"Да ты заходи за камерой. Я не заразный, только разговаривать не могу", - пишет.
* * *
По крайней мере, этот человек понимает, что гостей нужно кормить. Я пришла к Виктору сразу после школы, и теперь сижу у него на кухне. А он греет мне суп в завывающей, как буран в степи, микроволновке.
Уютно. Запах в этой квартире напоминает мне детство.
Виктор молчит, потому что у него ангина. А я молчу, потому что он молчит.
- Да, а я-то чего молчу? В общем, у меня шесть объектов: квартира, подъезд, двор, квартал, ну, и пара улиц в городе.
Виктор ставит передо мной тарелку с горячим супом и выразительно стучит костяшками пальцев по своему лбу. Потом, чтобы я уж наверняка поняла, крутит пальцем у виска.
- Почему это?!
Крутит кистью руки, показывает - мол, наворачивай быстрее, ложку бери, хлеб.
Шепелявит кое-как:
- Ешь. Потом поговорим.
Совершенно невпопад приходит мысль: "А язык он уже зарастил?"
- Ты язык зарастил?
Ну, зачем я только спросила!
Открыл свою пасть, а там…
- А-а-а!
Локтем попадаю в горячий суп.
- Убери, уйди сейчас же! Ну, ты и придурок!
Довольно ухмыляется, сипит:
- Что, страхово тебе?
- Это как: принцип двуязычия в действии?
- Это сплит.
- Раздвоенный на кончике язык… Гадость. И - это же больно. Как ты мог? А ангина?
Он кивает:
- И ангина - тоже.
Молчу. Даже есть расхотелось. Вытираю локоть. Перевожу разговор:
- Так что ты пальцем там у виска крутил? Чем тебе мой план не нравится, а?
Многозначительно качает головой. Убрал тарелку. Теперь идем в комнату к еще одному источнику жужжания-завывания, - компьютеру.
Набрал в поисковике Яндекс "Панорамы", еще пару щелчков, и вот на весь монитор - улицы нашего города! Ходишь, куда хочешь. Надо оглядеться - крутишь картинку "мышью".
О, а вот и он - мой квартал! Красная "Субару" Тиминой мамы - это того японистого шкета, дружка моего бро, помните? Интере-есно, что это тетя Гульжазира тут забыла? Может, к бывшим соседям заехала?
Виктор опять стучит пальцем по башке и пишет что-то карандашиком на валяющемся рекламном проспекте.
"Динозавр ты!!!" - читаю.
- Может, и динозавр, но вот панорамы моей квартиры здесь точно нет!
Пишет: "Снимем - будет!"
- Братюня, так нельзя, плохо!
Теперь стучит по клавиатуре, текст набирает:
"А мы Васька сняли, когда он душ принимал. В "You Tube" выложили".
- Ка-а-ак?
"В стене дырка была".
Настала моя очередь молчать. Может, на всякий случай уже перестать мыться? Ужас какой.
- Ладно, пошла я. Камеру быстро давай, понял? И выздоравливай.
Посмотрела на него с сомнением, добавила:
- Хотя ты вряд ли выздоровеешь совсем. Лечиться и еще раз лечиться… Кстати, горло как врачу показываешь? Язык за щеку убираешь?
Виктор очень весело улыбается, аж лучится весь. Теперь понятно, кто распугивает ухогорлоносов в районной поликлинике.
И он опять что-то пишет.
"Услуга за услугу"
- Чё надо тебе?
"Открой свой профиль "ВКонтакте""
- Открыла. Дальше?
- А кто это у тебя, познакомь, а? - ради такого дела он опять разговаривать начал. Почти членораздельно.
- Офигел, что ли? Это ж Светка!
Недоуменно разводит лапками своими. Типа "а чего "офигел"-то?"
- Понимаешь… Это - Светка. Это страшно. Это намного хуже, чем твой язык, твоя ангина и еще - ураган "Катрина" в Новом Орлеане, не имеющий к тебе никакого отношения, но, тем не менее, тоже ужасающий.
Виктор весь внимание. Даже глаза загорелись.
- Виктор, вся Светина жизнь - борьба. И заметь: борьба - с такими, как ты.
А в самом деле, жалко мне, что ли? Возьму да и познакомлю. Хотя, жалко, конечно. Балбеса Виктора жалко. Добрый все-таки он.
Глава 12
Возвращаясь со спаррингов, мой братец Боря с остервенением рисует котят у себя в альбоме. Пар выпускает.
Возвращаясь после собирания "нужных бумажек", папа уединяется на кухне и очень основательно изображает в рабочем ежедневнике сначала всех "битлов" - Леннона и Маккартни анфас, остальных - в профиль, потом танки, напоследок мелкое зверье. Иногда и до котят доходит.
Они похожи, мужчины нашего дома. Оба стремительные, ответственные и заботливые. А вот мы с мамой совсем разные. Мама моя вообще ни на кого не похожа. И я тоже хочу быть совершенно особенной.
Мама веселится:
- Танечка, чтоб ты знала: подобные амбиции питает еще около двух миллиардов землян. Тебе надо?
- А как тогда, чтобы со стенами не сливаться?
- Вот ты здесь и сейчас. Именно ты - и именно на этом месте. Этим и особенная. Но остальным и это неважно, уж поверь. А особенной станешь, только если перестанешь забивать голову своей "особенностью" и будешь полезна обществу. По-настоящему полезна. А это огромная редкость в наши дни. Я вот так и не поняла, какая от меня польза кому-то, кроме вас. Поэтому и стараюсь для семьи - и то уже хорошо. Ну, а обществу на меня плевать. Главное, чтобы не безобразничала.
- Все равно ты особенная.
- Это потому, что я твоя мама. А так - меня все время с кем-то путают на улице. А знакомые не узнают. Я даже не обижаюсь, привыкла.
Хорошо маме, у нее иммунитет. А у меня еще не выработался. Но, благодаря моей бывшей подруге Юляшке, скоро он возрастет до двухсот процентов!
Юля мне только пишет, а не звонила уже давно. Зачем ей живое общение? Она нашла себе таких же педовочных подруг и, судя по всему, содержательно проводит с ними время - безбожно красится, курит в разных "заброшках" и нарывается на недетские приключения. И на здоровье. Только вот маму ее жалко.
Однако чудо свершилось: сегодня Юля мне позвонила!
Но вот что она спросила…
- Слушай, а как того парня звали, который еще паркурщик?
- В смысле, трейсер?
- Ну.
- Антон?
- А, точно. А то мы его тут увидели. Ну, спасибки, чмаффки-лавки.
Поясню, если кто не понял: тот парень, "который еще паркурщик" вообще-то, мой первый парень Антон, и еще даже года не прошло, как я с Юлей делилась, что у нас, да как, переживала, рассказывала. Причем, сами понимаете, постоянно рассказывала. И переживала тоже - ПОСТОЯННО, месяц или два - ну, пока встречались. И потом еще месяца четыре, когда он меня уже бросил. А еще мы ему звонили и писали. Она что, ничего не запомнила? Так кому я все это рассказывала, и, главное, ЗАЧЕМ?!!
"Паркурщик…" Кошмар. Как я вообще могла с ней дружить, ответьте мне, а?
Сама виновата. Видно же было с самого начала. Вот, например, подозрительный сигнал: Юля никогда не расстраивается. Вообще никогда. Однажды она рассказывала мне, почему они живут без отца. Со смехом передавала слова своей мамы, что папа, наверное, давно спился и умер на какой-нибудь помойке. Вот ухохочешься, да?
Была раньше у меня идея спасти Юлю, направить на путь истинный. Только ей этого не надо. Ну, пусть так. Больше свои силы я на нее не трачу.
Светка - и та лучше. По крайней мере, не идиотка. Хоть и груба, как фельдфебель.
* * *
Папа, увидев камеру, вцепился в меня мертвой хваткой. Объяснил, что мир полон злодеев, только и мечтающих отнять дорогую - и к тому же - чужую! - камеру у маленькой девочки.
- Папа, мне шестнадцать скоро!
- Нет, не "скоро". Через семь месяцев!
- Папа, я осторожно!
- Только со мной! Или - никак.
Я вам еще на рассказывала, что папа не считает возможным допустить, чтобы утром в школу я шла сама? Он меня возит! А уж после случая со Светкой и "Шомэ"… Еще он любит, встречая меня с уроков, весело закричать на весь школьный двор:
- А где тут моя пушистая кисонька едва перебирает лапками от голода?
Если к встречанию подключается мамо, то шоу обеспечено. Вполне в мамином духе начать вдруг пританцовывать, или весело обсуждать выставленные в вестибюле рисунки учеников. Также она может папу обнять или поцеловать, а то и ругаться с ним затеет.
А одноклассники и мелкая школота вокруг не дремлют, всем очень весело.
В общем, никому не завидую из тех, чьи родители работают дома и "имеют досуг".
Теперь же, благодаря папиной бдительности, такое хорошее дело, как съемка актуальных мест в городе, превратится для меня в позорный детсад.
- Кисочка, только сначала мы поснимаем места моего детства, хорошо?
Еще лучше. И надо было камеру брать? У меня отняли мое приключение…
Но отказаться папа не даст. Молча и сутулясь лезу в машину. Сейчас включится магнитола и меня будут мучить Высоцким. Это называется "развивать ребенка".
Папа, однообразный голос его кумира, пахнущая бензином машина, район бывшего старого автовокзала… И что, я этого хотела, да? В Калининграде не дам так с собой обращаться.
Да, все там будет по-другому!
Папа долго искал место для парковки. Обочины миниатюрной улицы под завязку забиты автобусами и такси.
- А ведь раньше это была тихая улочка, везде цветы…
Поверить сложно. Толпы хмурых людей, одетых преимущественно в черное, кучи мусора, лотки со сморщенными чебуреками, запах горелого жира.
- Вон, видишь дерево? Я себе там шалаш наверху делал. Прошлый раз смотрел - еще гвозди оставались и пара досок.
А из-за огромного строительного забора чуть выглядывает крыша того дома, где рос папа. Домик маленький, бревенчатый, с печкой. Пока были живы папины родственники, мы в нем бывали. Уютный милый мир, где у папы с каждой щелочкой в полу и трещинкой на стене что-нибудь, да связано. Домик купили папины предки в 1914 году. А пару лет назад его продали, и теперь тут будет "гостиница", и во дворе уже почти достроены унылые бараки для непритязательных приезжих. И все вокруг густо заплевано.
Но сейчас папа в своих любимых семидесятых…
- К нам приблудилась очень умная дворняжка. Она промышляла вон там. Видишь, в конце улицы, где был арык? Приезжие с автовокзала иногда приходили сюда, садились, опустив ноги в прохладную воду, ставили на травку бутылку вина и выкладывали на газету колбаску какую-нибудь, или пирожки. Собака сидела в засаде, терпеливо ждала, когда люди разуются, выложат закуску и - как молния, неслась за добычей. Р-раз! И нет колбаски. Босиком эту нахальную псину ловить невозможно, а пока обуешься, она уже далеко.
Я еще раз оглядываюсь: ни-че-го-шень-ки… Всего лишь кособокие домишки, много техники и грязный асфальт. А у папы на лице такое написано. И радость, и горе. Это "ничегошеньки" он ведь тоже видит. И где тот беленький мальчик, что мечтал о будущем, сидя в шалаше на дереве?
Трогаю за рукав:
- Пап, пойдем отсюда. Давай не будем снимать. Тут страшно, злые все какие-то. Я тебе потом твою улицу в "Панорамах" покажу, ладно?
Место, где раньше был старый автовокзал, он смотреть не хочет. Все снесли, и там теперь так же грязно, и какой-то очередной базар.
- Башня-то с часами кому мешала? - горестно бормочет папа, не замечая, что я его слышу.
Потом мы едем к его родному кинотеатру, ныне также снесенному. Вместо добротного здания в центре города - озелененный пустырь, посреди красуется "малая скульптурная форма" - пластиковый раскрашенный горный козел. Не его же снимать?
Тогда мы отправляемся к папиной школе. Он потрясенно разглядывает ступени парадного входа.
- Понимаешь, тут же высоко было! Мы же с классом фотографировались четырьмя рядами. А сейчас - всего две ступеньки остались! Это что - так асфальтом со временем все закатали в несколько слоёв? Ой-ей…
По пути папа рассказывает мне всякие истории из своего детства. И, в который раз, качает головой: ничего не осталось, вот будто нарочно…
- Пап, ты не расстраивайся! А хочешь в Центральный парк?
И только в старом парке папа успокаивается, и даже вспоминает, как однажды взрослый мальчишка хитростью увел у него здесь велосипед. Но и об этом говорить ему, вижу, приятно. Мы долго и подробно снимаем старые деревья, и скульптуру писателя Горького, и кинотеатр "Родина", и металлического барса с натертыми до блеска боками, на котором не сфотографировался в нашем городе только ленивый. Еще - старую эстраду и площадку для коллекционеров. Снимаем весь парк сверху, с колеса обозрения. Вот папа уже и веселый, улыбается:
- Надо нам сюда потом всем вместе сходить!
"Всем вместе" - это еще один бзик моего папы. Хотя и напоминает порядки в Северной Корее. Но все равно, иногда так приятно бывает погулять и подурачиться с папой-Борькой-мамой. И еще - мне совсем не по себе, когда папа грустный. Пусть уж лучше будет сверхзаботливым и энергичным, как всегда.
Обратно мы едем под "Роллингов" - тут у нас вкусы совпадают. И насчет парка сошлись, так что осталось только в квартире поснимать и во дворах. К тому же, у меня еще сэкономилось воскресенье!
Глава 13
- Мам, я на Медео завтра хочу, можно?
- А-а…
- Мам, ты меня слышишь?
- Деточка, что?
- Мама, я замуж выхожу!
- Хорошо, кисонька. Не отвлекай, ладно?
- Мам, война началась!
- А… Что, какая война?
- Великая Отечественная. В 1941 году! Ты почему не слушаешь?!
Хотя, могла бы и не спрашивать. Сама виновата. И надо мне было маму с "Панорамами" знакомить! Она теперь день-деньской "бродит" по улицам Калининграда, и я не удивлюсь, если ее призрак там видели - настолько человек с головой ушел в новую тему.
Когда мама не за компом, она все равно отсутствует. И говорить может только о предмете своей страсти. В нашей квартире раздаются незнакомые слова: Кнайпхоф, Квендау, Амалиенау, Мараниенхоф, Хуфен и тому подобное. Так назывались когда-то районы Кенигсберга, нынешнего Калининграда. В общем, мама исследует новую вселенную, причем основательно. И наивно полагает, что мы разделим ее азарт.
А мы не разделяем. Вот приедем, тогда. А сейчас у нас тут дела, друзья, любовь…
Кажется, никто не в состоянии выдернуть маму из компьютерного плена. Но нет - и на нее находится управа!
Пришла подмога, откуда не ждали.
Ни звонка, ни телеграммы… И вдруг к нам в дверь кто-то вкрадчиво так царапается. Дело вечером, поэтому папа идет открывать сам. А на пороге - Вера Андреевна! Да, та самая легендарная наша с Борькой как бы бабушка. Мы все сбегаемся на нее смотреть. Чудо. Это просто чудо!
Ей много лет, все лицо в мелких морщинках, но она такая красивая! Белозубая улыбка делает ее похожей на итальянскую актрису. Зубы у бабушки свои. И цвет глаз - тоже. Он прозрачно-зеленый, слегка выцветший. А вот волосы Вера Андреевна красит в темно-каштановый, что замечательно оттеняет загорелую кожу и веселые веснушки. У нее широкие скулы, изящный носик и длинная шея. И сама бабушка высокая. А вот одета наша нежданная гостья в какой-то балахон и тяжелые сапоги. Мама говорит, что ее мамо терпеть не может наряжаться - и это сразу заметно.
Когда она входит, кажется, вдруг где-то включили колыбельную Медведицы из мультфильма про Умку. Тут же, как по волшебству, дом наполняется запахом меда с молоком, и это не парфюм, а… вообще.
Вера Андреевна, видя наши оторопевшие физиономии, довольно улыбается и вручает маме пахучий баул:
- Санюрка, неси на кухню - там рыбка сушеная. Меня с ней чуть с поезда не ссадили.
Мама, кажется, прямо сейчас в обморок свалится. Только и смогла вымолвить:
- А это точно - ты?
- Я, - смеется Вера Андреевна. - Дайте-ка я эту хламиду скину.
- Командировка? - уточняет папа.
- Наводнение!
- Ура! - это крикнул наш Борька.
И Вера Андреевна, без лишних комментариев, отправилась принимать ванну и "чистить пёрья" - уж так она выразилась.
А бедненькая мама бросилась на кухню готовить, готовить, готовить. Хотя все мы знаем, что у Веры Андреевны строгая диета из-за желчекаменной болезни. И рацион ее состоит исключительно из курятины.
Но маме по-другому трудно выразить свои чувства, питаемые к своему суровому мамо. Вот и признается в любви кулинарно.
Поэтому скоро на столе будет курица вареная, курица печеная… да, если на то пошло, в таком состоянии мама и голубя зажарить может.
Борюсик - туда же. Норовит блеснуть омлетом, да только ему не дают.
Мамина мама приехала к нам в гости, потому что у неё, наконец, появилось свободное время. Рекордный паводок затопил все подступы к Юрьевску. Вот так домик Веры Андреевны оказался под водой аж по самую крышу. Всех удалось спасти. Гусей и собак пристроили по добрым людям, мамин отчим отбыл к своей родне в село. А наша бабушка - назовем ее дрогнувшим голосом все же так - впервые в жизни использовала на работе отгул, запаслась сушеной рыбой и села в поезд. И теперь она наша и только наша.
Но что с ней делать, мы не знаем.