Повесть о детстве - Михаил Штительман 4 стр.


Трое быстро и весело выбегают из комнаты. Остальные сидят молча на своих местах.

- Идите же! - кричит ребе.

Все сидят. Учитель хватает кнут и быстро выходит навстречу испуганной жене. Сема стоит посреди комнаты, к нему подбегают ребята. Пейся сидит на полу, слезы текут по его худым немытым щекам.

- Сема, что ты наделал? Что теперь будет? Боже мой, что теперь будет?!

Комната пустеет. За окном идет дождь, по вязкой грязи молча шагают дети.

СВОБОДА

На другой день, рано утром, к дедушке прибежал посыльный из хедера.

- Идите скорее, - сказал он, тяжело дыша, - ребе Иоселе вас со вчера ждет!

- Ну, если он ждет со вчера, так подождет еще час, - спокойно ответил дедушка и сел пить чай.

- Нет, господин Гольдин, вы идите скорее, - не унимался посыльный…

- Что там, горит, что ли? - вмешалась бабушка. - Сема, а ну-ка, скажи, что ты там наделал?

- Ничего я не наделал! - хмуро огрызнулся Сема. - Пусть он не лезет!

- Кто это "он", хотела бы я знать?

- Ну, что ты хочешь от ребенка? - быстро сказал дедушка. - Оставь его. Я сам всё узнаю.

- Ой, - вздохнула бабушка, - что-то там не так. Я по его глазам вижу, что там что-то не так.

- Будет вам гадать! - закричал Сема.

- Сема, что ты делаешь? - Дедушка строго нахмурил брови и оттолкнул недопитый стакан. - Что ты делаешь? Разве можно кричать на бабушку? Она только и думает, чтоб из тебя вышел человек, она недосыпает и недоедает, чтобы тебя учить, а ты кричишь… Твой папа никогда не кричал на бабушку, даже когда он был прав!

Дедушка замолчал, быстро надел пиджак и, пригладив щеткой редкие волосы, вышел с посыльным на улицу.

- Ну, вот видишь, - укоризненно сказала бабушка, - даже дедушка на тебя рассердился. А если б ты слушал старших…

- Слушать старших и плевать на товарищей, да? Сегодня я заплюю Пейсю, а завтра мне нахаркают в лицо! Этому вы меня учите? Да? Так, может быть, велел мой папа? Да? Может быть, он просил, чтоб на меня плевали? Да?

Сема взволновался, обида теснила его грудь, хотелось плакать…

Бабушка удивленно взглянула на него:

- Ша! Я уже ничего не сказала. Ша! Пусть будет тихо… - и, бросив на плечо серое полотенце, начала молча вытирать стаканы.

* * *

- Что скажет ребе Иоселе? - вежливо спросил дедушка.

Учитель молча взглянул на него, потом, взяв в руки какой-то листок, потряс им в воздухе и закричал:

- Когда люди не хотят, что я могу с ними сделать?

- Чего не хотят?

Ребе подвинул стул и присел поближе к дедушке:

- Будем говорить откровенно. Я же знаю вас не первый год. Мне кажется, что, когда у человека есть всего-навсего один внук, можно найти время посмотреть за ним. Мне кажется, что когда этот один внук начинает лезть на голову, так берут снимают ему штаны и накладывают внуку столько, сколько он стоит. Мне кажется, - неутомимо продолжает ребе, - что, когда бьют, извините, по заднице, лезет в голову. Мне кажется…

Дедушка встал и сухо сказал, не глядя на ребе:

- Я пришел не затем, чтоб узнать, что вам кажется. Для этого у меня нет лишнего времени. Что вы хотите?

Учитель опять взял в руки листок и обидчиво произнес:

- Конечно, что бы ни случилось, я во всем кругом виноват. За вашего Семку, оказывается, тоже я виноват. Это же не ребенок, а… - он остановился, подыскивая нужное слово, - а стачечник какой-то. Он мне всех детей перепортил, он их черт знает чему учит!

- Чему? - спросил дедушка.

- Что я вам буду говорить! Если б это касалось только меня, так я бы еще помучился с ним. Но вот пишут… - Он снизил голос до шепота: - Господин Гозман пишет - "дурное влияние"! Вы ж понимаете: к вам все время имели снисхождение, если сажали рядом с сыном Гозмана или Магазаника вашего Семку. Мы же хорошо помним, где его папа, и если теперь вы заберете Семку, так уверяю - будет лучше для вас! Шлема тоже забрал своего Пейсю. Я бы с удовольствием, но нельзя же, чтоб из-за двух портилось еще тридцать. Мне кажется…

- Вам не кажется, что вы старый дурак? - закричал дедушка. - Он еще смеет меня учить! Он еще смеет ругать мальчика! Тьфу! Черный сон на твою голову! - И, хлопнув дверью, дедушка выскочил на улицу.

* * *

Каждую минуту выбегал Сема за ворота, смотрел во все стороны с тревогой и нетерпением, ожидая возвращения дедушки. Но старик пришел лишь к обеду. Сбросив пиджак, он медленно скрутил папироску и прошел на кухню к бабушке. Они говорили шепотом, но Сема знал, что говорят о нем. Он приготовился выслушать строгие слова дедушки и даже готов был просить прощения. Если хорошо подумать, то внуку совсем не обязательно поднимать голос на бабушку. Но дедушка вышел из кухни улыбаясь; бабушка, вытирая руки о фартук, быстро шла за ним:

- И что же ты не мог все это сказать тихо? Спичка!

- Нет, - отвечает дедушка, - я уже ему вывалил все, что у меня было на сердце…

Дедушка снимает брюки, аккуратно складывает их и, откинув одеяло, ложится в постель.

- Сема, - говорит он, - возьми там на столе табак и иди сюда.

Скрутив папироску, Сема подает ее дедушке:

- На, кури.

- Этому ты как раз мог бы не учиться. Ну, слушай, внук, если я на тебя не кричу, это не значит, что ты прав. Ты бы мог вести себя лучше! Одним словом, придется тебя забрать из хедера. Что ты прыгаешь? Ты думаешь, я тебе позволю бегать по улицам? Конечно, раз ты дома, бабушке должно стать легче. Но книг ты выпускать из рук не должен! Маленьких детей нет, никто тебе не мешает - сиди читай хоть целый день. Понял?

Сема не верит своим ушам. Свобода! Значит, не надо идти в хедер, не надо смотреть в рот Иоселе, не надо крутить голову с фараонами. Как жаль, что этот Моисей пропадает где-то и приходит только поспать. Теперь у Семы есть время и он мог бы затеять что-нибудь с сыном Лазаря.

- Дедушка, - говорит торжественно Сема, - будь спокоен! Я всем покажу, что такое Старый Нос. Я даже деньги зарабатывать буду!

- Деньги… - вздыхает дедушка, думая о чем-то другом. - Деньги - хорошая вещь…

Сема выбегает во двор. Может быть, он будет строить голубятню. Может быть, нарежет камышей на реке и продаст. Может быть, откроет торговлю сельтерской. Он же свободный человек. Боже мой, хочет - что хочет!

МОНЕТА

Бабушка вытирает пыль. Что бы у человека ни было на душе, комната тут ни при чем. В комнате должно быть чисто.

Старик ходит где-то там по базару, еле ноги тащит. Вы́ходит он что-нибудь - никто не знает. Так пусть хоть ему будет приятно войти в дом: всё на своем месте, зеркало блестит, самовар блестит, кровать блестит. А посмотрели бы, какой кухонный столик у бабушки! Другая неряха напихала бы тряпок, развела тараканов, а здесь и кухонный столик - просто что-нибудь особенное. За этот столик можно губернатора посадить.

Да что там столик, возьмите половую тряпку. Возьмите ее в руки и посмотрите внимательно. У кого держится тряпка столько, сколько у бабушки? А все-таки три комнаты, и полы моют часто.

И на все это - только одни ее руки. Бабушка вытирает пыль и напевает. Она напевает с такой горечью, что кажется - вот-вот бабушка расплачется:

Уже глаза мои не блестят,
Уже голова моя стала белой,
Уже скоро я пойду с ярмарки назад,
Уже уши мои плохо слышат,
Но…

Тут бабушка останавливается и, вздохнув полной грудью, с повой силой продолжает:

Но, может быть, все-таки
Они услышат:
Где мои золотые годы?
Где они…
Уже глаза мои
Плохо видят,
Но, может быть, все-таки
Они увидят:
Где мои золотые годы?
Где они…

Бабушка прячет тряпку в шкафчик, садится штопать носки и опять затягивает свою песню с гневом, горем и злобой.

Сема лежит на полу и думает. Вот он уже слышит эту песню пять лет. И бабушка никак не может выяснить раз и навсегда, где ее золотые годы. Все время она на кого-то сердита, на кого-то кричит. Может быть, бабушка думает, что в один прекрасный день к ней придет сам бог и скажет:

"Слушай, Сарра, знаешь ты что - вот твои золотые годы, на тебе их, и не морочь мне голову".

- Сема! Сема! - вдруг кричит бабушка.

Сема нехотя поднимается.

- А ну посмотри, что там торчит в щелке?.. Куда ты смотришь? Вот здесь, на полу, около кровати.

Сема шарит рукой и нащупывает что-то металлическое:

- Что я вижу, бабушка, это же самый настоящий рубль!

- Не может быть, покажи!

Бабушка берет монету, внимательно рассматривает ее сквозь очки:

- Действительно, рубль! А ну посмотри, Сема, может быть, там еще закатилось.

Сема смеется:

- Там же не склад.

- Ну хорошо, тогда слушай. Мы сделаем дедушке сюрприз. На тебе еще девять копеек. Иди в лавку. За девять копеек купишь шкалик. А на рубль возьмешь: крупы два фунта, муки четыре фунта, два золотника чаю, пять полешек дров, только сухих, и гильз коробочку. Ты запомнишь? Ты не перепутаешь, Старый Нос?

Нет, нет, Сема не перепутает. Вот он уже выскочил из комнаты, мелькнул за окном, понесся по улице. Тише, ведь так можно, не дай бог, разбиться.

Бабушка опять затягивает песенку:

Ой, где мои золотые годы?
Где они…

Но голос ее звучит спокойно и весело.

* * *

С канавы на канаву, с бугра на бугор, с камешка на камешек - бежит, летит Старый Нос. Два серых мешочка у него в руке и серебряный рубль в кармане. Кто, кто во всем местечке сейчас равен Семе? И какое это удовольствие - покупать за наличные деньги? Первым делом Сема заходит в казенку, покупает для дедушки шкалик водки - на это у него отложено отдельно девять копеек. Небрежно расплатившись, он идет в лавку к Фрейде.

Хозяйка стоит за стойкой. У нее большой горбатый нос, широкие смуглые жилистые руки. Если приклеить усы, получился бы настоящий мужчина… В лавке запах ванили и керосина. Горит лампа на конторке.

- Здравствуйте, тетя Фрейда!

- Здравствуй, а что?

Ей уже нужно знать "а что". Но Сема не торопится, он подходит к высокому мешку и берет на ладонь горсть муки.

- Мука неважная, - говорит он понимающим тоном взрослого.

Это только и нужно было тете Фрейде. Она вскакивает из-за прилавка и подбегает к Семе:

- Это называется мука неважная? А где вы видели муку лучше? Где, я вас спрашиваю? Разве во всем местечке найдется что-нибудь подобное? Это не мука, а солнце! Конечно, когда не было денег, знали дорогу только ко мне, а теперь с этим квартирантом вы совсем загордились.

Сема небрежно машет рукой:

- Ну хорошо, тетя Фрейда, взвесьте четыре фунта.

Хозяйка облегченно вздыхает и берет совок. Сема смотрит, как сыплется белая мука, и видит уже пухлый, румяный калач с горбушкой.

- Пшено есть? - высокомерно спрашивает Сема.

- А как же, обязательно.

- Два фунта! - сухо бросает Сема. - Два.

Хозяйка суетится: какая у мальчика легкая рука!

- Кроме - ничего? - угодливо спрашивает Фрейда. - Может быть, вы возьмете цукерки? Знаменитые цукерки, даю вам честное слово.

- Два золотника чаю и… ну, и четверть фунта цукерок. Сколько там получается? Девяносто восемь копеек? А гильзы вы положили?

- Положили, положили! - заискивающе говорит хозяйка. - Какой ты уже молодец стал, Сема! Совсем мужчина!

Сема гордо выпячивает грудь и лезет в карман. Сейчас, одну минуточку. Что такое, где же рубль? Сейчас, одну минуточку… Сема выкладывает на стойку свисток, две пустые спичечные коробки, кусочек засохшего рогаля. Может быть, в другом кармане? Может быть, монета упала здесь где-нибудь? Сердце Семы лихорадочно бьется, руки его дрожат. Боже мой, где же рубль?!

- Шарлатан, - визжит тетя Фрейда, - голодранец! Пошел вон, чтоб я глаза твои не видела!

Мука высыпается, пшено высыпается, цукерки падают на стойку, пустые серые мешочки летят в растерянное лицо Семы.

"ЗДЕСЬ ДОМАШНИЕ ОБЕДЫ"

После истории с злополучной находкой прошел месяц. В доме все было по-прежнему. Только Сема стал молчаливей и тише. Раньше он знал, что нужно идти в хедер, слушать молитвы, учить псалмы. Теперь все это ушло от него. Он был одинок и грустен. Свисток валялся где-то на кухне, айданы, тяжелые айданы, со свинцом, уже не радовали Сему.

Хотелось чего-нибудь вкусного. Сколько в мире прекрасных вещей: суп с клецками, жаркое из мяса, маринованная рыба, бульон с лапшой!.. А разве маковки - плохая вещь? Или хлеб с медом? Или хворост? Или просто горячий чай с сахаром!

Ну, что стоит Магазанику позвать Сему и подарить ему сто рублей. Разве Магазаник от этого похудеет? Но важный купец и не знает Семы, он даже не подозревает, что живет на свете Старый Нос…

С Пейсей дружба не получалась. Встречаясь с Семой, Пейся твердил:

- Черт тебя дернул лезть! Что ты, не мог плюнуть? Слюны у тебя не хватило? Теперь из-за тебя страдать!

Дурак, вылитый дурак!

Магазаник не звал Сему. В жаркие дни лежал Старый Нос на полу в темной пустынной комнате. Считал до ста, до двухсот, до тысячи - и засыпал. Однажды ему приснился пирог с черносливом, но на самом интересном месте, когда он подносил ко рту кусок пирога, его разбудила бабушка.

- Встань-ка и пиши! - Она протянула ему большой желтый лист.

- Что? - недоуменно спросил Сема.

- Пиши, что я буду говорить! - Бабушка задумалась - "Здесь домашние"… Написал - домашние? Так! "Обеды". А ну-ка, прочти.

И Сема с удивлением прочел:

- "Здесь домашние обеды".

- Теперь повесь это на дверь! Понял?

Ни черта нельзя понять у этой бабушки. Неужели и она начинает выдумывать комбинации? Сема не ошибся. Выйдя на улицу, бабушка с гордостью взглянула на объявление и пошла к базару. Старый Нос побежал за ней. Около башни им встретилась лавочница Фрейда. Бабушка быстро прошла мимо нее. Фрейда удивленно крикнула:

- Куда вы спешите, извиняюсь, как на пожар?

- Мне нужно делать покупки.

- Покупки? - встрепенулась Фрейда. - Какие, извиняюсь, покупки?

- Разве вы не знаете? Я же даю домашние обеды. У меня уже три клиента!

И бабушка, помахивая пустой кошелкой, двинулась дальше. Так она проходила около часа, знакомым и незнакомым жаловалась на дороговизну, на то, что ей особенно трудно - ведь она дает домашние обеды! И пусть не подумают, что из-за денег. Просто бабушка делает одолжение. Не все равно - готовить на двух или на пятерых? Она только докладывает к этому делу, но у нее такое сердце, что она просто не может отказать…

В полдень вернулись домой. Бросив в угол пустую корзинку, бабушка загадочно улыбнулась. Фрейда скажет Фейге, Фейга скажет Двойре, Двойра - Хиньке, Хинька - Риве. И, если сегодня нет клиентов, уж завтра они будут наверняка!..

Пришел дедушка, устало вздохнул, поставил в угол палку и, вымыв руки, молча сел к столу. Проглотив кусочек хлеба с солью, он спросил бабушку:

- Где же борщ?

- Какой борщ?

- Там же написано: "Здесь домашние обеды".

- Я не знаю, что тебе так весело! - обидчиво сказала бабушка.

- Ой, Сарра, ты, кажется, берешься не за свое дело!

- А что, ты боишься убытков? То, что ты вложил в это дело, ты получишь обратно!

- Я не люблю пустые затеи.

- Это пустые затеи? А флигель покупать - не пустые? А партия хрома - не пустые? Чтоб человек только болтал языком!..

Услышав про флигель, дедушка сконфуженно умолк и вышел в другую комнату.

* * *

Вечером бабушка учила Сему:

- Если придет человек, ты не бросайся как угорелый. Ты ему скажи: "Хорошо, я передам бабушке, но вряд ли она согласится. Она уже кормит трех. Может быть, скажи, она согласится. Может быть… - повторила бабушка. - Но вряд ли". Ты понимаешь?

Еще бы, теперь Сема все понимал. Он еще сделает такое лицо, как будто ему уже надоело разговаривать о домашних обедах, как будто все местечко только и мечтает сесть к бабушке за стол. Внук был доволен бабушкой, бабушка - внуком.

Сема долго не мог уснуть. Что будет, если эта затея удастся? Что будет? Красота! Каждый день варить, печь, жарить, чистить. Ох, съесть бы что-нибудь вкусненькое. Например, суп с клецками. Что на свете лучше!

На другой день Сема и бабушка взволнованно ждали клиентов. Бабушка сидела на кухне, Сема - в передней. Он прислушивался к шагам на улице, к скрипу двери, к каждому шороху. Наконец в дверь постучали. "Начинается!" - радостно подумал Сема и пошел открывать. Лицо его было спокойно и равнодушно. Впустив человека в котелке, с рыжими мохнатыми усами, Сема предложил ему стул и холодно осведомился, в чем дело.

- Я бы хотел, - сказал вошедший, - видеть вашу бабушку.

- Насчет обедов? - небрежно спросил Сема, и сердце его замерло.

- Да, - многозначительно сказал еврей, - как раз насчет обедов.

Сема вспомнил поучения бабушки и, не глядя на гостя, вяло, словно нехотя, произнес:

- Сейчас скажу… Она уже кормит трех. Может быть, она согласится, но вряд ли! Не успевает и за этими убирать.

Сема прошел в кухню. Бабушка оправила чепец и шепотом спросила:

- А какой он из себя?

- Я знаю? - сухо ответил Сема. - Еврей с усами. Какая нам разница, кого кормить?

Бабушка прошла в переднюю; пришедший вскочил со стула и побежал ей навстречу:

- Мы здесь живем только полгода. И, может быть, вы меня не знаете?

Бабушка вежливо улыбнулась.

- Так вы меня узнаете! - закричал еврей. - Разве так между порядочными людьми поступают? Я не знаю, что вы молчите. Моя жена здесь визави дает обеды, так вы тоже суетесь!.. У вас из-за этого бессонница? Ну хорошо, я вам покажу домашние обеды! - прохрипел гость и выбежал на улицу.

- Сема, дай мне воды! - тихо сказала бабушка.

В тот день больше клиентов не было. Желтая бумажка с надписью: "Здесь домашние обеды", уныло висела на двери.

Назад Дальше