* * *
Моисей стоял у фабричных ворот. Ящик его был открыт - шла бойкая торговля.
- Молодой человек, - кричал Моисей, - вы торопитесь? Вы, может быть, идете представляться родителям своей невесты? Остановитесь, на вашем костюме я вижу пятно. За один пятак я выведу ваше пятно, как будто его никогда не было на белом свете!
Он говорил весело и легко. И Сема с удивлением заметил, что рабочие останавливались. Он не верил своим глазам, но Моисей торговал. И как быстро он орудовал пальцами: в два счета завертывал покупку и получал деньги. Как будто он всю жизнь выводил пятна! Как будто он всю жизнь продавал эти палочки! Прохожие останавливались. Десятки лет они носили засаленные пиджаки - и кто думал об этом? - а Моисей в две минуты убеждал их, что дальше так шить невозможно. Кто бы мог догадаться, что какие-то палочки - прибыльное дело?
Заметив Сему, Моисей, продолжая весело покрикивать, поманил его к себе. Сема подошел.
- Принес?
- А как же!
- Ну, стой здесь. Положи это дело сюда. Когда я тебе скажу: "Заверни", ты возьмешь листочек и завернешь. Но, если я тебе ничего не скажу, ты ничего не бери.
- А что я буду с этого иметь? - деловито спросил Сема.
- Одну пятую с оборота, - засмеялся Моисей. - Как у Герша…
Дело пошло. Когда кончились палочки, принялись за чернильные порошки - они лежали в ящичке отдельно, в маленьких конвертиках… Рабочие выходили из фабричных ворот и, с любопытством глядя на ящик, останавливались подле Моисея.
- Завернуть! - приказывал Моисей.
И Сема быстро упаковывал порошки, с восхищением глядя на своего партнера.
- Откуда ты взял приказчика? - шутливо спрашивали покупатели у Моисея.
- Это сын Гольдина!
- Того Гольдина?
- Да, того.
И рабочие с любопытством всматривались в веснушчатое лицо Семы.
- Похож-таки на отца.
- Это будет видно, - улыбаясь, отвечал Моисей.
По пути домой Моисей спросил Сему:
- Ну как, дружище?
- Очень нравится, - откровенно признался Сема. - Завтра тоже будем?
- И завтра и послезавтра.
- А послепослезавтра?
- Дела найдутся… Ну, держи свою долю.
Прислушиваясь к звону медяков в кармане, Сема счастливо улыбался. Ну, если два дня - так два дня. И то пригодится!
- Слушай, дядя Моисей, у тебя нельзя немного бумаги забрать?
- Забрать? Зачем забрать? - Моисей остановился и удивленно посмотрел на Сему.
- Совсем мало. Какой-нибудь пустяк. Я сегодня могу устроить замечательное дело. Ты понимаешь, Пейся из моего товара будет делать змеи и менять их, а то, что выменяет, - пополам. Ты понимаешь, какое дело, дядя Моисей? Дай бумаги!
Но дядя Моисей ничего не ответил. Всю дорогу он шел молча.
"Я не понимаю, - рассуждал Сема, - что случилось? Подумаешь - попросил несколько дрянненьких листков! Я могу ему заплатить, сколько они стоят".
РАССКАЗЫ МОИСЕЯ
Моисей заговорил только дома. Поставив на пол пустой ящик, он вынул горсточку монет и протянул ее Семе.
- Мы уже в расчете? - удивленно сказал Сема.
- Нет, - ответил Моисей и улыбнулся. - Так тебе нужно несколько листков?
- Штук десять, не больше.
- И что будет?
- О! - с жаром воскликнул Сема. - Будут замечательные змеи! Мы их обменяем в два счета.
- Так… - задумчиво сказал Моисей. - А с кем бы вы делали это дело?
- С кем? С сыном Лурии, с сыном ребе. Мало ли с кем!
Старый Нос с любопытством остановился. Что он хочет, Моисей? Разве Сема опоздал, разве Сема не принес вовремя его жалкий сверточек?
Моисей продолжал загадочно улыбаться:
- Ну, садись и слушай внимательно. К кому попали бы эти змеи? К сыну Лурии. Так. К сыну околоточного. Так. К сыну ребе. Так… Ну, довольно. Слушай, что могло быть. Ребе Иоселе увидел змей и прочел, что на нем написано. Ничего хорошего там не сказано ни о нем, ни о раввине, ни о царе. Тогда твой ребе берет змей и идет к околоточному. Околоточный берет змей своего сына и спрашивает: не то ли самое написано в нем?
- Потом?
- Потом зовут детей и лупят их каждый по-своему. Дети говорят, что змеи выменяли у Пейси. Зовут Пейсю. Пейся говорит, что он тут ни при чем - бумажки дал Сема. А чей Сема сын? Сын каторжника. Приглашают Сему и спрашивают, где он взял эти листочки. Сема отвечает: листочки дал Моисей. Потом приходят сюда гости и отправляют дядю Моисея на поправку, потому что он похудел и ему вреден здешний климат.
- И куда бы тебя отправили? - испуганно спрашивает Сема.
- Если бы меня не отправили на свиданье с покойной мамой, то меня бы загнали в какую-нибудь Пинчугу. Прошлый раз я жил в деревне Погорюй, а теперь бы меня сунули в деревню Покукуй.
Сема встал и, тяжело вздохнув, сказал:
- Ну, не надо мне твоих листочков даже… - он остановился, - даже даром.
- Я думаю, что ты научишься ими пользоваться, Старый Нос, - весело сказал Моисей. - Ну, рассуди сам, зачем на небе эти листочки? Там они ни к чему. А здесь - другое дело. Сначала листочки сыплются, а потом дерево падает! Понял?
- Как раз это, дядя Моисей, нет, - застенчиво говорит Сема, - но остальное все понял. Теперь если б меня спросили, чьи листочки, я бы…
- Что - ты бы?
- Я бы молчал.
- А тебе - раз по зубам!
- А я ни слова.
- А тебе - два по зубам!
- А я ни слова.
- А тебя головой об стенку!
- А я ни слова.
- О, в тебе, кажется, есть кусочек от твоего папы. - смеется Моисей и ласково обнимает Сему.
* * *
Дедушка приходит со службы и застает их в горячем споре. Молча присаживается он к столу и слушает.
- Ну, что ты не понимаешь? - говорит Моисей. - Я, конечно, попал в тюрьму. Ты думаешь, я был намного старше тебя? Тюрьма - это такая штука: принимают молодых, выпускают старых. Посидел я там полтора года, и захотелось мне на улицу. И я сумел сделать дело. Год я дышал чистым воздухом, но жандармы услышали мой запах, и я опять очутился в тюрьме. Это была пересыльная тюрьма со всеми удобствами и видом на море. Там я познакомился с твоим папой. Он все время торопился знать, что будет завтра.
- Я вижу, что у Семы нашелся воспитатель, - вступает в разговор дедушка. - Ты ему не можешь рассказать что-нибудь веселее?
- Почему нет? Вы не думайте, что Старый Нос ничего не смыслит. В нем есть хороший кусочек от его папы.
Дедушка смеется:
- Сема, ты слышишь, что он говорит? Не дай бог, если к папиному кусочку прибавится еще кусочек от Моисея. Бабушке опять придется иметь дело с передачами.
- Ну, этим еще не пахнет, - успокаивающе сказал Моисей. - А как ваша служба? Есть на хлеб с маслом?
- Ай, служба… - Дедушка машет рукой, - Лучше встретить волчицу, потерявшую детей, чем дурака, нашедшего деньги!
- Кто же этот дурак?
- Не дурак, а дураки, - поправляется дедушка. - Первый - это мой хозяин, второй - его компаньон, а третий, самый большой, - это я. Служащий глупцу сам глупеет. Я от них ухожу!
Бабушка стелит скатерть и важно расставляет тарелки:
- Кончайте уже говорить - ужин на столе.
С каким вкусом бабушка произносит эти слова: "Ужин на столе", с каким удовольствием она их выговаривает, - честное слово, стоит специально прийти послушать!..
МОИСЕЙ "ПОМОГАЕТ" ПОЛИЦЕЙСКОМУ
- А ну-ка, повернись сюда. Подними руку!.. Опять у тебя дырка в рукаве. Не понимаю, - смеется дедушка, - каждые три-четыре года шьем тебе новый костюм, и все не хватает!
- Разве это дырка? - возражает Сема. - Это ерунда. Вот это дырка, я понимаю! - И он с важностью показывает рваный башмак.
- Ничего, - утешает Сему дедушка, - иногда люди носят дорогие штиблеты, но далеко не идут.
- Ну, мой папа уже далеко пошел.
- Твой папа, Сема, особенный человек. Хотя он мой сын, я могу это сказать.
- Особенный… Что ж в нем особенного?
- У папы, Сема, такое сердце, что на четверых хватит.
- А на какие деньги теперь будем ему посылки слать? Службы уже нет, дедушка!
Но дедушка, видно, не намерен продолжать этот разговор; ущипнув Сему за щеку, он ударяет ногой об пол и неожиданно запевает:
На высокой горе,
В зеленой траве,
Стоят двое немцев
С длинными кнутами,
Оц моц, коценю,
С длинными кнутами!
Знаешь ты эту песню? - спрашивает дедушка.
- Нет, не знаю.
- Такой большой кавалер уже должен знать хорошие песни. А эту ты знаешь?
Пусть нам будет весело,
Пусть живется весело.
Ой, зовите музыкантов,
Пусть живется весело!
- Не знаю.
- Какой стыд! Это же…
В это время входит бабушка. Она недоуменно смотрит на деда:
- Нашел себе занятие. Во-первых, ты разбудишь Моисея. Во-вторых, отчего тебе так весело?
- А что? - не соглашается дедушка. - По-твоему, весь город должен знать, что Гольдин без службы? Пусть лучше думают, что мне хорошо, пусть думают и даже лопаются от зависти.
- Положим, базар уже все знает.
- Знает, так тем лучше. - И дедушка берет бабушку под руку и, улыбаясь, напевает:
Пусть нам будет весело,
Пусть живется весело.
Ой, зовите музыкантов,
Пусть нам будет весело!
- Я вижу, что ты выживаешь из ума. Лучше бы спросил, где я была.
- О, ты уже, наверно, начинаешь давать домашние обеды.
- А если да, так что?
- Ничего. Твои обеды…
- Могут сосвататься к твоему флигелю! - отрезает бабушка.
- Моисей… - вдруг кричит Сема, - Моисей встал!
Спор утихает. Бабушка снимает платок и, взяв в руки тарелки, идет на кухню; дедушка ставит перед собой коробочку с гильзами и, насвистывая, набивает папиросы.
- Я имею к вам разговор, - тихо говорит Моисей.
Сема забивается в угол и делает вид, будто внимательно изучает пятнышки на стене. Он щурит глаза, поплевывает, трет рукавом, что-то шепчет, но уши его - там, около дедушки и Моисея.
- Я должен знать точно, кто я, - говорит Моисей. - Вы мне сказали тогда, что отец у меня умер от чахотки. Так. Братья есть, сестры есть? Как их зовут? Что они делают?
- Вы можете быть спокойны, как за железной стеной. Вы, то есть настоящий владелец паспорта, - в Америке, братьев у него нет. Есть одна сестра - слепая, она живет в местечке Трегубы. Вяжет чулки. Он был щетинщик и дома жил мало. А люди, знающие его, предупреждены.
- Значит, одна сестра… - задумчиво повторяет Моисей. - Одна, это хорошо.
- А что, вы собираетесь в дорогу?
- Я должен через пять дней уехать.
Сема бросается к Моисею и взволнованно спрашивает:
- Как, ты уедешь? Надолго? Кто же будет у нас?
- Кто будет? - смеясь, повторяет Моисей. - Черт его знает, кто будет и что будет!
- Ты ж мне не рассказал, как ты бежал!
- Тише, Сема! - сердито кричит дедушка. - Что ты пристал с глупыми вопросами? Сколько раз я тебе говорил: не вмешивайся, когда говорят старшие!
Сема обиженно умолкает. Ох, эти старшие - покоя от них нет человеку!
* * *
Старый Нос сидит, опустив голову на колени. Он гадает: если Моисей подойдет к нему перед уходом, значит, останется, если нет - уедет. Если дверь откроется, значит, останется, если нет - уедет. Если в странице меньше ста строчек, останется, если нет…
- Обидели молодого человека, - слышит Сема знакомый голос и поднимает голову.
Моисей, улыбаясь, стоит рядом с ним:
- Обидели молодого человека… Может быть, молодой человек пойдет с Моисеем к фабрике?
- Конечно, пойдет. - И Сема быстро натягивает куртку. - А где ящик?
- Здесь, со мной.
- Ну, пошли!
…Опасаясь подозрений, Моисей продолжал торговлю порошками и палочками, хотя нужды в этом уже не было. Покупки завертывались в чистые белые листки, и, может быть, поэтому покупателей стало меньше. Но по-прежнему весело покрикивал хозяин, и Сема восхищенно следил за каждым его движением. Они вышли сегодня позже обычного. Моисей разложил товар и, подстелив платок, присел на камень:
- Ну, мудрец, загадки умеешь отгадывать?
- Загадки? Смотря какие.
- Ну, ответь мне: чего нельзя увидеть?
- Своих ушей.
- Ну, это положим! - Моисей быстро приподнял брови, и уши его смешно зашевелились. - Видел, брат?
- Видел, - с восхищением повторил Сема, пристально глядя на красные уши Моисея. - Как же это они сами?
- Нет, ты отвечай на вопрос.
- Значит, не уши?
- Нет… Ну, слушай. Нельзя увидеть следов птицы в небе, следов змеи на скале. Правильно?
Сема подумал:
- Как будто правильно.
- А кого не хочется видеть?
- Не знаю.
- Того, кто сюда идет, только не смотри на него.
Через площадь медленно и тяжело шагал полицейский - сомнений не было, он шел к ним. Сердце Семы испуганно сжалось.
- Беги, дядя, - прошептал он, - направо, через сквозной двор! Попадешь к Пейсе, скажешь - я послал…
Моисей засмеялся и погладил Сему по голове:
- Спасибо, но давай не будем спешить.
Полицейский подошел и, небрежно кивнув головой, сказал:
- Ну-ка, пойдем со мной!
- У меня торговля, ваше благородие, - спокойно ответил Моисей.
- Ладно, - хмуро прервал полицейский. - Пойдем. Здесь всего ходу два шага!
Моисей захлопнул ящичек и, подмигнув, отдал его Семе:
- Понесешь домой.
Сема хотел ответить, но язык не слушался его. Молча принял он товар, с затаенным дыханием ожидая конца. Моисей пошел с полицейским. Сема робко поплелся за ним.
- Ты по-вашему, по-еврейскому, знаешь? - спросил полицейский Моисея.
- Знаю, - ответил Моисей, - читать обучен.
Они подошли к воротам. Почти целиком ворота были обклеены серыми листками. Вокруг все больше и больше теснился народ.
Ткнув пальцем в листок, полицейский сказал Моисею:
- Читай, торговый человек, слово в слово читай, как есть. У этих жидков правды не узнаешь!
Моисей все понял: полицейского обманывали, ему читали вымышленный текст. Но вряд ли сейчас в этом есть смысл. И громко, во весь голос, стараясь, чтобы было слышно стоящим позади, Моисей начал читать:
- "Товарищи!
Царское правительство душит всякую свободную мысль, давит всех, кто не принадлежит к господствующей шайке чиновников, попов, капиталистов и дворян. Оно гнетет чужие национальности, скучивает евреев в тесной черте оседлости, где они задыхаются под гнетом нужды и бесправия…"
- Довольно! - сказал полицейский и сорвал листок. - Хватит! - Обернувшись к толпе, он закричал: - Чего уставились? Разойтись сейчас же велю! Разойдись, нечисть проклятая!
- Тут и православные есть, - насмешливо крикнул кто-то.
- Что? Кто сказал?
В ответ раздался протяжный свист.
* * *
Через час Моисей и Сема были дома. Весело потирая руки, Моисей рассказал дедушке о происшедшем.
- И ты ему прочел?
- А что же! Я всем прочел. Я ему оказал услугу, этому черту лысому.
Сема с восхищением смотрел на Моисея: как приятно быть большим, смелым и умным! Очень даже приятно!