Собственно говоря, они выходили из двух источников. Первым было всем известное, повседневно слышимое и изучаемое "священное писание", те религиозные книги, которые читались в церквах, о содержании которых священники и монахи каждый день рассказывали "мирянам". Эти туманные мифы и предания, давным-давно облеченные в художественную форму, - арабские у мусульман, древнееврейские в христианском мире - за столетия стали известными всем и каждому. Не было человека, который - на Руси и в Западной Европе - не слыхал бы историй, содержащихся в библии и евангелии: о "первородном грехе", совершенном Адамом и Евой, о "древе познания добра и зла" (стр. 91), о "ноевом ковчеге" (стр. 187), "соломоновом суде" (стр. 256) и о прочем. Слова, будто бы сказанные полулегендарными царями, пророками и учителями еврейской древности, повторялись во всех концах света католическими, лютеранскими, православными патерами, пасторами, "батюшками". Так удивительно ли, если теперь немалое число наших фразеологических словосочетаний находит свое начало в евангелии и библии, относится к так называемым "библеизмам". Мы, совершенно забывая об их происхождении, то и дело употребляем слова и выражения, приписанные составителями церковных книг то тем, то другим упоминаемым в этих книгах лицам.
Долго религиозные книги были едва ли не единственным источником просвещения.
Я сказал: "едва ли не единственным", и выразился так осторожно не зря. Уже очень давно другой великолепно разработанный круг мифов, преданий, литературных произведений, исторических рассказов воздействует на человечество: я говорю обо всем, что относится к так называемой "классической", или "античной", древности. Великие цивилизации Древней Греции и Рима оставили нам богатейшее наследие своих легенд, своей истории, поверий, языческих верований и мифов. Церковь яростно боролась с остатками язычества, поэтому во все века противники ее с особым интересом обращались к сокровищнице античной мудрости. Но и само христианское учение пришло в Европу через посредство греков и римлян, так что самим церковникам приходилось изучать и греческий язык и латынь. А с этими языками в их сознание, помимо воли, врывались гениальные поэмы древних авторов, повествования о подвигах героев Греции и Рима, целый мир со своими притчами, сказками, поговорками, афоризмами - с огромным множеством иносказательных словечек, шуток, то есть с фразеологией всякого рода. И вышло так, что и церковники и их противники несколько столетий подряд переводили эти древние словосочетания на все языки Европы, невольно вдалбливали их в сознание французов и немцев, русских и поляков. Вот каким образом, вероятно, третья часть нашей русской фразеологии, если не больше, оказалась заполненной "сращениями", "единствами" и "сочетаниями" слов, созданными некогда на Балканском и Апеннинском полуостровах. По имени величайшего поэта древности, слепого старца Гомера, гениальные поэмы которого дали нам добрую половину этого запаса образов, мы зовем такие пришедшие из античного мира словосочетания "гомеризмами" даже тогда, когда почерпнуты они у других авторов.
Человек нашел способ одним смелым маневром разрешить трудную задачу, а мы говорим: "Он разрубил гордиев узел", намекая на легендарный поступок Александра Македонского (стр. 77). Государственный муж без конца настаивает на необходимости какой-то суровой меры, и нам невольно вспоминается упрямое "Карфаген должен быть разрушен" старика Катона (стр. 128). Желая описать неимоверного богача, мы называем его Крезом; предательский подарок для нас всегда "дар данайцев" (стр. 81), и тот, кто назовет такую не похожую на плод растения вещь, как нефтяные источники Передней Азии, "яблоком раздора" (стр. 300) между империалистами западных стран, поступит правильно: вспомнив одну из легенд Древней Греции (а чаще всего даже и не подозревая, что он вспоминает именно ее), он в двух словах выразит мысль, которая иначе потребовала бы длинного объяснения. Во всех этих и в тысячах других случаев мы прибегаем к помощи гомеризмов, чтобы лучше, изящнее, образнее передать то, о чем думаем.
Библеизмы и гомеризмы не составляют всего запаса фразеологии ни в одной из стран, даже если говорить только о литературном языке; даже если к ним добавить все то, что проникло в язык из народного художественного творчества, из профессиональных языков - словом, "снизу". Ведь существует еще множество источников, где могут зарождаться "крылатые слова", эти счастливые выражения, облетающие весь народ и получающие способность означать не только то, что было в них первоначально вложено говорившим или писавшим, но и многое другое.
Перед лукавым человеком, королем Наваррским Генрихом, стал вопрос: чем пожертвовать - властью или религией? Париж, куда он стремился, готов был признать его, но не желал иметь на троне гугенота: всегда властители Франции были католиками. "Париж стоит обедни!" - пожал плечами Генрих и переменил веру. Эти его слова, скорее остроумные, чем высокодобродетельные, в его устах имели довольно узкое значение. Но они стали известны всему миру, и люди начали применять их ко всем случаям, когда высокие принципы приносятся в жертву выгоде. Человек живет в Америке и продает свои убеждения не за престол, а за доллары; а мы все же говорим: "Он действует по правилу "Париж стоит обедни"". И каждый понимает, чтó это значит.
Циничная острота "наваррца" стала сращением, приложимым к самым разнообразным жизненным положениям, хотя сначала относилась к одному-единственному из них.
Раздраженный поучениями придворного, другой король Франции на призыв думать об интересах государства высокомерно ответил: "Государство - это я!" С тех пор сказать, что кто-либо живет по правилу "Государство - это я", значит очень точно обрисовать его поведение и взгляды.
Петр Великий сказал: "Всýе законы писáти, ежели их не исполняти" и "Промедление смерти подобно", и вот уже два с лишним столетия, как эти его слова повторяются то тут, то там по самым различным поводам: они стали фразеологическими сочетаниями нашего языка.
Этот интереснейший процесс превращения обыкновенных точных слов в крылатые продолжается и сейчас. Я уже указывал (стр. 8) на историю заглавия одной из статей В. И. Ленина. Можно напомнить десятки и сотни подобных же выражений, впервые созданных в партийной и революционной среде и в царской России и в СССР: "Факты - вещь упрямая", "Догнать и перегнать", "Точка зрения", - мы постоянно и слышим и сами пользуемся этими словосочетаниями, часто даже не помня, когда и как проникли они в наше сознание. Да и немыслимо запомнить это: ведь поступление таких крылатых слов в язык все время продолжается.
И, надо сказать, могучим подателем их, помимо всех уже указанных источников, является живая, современная художественная литература. Вот откуда они тоже вливаются в нашу речь широким неослабевающим потоком. В создании и расширении фразеологической сокровищницы русского языка огромную роль всегда играли и будут играть наши писатели.
Я говорю: "Да ну его! Это же сущая мартышка и очки!" - и вы знаете, что речь идет о человеке, который не умеет пользоваться ценностью, попавшей ему в руки. Вы слышите выражение "Демьянова уха" - вам ясно, что речь идет о навязчивом гостеприимстве. Если вспомнить одного только И. А. Крылова, придется занять страницы и страницы перечислением метких, острых, неизгладимых, как печати, словечек, которые составляют его дар нашему языку: "И, полно, что за счеты", "А вы, друзья, как ни садитесь…", "Кукушка хвалит петуха…", "Лебедь, рак да щука", "Римский огурец"… Им нет конца и края…
А Н. В. Гоголь? "Тридцать тысяч курьеров", "Я за вами - петушком, петушком…", "Селифан и Петрушка", "Дама приятная во всех отношениях", "Брать взятки борзыми щенками", "Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать…" Я мог бы продолжать этот список без предела.
Точно так же и современная наша советская литература постоянно снабжает живой язык новыми фразеологическими материалами: "Ваше слово, товарищ маузер", "К мандатам почтения нету", "Нигде кроме, как в Моссельпроме!", "Что такое хорошо и что такое плохо" В. Маяковского, длинный ряд отдельных выражений из поэм и стихов А. Твардовского, особенно из "Василия Теркина", составляет ее все время растущий вклад. Мы то и дело выхватываем эти сочетания слов из того окружения, в котором они когда-то дошли до нас, меняем их значение, приспосабливаем их к тем обстоятельствам, в которых сами находимся, и поступаем с ними так же, как поступаем с отдельными словами: мы ими говорим. А раз это так, то не может быть и вопроса, как полезно, как необходимо действительно свободно и сознательно владеть всем этим богатством.
Правда, в этой книге вы найдете значительно меньше сращений, рожденных в новейшие времена, чем древних, и это вполне понятно. Современные литературные сращения-образы вы привыкаете узнавать и применять со школьной скамьи: вряд ли кто-либо затруднится сообразить, что означает выражение "кто первый сказал "э"?" или "Слон и Моська", - всем нам близки и понятны и "Ревизор" Гоголя, и чудесные крыловские басни. Иное дело, если где-нибудь, в какой-либо повести или романе, вы наткнетесь на таинственные слова: "Он прикидывался сущей казанской сиротой" - или прочтете в "Евгении Онегине", что Ленский был "возвращен своим пенатам". Без объяснений вы будете долго недоумевать - чем "казанские" сироты отличаются от "горьковских" или "астраханских"; что такое "пенаты" и как можно быть "возвращенным им"? Естественно, что в таких особо затруднительных случаях помощь нужна в первую голову, а случаи эти как раз и связаны прежде всего с древними фразеологическими целыми, особенно с иноязычными и с теми, которые состоят из слов, давно уже не употребляющихся в языке порознь.
Мы постоянно говорим про бездельника, что он "бьет баклуши", про болтуна, что он "точит лясы". Когда-то в языке кустарей, ложкарей и столяров слова эти имели точное, конкретное значение: "баклуши" - куски дерева, из которых вырезали деревянные ложки; "лясы" - то же, что "балясы" - фигурные точеные детали старинных перил.
Но ведь сейчас никто не говорит: "Я купил двести ляс" или "Хорошие липовые баклуши бьют у нас в колхозе". И разгадать значение этих слов - и прямое и переносное - очень трудно.
Точно так же нелегко нам управиться с гомеризмами и библеизмами: поди дознайся, кто был тот "Аред", чьи "вéки" (возраст) служат символом долголетия; не так просто разобраться в бесчисленных образах Гомера: вспомни, с кем и с чем связан рассказ о "троянском коне" или же об "ариадниной нити"!
А книга, подобная этой, должна помочь вам в таком затруднительном положении.
Вот, собственно, и все, что следовало сказать перед тем, как вы начнете читать ее.
Л. Успенский
А
Аб ово
(Ab ovo)
У Александра Сергеевича Пушкина в незаконченной поэме "Родословная моего героя" сказано:
Начнем ab ovo:
Мой Езерский
Происходил от тех вождей,
Чей в древни веки парус дерзкий
Поработил брега морей.
Одульф, его начальник рода,
Вельми бе грозен воевода…
Что значит странное выражение "аб ово"?
По-латыни "аб ово" - "от яйца", но ведь это ничего не объясняет. А объяснение есть.
Древние римляне начинали свои пиры с вареных яиц, а заканчивали их фруктами. У них сложилась поговорка "от яйца до фруктов", означавшая: "всё с самого начала до конца". Позднее вторая часть выражения забылась, а "аб ово" стало значить "с самого начала". Так надо понимать и пушкинские строки: "Начнем с самого начала: мой герой вел свой род от варяга Одульфа".
Впрочем, с течением времени римские поэты придумали для этого своего выражения немало других, уже чисто сказочных объяснений.
Авгиевы конюшни
Жил-был в древней Элиде, рассказывается в древнегреческой легенде, царь Авгий, страстный любитель лошадей: три тысячи коней ржали в его конюшнях. Однако стойла, в которых содержались лошади, никто не чистил в течение тридцати лет, и они по самую крышу заросли навозом.
По счастью, на службу к царю Авгию поступил сказочный силач Геракл (у римлян он звался Геркулесом), которому царь и поручил очистить конюшни, что не под силу было сделать никому другому.
Геракл был столь же хитроумен, сколь и могуч. Он отвел в ворота конюшен русло реки Алфея, и бурный поток за сутки вымыл оттуда всю грязь.
Греки причислили этот поступок к самым славным подвигам Геракла и воспели наряду с другими его одиннадцатью подвигами (см. "Геркулеса подвиги"), а выражение "авгиевы конюшни" стали применять ко всему запущенному, загрязненному до последнего предела и вообще для обозначения большого беспорядка.
Греческая легенда, рассказывающая об очистке Гераклом Авгиевых конюшен, прожила века; мы и сейчас часто говорим, допустим, так: "Ну, чтобы очистить авгиевы конюшни в твоем шкафу, нужен гераклов труд!"
Итак, это крылатое выражение уродилось давно и далеко, в Древней Греции. Скоро вы увидите, что из того же источника - греческих мифов - мы получили немало и других крылатых выражений.
А все-таки она вертится!
Католическая церковь принудила великого итальянского физика и астронома Галилея (1564–1642) отречься от учения Коперника о том, что Земля подвижна, что она вращается вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли. Перед лицом смертельной опасности семидесятилетний мудрец отступил.
Но народ не поверил, что это случилось. Сложилось предание, будто, произнеся отречение, старый ученый в ярости топнул ногой и воскликнул: "E pur si muove!" - то есть, если переводить дословно: "А все же она движется!"
Так это было или не так, но упрямое восклицание пережило века. Оно значит теперь: "Говорите что хотите, я уверен в своей правоте!"
Адвокат дьявола
Был у средневековых католиков забавный обычай. Когда церковь решала канонизировать, то есть признать, нового святого, устраивали диспут между двумя монахами. Один всячески восхвалял умершего "мученика" или "угодника"; это был "адвокат божий" ("адвокат" - от латинского слова "адвокаре": призывать на помощь). Другому же поручалось доказывать, что канонизируемый немало грешил и не достоин такого высокого звания. Этот-то спорщик и назывался "адвокат дьявола".
Потом так стали звать людей, которые любят дурно говорить о других, стараются и в хорошем непременно найти недостатки, плохие стороны.
Акафист петь (читать)
"Да полно тебе ему акáфисты петь!" - говорят хвалителю, чрезмерно превозносящему того или другого человека.
Акафистами в языке православного духовенства называются особые молитвы, пышные славословия Иисусу Христу, его матери Марии и самым почитаемым святым. Эти гимны полагается выслушивать стоя. Слова "акáфистос гимнос" по-гречески значат: "гимн, во время исполнения которого нельзя сидеть". Отсюда, от церковных обычаев, и пошло это насмешливое выражение.
Сравни: "аллилуйю петь", "дифирамбы петь", "панегирики произносить".
Аки тать в нощи
Это присловье неоднократно встречается в библии, когда повествуется о ком-нибудь приближающемся незаметно, крадучись, "как ночной вор". Очень часто так говорили о смерти; ведь она порой является к человеку нежданно-негаданно. По-славянски "áки" означает "как", а слово "тать" значит "вор". Что значит "нощь", бы и сами поймете: это "ночь".
И сегодня порой говорят так о чем-либо внезапном, случившемся без предупреждения.
А король-то голый!
Два плута, выдав себя за ткачей, взялись соткать одному королю такую ткань, которую может видеть лишь умный человек, достойный той должности, которую он занимает. Делая вид, что они усердно поработали, плуты вручили заказчику "ничто", пустоту вместо ткани.
Однако король и все окружающие притворились, что видят прекрасную материю; ведь иначе вышло бы, что они глупы и не справляются со своими должностями. Король гулял нагишом, а все восхищались его одеждой. Наконец один мальчишка, который даже не подозревал, в чем тут дело, увидев короля, захохотал и закричал: "А король-то голый!".
Такая сказка написана знаменитым датским сказочником Андерсеном более ста двадцати лет назад. С его легкой руки выражение "голый король" стало употребляться всюду, где люди по разным причинам выдают за очевидное то, чего нет на самом деле; скажем, из страха или корысти выдают за умницу опасного дурака.
Аллилуйю петь (затянуть)
"Аллилýйя" - слово древнееврейское, означает "хвалите бога". При богослужении в церкви многие молитвы заканчиваются многократным припевом: "Аллилуйя, аллилуйя!" Поэтому слова "петь аллилуйю" у нас стали означать то же, что "акафисты петь" (смотри) - захваливать, не в меру превозносить. От них произошли и выражения "аллилуйщина", "аллилуйщик".
Сравни: "дифирамбы петь", "панегирики произносить".
Альма матэр
(Alma mater)
Если это латинское выражение перевести на русский, получится просто: "кормилица", "мамка" ("alma" - питающая, кормящая; "mater" - мать). Однако уже очень давно средневековые студенты стали называть так те учебные заведения, в которых они получали "духовную пищу", "питомцами" которых они себя считали. Среди ученых и студенчества выражение это, наполовину в шутку, употребляется и сейчас.
Альтэр эго
(Alter ego)
В переводе с латыни "alter ego" значит "второй я". Мы называем иногда так самых близких друзей, тех, кому доверяем, как самому себе. Распространенным это выражение стало благодаря обычаю, принятому в некоторых государствах Европы в прошлом: когда король передавал всю свою власть какому-нибудь наместнику, он награждал его званием "королевского второго я" - "áльтэр эго рéгис".
Считается, что возник такой обычай в Сицилии. Первым же, кто произнес эти слова, был греческий философ Зенон, живший в III–IV веках до н. э.
Латинское слово "эго" ("я") составляет основу известного всем слова "эгоист" - себялюбец.
Альфа и омега
"Альфа" - первая буква греческой азбуки, означающая звук "а", "омéга" (звук "о") - последняя. "Я - альфа и омега, началом конец, первый и последний", - говорит о себе библейский бог.
Подобные выражения имеются во всех языках. Мы сейчас говорим: "Выучи все от "А" до "Я""; а до революции говорили: "от "аза" ("аз" - первая буква старославянского алфавита) до "ижицы"". "Ижица" была тогда последней буквой. Словом, теперь "от альфы до омеги" значит: "все на свете", "все от начала до конца".