, гладит обшивку салона, ласкает: "Мой зонтик, мое пальто!" Кредит за авто платит. А вот я бы сейчас очень хотела мгновенно оказаться в другой жизни, потому что эта - невыносима. Может, хоть тогда одноклассники и бабушка смягчатся. Я даже пристегиваться специально не стала.
Мы ехали, как и всегда с татешкой, очень быстро. Утренний город проносился мимо, словно в каком-то боевике. Мосты развязок, где раньше мне хотелось взлететь, сейчас оставляли равнодушной. "Все это теперь не для меня…" Даже свет фонарей казался чёрным.
На лобовом стекле мотались из стороны в сторону перья совы. Машин в этот час на улицах уже много. Но пробок пока нет. Так что хватило десяти минут, чтобы выехать за город, в горы. К сожалению, никто на нас не налетел, и вообще - никаких происшествий.
Татешка открыла окна - сладкий воздух ворвался к нам, закружил голову.
Подъехав к какому-то поселку, зажатому между холмов, она остановила машину.
- Пойдем, жаным!
Собачий оркестр, грянувший с нашим приездом со всех дворов, остался позади и потихоньку смолк. Мы взбирались на холм по неожиданно хорошим ступенькам. Начинался рассвет.
- Тетя Роза, я боюсь. Он будет ругаться, что мы его разбудили. Давайте уйдем, пока не поздно!
- Он не будет ругаться. Ты не знаешь, кто такой Кажи-баба?
- Какой-нибудь нудный старик?
- Не говори так, не обижай его. Кажи-баба - покровитель нашего города. Те, кто знает, ни одно дело не начинают без его благословения. А закончив, идут к нему с благодарностью.
- Он что, типа городского акима? Зачем мы ему нужны? Он тут живет?
- Он здесь похоронен.
Мне стало страшно:
- Тате, пойдемте отсюда, и побыстрее! Мы что, в такое время на кладбище идем?!!
Глава 9. Самое необычное утро
Тетя Роза остановилась, подождала, пока я поднимусь к ней на ступеньку, обняла и стала рассказывать:
- Давным-давно, когда тебя еще не было на свете, в 1990 году, одному человеку стал сниться странный сон, который повторялся несколько раз. Во сне приходил Некто с длинной белой бородой и говорил, что на даче этого человека закопан клад. Давал точные приметы, где именно. Наконец этот человек решился, позвал родственников - якобы, выкопать погреб. Копали-копали, для погреба уже хватит, но в земле ничего особенного не было. Тогда этот человек решил всё-таки копать ещё глубже. И наткнулся на гигантский скелет человека.
Мне опять стало страшно и я крепче прижалась к тете Розе - так оно надежнее. Я уже перестала бояться, что на нас нападут какие-нибудь злые люди из поселка, здесь, на подъеме, все хорошо просматривалось и было безопаснее. Но я пока ничего не понимала, и от этого тоже мутило.
- Выкопанный скелет оказался ростом в два с половиной метра! Ученые были потрясены, установив примерный возраст находки. Погребённый человек жил во времена расцвета Древней Греции!
Люди назвали его Кажи-баба и увидели в нем покровителя нашего города.
Находка долго была в руках ученых, но потом Человек в белом вновь стал сниться к выкопавшему, прося предать его останки земле. Через десять лет Кажи-бабу повторно захоронили - на холме, неподалеку от того места, где нашли.
- Кажи-баба очень добрый, не бойся! Теперь пойдем, - татешка двинулась вперёд. Стало еще светлее, запели птицы. Только сейчас я заметила, что тетя Роза зачем-то несет с собой буханку хлеба. Вот мы и на холме. Город отсюда виден, как с колеса обозрения. Какая красотища, дух захватывает! Ненадолго я даже позабыла о своей беде. Мы стояли на краю холма. А за нами находилось нечто, сверху прикрытое полупрозрачной крышей - такими еще остановки автобусов бывают.
- Айналайын, пойдем, не бойся, - позвала тетя Роза. - Сейчас под землю спустимся, тут не страшно, иди - видишь, ступенечки вырыты. Потом ещё наверху постоим.
Она крепко взяла меня за руку, включила фонарик на сотке, освещая спуск. По периметру могилы была прокопана траншея. Та стена её, за которой было захоронение, выложена плитами - холодными и шершавыми на ощупь. Татешка припала лбом к плите и затихла. Фонарик погас. Сумрак, тишина, спокойствие… Меня так обволокло всем этим, что я почувствовала, будто уже умерла, и теперь могу ни о чем не тревожиться. Всё уже позади. Я в могиле, и ничего мне не надо. Я приложила руку к бетонной плите. Где-то там, в глубине, покоятся останки огромного человека, жившего так давно. Но зачем-то нужно стало, чтобы о нем знали сейчас. Ладони сделалось удивительно приятно, хотелось касаться и касаться этого грубого бетона, будто бы он - нежный шелк. Или - чья-то живая рука. Рука любящего меня. Я обогнула татешку и пошла вокруг могилы. В полумраке разглядела стул. Села и почувствовала себя такой защищенной - будто рядом были и мама, и папа, а я - совсем маленькая, и все мне нипочем.
Потом вновь нахлынула печаль. Но не такая удушающая, понемногу она начала таять. Это как пожаловаться кому-то близкому и доброму, и он утешит, и обнадёжит.
Но вот произошло нечто необъяснимое.
Нахлынувшая волна любви водопадом смывала ужас прошедших дней.
Сколько так просидела - не знаю. В коридоре по-прежнему стояла ласковая темнота.
- Люблю, - прошептала вдруг, сама не знаю кому, и брызнули слёзы. Будто не я…
Прошло еще какое-то время - то ли сна, то ли яви.
- Жаным, деточка, ты где? - позвала татешка. - Давай оставим Кажи-бабе хлебушка.
Мне тоже захотелось что-нибудь оставить. Нащупала в кармане носовой платок - сколько раз за последние дни был он промочен слезами!
- Оставляю Вам свой платок - он красивый, с цветами, и дорог мне. Не обижайтесь, что на нем мои слезы - пусть это будут мои последние слезы! Я хочу быть счастливой, и я докажу, что имею на это право! И… и обязательно еще вернусь к Вам. И приведу своих близких. Спасибо, спасибо! Я перекрестилась. Хотя Кажи-баба - он же общий покровитель, и жил так давно, когда еще не было ни христиан, ни мусульман, но мне почему-то захотелось сделать именно так.
- Теперь надо обойти вокруг него три раза, - мягко сказала татешка, как-то изменившаяся после нашего общего молчания. Моложе и красивее став, что ли. А какая беззащитная! Куда только делся этот "Мамай", как она себя в шутку именует. Мы обошли вокруг захоронения трижды. Мягкий сумрак сменялся светом раннего утра, а потом опять наступала темнота.
- Вот так, наверное, люди рождаются и умирают, и снова рождаются, - мысли плыли сами собой, освобожденные от страшной тоски, терзавшей меня так недавно.
Окончательно выбравшись из подземелья, мы остановились на краю холма.
Господи, как хорошо!
Я почувствовала себя птицей! Кажется, что не на холме стою, а парю в воздухе - такая панорама вокруг. Любовь, которую я ощутила, сидя в темноте, не отпускала меня - ее потоки лились навстречу солнцу, струились щедрыми волнами в город. Я раскинула руки и запрокинула голову. На разных краях неба одновременно были и Солнце, и Луна. Позади высились снежные горы.
Жизнь изумительна. Как могла я желать смерти? В этот миг то, чему я раньше не придавала особого значения, считая само собой разумеющимся, стало очень важным: и как стоит моя татешка, и птичья песенка, и город, и небо, и горы, а главное - я сама!
А вот беды отодвинулись, слились в невнятную массу. Я даже не смогла вспомнить в деталях то плохое, что произошло со мной за эти дни. Из несчастья - в счастье. Только бы все не вернулось назад!
Я сжала руки и поклялась себе, глядя на сверкающие новые здания любимого города, что сохраню это чувство, которое испытываю сейчас, на всю жизнь. А еще пообещала себе, что теперь буду не только мечтать, но и выполнять задуманное. Мне столько дано! Я представляла, как разрисовываю серые унылые стены домов - ведь я часто представляю, каким будет город, если его как следует раскрасить! А уж если буду с друзьями, то мы такое сможем! Стоп. Друзья? "Обязательно их найду!" - пообещала себе. И еще одно "обязательно": Арсен обязательно поймет, что был неправ.
- А если не поймет, то и жить не стоит? - проснулся внутри ехидный голосочек.
- Не поймет, не поверит - значит, ошибалась в нем, и Арсен - не тот человек, которого буду любить, - твердо ответила голосочку. Он и замолк.
Глава 10. Сентябрь, октябрь…
В классе со мной никто не разговаривал. Если я случайно подходила к какой-нибудь компании одноклассников, все тут же замолкали. Если пыталась поймать хоть чей-то взгляд, этот человек сразу отворачивался или отводил глаза. Арсен - да, смотрел, но - как на пустое место. Я для него не существовала. Учителя ничего не замечали, или не хотели замечать. Я сидела одна, ходила одна по коридорам на переменах.
Но потом встретила девочек, с которыми познакомилась прошлым летом в лагере. Это была удача! Аля и Вика учились на класс младше, и я стала тусоваться с ними. "Греха нет - вины нет!" - повторяя татешкины слова, как заклинание, я ни в чем не уступала своим одноклассникам. Правда, на физру больше не ходила. Но остальные уроки стали принципиально важны: надо же доказать, что я не тупица. Да и просто хотелось заставить ИХ смотреть на меня, слушать мой голос. Никому не навязываясь, я поставила себе цель покорить их, заставить подойти, заинтересоваться. Верила: еще один-два блестящих доклада, еще несколько моих рисунков, отправленных на выставку, еще несколько похвал гнобящей весь класс физички - и они сдадутся.
Не буду рассказывать, чего мне это стоило. На уроки уходила уйма времени. И, как бы мне ни хотелось забросить подальше малопонятную физику и всласть порисовать, я себя пересиливала. Но рисовать хотелось очень. И часто, сделав уроки, я сидела с гелевыми ручками на кухне тети Розы до упора, пока даже татешка не выходила из терпения и гнала меня спать, ахая и причитая, что не жалею я себя.
Но никого из одноклассников не волновали мои успехи. ОНИ почему-то не сдавались. Тогда я стала учиться просто для себя. С бабушкой мы к тому времени формально помирились. Жить я, правда, так и осталась у татешки - так ближе к школе. Да и татешке со мной веселее. "Хоть готовить дома есть для кого!" - кричит она с кухни, и пар стоит столбом, и что-то скворчит в казанчике.
Приходила к нам бабушка. Присела на кончик стула, сидит - спина ровная, прямая, руки на коленях сложены, губы поджаты. Деньги, которые татешка кинулась в очередной раз возместить за меня, брать отказалась. Попросила только не баловать "больнушечку" через край, вздохнула, что совсем не понимает современную молодежь, а идти наравне годы не позволяют. Бабушка вся такая убитая… Мне до сих пор очень перед ней стыдно, но я пока не знаю, что сделать. Наверное, никогда не простит! "Любимая внучка была, единственная… Я для нее все делала. И вот тебе благодарность - обворовала на старости лет", - наверное, думает бабушка. Я знаю, что татешку бабушка считает легкомысленной, раньше все советовала ей читать побольше. В этот раз ничего не посоветовала. На прощание просила меня проведывать её и Масяню "хотя бы раз в две недели".
Может, все-таки скучает?
Удивительно, но родители так ни о чем и не узнали.
А переселение одобрили. Вчера мы странно пообщались c мамой. Она говорила по телефону без передышки, даже не давала мне ответить. Я слушала и чуть не ревела. Наверное, и ей там, в чужом городе, несладко. Я поймала себя на мысли, что впервые подумала о том, что и моей всемогущей маме может быть трудно. И тут же убрала из голоса все следы печали. Не хватало, чтобы она ещё и из-за меня переживала!
Совсем забросила я подругу Дину. Общих тем для разговоров становилось все меньше - разве что воспоминания… Динка влюбилась в новенького, который пришел в тот наш класс, и теперь только об этом и чирикала, так что уже и слушать невозможно, и с темы не собъёшь. Терпеливо выдерживая какое-то время ее бесконечные "а он мне… а я ему….", после я отчаянно вопила в пустую комнату: "Иду, тетя Роза, сейчас, сейчас!" и закруглялась с разговором. Понятно, что я завидовала. Еще бы! Вот у смешной круглощекой Динки завелся парень, а у меня… И, наверное, никогда уже не будет! Я - белая ворона, человек, с которым противно разговаривать.
А все-таки Арсен плотно поселился в моем сердце. Это, конечно, удивительно так вышло, но с Арсеном я вижусь больше, чем с остальными из класса. Только не подумайте, что он молча, с ненавистью, но все-таки провожает меня, выполняя данное когда-то обещание. Какое там! Пересекаемся мы совсем по другой причине.
Дело в Алдаспане. А началось всё со школьной доски объявлений:
"Приглашаем юношей и девушек на занятия по системе Алдаспан. Древний вид казахских боевых искусств подарит вам здоровье, уверенность в себе и умение побеждать…" Ниже давались телефоны и было написано имя - Олжас. Тренер, наверное. Моего папу тоже зовут Олжасом - в честь поэта, написавшего "Беллу" - я знаю…
Никогда раньше мне не хотелось заниматься каким-нибудь видом боевых искусств. Это не для девушек. Хотя… Круто же расправляются с врагами бравые старушки Ума Турман и Анджелина Джоли!
К тому же тут не надо соревноваться. Просто честно делаешь свое дело, и побеждает сильнейший.
Как здорово, когда можно никого-никого не бояться… Защищать слабых, отстаивать свою честь перед теми, которые слов не понимают…
Чья-то тень упала на объявление. Арсен подошёл.
Я испугалась, что он первым начнет записывать координаты этого Алдаспана, и тогда, если я тоже стану их записывать, решит, что это из-за него и я за ним бегаю! Быстро-быстро стала набивать в сотку номер Олжаса. Сзади раздался мягкий щелчок - Арсен сфотал объявление на свой крутой мобильник. Перехватив мой взгляд, направленный на телефон, криво ухмыльнулся. Да иди ты, Арсен, иди, куда шел, вместе со своей дорогой цацкой! Но вслух этого, конечно, не сказала - мы же не разговариваем…
Вот мы и стали видеться с Арсеном чаще, благодаря спорту. Ещё из класса на тренировки записался Стасик. Он, как я успела заметить, был большим трусом. Наверное, и на боевые искусства пошёл, чтобы превратиться из зайчишки-трусишки в кого посерьезнее. Может, барсучка?
А вот зачем Арсен ходит на Алдаспан? Очень надеюсь, что из-за меня. Ведь занимался он раньше спортом в другом месте.
Спортзал находится возле школы, тренировки идут с раннего утра. Мы совсем не устаём, напротив - с каждым часом сил только прибавляется, и оттуда народ выходит такой заряженный, что сидеть без движения в школе о-очень тяжко.
Различий между парнями и девушками на тренировках нет. Мы изо всех сил тянемся в разные стороны, укрепляя позвоночник. А еще тренер показал очень прикольный, но поначалу страшный массаж… ногами. Один ложится, другой разминает его тело ступнями, а потом еще и ходит по спине.
Сам Олжас кажется сделанным из железа. Если он встанет тебе на спину, то его ни с кем не спутаешь: будто памятник водрузили! Сколько лет тренеру, загадка. Кто-то из наших говорил, что Олжас достаточно давно занимается наукой. Всегда румяный, c тихой улыбкой, он никогда не кричит и не расстраивается, но все вокруг пронизано такой энергией, что, кажется, горы можно свернуть! А еще он обожает рассказывать удивительные истории о сверхвозможностях человека.
Во всех упражнениях, которые выполнялись парно, Арсен держался от меня подальше. Чтобы, Кудай сактасын, как говорит моя татешка, не пришлось иметь дело с воровкой.
Хотя мог бы и подойти, спросить: "Мира, а зачем ты это сделала?" - раз уж считает меня такой. Но нет, ничего подобного! Ненавидит, и все. Молча.
Но Алдаспан - это еще не все новости в моей жизни.
Мы с подружками-шестиклашками, Алей и Викой, затеяли грандиозное дело.
Помните, я говорила, что моя татешка работает в больничной столовке? Вообще-то я очень больниц боюсь, болезней, врачей. Однако разок пришлось пройтись по больничным лабиринтам.
Надо было отнести ключи тете Розе. Прорвавшись сквозь заслон медсестер на входе, я блуждала по мрачным коридорам, мечтая оттуда быстрее выбраться. Татешкину столовку проще всего было найти по запаху еды. Но вокруг пахло только хлоркой и какими-то лекарствами. Было невероятно уныло и серо.
Мимо прошла целая группа ребят моего возраста. То ли мальчики - то ли девочки - не поймешь. Кое-кто - с натянутыми на головы капюшонами. Остальные - почему-то лысые, вены сквозь кожу просвечивают! Все в марлевых масках.
Неожиданно кольнуло в сердце. Как привет из прошлой жизни… Посмотрев на них, сразу вспомнила Сану! Эти ребята - не знаю, мальчики или девочки - были как бы одной породы с ней.
Слава Богу, столовка вскоре нашлась.
Спросила татешку о встреченных мною. Лицо тети Розы как-то постарело. Вдобавок она еще и вздохнула по-старушачьи:
- Кровь больная…
- А разве кровь может болеть? Это же жидкость.