22
Мишка всю ночь напролет точил, стучал, без конца примерял и пробовал - ключик не подходил! Они уже который раз примеряли его. Генрих все клялся:
- Точно помню - три выступа у него были.
На следующий день он проспал до обеда. Вместе они поели мясного супа, потом пошли по деревне: надо было мобилизовать у крестьян четырех лошадей. Работы в имении приостановились. По дороге Генрих все думал о голубой лошади - уж очень она ему приглянулась! Но он знал, что хозяин дорожит ею и всегда прячет ее, когда они заходят. Почему-то Генриху вдруг стало жалко Бернико - не будет он больше заходить к нему, не будет спрашивать, выполнил он поставки или нет, не станет отнимать у него голубую лошадь…
Они шли по боковой дорожке под тенью каштанов, но, когда приблизились к воротам Бернико, мальчишке очень уж захотелось еще разок зайти.
- Ну, Бернико!
Хозяин как раз выходил из конюшни, когда они остановились в воротах. "Буду поласковей с ним", - подумал Генрих. Но ему страшно хотелось взглянуть на голубую лошадь. Чего там - постоят немного, выкурят цигарку… И вдруг он услышал собственный голос:
- Ну, Бернико, мы голубую лошадь забрать, ду ферштеэн?
Он и не думал этого говорить, но слова выскользнули как-то сами собой. Теперь Генрих даже испугался немного и все же опять сказал:
- Да, да, Бернико, мы голубую лошадку забирать.
Он стоял и смотрел, как хозяин шаг за шагом выполняет все, что он ему приказывает. Сначала достал уздечку, зашел между двумя конями, взнуздал голубую кобылу - это была еще молодая лошадь, она игриво схватила губами руку хозяина, а он тем временем отвязывал цепь от яслей.
- Упряжь не забудь, Бернико, - сказал Генрих и добавил про себя: "Это ведь еще не последнее твое слово. Стоит тебе только сказать - и все останется по-прежнему…"
Хозяин подошел к стойке, на которой висела упряжь, снял шлею - грудная часть ее была подбита войлоком, - поднес к голубой кобыле и накинул на нее.
"Стоит ему попросить, - думал Генрих, - и лошадь останется". Ему даже страшно стало от того, как хозяин точно исполнял все его требования. "Хоть бы попросил!" - подумал он.
- Повода у тебя нет разве, Бернико?
Крестьянин вышел и вернулся с поводом в руках.
Генрих заметил, что и Мишку поведение крестьянина удивило, заметил он и то, что Мишка был недоволен тем, что они забрали такую молодую лошадь. Но крестьянин, не сказав ни слова, вывел лошадь во двор.
- Сколько ей лет, Бернико?
Хозяин не ответил. Лошадь снова принялась было играть, но Бернико шлепнул ее по губам.
"Попросил бы, слово бы сказал!" - думал Генрих.
- Сколько лет ей, Бернико?
Хозяин протянул им поводок и вернулся в конюшню.
- Эх ты, Пуговица! - сказал Мишка, хлопая голубую лошадь по шее.
Вместе они вывели ее на улицу.
23
Генрих побежал в бургомистерскую: не терпелось поглядеть, как там форма. Не готова ли уже? Дверь оказалась запертой. Странно. Он перешел на другую сторону улицы.
- Матушка Грипш, ты не знаешь, куда бургомистр ушел?
Старушка сидела на табуретке и доила козу.
- Отвяжись ты со своим бургомистром!
- Ты что это, матушка Грипш?
Генрих стоял и смотрел, как она доила.
- Народ про него всякое говорит.
- Это потому, что он пролетарий.
- А зачем он у Матуллы лошадь отнял?
- Это все неправильно, матушка Грипш. Бывает и так, что лошадь надо забрать, понимаешь? Хоть тебе и самому жалко. Вот послушай: не посадим мы вдоволь картошки - нечего нам осенью убирать будет. И свеклы у нас не будет, если мы сейчас… Постой, ты сказала - он у Матуллы лошадь забрал?
Старушка, не унимаясь, бранила портняжку. Взял лошадь, телегу и машинку швейную…
- И машинку погрузил?
- Вчера вечером еще уехал.
- Ты точно знаешь, что машинку погрузил?
- Нехорошее о нем люди говорят, - сказала старушка. Она поднялась, отодвинула ведро. - И раньше нехорошее говорили, еще до того, как вы его бургомистром поставили…
- А по какой дороге он поехал?
- И со сдачей яиц он что-то намудрил, - продолжала старушка. - Все подчистую забирал у людей.
- На мост через Хавель он поехал? Говори!
- Да нет, вон позади церкви дорога - по ней и поехал.
Мальчишка сломя голову бросился к барскому дому и вскоре привел солдат.
Они выбили окно, открыли бургомистерскую. Письменный стол стоял на месте, стулья, пустые ящики из-под яиц… Все ужасно злились на Мишку, а он ходил по комнате и хохотал до слез. Леонид выбежал на улицу, вскочил на Гнедка и умчался. Автомат так и прыгал у него на спине. Николай тоже подбежал к своей лошади, а Генрих крикнул ему вслед, чтобы он ехал по дороге левей от церкви.
- Хитер твой портняжка! - сказал Мишка.
- Понимаешь, не надо было отдавать ему всю материю сразу, - сказал Генрих.
- Эх ты, Пуговица! - воскликнул солдат, усаживаясь на большой стол и громко смеясь.
Портняжку они так и не нашли. Леонид вернулся только через два дня, но тоже с пустыми руками. Сивого Матуллы нигде обнаружить не удалось, и они отдали Матулле одного из старых меринов из барских конюшен.
Еще несколько дней после этого события все только и думали что о "мастере". Но говорить о нем никто не говорил. Случалось, что Мишка, сидя над своими колесиками и вытачивая ключик, внезапно разражался громким хохотом.
- Мишка, пиши мне документ.
- Я никс комендант.
- Ты заместитель, а Николай уехал.
- Я никс комендант.
- Мишка, пожалуйста, выпиши мне документ! - клянчил Генрих.
Он решил отправиться искать дедушку Комарека. Верхом он объедет все ближайшие деревни. Надо было только немедленно получить Орлика, и… в путь.
- Мишка, если у меня не будет документа, Орлика отнимут у первого же поста.
Долго он так уговаривал Мишку. В конце концов солдат все же поднялся в комендантскую. Написав аккуратно несколько слов по-русски, он с чрезвычайно серьезным видом отыскал печать и трижды приложил ее к бумажке. Потом взял сумку от противогаза, сунул в нее буханку хлеба, несколько еще зеленых яблок и луковицу. Найдя флягу и налив в нее чайной заварки, он вручил все это Генриху, строго наказав ему непременно вернуться до наступления темноты.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
24
Генрих ехал лесом и думал: "И если тебе целый месяц придется искать, и если ни кусочка хлеба не останется, и пусть дождь идет, и пусть гроза… даже если заболеешь, ты все равно… Дедушка Комарек, дедушка Комарек! Если б ты только знал…"
Но день был солнечный, теплый. Белочка прыжками добралась до сосны, взбежала по стволу, оттуда на ветку - и дальше… только бы с глаз долой! Генрих переехал через бревенчатый мост, глухо гремевший под копытами Орлика.
Потом он увидел военную машину. Она стояла чуть в стороне от дороги. Кругом росли побеги рябины. Генрих сначала подумал, что машина исправная, но когда он приблизился, то увидел, что это немецкая машина; ветровое стекло пробито пулями, рядом валялась каска, почему-то очень большая и тоже с дырками от пуль.
Теперь Генрих пустил Орлика шагом - он решил с самого начала поберечь лошадь. Он ехал и думал о Комареке. Об их маленьком обозе. Все пытался представить себе, как он вдруг нагонит своих. Вот они стоят вдоль дороги - и дедушка Комарек, и фрау Кирш… и глазам своим не верят: им навстречу едет Генрих верхом. Но он не сразу соскочит на землю… Ах, дедушка Комарек, дедушка Комарек!.. Жалко только, что часы он не захватил, - Мишка все еще ключик никак не выточит…
Подъехав к первой деревне, Генрих увидел советского часового. Он стоял, прислонясь к старому вязу, - немолодой уже солдат с рыжими усами. Рядом в траве лежал другой солдат, маленький и толстый. Прикрыв фуражкой лицо, он спал…
Усатый давно уже приметил Генриха. Приметил он, и что на мальчишке была солдатская фуражка, и что лошадь под ним обозная, не верховая. Но что бы это все могло означать, он не понимал. Выйдя на дорогу, постовой подал знак остановиться. Поднялся и толстый солдат, поправил фуражку и тоже вышел на дорогу.
Генрих поздоровался по-русски.
Он не все понимал, что говорили солдаты, но догадывался, что они спрашивали, откуда у него лошадь. Генрих достал "документ", выписанный Мишкой, и подал усатому.
Оба солдата одновременно читали бумагу, и Генрих следил за тем, какое впечатление она произведет. Старший вытер усы, аккуратно сложил "документ" и отдал Генриху, назвав его товарищем. Толстый солдат, улыбаясь, достал из кармана газету, каждый оторвал себе по клочку, а усатый насыпал всем табаку.
- Спасибо! - поблагодарил Генрих.
Покурили, поговорили. Генрих спросил, не видели ли они здесь "старого человека", совсем дедушку, в телогрейке из кошачьих шкурок. Солдаты никак не могли понять, о чем это он. Потом они вдруг увидели, как кошка перелезала через забор, и мальчик сразу же объяснил, какую он телогрейку имеет в виду. Солдаты покачали головой - нет, человека в такой телогрейке они в этих местах не встречали.
Генрих пожал им руки, солдаты пожелали ему доброго пути и еще долго смотрели вслед.
Ни ветерка. Душный будет день.
25
Шлагбаумы встречались редко.
Когда стало смеркаться, Генрих подъезжал уже к седьмой деревне. Дорога спускалась вниз; вдоль нее росли подрезанные ивы, кругом простирались картофельные поля.
Генриху было дурно - уж очень много выкурил он цигарок! "Хороший мне Мишка документ выдал!" - думал он. Некоторые постовые поначалу резко окликали его, но он показывал бумагу и, покуда они читали, следил, как менялось у них выражение лица, как солдаты делались приветливыми, разговорчивыми, и каждый раз кто-нибудь доставал газету, табак - и… опять дымили.
Но никто ничего не знал о дедушке Комареке. Генрих расспрашивал и детей и женщин…
Иной раз трудно было решить, куда идти; впереди дороги расходились. Уже сгущались сумерки, и Генрих начал терять надежду - нет, не найти ему дедушку Комарека.
- Спасибо, спасибо! - говорил он часовому, выкурив десятую цигарку.
И отказываться неловко - солдаты ведь так хорошо встретили мальчика. Он был смущен. "Спасибо", - только пролепетал он, все поплыло перед глазами, завертелись лица, дома. Совсем стало плохо. "Вы сказать мне, - услышал он свой собственный голос, - вы сказать…" - и почувствовал, как щекой коснулся гривы Орлика. Он силился приподняться, хотел объяснить солдатам, что ищет дедушку Комарека, но тут же подумал, что кошачью телогрейку ему без кошки не описать - кошки ведь нигде не видно. Сил, чтобы выпрямиться, у него уже не было. "Хоть бы кошка откуда-нибудь выскочила! - думал он. - Нет, никогда мне не найти дедушку Комарека!"
Генрих почувствовал, как чьи-то сильные руки подхватили его и подняли с седла. Словно издали, доносилось: "Давай, давай!" Его положили на прохладную землю.
- …Часы с ключиком… с ключиком у него были… а когда сало себе резал… - слышал он свой голос. - … Скажите, где кошка?
Солдаты вносили его в дом; запахло жареной картошкой.
До чего ему было плохо! "Добрый день, фрау Пувалевски!.. Добрый день, фрау Кирш! - Должно быть, он уже бредил. - Плохо мне, Эдельгард… Ах, фрау Кирш! - слышал он самого себя. - Где кошка? Кошка?!"
Его уложили в кровать, но этого он уже не чувствовал.
Когда старый Комарек узнал, что в деревню привезли Генриха и что он заболел и лежит теперь без сознания, он не произнес ни слова. Казалось, весть эта его ничуть не тронула. Он как раз колол дрова. Неторопливо положил топор на колоду, повернулся к фрау Кирш и долго смотрел на нее, ничего не говоря. В действительности он был страшно взволнован и думал: "Боже мой! Наш мальчик! Неужели это правда? Наш мальчик нашелся!" Старик принялся потирать себе пальцы.
- С лошади упал, говорите?
- Нет, он еще в седле лишился чувств, - отвечала фрау Кирш.
С тех пор как Комарек потерял мальчика, у него иногда бывали минуты, когда он про себя надеялся, что ему удастся в конце концов забыть малыша. В первые недели старик часто исчезал, ходил по окрестным деревням, расспрашивал, не видал ли кто паренька. Однако все его поиски были напрасны.
- Нет, - говорила фрау Кирш. - Павел и Гриша сняли его с лошади. - Она очень волновалась и торопилась рассказать все, что знала сама. Она описала даже лошадь, на которой Генрих прибыл в деревню.
- Ничего он себе не сломал?
- Нет, дедушка Комарек. Он же не упал с лошади.
Когда они вошли в дом, в который внесли Генриха, там оказалось уже много народу. Фрау Пувалевски бранила детишек - они расшалились и шумели. Прибежали сюда и сестры-близнецы, и старушка с тоненькими ножками, - оказывается, вся деревня уже знала о случившемся. У окна стояли двое солдат, внесшие Генриха, и тихо разговаривали.
- Добрый вечер! - поздоровался Комарек, войдя. - Душно что-то. Должно быть, гроза будет. - Он сел на край кровати.
"А ведь и впрямь это наш мальчик! Боже мой! Где ж ты пропадал все это время?" - думал он. Но тут же отметил, что мальчик, несмотря на болезнь, выглядит неплохо, должно быть, хорошо питался, а стало быть, где-нибудь да пристроился.
Он вытер Генриху лоб, глаза, пригладил влажные волосы. "Очень уж сильно от него табаком пахнет!" - подумал старый Комарек. С Генриха сняли сапоги. Он все еще был без сознания, то и дело ворочался. Дыхание было частым и неглубоким.
- Больше у него ничего при себе не было? - спросил Комарек.
- Фуражка, - ответила фрау Пувалевски. - Фуражка и сумка с русской флягой.
Старик долго рассматривал фуражку. Оказалось, что она внутри выложена газетой. Комарек улыбнулся. Он открыл сумку для противогаза - в ней лежало несколько зеленых яблок, две луковицы и кусок черного хлеба.
Все старались чем-нибудь помочь, хлопотали около Генриха, а фрау Кирш принесла бидончик теплого молока. Голову Генриха чуть приподняли и влили ему несколько ложек.
- Вот теперь довольно, - сказал Комарек, - он уже попил немного.
Кто-то принес влажную тряпицу и положил Генриху на голову. Немного погодя Генриха вырвало. Он что-то сказал, но так невнятно, что никто ничего не понял.
- Это у него от яблок неспелых. Наелся зелени, - объяснил Комарек.
Гроза надвигалась на деревню незаметно. Порой в комнате становилось светло, как днем, и видны были силуэты двух солдат у окна. Гром глухо ворчал вдали.
Сидя на краю кровати, Комарек думал о том дне, когда он потерял Генриха. Ему казалось, что он слышит даже запахи леса, видит теплую пыль, повисшую между соснами…
Кругом все трещало, ломались деревья. Продвигаясь, военные машины крушили все на своем пути. Слишком поздно Комарек заметил, что мальчика нет. Через лес было пробито и проложено много дорог, и старик предположил, что Генрих прошел где-то рядом. У следующей деревни, у первых же домов, он их подождет. Но когда они подошли, мальчика на месте не оказалось. Старик обошел все дома - Генриха нигде не было. Ночь он простоял под вязами у околицы, ждал и боялся, что мальчик и фрау Сагорайт пройдут здесь незамеченными.
Наутро Комарек вернулся в лес. Долго смотрел на взорванный мост и понял, что никакой возможности перейти на другую сторону не было.
Неподалеку бегал взад-вперед растерявшийся фельдфебель и кричал на четырех солдат, которые откапывали окопчик под пулеметное гнездо. Потом они натаскали мха и прикрыли им свежевыброшенный песок, а рядом с окопчиком воткнули срубленную сосенку - вроде как бы она тут и росла.
- Мальчонку я потерял на той стороне, - сказал Комарек.
- Ты знаешь эти места?
- Нет, эти не знаю. Скорей всего, он на том берегу остался.
- А если они с юга подойдут? Прямо не знаю, будто чувствую, что с юга они должны подойти, - рассуждал фельдфебель.
Это был маленький человек с очень крупным и широким лицом. Комарек никак не мог оторвать глаз от его огромного шлема. Он никогда не видал такого.
- Двенадцать лет мальчонке, и чемодан у него фанерный…
- А ты как думаешь, откуда они придут? Я думаю, с юга, - снова заговорил фельдфебель.
Комарек пожал плечами. О войне он ничего и слышать не хотел. Ему надо было выяснить, куда мальчишка девался.
- Это твои люди мост взорвали? - Он хотел еще добавить, что нехорошо это - мосты взрывать, однако удержался.
- Приказ, - ответил фельдфебель.
- А теперь как? - сказал Комарек.
Фельдфебель смотрел на обрушившиеся фермы и, быть может, испытывал даже удовлетворение от того, что ему удалось так основательно разрушить мост.
- Послушай, как ты думаешь, мог мальчишка на той стороне остаться?
- Нет, не думаю. Беженцы, по-моему, все прошли. Может, он с солдатами укатил?
- Это он мог. Правда, может с солдатами?
Комарек пошел дальше. Оглянувшись, он отметил, что фельдфебель провожает его глазами. Боже мой, что за шлем у него на голове!
Немного в стороне от дороги Комарек увидел военную машину. Она стояла среди поросли молодой рябины…
Гроза разошлась. Молнии сверкают одна за другой. Вдруг старик замечает, что мальчик смотрит на него.
- Плохо мне, дедушка Комарек.
- Спи. Поспишь - и пройдет.
Ослепительная молния - и сразу удар грома. Потом оба слышат, как дождь барабанит по окну.
- Дедушка Комарек! Мы часы серебряные нашли. Мишка…
- Спи, Генрих, спи. Проспишься - и встанешь здоровым.