- Прошу, господа, - сказал он, - стакан прохладного молока - истинное наслаждение в такую жару. - И он опустился в кресло. - Теперь перейдем к делу, к вашему неотложному делу, - сказал профессор Зенциг.
Страшный момент настал. Теперь надо было раскрывать карты. Андре, только что мечтавший проникнуть в соседнюю комнату, поспешно схватил стакан и начал медленно пить молоко. Кто пьет, тот говорить не может. Андре целиком полагался на Марину.
А она показала на портрет и спросила:
- Скажите, пожалуйста, а кто это на портрете?
- Вы разглядывали картину? - оживился профессор.
- Конечно! Такие картины бывают только в музеях.
- Что же вы думаете об этом портрете?
Андре смекнул, что Марина хочет выиграть время, значит, она ничего еще не придумала. Он опять подивился на ее находчивость и решил выручить ее:
- Художник написал всю картину в темных тонах. Только лицо человека он сделал светлее и еще запонку. Почему он так сделал?
Из полумрака профессор с интересом взглянул на Андре.
- Он хотел выделить лицо. Лицо этого человека, его глаза, брови, рот - вот что было для художника главным.
Он ведь писал портрет своего знаменитого современника. Не знаю, знаком ли он вам. Это русский писатель Антон Павлович Чехов. Знаете такого?
- Где-то слышали это имя, - сказала Марина.
Андре заметил:
- Чехов? У нас в театре ставили его пьесу. Мои родители ходили ее смотреть.
- Вот видите! - радостно воскликнул профессор. - Даже для вас его имя - не пустой звук. Когда будете постарше, читайте, читайте его непременно! Это один из величайших умов человечества. Он прекрасно знал жизнь своего времени, видел все насквозь!
- А он так и глядит, - сказала Марина.
- Кто глядит? - озадаченно спросил профессор.
- Да Чехов! На картине.
Профессор рассмеялся:
- Ах, на картине! Совершенно верно. Художник точно передал его взгляд. Вы совершенно правы! Я очень люблю эту картину.
- Вы, наверно, прочли много книг Чехова? - спросил Андре.
- Все прочел, друзья мои, все! - воскликнул профессор. - Чехов всегда был со мной. В мрачные времена он дарил мне утешение, а в хорошие - знание и веру. Так-то вот…
- Я тоже все прочту! - пообещал Андре.
- Видите ли, я люблю не только Чехова-писателя. Чехов был к тому же врачом в дореволюционной России. И хорошим врачом. Я ведь тоже врач. Только вот писать не умею. А жаль. Я многое видел и пережил.
Профессор снова опустился в кресло.
- Простите нас, господин профессор, - выпалила Марина. - Мы вам все наврали. Мы так испугались, когда ваш Голем вдруг налетел на нас.
Она замолчала, переводя дух. Профессор тоже молчал, а Андре даже в пот бросило.
"Что это на нее нашло? - подумал Андре. - Сейчас будет скандал. Он же нас выгонит! Если он узнает, что мы хотели тайком забраться к нему в дом, не видать нам коллекции компасов".
Но Марина без тени смущения продолжала:
- Понимаете, Андре живет в Ростоке, у моря, а сюда приехал погостить к тете с дядей. Мы с ним дружим. Ну вот, он мне как-то сказал, что хочет стать моряком, когда вырастет, - матросом или капитаном, что ли… что-то в этом роде, не помню точно. Я ему тогда рассказала про вашу коллекцию. Я говорю: "У нас в Берлине тоже есть люди, которые любят море!" Знаете, Андре так задается иногда, что живет у моря, меня это даже злит. Вот я и сказала про коллекцию. А он подумал, что я разыгрываю его, и не хотел поверить на слово. Тогда я говорю: "Ну что, может, поспорим?!" Вот мы и пошли к вам - ведь я же должна выиграть спор, правда?
Профессор молча сидел в своем темном углу. Андре снова подивился находчивости Марины. Он даже облегченно вздохнул, но тотчас же вспомнил про свое пари с Хуго и снова приуныл: ведь до пятнадцатого июля оставалось всего три дня.
Профессор спокойно произнес:
- Что ж, в таком случае остается лишь проводить вас к калитке и пожелать всего наилучшего. Девочка выиграла спор.
- Да, выиграла, - без всякой радости сказала Марина.
Профессор поднялся с кресла, заложил руки за спину и посмотрел на своих незваных гостей.
Андре торопливо проговорил:
- Я правда хочу стать моряком!
- Моряком… Сколько же тебе лет?
- Двенадцать, - ответил мальчик.
- Когда мне было двенадцать, я хотел стать капитаном, - сказал профессор. - Да, романтика морских путешествий… И все-таки я стал врачом. - Он задумчиво улыбнулся. - Но море я не забыл: несколько лет проработал врачом на корабле. Теперь вот устроил музей в память о старой моей любви.
Вскинув голову, Марина слабо улыбнулась. Андре встал.
- Можно нам еще раз заглянуть в ваш музей? Только на пять минут!
- Ладно, раз уж вы здесь, спорщики вы эдакие! Что с вами поделаешь, искатели приключений!
И вот наконец ребята попали в комнату, где была старинная корабельная утварь.
Профессор уселся на подоконник, свесив ноги. Андре начал искать на стене компасы. И был сильно разочарован, обнаружив, что за компасы он принял корабельные часы.
Мальчик бегло оглядел остальные предметы. Это была странная коллекция. Вычурная надпись на полусгнившей доске свидетельствовала, что доска - видимо, гордость коллекционера - когда-то принадлежала кораблю "Санта Мария". Подзорные трубы самых различных образцов поблескивали стеклами во всех концах комнаты. Потрепанная зюйдвестка напоминала о бурях и тайфунах, а боцманский свисток - о суровых морских буднях. Даже матросские ножи и кинжалы грозно смотрели со стен. Гарпуны и диковинные снасти могли поведать, как ловят рыбу во всех частях света. Тут же висели страшные маски, вывезенные, наверное, с островов Тихого океана. Однако большую часть коллекции составляли мореходные и географические карты. Но вот Андре показалось, что в углу висит компас. Он бросился туда: и правда, это был компас!
- Ну как, нагляделись на мое старье? - усмехнулся профессор.
- А что, - затаив дыхание спросил Андре, - этот компас в порядке? Работает еще?
- Конечно, - ответил профессор. - Отведи рычажок, и стрелка запрыгает.
Стрелка рванулась в сторону… Андре нетерпеливо оглянулся на девочку. Почему она не подойдет и не взглянет на компас? Марина застыла в задумчивости у старого, глобуса. "Вот так всегда, - подумал Андре, - я тут горло надрываю, кричу: "Компас, компас", чтобы привлечь ее внимание, а она, видно, опять забыла, зачем мы сюда пришли".
- Кстати, этот компас - мое недавнее приобретение, - заметил профессор. - Остальные экспонаты куда постарше, у меня есть даже навигационная карта шестнадцатого века. Подумать только: этой картой пользовались команды английских фрегатов. Кто знает, какие пиратские набеги они тогда замышляли!
Профессор Зенциг ловко соскочил с подоконника и подошел к одной из карт, пожелтевших от времени.
Любопытная Марина тотчас подбежала к профессору, тогда как Андре не мог оторвать глаз от компаса. В ушах у него все еще звучали слова: "Этот компас - мое недавнее приобретение!"
И тогда Андре спросил хриплым от волнения голосом:
- Откуда у вас этот компас?
Только теперь Марина поняла, на что отважился Андре, как близко он подошел к раскрытию тайны.
Профессор обернулся и небрежно спросил:
- Компас? Он с голландского грузового судна, которое затонуло у берегов Мексики во время второй мировой войны. Судно подорвалось на немецкой мине.
Волнение как рукой сняло. Дети не могли скрыть своего разочарования, но профессор ничего не заметил. Сняв со стены компас, он повернул его тыльной стороной кверху.
- Тогда затонул фрахтер "Питер". Очевидно, компас - это все, что от него осталось. Вот, смотрите, здесь выгравировано название. Я в те времена жил в Мексике, на берегу моря. Один рыбак подарил мне этот компас в качестве платы за лечение.
Профессор задумчиво глядел на компас: наверно, в его памяти ожили сейчас старые воспоминания.
Разочарование сменилось в душе Андре чувством стыда. Выходит, с этим компасом связана иная история. Вероятно, у всех необычных вещей, собранных в этой комнате, своя увлекательная история.
Андре опустил глаза.
А Марина с интересом спросила:
- Вы работали в Мексике врачом?
- Не только в Мексике. Там я очутился после того, как бежал от фашистов из Франции. А во Францию попал еще в 1933 году: сошел на берег с немецкого корабля, когда на нем подняли флаг со свастикой. В Германию я тогда не вернулся, потому что ненавидел фашизм. Я нашел работу и за границей - правда, нелегкую работу. Некоторое время жил в тогдашних французских колониях в Африке и многому там научился. И не только как врач. Я хорошо понял тогда, почему в богатых краях нашей прекрасной земли до сих пор существуют и голод, и нищета, и отсталость. Да, век живи - век учись. Сколько бы ни прожил человек, он никогда всего не узнает.
Андре исподлобья взглянул на профессора: ему было очень стыдно. Он с трудом удерживался от слез.
- Мы сейчас уйдем, - сказал он, - вы ведь наверняка спешите.
- Кто теперь не спешит? - добродушно ответил профессор. - Когда у человека много работы, то времени у него, конечно, не хватает.
- А мы-то думали, - проговорила Марина, - что вы отдыхаете в уединении.
Профессор Зенциг улыбнулся:
- Вы, наверно, думали: бегает тут по улицам старичок со своей собакой, да еще с такой огромной, и живет он в доме за деревьями и кустами, и вдобавок старичок профессор. Вот уж, видно, чудак!..
Дети молчали, они думали в ту минуту одно и то же: "Знал бы профессор, в чем мы его подозревали! Мы ведь были готовы считать его вором".
Покидая музей, который устроил в своем доме профессор, Андре в последний раз взглянул на стену, где висел компас. В полутемной прихожей профессор распахнул какую-то дверь.
- Разнообразия ради мы выйдем из дома иным путем. Вот здесь я работаю.
Совершенно ошеломленные, Марина и Андре очутились вдруг в ослепительно светлой лаборатории ученого: белая гладкая мебель, полки с книгами, поблескивающие пробирки. Склонившись над микроскопом, здесь сидела женщина. При появлении детей она подняла голову. Молодая женщина.
- Моя ассистентка, доктор Лавренд, - представил ее профессор Зендиг. - Она так увлечена своей работой, что ничего не слышит и не видит. Мы изучаем тропические болезни, изыскиваем средства и способы борьбы с этими опасными заболеваниями. Я годами накапливал опыт и заплатил за него очень дорого, - не могу же я допустить, чтобы весь этот опыт пропал бесследно. Моя лаборатория - лишь отделение нашего института, изучающего тропические болезни.
Фрау Лавренд поправила упавшую на лоб прядь белокурых волос и, слегка прищурившись - видно, она привыкла напряженно всматриваться в микроскоп, - сказала:
- Такие гости, профессор, не часто у нас бывают!
- Что правда, то правда, - ответил он с улыбкой.
Фрау Лавренд разглядывала детей. Андре заметил, что у нее необыкновенно лучистые, синие глаза. Она напоминала ему одну учительницу, которую он очень уважал.
- Прямо с дерева, да к нам в лабораторию! - улыбаясь, сказала женщина.
- С какого дерева? - удивился профессор.
- Вон с того! - ответила ассистентка и махнула рукой в сторону соседнего участка. - Тополь некоторое время служил приютом нашим гостям. Я еще удивилась: что за удовольствие так долго сидеть на ветках?
Дети густо покраснели. Теперь им негде было укрыться от беспощадного света.
Андре позавидовал Марине: ей-то хорошо, у нее лицо смуглое.
Доктор Лавренц рассмеялась:
- Помню, правда, в детстве я тоже любила лазать на деревья. Чудесная забава! Больше всего мне нравился шелест листвы на ветру.
- А вам, - обратился профессор к детям и загадочно усмехнулся, - вам понравилось сидеть наверху, на тополе?
Андре сдавленно произнес:
- Понравилось, конечно. А что, там неплохо.
- Знаете, как там здорово! - с жаром подхватила Марина. - До чего приятно, когда ты так высоко над землей. Сверху все выглядит совсем по-другому!
Профессор задумчиво произнес:
- Да, высокий тополь… Оттуда все хорошо видно…
Он взял со стола ассистентки блокнот и начал его листать.
- На этом варианте мы можем поставить точку, - сказала женщина. - Этот путь не годится. Благие намерения, конечно, но проблему так не решить.
- Вы правы, - ответил профессор Зенциг, - пожалуй, вы меня убедили, коллега.
Смущенные и растерянные, дети стояли в ярко освещенной лаборатории. Вдруг Андре заметил, что одна из дверей ведет на веранду. Кровь снова бросилась ему в лицо. Через эту веранду они хотели проникнуть в дом. И тогда они попали бы прямо сюда, в лабораторию, к этой ассистентке с лучистыми глазами!
- Что ж, пойдем! - сказал профессор и вышел на веранду.
- До свидания, - пробормотали юные верхолазы.
- Всего доброго, - сказала фрау Лавренц и снова склонилась над микроскопом.
Профессор быстро зашагал к калитке, гости пошли за ним. Он ни разу не обернулся и больше уже не шутил.
Андре тихо сказал Марине:
- Он чем-то расстроен.
У ворот профессор проверил замок. Несколько раз проверил.
- Отлично! - сказал он. - Как видим, замок в полной исправности.
"Зря, конечно, мы наплели про замок", - подумал Андре.
- Еще раз извините нас, что помешали вам работать. И большое спасибо, - сказала Марина.
- До свидания, - сказал профессор и неожиданно улыбнулся. Его строгие глаза снова смотрели на них приветливо.
- Если в другой раз вам захочется навестить меня или фрау Лавренц, прошу сообщить об этом заранее! Так-то будет лучше.
Дети вышли на улицу. Калитка захлопнулась с легким сухим щелчком, и профессор Зенциг направился к своему дому.
Небольшого роста, немного смешной на вид… Впрочем, после всего, что они узнали о нем за последний час, он уже таким не казался.
Марина и Андре медленно шли по улице, спускавшейся к поселку "Родная земля". Снова послышался визг трамвайных колес, гул пролетавшего самолета.
Марина первая прервала молчание.
- Здорово мы, однако, влипли!
- Людям свойственно ошибаться, говорит мой отец, - ответил Андре.
Марина вспылила:
- Но ведь профессор замечательный человек!
- А я что говорю? - защищался Андре.
- Ты вообще ничего не говоришь. Ты только сказал, что людям свойственно ошибаться.
- Ну и что? Разве это не правда?
- Правда - неправда! - рассердилась Марина. - Стыдно нам должно быть! Это все ты со своими подозрительными лицами!
- Ты первая начала! Кто говорил: "Профессор с собакой - странный чудак!"
- А я обязательно еще раз схожу к нему! И все ему расскажу, - сердито объявила Марина.
- Почему же ты сразу не рассказала? - спросил Андре.
- Мне было стыдно. Мне и сейчас стыдно.
Они молча дошли до ворот поселка и уселись на свою скамейку. Так они просидели довольно долго, не разговаривая друг с другом.
Если бы кому-нибудь вздумалось сесть на эту скамейку, он легко поместился бы между ними.
Наконец Андре сказал примирительно:
- Наверно, он знаменитый, этот профессор Зенциг. Уж он, конечно, написал много книг про тропические болезни и всякое такое.
- Ты думаешь? - спросила Марина, пододвигаясь к нему. - А дом у него красивый, уютный. И потом, эта лаборатория…
- Его ассистентка, наверно, тоже очень ученая, - сказал Андре, вспомнив лучистые глаза фрау Лавренц.
- Она блондинка, - сказала Марина, - очень светлая блондинка. И у нее глаза синие-пресиние.
Андре искоса взглянул на Марину.
"А у тебя глаза черные, - подумал он, черные как уголь. Или, может, зеленые?" Ему хотелось сказать это вслух. Но он хорошо знал Марину. И потому сказал совсем другое:
- А как же насчет компаса?
Марина сморщила нос и беспомощно пожала плечами.
- Нет, правда, что ты думаешь теперь делать? - наседал Андре.
Марина отпарировала:
- А ты что думаешь делать, Андре? Ведь это ты следователь, а не я!
Андре были неприятны ее слова, особенно теперь. Ведь компас они все еще не нашли. А взялись его отыскать. Пусть они наделали ошибок, пусть встретились трудности - отступать нельзя. Кто трусит, ничего не добьется в жизни.
Андре решительно объявил:
- Мы ведь наметили еще одно дело. Я сегодня же отправлюсь к Эдди.
- Почему только ты? - возмутилась Марина. - Мы вместе пойдем. А как же иначе?
- Хорошо, - сказал Андре, - пойдем вместе.
Они еще немного посидели на скамейке. И вдруг почувствовали, что проголодались. У калитки Бухгольцев Андре сказал:
- Сегодня же обследуем сарай.
И посмотрел в сторону дома, где жил Эдди. Там им теперь предстояло продолжить поиски.
- Опять сегодня жара, - сказала Марина. - Пойдем после обеда в бассейн?
- Хорошая мысль! - буркнул Андре. - Два часа как-нибудь выкроим.
А сам подумал: "Надеюсь, там не будет чернявого Улли!"
"ТАЙНА" КОЖАНОГО ПОРТФЕЛЯ
В домике за живой изгородью, казалось, не было ни души. Ни шороха, ни единого звука. Дождеватель уже не разбрызгивал по траве водяные струи, дачную мебель унесли.
- Войдем в сад! - сказал Андре. - А если там кто-то есть, ты уж придумаешь, как выпутаться. Может, спросишь о чем-нибудь… А я сразу спрячусь за изгородь, мне надо попасть в сарай…
Андре взялся за ручку калитки.
Марина остановила его.
- Что же я могу придумать, Андре? - зашептала она, схватив его за руку. - Я ни разу в жизни не разговаривала с Эдди. И потом, еще ведь светло. Давай сначала все обсудим!
- Идем! - решительно сказал мальчик. - Сейчас или никогда! Мы ведем себя как болваны. Сколько часов ты плескалась в воде, а теперь опять надумала что-то обсуждать!
Марина выпустила его руку, и Андре открыл калитку. Сегодня она не скрипела: видно, Эдди ее смазал. Неплохое начало. Так, по крайней мере, подумал Андре.
Марина кралась за ним на цыпочках… У изгороди Андре бросился на землю и пополз к сараю. Он лишь раз оглянулся на Марину: застыв на месте, она тревожно смотрела ему вслед. Но ему было не до этого: главное - довести дело до конца. Стараясь не обращать внимания на лихорадочный стук сердца, Андре подполз к тому месту, где совсем недавно они чуть было не столкнулись лицом к лицу с отцом Эдди, а потом слышали этот странный ночной разговор. Дверь сарая была открыта. Андре прополз под изгородью. Острые колючки поцарапали ему руки и ноги, но он почти ничего не почувствовал. За изгородью он выпрямился во весь рост. Теперь до двери сарая оставалось не больше трех метров, и Андре одолел это расстояние в два прыжка.
В сарае на козлах стоял мотоцикл, мощный "МЦ". Рядом - токарный станок хоть и допотопного типа, но начищенный до блеска. На стенах были аккуратно развешаны инструменты. Другую половину сарая занимал верстак. Маленькая мастерская, в которую забрался Андре, содержалась в образцовом порядке. Его взгляд привлек большой, обитый жестью ящик, стоявший в полутьме в дальнем углу сарая.