Так или иначе, некоторые исследователи жизни Сергея Александровича утверждают, что он собирался жениться на Августе, но она отвергла поначалу его ухаживания. К слову, именно ей посвящен целый цикл стихов "Любовь хулигана". Очевидно, девушка действительно затронула душу поэта, поскольку он о ней так и не забыл: "…Я помню, любимая, помню Сиянье твоих волос…", "…Я помню осенние ночи, Березовый шорох теней…", "…Я помню, ты мне говорила…". Зная его ветреность, Августа предполагала, что вскоре ее место займет другая: "…И ты позабудешь, мой милый, С другою меня навсегда…". Так и произошло, Есенин женился на Софье Толстой, но этот брак оказался крайне не удачным и выдержал лишь несколько месяцев: "…И грустно другую любя…".
Но образ возлюбленной, он навсегда сохранил в своей памяти: "…Как будто любимую повесть, С другой вспоминает тебя".
Там, где вечно дремлет тайна…
Там, где вечно дремлет тайна,
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля.
Широки леса и воды,
Крепок взмах воздушных крыл.
Но века твои и годы
Затуманил бег светил.
Не тобой я поцелован,
Не с тобой мой связан рок.
Новый путь мне уготован
От захода на восток.
Суждено мне изначально
Возлететь в немую тьму.
Ничего я в час прощальный
Не оставлю никому.
Но за мир твой, с выси звездной,
В тот покой, где спит гроза,
В две луны зажгу над бездной
Незакатные глаза.
Стихотворение создано в 1917 году и проникнуто философским смыслом, несмотря на то, что Сергею Есенину тогда было только двадцать два года. Он понимает, что мы все гости на этой земле: "…Только гость я, гость случайный На горах твоих, земля…" и ему хочется верить, что помимо нашего мира есть еще один – волшебный: "…Там, где вечно дремлет тайна, Есть нездешние поля…".
И именно этому волшебному миру принадлежит сам поэт: "…Не тобой я поцелован, Не с тобой мой связан рок…", хотя он и восхищается красотой и мощью земной природы: "…Широки леса и воды, Крепок взмах воздушных крыл…". Есенин видит свое предназначение в служении поэзии: "…Новый путь мне уготован… Суждено мне изначально Возлететь в немую тьму…" – символ тьмы невежества, равно как и тьмы забвения.
Отчасти поэтому он говорит, что не намерен ни с кем делиться своим творчеством, полагая его не таким уж хорошим: "…Ничего я в час прощальный Не оставлю никому…". И все же, ему хочется, чтобы его помнили: "…В две луны зажгу над бездной Незакатные глаза".
Воспоминание
За окном, у ворот
Вьюга завывает,
А на печке старик
Юность вспоминает.
"Эх, была-де пора,
Жил, тоски не зная,
Лишь кутил да гулял,
Песни распевая.
А теперь что за жизнь?
В тоске изнываю
И порой о тех днях
С грустью вспоминаю.
Погулял на веку,
Говорят, довольно.
Размахнуть старину
Не дают раздолья.
Полно, дескать, старик,
Не дури ты много,
Твой конец не велик,
Жизнь твоя у гроба.
Ну и что ж, покорюсь, –
Видно, моя доля.
Придет им тоже час
Старческого горя".
За окном, у ворот
Вьюга завывает,
А на печке старик
С грустью засыпает.
Существует версия, что это стихотворение, созданное в 1911 году, посвящено дедушке поэта по материнской линии – Федору Титову. Проводя свои детские годы в их доме, Сергей Есенин навсегда запомнил увлекательные рассказы бабушки и деда.
Сюжетная линия проста и очевидна: старенький дедушка лежит на печи и вспоминает свои молодые годы: "…Эх, была-де пора, Жил, тоски не зная…", но с приходом старости и дряхлости все изменилось: "…А теперь что за жизнь? В тоске изнываю…". Ему иногда и хочется вспомнить былое, но сделать этого уже нельзя: "…Размахнуть старину Не дают раздолья…".
Автору жаль деда, но он осознает, что ход жизни замедлить невозможно, равно как и повернуть время вспять. В качестве утешения, он вкладывает в уста старика слова о том, что однажды мы все состаримся и точно так же будем вспоминать минувшее: "…Придет им тоже час Старческого горя…".
Не гляди на меня с упреком…
Не гляди на меня с упреком,
Я презренья к тебе не таю,
Но люблю я твой взор с поволокой
И лукавую кротость твою.
Да, ты кажешься мне распростертой,
И, пожалуй, увидеть я рад,
Как лиса, притворившись мертвой,
Ловит воронов и воронят.
Ну, и что же, лови, я не струшу.
Только как бы твой пыл не погас?
На мою охладевшую душу
Натыкались такие не раз.
Не тебя я люблю, дорогая,
Ты лишь отзвук, лишь только тень.
Мне в лице твоем снится другая,
У которой глаза – голубень.
Пусть она и не выглядит кроткой
И, пожалуй, на вид холодна,
Но она величавой походкой
Всколыхнула мне душу до дна.
Вот такую едва ль отуманишь,
И не хочешь пойти, да пойдешь,
Ну, а ты даже в сердце не вранишь
Напоенную ласкою ложь.
Но и все же, тебя презирая,
Я смущенно откроюсь навек:
Если б не было ада и рая,
Их бы выдумал сам человек.
Данное произведение создано 1 декабря 1925 года в стенах психиатрической клиники, где тогда проходил лечение Сергей Есенин. Кому оно адресовано доподлинно не известно, но предполагают, что Софье Андреевне Толстой, которую поэт никогда не любил. А вот кто та незнакомка, с которой он ее сравнивает – не известно. Вероятно, просто образ.
Это отношение двойственно: "…Но люблю я твой взор с поволокой И лукавую кротость твою…", а потом: "…Не тебя я люблю, дорогая, Ты лишь отзвук, лишь только тень…" или другая параллель: "…Я презренья к тебе не таю…" и "…Но и все же, тебя презирая…".
Окончание стихотворения имеет философский оттенок и напоминает знаменитую фразу Вольтера: "Если бы Бога не существовало, его бы следовало выдумать": "…Если б не было ада и рая, Их бы выдумал сам человек".
Буря
Дрогнули листочки, закачались клены,
С золотистых веток полетела пыль…
Зашумели ветры, охнул лес зеленый,
Зашептался с эхом высохший ковыль…
Плачет у окошка пасмурная буря,
Понагнулись ветлы к мутномы стеклу,
И качают ветки, голову понуря,
И с тоской угрюмой смотрят в полумглу…
А вдали, чернея, выползают тучи,
И ревет сердито грозная река,
Подымают брызги водяные кручи,
Словно мечет землю сильная рука.
Стихотворение из раннего периода пейзажной лирики Сергея Есенина. Оно изобилует деталями наступления непогоды и так точно описать их мог только человек, искренне любящий природу, внимательный и чуткий. Именно таким был автор. Проведя детство и часть юности в деревне, он много раз видел это явление, решив запечатлеть его в стихах.
Строчка: "…Дрогнули листочки, закачались клены…" говорит о неожиданности наступления бури, как будто налетел порыв ветра и "…С золотистых веток полетела пыль…". Природа рада дождю: "…Зашептался с эхом высохший ковыль…". Сначала это просто сильные порывы ветра и дождик: "…Плачет у окошка пасмурная буря…", словно что-то случилось. И ее печали сочувствуют все: "…Понагнулись ветлы к мутномы стеклу… И качают ветки, голову понуря, И с тоской угрюмой смотрят в полумглу…".
Но это только начало бури и она готовится разыграться как следует: "…А вдали, чернея, выползают тучи, И ревет сердито грозная река…". Апофеозом действия является сравнение силы бури с рукой Всевышнего, который словно бы трясет землю под брызги ливня: "…Подымают брызги водяные кручи, Словно мечет землю сильная рука".
Край ты мой заброшенный…
Край ты мой заброшенный,
Край ты мой, пустырь,
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.
Избы забоченились,
А и всех-то пять.
Крыши их запенились
В заревую гать.
Под соломой-ризою
Выструги стропил,
Ветер плесень сизую
Солнцем окропил.
В окна бьют без промаха
Вороны крылом,
Как метель, черемуха
Машет рукавом.
Уж не сказ ли в прутнике
Жисть твоя и быль,
Что под вечер путнику
Нашептал ковыль?
Стихотворение посвящено родному селу Сергея Есенина – Константиново. В свое время автор покинул его для поиска признания своего поэтического таланта в столице. Постепенно и вся молодежь перебралась в города. Как следствие, деревня вскоре почти опустела: "…Край ты мой заброшенный, Край ты мой, пустырь…", обрабатывать землю стало некому: "…Сенокос некошеный, Лес да монастырь…". Да и самих жителей осталось не больше пяти изб: "…Избы забоченились, А и всех-то пять… Крыши их запенились…" – повсюду разруха и покинутость.
В надежде на то, что после революции села обретут новую жизнь, поэт и поддерживал это политическое действо, но его надежды не оправдались, стало даже еще хуже, чем было. Автор еще об этом не знает и продолжает надеяться. И отмечает, что вороны бьют своими крылами в окна хат: "…В окна бьют без промаха Вороны крылом…". На Руси ворон всегда считался предвестником смерти, его боялись и уважали. В этой строчке зашифровано пессимистическое предчувствие того, что однажды погибнет и вся деревня.
Даже черемуха – символ весны не радует Есенина. Он сравнивает ее с метелью: "…Как метель, черемуха Машет рукавом…" – показывая, что весеннее обновление и радость возможны только, когда на село вернутся жить люди, а до тех пор оно все больше будет напоминать зимнюю бесплодную пустошь.
Ну, целуй меня, целуй…
Ну, целуй меня, целуй,
Хоть до крови, хоть до боли.
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.
Опрокинутая кружка
Средь веселых не для нас.
Понимай, моя подружка,
На земле живут лишь раз!
Оглядись спокойным взором,
Посмотри: во мгле сырой
Месяц, словно желтый ворон,
Кружит, вьется над землей.
Ну, целуй же! Так хочу я.
Песню тлен пропел и мне.
Видно, смерть мою почуял
Тот, кто вьется в вышине.
Увядающая сила!
Умирать так умирать!
До кончины губы милой
Я хотел бы целовать.
Чтоб все время в синих дремах,
Не стыдясь и не тая,
В нежном шелесте черемух
Раздавалось: "Я твоя".
И чтоб свет над полной кружкой
Легкой пеной не погас –
Пей и пой, моя подружка:
На земле живут лишь раз!
Данное стихотворение было создано в 1925 году и относится к позднему этапу творчества Есенина. Посвящено оно Софье Толстой, на которой он на момент написания произведения еще не был женат. Он ее не любил, был страстным ловеласом, а она любила его безумно, была сдержанной и строгой.
Его часто раздражало ее целомудрие и скромность, хотелось страсти и безумств. Об этом автор говорит уже в начале стихотворения: "…Не в ладу с холодной волей Кипяток сердечных струй…" – он сомневался, что они вообще смогут поладить. Очень скоротечный брак лишь подтвердил его догадки. Тем не менее, он уговаривает ее быть раскрепощеннее: "…Понимай, моя подружка, На земле живут лишь раз!..".
Другой сквозной темой произведения является тема смерти, которую Сергей Александрович предвидел: "…Песню тлен пропел и мне. Видно, смерть мою почуял…". Он, словно, напоследок пытается насладиться плотскими утехами и вином, взять от этой жизни все, что возможно, пока еще есть такая возможность: "…Ну, целуй же! Так хочу я…", "…До кончины губы милой Я хотел бы целовать…" и "…В нежном шелесте черемух Раздавалось: "Я твоя"…".
Моя жизнь
Будто жизнь на страданья моя обречена;
Горе вместе с тоской заградили мне путь;
Будто с радостью жизнь навсегда разлучена,
От тоски и от ран истомилася грудь.
Будто в жизни мне выпал страданья удел;
Незавидная мне в жизни выпала доля.
Уж и так в жизни много всего я терпел,
Изнывает душа от тоски и от горя.
Даль туманная радость и счастье сулит,
А дойду – только слышатся вздохи да слезы,
Вдруг наступит гроза, сильный гром загремит
И разрушит волшебные, сладкие грезы.
Догадался и понял я жизни обман,
Не ропщу на свою незавидную долю.
Не страдает душа от тоски и от ран,
Не поможет никто ни страданьям, ни горю.
На момент написания этого стихотворения поэту было всего шестнадцать лет, но оно поражает своей зрелой мрачностью. С юношеским максимализмом утверждает он, что в жизни его будет мало радостных дней: "…Будто жизнь на страданья моя обречена…".
Вероятно, основной причиной пессимистического взгляда на жизнь явился неудачный роман с Анной Сардановской, которая считала поэзию никчемным занятием и не хотела связывать свою судьбу с таким человеком. Но автор ее искренне любил и считал расставание – предвестником будущих жизненных бурь: "…Будто в жизни мне выпал страданья удел…". Говорит о том, что и без того, несмотря на юный возраст, много всего плохого в жизни испытал: "…Уж и так в жизни много всего я терпел…".
Ему хочется надеяться, что путешествие в Москву с ее богемной жизнью изменит ситуацию к лучшему, но не слишком полагается на удачу: "…Даль туманная радость и счастье сулит, А дойду – только слышатся вздохи да слезы…". Он не уверен в своем таланте и своих силах, опасается разочарования: "…Вдруг наступит гроза, сильный гром загремит И разрушит волшебные, сладкие грезы…". Примечательно, что эти слова стали для него пророческими, он действительно вскоре разуверился в Москве, хотя и добился там литературного признания. Но и слава не принесла ему счастья.
Не жалею, не зову, не плачу…
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.
Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.
Стихотворение создано в 1921 году двадцатишестилетним Сергеем Есениным, но по его тематике и глубине суждений, создается впечатление, что это творение глубокого старца, достойно прожившего жизнь и теперь подводящего ее итоги.
В первой же строчке поэт заявляет о том, что не жалеет ни о чем и ни о ком в своей жизни: "…Не жалею, не зову, не плачу…", напоминает, что жизнь быстротечна: "…Все пройдет, как с белых яблонь дым…" и считает себя старым: "…Увяданья золотом охваченный, Я не буду больше молодым…". Вероятно, это связано с тем, что к двадцати шести годам Есенин действительно многое повидал: простой деревенский мальчишка стал признанным литератором, успел побывать в браке, обзавестись детьми, попутешествовать, заслужить славу балагура и пьяницы.
Ему кажется, что пора уже и успокоиться, меньшего ожидать от жизни: "…Ты теперь не так уж будешь биться, Сердце, тронутое холодком…", прекратить путешествия и знакомство с новыми культурами: "…И страна березового ситца Не заманит шляться босиком…". Жизнь так быстро пролетела, что автор вопрошает: "…Жизнь моя? иль ты приснилась мне? Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне…".
Завершает стихотворение очень философская фраза о тленности бытия: "…Все мы, все мы в этом мире тленны…" – совершенно не свойственная обычному молодому человеку, которому еще нет и тридцати лет. Но Есенин – не обычный юноша, он всегда выделялся из толпы и навсегда остался верен себе.
Звезды
Звездочки ясные, звезды высокие!
Что вы храните в себе, что скрываете?
Звезды, таящие мысли глубокие,
Силой какою вы душу пленяете?
Частые звездочки, звездочки тесные!
Что в вас прекрасного, что в вас могучего?
Чем увлекаете, звезды небесные,
Силу великую знания жгучего?
И почему так, когда вы сияете,
Маните в небо, в объятья широкие?
Смотрите нежно так, сердце ласкаете,
Звезды небесные, звезды далекие!
Стихотворение из раннего периода творчества поэта, создано в 1911 году шестнадцатилетним юношей. Оно наполнено романтическими ожиданиями, надеждами и иллюзиями. Легкое и простое, оно не претендует на философское осмысление жизни, как в других стихах этого же этапа, а призвано показать красоту ночного неба.
Ему хочется разгадать тайну звезд: "…Звездочки ясные, звезды высокие! Что вы храните в себе, что скрываете?", признается, что они его очаровывают: "…Силой какою вы душу пленяете?…" и ему кажется, что они знают ответы на все вопросы: "…Чем увлекаете, звезды небесные, Силу великую знания жгучего?…". Поэт пытается разгадать в чем их привлекательность: "…Что в вас прекрасного, что в вас могучего?…".
Догадывается, что в его жизни грядут серьезные перемены и пытается определить, к добру ли они будут, сбудутся ли его надежды в Москве: "…И почему так, когда вы сияете, Маните в небо, в объятья широкие?…". И хочет верить, что все задуманное сбудется: "…Смотрите нежно так, сердце ласкаете…".
Каждый труд благослови, удача!
Каждый труд благослови, удача!
Рыбаку – чтоб с рыбой невода,
Пахарю – чтоб плуг его и кляча
Доставали хлеба на года.
Воду пьют из кружек и стаканов,
Из кувшинок также можно пить –
Там, где омут розовых туманов
Не устанет берег золотить.
Хорошо лежать в траве зеленой
И, впиваясь в призрачную гладь,
Чей-то взгляд, ревнивый и влюбленный,
На себе, уставшем, вспоминать.
Коростели свищут… коростели…
Потому так и светлы всегда
Те, что в жизни сердцем опростели
Под веселой ношею труда.
Только я забыл, что я крестьянин,
И теперь рассказываю сам,
Соглядатай праздный, я ль не странен
Дорогим мне пашням и лесам.
Словно жаль кому-то и кого-то,
Словно кто-то к родине отвык,
И с того, поднявшись над болотом,
В душу плачут чибис и кулик.
Произведение создано в июле 1925 года во время отдыха поэта в селе Константиново. Но там он не бездельничал, помогал отцу на сенокосе и однажды отправился с артелью рыбаков за уловом, очень далеко от дома. Сергей Есенин всегда очень уважал людей, занятых физическим трудом. Он считал их настоящими, светлыми, искренними и не раз воспевал в своем творчестве: "…Потому так и светлы всегда Те, что в жизни сердцем опростели…".
Себя самого он противопоставляет им, считая лодырем, не заслуживающим уважения и оправдания: "…Только я забыл, что я крестьянин… Соглядатай праздный, я ль не странен…". В тайне завидует людям, сумевшим найти себя в каком-либо настоящем труде: "…Чей-то взгляд, ревнивый и влюбленный, На себе, уставшем, вспоминать…".
Поэт чувствует, что очень сильно отдалился от родной земли, односельчан, от семьи и понимает, что он уже чужак дома: "…Словно жаль кому-то и кого-то, Словно кто-то к родине отвык…". И его это очень сильно расстраивает: "…И с того, поднявшись над болотом, В душу плачут чибис и кулик".