Замучили расспросами, сожаленьем. Мальчик, мальчик, где твои родители, что с ними произошло? Приходи к нам в гости, мальчик. Приезжай на лето. В следующий раз я принесу тебе подарки. Какой у тебя размер? Я дам тебе почитать одну очень хорошую книгу. Мне тоже жилось нелегко, отец не вернулся с фронта. Что ты собираешься делать дальше? Лучше пойти в десятый класс, чем в ПТУ. Ничего, все в жизни у тебя еще поправится. Где твои родители, что с ними произошло? Я принесу тебе завтра подарок. Какой у тебя размер? Хорошо бы тебя отпустили на лето, у нас хорошая дача. Нет, нет, это не я обещала. Ах это ты? Как же ты вырос. А я тогда послала тебе четыре книжки. Мы и сами не поехали на дачу. Ничего, жизнь наладится. Какое у тебя неприглядное пальто. Сейчас же бывают хорошие, и недорого. Какой у тебя размер? В конце концов, и мы жили не лучше. Послевоенное детство. Мальчик, стой! Куда же ты? Ты забыл подарок! И все-таки, что произошло с твоими родителями?
Лебеди устремились вверх и набрали невиданную высоту. Переливом хрустальных огней раскинулся под ни - ми город. Тянулись жемчужные нити улиц, сияли прозрачные коробки ресторанов, чернели таинственные пятна садов и парков.
С сильным вёсельным звуком лебеди бросали под себя воздух, поднимаясь все выше и выше. Путь их лежал на восток, и ночь предстояла долгая.
"Беспутства Барона вызывали недовольство властей. Но что можно поделать с человеком, у которого так много денег. На Гору приезжал полицейский, да не простой, а важный капитан. Конечно, он рассчитывал напустить страха на Барона, уехал же от него через несколько дней, совершенно довольный оказанным приемом, с карманами, раздувшимися от кредиток. Деньги Барон в истинном смысл слова бросал на ветер. Однажды его гостям было предложено подняться на верхнюю балюстраду, где стояла чаша с разнообразными купюрами. Барон предложил гостям поджигать деньги и бросать вниз, устроив таким образом неожиданный фейерверк. Кое-кто отказался, а кое-кто вовлекся в эту бессмысленную забаву и вытащил спички, зажигалки. Забавно, что зеленые билеты горели зеленым светом, красные красным, а синие соответственно синим. Вероятно, Их до того пропитали каким-то составом. Не горели только самые крупные сторублевые билеты. "Эти, - говорил Барон, - не горят и не пахнут, эти желающие могут положить в карман". Может быть, кто-то и сделал так, сто рублей большие ведь деньги, а в наших местах сторублевый билет видели только раз у кабатчика Прохина.
Все было легко и безоблачно у Барона, пока он не встретил Непостижимую. Кажется, это случилось в Петербургском театре. Он сразу влюбился в строго одетую, суровую и молчаливую незнакомку. Какими-то путями он добился, чтобы его представили, стал посылать ей цветы и подарки, но она оставалась к нему совершенно холодна. Целый год Барон добивался расположения Непостижимой, и поскольку был человеком обаятельным и всегда безупречно одетым, кое-чего все-таки достиг. Его стали принимать в доме у Непостижимой, и, кажется, она обещала ему дружбу. Но не более. Жизнь Барона в ее представлении была суетной и бестолковой, о чем она много раз ему говорила. Барон страстно допивался ее любви, но все было тщетно. Она отвечала ему простой фразой: "Сердцу не прикажешь".
Тем не менее связи их крепли. Они стали появляться вдвоем, он был почтителен и услужлив и всегда посылал ей цветы. В особенности Непостижимая отличала хризантемы, и поздней осенью у дверей ее дома всегда было бело от этих прекрасных печальных цветов, обладающих к тому же горьковатым запахом. Я думаю, в их отношения проникло что-то от этих вестников увяданья.
Имя у Непостижимой было необычное для наших краев. Ее звали Стелла, что по-латински означает "звезда". Пользуясь этим, Барон надарил ей самых разнообразных звезд, серебряных, золотых, бриллиантовых, а однажды в день ее рожденья распорядился выложить под ее окном огромную звезду из сотен тех же хризантем.
Непостижимой назвал ее сам Барон. Он не понимал ее натуры и никак не мог взять в толк, почему она отвергает его, молодого, богатого и удачливого человека. Он был из тех людей, которые привыкли добиваться своего, а раз уж что-то не получалось, это составляло великую загадку, и желание только росло.
Непостижимая представляла для него заветную цель. Тем более что ни с кем не входила в близкие отношения, а мужчин, как говорится, не подпускала на пушечный выстрел. Страстный и пылкий Барон, безусловно, хотел стать первым счастливчиком, но и у него ничего не получалось.
Дошло в конце концов до того, что он сделал ей предложение. Она, не думая, отказала, упомянув, что их отношения затевались как дружеские. Барон был в отчаянье. Он поклялся ей переменить образ жизни, заняться серьезным делом и всю жизнь смиренно дожидаться ее руки.
Тогда-то он и выстроил особняк на Горе, затратив немалые средства. Месяц провел в уединенье, а потом все пошло своим чередом. Сначала он выкрал из волостного города жену какого-то чиновника, писаную красавицу. Чиновник жаловался и даже приезжал отбивать жену с друзьями, но по приближающемуся отряду был дан выстрел из старинной пушки; стоявшей на одной из башен. Выстрел этот ровно ничего не значил, а ядро упало, не пролетев и ста метров, но нападавшие так испугались, что их и след простыл.
Жена чиновника влюбилась в Барона и не желала возвращаться к мужу, но Барону она порядочно наскучила, и он сам доставил ее в город, передав мужу вместе с хорошенькой суммой денег. Все было бы хорошо, и чиновник остался доволен, но жена его, не изжив любви к Барону, через некоторое время повесилась.
На этой истории мы видим, что Барон пользовался успехом у прекрасного пола, и только одна не отвечала на его порыв, Непостижимая.
В доме Барона было много книг, прекрасных картин и скульптур. Была, например, мраморная статуя Гекаты, трехликой богини ночи, таинственных чар и видений. Касательно этой статуи ходили разные слухи. Говорили, что она древнего, чуть ли не греческого происхождения и за большие деньги куплена Бароном у какого-то вельможи. Но говорили, что, напротив, статуя эта была изготовлена по его заказу, а Гекате придан облик Непостижимой. Во всяком случае, это была совершенно великолепная статуя, находилась она в специальной нише и всегда была обставлена вазонами с живыми цветами в независимости от времени года.
Словом, будь Барон человеком спокойного нрава, он мог бы проводить время в чтении книг, выращивании цветов и полезной работе. Он, правда, иногда наезжал и свою бедную деревеньку и делал крестьянам неожиданные подарки, раздавая деньги, еду и даже дорогие французские вина, к которым крестьяне оставались совершенно безразличны.
Если бы он всегда был так добр и заботлив, возможно, и ему достался бы подарок судьбы в виде любви Непостижимой. Но благие порывы Барона, увы, были редки и кратки. Беспутство оставалось его главной чертой.
Но тут произошло невероятное и страшное для Барона событие…"
Я отложил книгу и загляделся на потолок. "Невероятное и страшное событие"… Как прошлое таинственно, загадочно. Все эти бароны и непостижимые красавицы, отдалившись на век, кажутся необычными, привлекательными. Потолок класса как мутный экран. На нем проступают невнятные тени. Чьи-то бледные лица, колеблющиеся платья, вздымающиеся руки. Вот бесшумно пронесся экипаж, кто-то спрыгнул с подножки и покатился по склону. Вот кто-то выглянул из окна и тотчас прикрыл его шторой. Вот чьи-то руки открыли крышку рояля и опустилась на клавиши. Немая музыка. А, нет, узнаю. Это доминорное рондо Моцарта, божественно простая, печальная музыка. И та, кто играет его, тоже прекрасна…
- Суханов, ты что там увидел?
- Я? - Экран потолка тотчас немеет. - Ничего.
- О чем я сейчас говорила?
- О Буревестнике…
Наталья Ивановна смотрит на меня подозрительно:
- Ты не слушаешь.
- Почему… Я слушаю…
Она подошла к окну и, по обыкновению, прислонилась к подоконнику, скрестив на груди руки.
- Итак, ребята, мы разобрали, что Буревестник в этом произведении Горького не только птица, но и символ революции. Он символизирует борьбу со старым, зовет на новые подвиги. К следующему разу попробуем выучить наизусть хотя бы половину песни, до слов… Сейчас посмотрю. Есть вопросы?
Голубовский тянет руку.
- До слов: "Только смелый буревестник…" Что тебе, Голубовский?
- Вопрос. А у него были детки?
- У кого?
- У буревестника. Или он только реет?
- Это к делу не относится, Голубовский. Это произведение символическое, а не бытовое. Ты бы лучше учил, чем задавать пустые вопросы.
- Да это я так. - Голубовский вольно разваливается на парте. - Это я символически.
- Все! - сказала Наталья Ивановна и прихлопнула по столу журналом.
Зазвенел звонок.
Какой день сегодня! Бело-синий, сияющий, как на картине Левитана "Март". С утра выпал новый снег и, белейший из белых, нетронутый, мягко облекает все вокруг.
Мелюзга щебечет, затеяв свои нехитрые игры. На румяных лицах улыбки. Визжат девчонки, мальчишки кукарекают. Старшие, разбившись на кучки, толкуют о своих делах.
- Мить, а Мить, - передо мной стоит Лупатов, протягивая темно-красное яблоко. - Возьми.
Глаза его светятся теплом, он смотрит на меня с неуверенной улыбкой.
- Поешь, Митя. Сладкое яблоко.
- He хочу, - отвечаю я сухо.
- Ты что, обиделся? Да я просто так, Митя. Злит меня ваше нытье. А Вдова оклемался, скоро обратно привезут. Как думаешь, почему он травился?
Я пожал плечами.
- Есть у меня одно подозрение. Не нравится мне Калоша, гоголем ходит.
- Может, и Калоша… - говорю я.
- Вчера иду… - начинает Лупатов, но тут же снежок разбивается о его затылок, оставив белую рассыпчатую мету.
Лупатов обернулся в бешенстве, но сразу обмяк, услышав звонкий голос:
- Приветик!
Отряхивая снег с клетчатого интернатского пальто, к нам приближается Санька Рыжая, а следом за ней молчаливая, слегка припадающая на одну ногу Рая Кротов а.
- Салют командирам!
Санька оглядывает нас яркими ореховыми глазами. Свежая, с нежно-розовой кожей, рыжими коротко стриженными волосами, она вся точно фарфоровая, с круглым улыбчивым личиком, крепкими, маленькими руками. Кротова рядом с ней кажется бледной, болезненной. У нее светлые прозрачные глаза, белые редковатые волосы, тихая робкая речь.
Лупатов в явном замешательстве. Все знают, что он питает слабость к Саньке. Знает и Санька, а потому, проказливая по натуре, с Лупатовым она особенно вольна.
- Так, - произносит Лупатов, - значит, снежками…
- Ничего, умнее будешь, - смеется Санька. - А то по литературе опять ведь двойка.
- Видал я вашу литературу, - небрежно говорит Лупатов.
Подошел длинный нескладный Голубовский. Сегодня он опять в старой куртке. Значит, новую отдал "на выход" за обычную плату, мороженое плюс двадцать копеек или даже пятьдесят, в зависимости от того, кто просит.
- Я думаю, у буревестника не было деток, - сказал он. - Он только реял и боролся с бурей, гордой молнии подобный. Ну что, старики, какой лайф? Где состоится тусовка?
- В старой беседке, - сказал Лупатов.
Наша пятерка составляет "Братство независимых". Это братство предложил создать я. По поводу названия шли долгие споры. Голубовский, например, требовал, чтобы это было "Братство независимых акционеров". Ему казалось, что так намного красивей. Лупатов предлагал ввести в название слово "пираты". Девочкам вообще ничего не нравилось, а с другой стороны, они были согласны на все.
Главой братства избрали Лупатова. Иначе и быть не могло, он самый сильный и очень неглупый, хотя образования и воспитания ему не хватает, а бурный нрав проявляется в неожиданных поступках.
Нас только пятеро, но мы не отгораживаемся и от других. Санька, например, предлагает позвать Стешу Китаеву, а Голубовский Буркова, ценного, по его мнению, человека. Буркову часто приходят увесистые посылки.
Братство существует целый месяц. Сегодня пятое заседание.
- Так… - говорит Лупатов. - Когда будет кодекс, Царевич?
- Напишу, напишу, - заверяю я. - Надо обдумать.
- Не забудь, про что я просил. Чтобы подписывать кровью.
- Ой, я боюсь крови! - смеется Санька.
- Тогда нечего было вступать, - сурово говорит Лупатов.
- А Голубок еще больше боится! Он на уколах в обморок упал!
- Кисонька, - говорит Голубовский. - Я просто поскользнулся на ананасной корке.
- Ладно, хватит болтать, - обрывает Лупатов. - Сегодня два вопроса. Первый о Ляльке, второй о новых членах. Какие есть предложения по Ляльке?
- Маленький дезиллюженс ей просто необходим, - заявляет Голубовский. - Для неграмотных объясняю. Дезиллюженс - английское слово, обозначающее утрату иллюзий. Лялечка витает в облаках, пора ей спуститься на землю.
- Вот именно, - буркнул Лупатов. - Так что?
- А что плохого витать в облаках? - спросила Санька. - Лялька мне даже нравится. Она не злая.
- Злая, не злая, какая разница, - проговорил Лупатов.
Лупатов согласился стать главным братом только при том условии, что все воспитатели и преподаватели будут "охвачены" деятельностью союза. "Чтоб знали", - мрачно сказал Лупатов. Химик и зоолог Сто Процентов, например, получил от нас аккуратно отпечатанное на интернатской машинке письмо, в котором ему предлагалось взять повышенные обязательства к съезду учителей и выплачивать алименты малолетнему сыну в размере не двадцати пяти, а ста процентов "в соответствии с одним из выученных вами наизусть жизненных принципов".
Литераторше Наталье Ивановне подложили в журнал такую записку:
Завтра утром в эту пору
приходи ко мне в контору,
напою тебя чайком,
провожу тебя пинком.
Твой Петя.
Прочитав записку, Наталья Ивановна мучительно покраснела и беспомощным, растерянным взором окинула сидящих перед ней учеников. Потом на глазах ее показались слезы, и она выбежала из класса.
- Сработало, - сказал на перемене Голубовский.
- Мне ее жалко, - заявила Санька, - вы, мальчишки, ничего не понимаете в любви.
- Нечего влюбляться в директоров, - жестко сказал Лупатов.
Само собой, жалоб на наши действия ни от Натальи Ивановны, ни от Ста Процентов не поступило. Мы тонко затронули интимные струны их жизни, и они не хотели, чтобы кто-то слышал, как они звучат.
Леокадия Яковлевна Орловская, в просторечии Лялечка, была в сущности безобидным, восторженным существом. В голову ей часто приходили прожекты. То организовать свою картинную галерею, то послать подарок детям Кампучии, то отправиться в сказочную поездку.
Не все затеи шли прахом. Для галереи мы получили две картины от местных художников. На этом все и кончилось. Подарок детям Кампучии застрял на стадии обсуждения. Никто не знал, что туда слать. Но с поездкой вышло. Быть может, не Лялечка, а Петр Васильевич добился всего, но в каникулы мы съездили на Рижское взморье. И там я видел своих лебедей.
Лялечка была совершенно счастлива.
- Мы будем все время ездить! - восклицала она. - И в Крым, быть может, в другие страны! Ведь мы такие же дети, как все, почему нам лишаться радости?
- Раскудахталась, - едко сказал Лупатов.
- Дезиллюженс! - твердил Голубовский. - Причем самый прозаический. Например, положить в сумку дохлую крысу!
- Ой! - взвизгнула Санька.
Крыса! - ликовал Голубовский. - Дохлая крыса среди: французских помадок, дезодоранчиков и духов!
- А что! - Глаза Лупатова загорелись. - Неплохо.
- Просто и гениально! - отозвался Голубовский.
Лупатов прищурился.
- А что думают об этом другие братья? Например, Кротова.
Рая растерялась и опустила глаза. Это бессловесное создание мы приняли потому, что оно неразлучно с Санькой Рыжей. "Без Райки я никуда", - заявила Саня. Я решил выручить Кротову.
- Что тут думать, дело надо делать.
- Вот ты и сделаешь, - Лупатов усмехнулся.
- Нет, - ответил я твердо, - крысы не моя специальность.
- Признаться, и я как-то с крысами не в ладах, - вздохнул Голубовский.
- Ладно, я сам, - сказал Лупатов. - Вопрос второй. О новых членах.
- Я давно говорил, что надо Буркова, - сказал Голубовский.
Лупатов словно его не слышал.
- Я считаю, - сказал он медленно, - я думаю… надо принять Вдовиченко…
Воцарилось молчание.
- Так он же в больнице, - проговорил Голубовский.
- Завтра выходит.
- Задохлик… - нерешительно сказал Голубовский. - Какой в нем толк?
- А я считаю, правильно! - сказал я. - Вдовиченко умный и хороший человек. Он нас поймет. Лупатов обвел всех глазами:
- Вдову травят. Если мы его примем, он будет под нашей защитой.
- Защита, - пробормотал Голубовский, - хорошенькое дело… Против Калоши не попрешь.
- Ну, это посмотрим, - произнес Лупатов. - У меня все. Что там у нас с финансами, Голубок?
- С финансами? - Голубовский вздохнул и вынул из кармана бумажку. - За последнюю неделю курточный фонд дал нам два рубля семьдесят копеек. Один рубль поступил от Кротовой, и двадцать копеек, найденные на городской улице, взнес гражданин Царевич. Таким образом на сегодняшний день в кассе три рубля девяносто копеек.
- А это что? - Лупатов сунул в лицо Голубовскому скомканную пятерку.
- Что? - растерянно спросил Голубовский.
- У тебя под матрасом нашел.
- А… - Голубовский поежился. - Это заначка. На черный день. Так сказать, сверхкасса. А кроме того, это мои личные деньги, присланные незабвенным дядюшкой.
- Личные? - Лупатов уничтожающе смотрел на Голубовского. - А кто предложил, чтобы все было общее?
- Ну общие, общие, - устало согласился Голубовский.
Санька и Рая переглянулись и засмеялись.
- У меня все, - сказал Лупатов. - Расходимся.
- Да, старики, - печально произнес Голубовский. - Как говорится, каков лайф, таков и кайф.
Моцарт был невысокого роста, но очень подвижный и быстрый. Когда он шел по улице, то имел обыкновение натыкаться на прохожих, потому что весь был погружен в сочинение музыки. Однажды он сел прямо на тротуар, раскрыл свою папку и стал писать. Так он просидел, не вставая, три часа. В другой раз он пошел в трактир, чтобы выпить стаканчик вина, и вернулся домой только через три дня. Его увлекли простые рабочие, он пошел с ними, слушал, как они поют, и даже помогал таскать груз на дунайский корабль. В одном доме Моцарт заметил чуть приоткрытое окно, за ним волновалась занавеска. Моцарт застыл на улице и стал ждать, когда кто-нибудь выглянет. Но окно оставалось прикрытым. На следующий день Моцарт снова подошел к этому окну и долго прохаживался рядом, сочиняя музыку на ходу. Все за окном оставалось неизменным. Моцарт наблюдал несколько дней. Наконец, в одно прекрасное утро он увидел окно широко раскрытым, а комнату пустой, не было даже занавески. Тогда Моцарт решил поинтересоваться у дворника. И дворник ответил, что в комнате жила прекрасная девушка, но она навсегда уехала в другой город. Моцарт пошел на рынок и купил белых цветов. Хозяйку дома он попросил, чтобы она поставила букет на подоконник. Этот букет стоял, пока комната пустовала, а Моцарт, очень довольный, каждый раз, проходя мимо, отвешивал легкий поклон. Потом эту комнату заняли другие люди, и Моцарта она перестала интересовать.