ЧАЙ С ПИРОЖКАМИ
Да, Моисей был умным и смелым. Вчера полицейский сорвал листки и широким ножом соскабливал с ворот клочки серой бумаги, а сегодня чья-то невидимая рука опять расклеила их. На дверях синагоги, на заборах, у входа в народную чайную появились эти листки с призывом к революционному действию. Стены и двери замазывали черной краской, со злобой срывали прокламации, но листков было много, и они опять появлялись в самых неожиданных местах. Утром жители местечка видели четыре серых листка даже на дверях полицейского участка. Ливень обрушился на местечко, и какой ливень!
Сема ходил по улицам, посмеиваясь, потирая руки. Хитро сощурив глаза, он с любопытством смотрел на прохожих. Неистовство полицейских смешило его. "А ну-ка, сорвите еще! - шептал он. - А на Песках тоже есть, и около станции есть, и на башне есть! А ну, сорвите еще!"
Ему хотелось подойти к кому-нибудь и сказать, что он еще вчера знал, где появятся прокламации. Но говорить об этом запретили, и, с трудом сдерживаясь, Старый Нос бродил от дома к дому, прислушиваясь к шуму уличной толпы. Около аптеки он встретил Моисея. Моисей шел с высоким загорелым парнем в желтой панамке. Они говорили о чем-то, не обращая внимания на суету. Увидев Сему, они остановились.
- Что это такое? - спросил Моисей. - Что за шум?
- Чепуха! - в тон ему ответил Сема. - Листки какие-то расклеили и вот никак не сорвут!
- Познакомься, - сказал Моисей, обращаясь к спутнику, - сын Гольдина.
- Гольдина? - переспросил парень. - Очень приятно! - и протянул руку.
Сема смутился. Между тем незнакомый человек, внимательно осмотрев Сему с ног до головы, сказал что-то Моисею. Тот кивнул головой:
- Ты, Сема, какой номер ботинок носишь?
- Не знаю.
Они неожиданно вошли в магазин. Спутник Моисея велел приказчику подобрать пару ботинок мальчику.
- У меня нет денег, - испуганно сказал Сема.
- Ничего, мы сочтемся! - деловито ответил парень и, склонившись на одно колено, стал примерять Семе ботинок. - Ну-ка, поставь ногу хорошо. Так! В носках не жмет?.. Смотри, мизинец-то выпирает.
- Нет, не жмет, - недоуменно сказал Сема.
- Ну-ка, пройдись.
Сема прошелся. Ботинки неподражаемо скрипели, ходить в них было приятно и скользко.
- Теперь гуляй! - сказал парень улыбаясь.
- Как, разве они теперь навсегда мои?
- Навсегда! - успокоил Сему Моисей. - Можешь с ними делать, что хочешь. Только не меняй на айданы!
На улице спутник Моисея пожал руку обоим и ушел к станции.
- Ах, я забыл! - воскликнул Сема.
- Что ты забыл?
- Я забыл узнать, сколько я ему должен.
- Узнаешь!
- Дядя Моисей, а кто он?
- Кто он? Заготовщик из Трегубов. Папин большой друг.
- Друг… - задумчиво повторил Сема.
Всю дорогу Сема с радостью рассматривал свои ботинки, стараясь не споткнуться и не запылить блестящих штиблет. Бабушка открыла дверь и остановилась в изумлении:
- Сема, откуда это у тебя?
- Он!
- Как тебе не стыдно! - напустилась бабушка на Моисея. - Что, у тебя деньги шальные? Он еще мог бы носить старые!
- Ничего. Мы с ним сочтемся! - сказал Моисей.
- Ты хоть сказал спасибо? - не унималась бабушка. - Ах ты лемех, лемех! Ты не знаешь, что нужно сказать?
- Спасибо, - смущенно повторил Сема.
- А теперь садись и скорее снимай ботинки!
- Почему, бабушка?
- Он еще спрашивает - почему! - возмутилась бабушка. - Снимай скорее и забудь, что они у тебя есть! Будешь надевать на пасху. Понял?
Сема с грустью опустился на стул и начал расшнуровывать ботинок. Моисей, улыбаясь, смотрел на него:
- Ничего не поделаешь. Бабушку надо слушать.
- Знаю! - вздохнул Сема. - Я уже устал ее слушать.
- Ко мне завтра придут гости, - сказал Моисей, обращаясь к бабушке. - Можно будет приготовить что-нибудь к чаю?
- Отчего нет, если есть на что… А сколько у тебя будет гостей?
- Много… Один.
- Один? Ну, это не страшно! - И бабушка, взяв у Моисея деньги, вышла из комнаты.
* * *
Какая это хорошая вещь - гости! Когда приходят гости, на кухне горит плита, бабушка стоит над котелком с тестом, и во всем доме так вкусно пахнет. Бабушка лепит пирожки, и Сема с любопытством следит за ее быстрыми руками. В тарелке лежит яблочное повидло - начинка к пирожкам. Ну, как не взять ложечку?
- Сема, Сема, не хватай, я тебе говорю! Успеешь еще!
- Я только попробую, - тихо говорит Сема, - может быть, мало сахару, - и лезет ложкой в тарелку.
Бабушка открывает железную дверцу короба и внимательно смотрит на лист с пирожками:
- А ну, Сема, они еще не пригорели?
- Пригорели, пригорели! - кричит Сема. Ему хочется, чтоб поскорее вынули пирожки.
Но бабушка не поддается обману.
- Они еще посидят пару минут, - важно говорит она Семе.
- Пусть посидят, - скрепя сердце соглашается Сема.
Из столовой доносится шум. Старый Нос слышит чей-то незнакомый голос и быстро выбегает из кухни.
На кушетке сидит Моисей. По комнате ходит парень, с которым Сема встретился вчера утром. Совсем белые, похожие на лен волосы падают на его маленькие, весело сощуренные глаза. Не смущаясь, Сема вбегает в комнату.
- А где ты потерял "здравствуйте"? - спрашивает Моисей.
- Здравствуйте… - отрывисто говорит Сема. - Я не знаю, как вас зовут.
- Меня? Трофим, - удивленно отвечает парень.
- Вот, - деловито продолжает Сема, - я хотел бы знать, сколько я вам должен.
- Ты хочешь расплатиться? - серьезно спрашивает Трофим.
- Я хочу знать сколько.
- Пожалуйста - ботинки стоят четыре рубля.
- Три семьдесят пять, - поправляет Моисей.
- Это все равно - четвертаком больше, четвертаком меньше.
- Так пусть уж лучше будет четвертаком меньше! - пробует шутить Сема.
Но Трофим строго смотрит на него и продолжает:
- Четыре рубля и полпроцента месячных. Через месяц отдашь - две копейки добавишь, через два - четыре копейки, через три - шесть копеек…
- Ни за что! - возмущается Сема. - Такие проценты? Что вы!
Неожиданно Трофим опускается на стул и начинает громко хохотать. Его маленькие глаза сощурились, на щеках появились ямочки.
- Ни за что, говоришь? Ну, я пошутил.
- Но сколько же я вам должен?
- Нисколько, - улыбаясь, отвечает Трофим. - Я твоему папе больше должен.
Бабушка ставит на стол блюдо с пирожками и молча кланяется гостю.
- Знакомься, - важно говорит Моисей. - Это мать Гольдина.
Трофим протягивает руку, но бабушка почти не смотрит на него: на улице осень, а он в одной рубашке и еще панамку где-то выкопал - желтую панамку!
Трофим вынимает кисет и, закуривая, задумчиво произносит:
- Так вот какая мать Гольдина!
Сема протискивается вперед и, обращаясь к гостю, с важностью говорит:
- А я сын Гольдина - Сема. Не забыли?
- Как забыть? - серьезно отвечает Трофим. - Отлично помню!
- Он у нас молодец, - говорит Моисей. - По-русски читать научился.
Сема смущается: он не любит, когда его хвалят. К тому же не сам он выучился - Моисей помог. Старый Нос проходит в соседнюю комнату и, слегка приоткрыв дверь, внимательно прислушивается к каждому слову. Вдруг, вспомнив что-то, Сема вздрагивает и подается вперед. "Неужели не останется?" - думает он и пристально смотрит в щелку. Совершена непоправимая ошибка! Ведь там, на столе, на большом блюде, пахучие пирожки с повидлом! Кто станет думать о том, что Сема не ел, кто догадается отложить ему хотя бы пяточек в сторону? "Никто, - с горечью отвечает себе Сема, - никто!" Он видит, как Трофим, весело улыбаясь, кладет в рот пирожок и, обращаясь к Моисею, говорит:
- Это мне на один зуб!
"А сколько у него зубов? - с тревогой думает Сема. - Может быть, штук тридцать! Пирожки пропали. Ах, дурак, дурак!"
Когда Сема, отважившись, вышел в столовую, на блюде лежал последний пирожок, одинокий и тощий. "Наверно, пустой, - с тоской подумал Сема. - Определенно пустой! Его бабушка под конец вылепила, когда повидло кончилось". Он прислушивается к разговору, стараясь не думать о пирожках.
- Загулял ты здесь, - говорит Трофим. - Когда в путь? Жаль ведь - дни пропадают!
- Не знаю, - задумчиво отвечает Моисей. - Мое дело сделано. Привез, сдал, выждал. Теперь я спокойно могу сесть в поезд. Мой товар пошел хорошо. А?
Они тихо прощаются.
Из кухни доносится голос бабушки:
- Сема, Сема, иди сюда!
Сема тихонько подкрадывается к столу, хватает пирожок и быстро разламывает его: так и есть, пирожок пустой, даже ложка повидла в нем не ночевала!
"Милые люди, нечего сказать! У них на каждый зуб по пирожку, а у него на тридцать зубов ни одного порядочного пирожка. Где же правда?" - обиженно спрашивает Сема и идет на кухню. Бабушка встречает его с тарелкой в руках, она сердится:
- Где ты болтаешься, я не знаю! Ты думаешь, пирожки будут тебя ждать?
Сема облегченно вздыхает и садится к столу. Все-таки есть правда на белом свете…
"ЕСЛИ НАДО - ВСЕ, ЧТО НАДО"
Религиозный обычай запрещает евреям работать по субботам. И в местечке праздновали этот день. Правда, две трети жителей выполняли святой обычай со странным усердием: они не работали не только в субботу, но и в воскресенье, и в понедельник, и во вторник, и во все остальные дни недели. Но что о них говорить - этим людям просто некуда было деть свои руки.
Субботу праздновали, и нужен был человек, исполняющий за небольшую плату работы по дому. Конечно, не один бедный еврей с удовольствием пожертвовал бы субботой ради остальных дней недели и поработал бы у своего набожного соседа, зажигая свечи, разводя самовар, протапливая печь. Но закон есть закон, и в субботу одинаково нельзя работать и сытому еврею и голодному.
Так появилась в местечке единственная работа, которая лежала, лезла в руки, но ее никто не смел взять. Субботнюю работу исполнял иноверец. Он был нужен, незаменим один раз в неделю.
Эту работу избрал себе Трофим. Новое занятие открывало ему двери всех домов. Но он не был в большом восторге.
- Скучное дело… - задумчиво сказал он Моисею. - Скучное. Ходить по домам в субботу, чистить там что-то. Ерунда!
- Конечно, ерунда, - согласился Моисей. - Но это безопаснейшее занятие: ты ходишь из дома в дом, и никто на тебя внимания не обращает. Только - ты извини меня - старайся побольше быть чудаком.
- В этой области не работал, - засмеялся Трофим.
- Нет, я серьезно. Ходи по местечку, песни пой. Понятно?
На площади они разошлись в разные стороны. Вечером Моисей сказал деду:
- Тут у меня приятель будет работать. Похвалите его, скажите - добрый работник.
- В каком же деле он будет служить? - оживился дедушка.
- Дело пустяковое. В субботу будет по квартирам…
- А-а… - разочарованно протянул дедушка. - Важная персона.
- И откуда ты выкопал такого приятеля? - удивилась бабушка.
- Откуда? Он был у нас один раз. Молодой такой.
- А, этот, в панамке…
- Этот!
- От большого ума человек не станет зажигать свечки и выносить сор, - язвительно заметила бабушка.
Моисей промолчал. Сема, слушавший весь разговор, не поддерживал бабушку. "Не понимает она, - подумал Старый Нос. - Моисей ведь тоже палочками торговал. Э-э! Это все понимать надо". Ему казалось, что теперь уж он понимает все.
* * *
На другой день, гуляя по улице, Сема неожиданно встретил человека в желтой панамке с ведром в руке. Он весело шагал по деревянному настилу, размахивая ведерком.
- Здравствуйте, - тихо сказал Сема.
- А ты откуда меня знаешь?
- Так мы же знакомились.
- Забудь. Мы познакомились только сегодня. Понял?
- Понял, - ответил Сема и с любопытством взглянул на Трофима. - А что вы сейчас делаете, если не секрет?
- Откуда у меня секреты, - громко сказал Трофим и неожиданно запел:
Задуть свечи, зажечь свечи -
Всё умеем мы.
Вынуть котелок из печи -
Всё умеем мы.
Опрокинуть тихо стопку -
Всё умеем мы.
Получить деньжат на водку -
Всё умеем мы.
Люди останавливались и, смеясь, слушали Трофима. Один из прохожих даже подошел к нему:
- Зайдешь ко мне сегодня. Вон третий дом. Работа будет.
- Рад стараться, ваше благородие, - ответил Трофим и шутливо взял под козырек.
- Значит, вы будете ходить по евреям в субботу? - нетерпеливо спросил Сема.
- Да.
- Разве вы больше ничего не умеете?
- Зачем, я умею еще кое-что. Но пока достаточно этого.
Ответ был неясен, но этим он и понравился Семе. Старый Нос любил все таинственное.
- А где вы будете жить?
Но Трофим не ответил. Постукивая кулаком по донышку ведра, заломив на затылок желтую панамку, он опять запел:
Если надо развести самовар,
Если надо вам купить где товар,
Если надо подмести,
Если надо вынести,
Если надо - всё, что надо,
Рублик будет нам награда!
Всё умеем мы, всё умеем мы!
Из высокого кирпичного дома вышла, улыбаясь, девушка и махнула рукой:
- Молодой человек, послушайте!..
Трофим хлопнул Сему по плечу и быстро зашагал навстречу девушке. Это была его первая суббота. И сейчас он делал почин. Сема постоял еще несколько минут у ворот дома. Со двора доносился веселый голос Трофима:
Если надо - всё, что надо,
Рублик будет нам награда!
"Хитрый, черт! - подумал с восхищением Сема. - Вроде Моисея. И денег заработает кучу". Последнее он считал особенно важным.
* * *
Поздно ночью у речки встретились два человека. Они говорили шепотом.
- Молодец, хорошо начал, - сказал один из них. - Главное, правдоподобно.
- Ну как, похож я на шабес-гоя?
- Вылитый!
- Вот и отлично.
- Завтра я уеду. Вот тут всё, что я могу тебе передать. Это остаток, дополнительно деньги прибудут. Транспорт "Правды" ожидается через две-три недели. Кто теперь вместо меня приедет - не знаю. Тебя известят.
Они обнялись молча.
- Да, вот еще… За мальчиком смотри. Хороший мальчик! Если надо будет, помоги. Мучатся люди. А стыдно это: семья Гольдина не должна так мучиться. Мы отца заменить должны!
- Я понимаю, - ответил широкоплечий человек в желтой панамке. - Понимаю…
- Ну, прощай, Трофим! Завтра я еду.
- Прощай, Моисей! Удачи!..
ДО СВИДАНЬЯ!
Все время Сема старался не думать об отъезде Моисея. Он уговаривал себя, что этого не будет, что в самый последний момент Моисей передумает. И даже сейчас, когда на полу стоит раскрытый чемодан; и бабушка, вздыхая, медленно укладывает вещи, Сема не верит в неизбежность разлуки.
- Моисей, - тихо говорит он, - чем тебе здесь плохо? Может быть, ты останешься?
- Смотри, какая любовь! - смеется дедушка. - Мальчик прямо похудел за эти дни.
- Я ненадолго, - серьезно отвечает Моисей, - ненадолго. Скоро увидимся!
- Тише, - вмешивается вдруг бабушка. - Сема, дай ему уже покой… Смотри, Моисей, что я тебе кладу: четыре носовых платка, две пары чистого белья, три рубашки. Вот видишь: раз, два, три. Я их всюду заштопала. Носки…
- Хорошо, хорошо, я вам верю.
- Когда ты будешь отдавать в стирку, скажи, чтоб не клали много жавеля. Ты слышишь? А то они тебе все белье перепортят!
- "Все белье", - насмешливо повторяет дедушка, - "все белье"! Можно подумать, что у него дюжины крахмальных рубах.
Но Моисей внимательно выслушивает советы. Он даже выясняет, что такое жавель, как будто ему очень важно знать это. Постепенно наполняется чемоданчик, и бабушка, захлопнув крышку, говорит:
- В добрый час! Чтоб все было хорошо!
Все садятся; перед отъездом нужно посидеть молча - это к удаче. Наступает тишина. Моисей перебирает какие-то листки и, нахмурив брови, записывает что-то на папиросной коробке; Лазарь задумчиво рассматривает свои шершавые загорелые руки; бабушка сидит с закрытыми глазами, губы ее шепчут молитву; Сема прижимает к груди старую, истрепанную книжку - подарок Моисея; дедушка барабанит пальцем по столу, потом медленно обводит всех глазами и, улыбаясь, говорит:
- Веселая компания! С вами было б хорошо очутиться на острове. Одно удовольствие!
Моисей поднимается и ласково обнимает дедушку:
- Ой, молодец! Честное слово, молодец! Иметь такого мужа - счастье! Вы посмотрите на него - в кармане ни гроша, на голове осталось три волоса, зубы выпали…
- Извиняюсь, - перебивает дедушка, притворяясь рассерженным, - во-первых, есть два настоящих зуба. Я не знаю, что вы к ним имеете? Во-вторых, почему три волоса? У меня даже лысина не видна! Где же справедливость? Я вас спрашиваю.
Все смеются. Бабушка, улыбаясь, берет его под руку и, укоризненно качая головой, говорит!
- Веселый бедняк! Он будет жить сто двадцать лет.
- Конечно! - убежденно отвечает дедушка. - Мне же нужно в своей жизни узнать, что значит - хорошо. До сих пор я верил другим на слово. Но я хочу сам узнать… Правильно, Моисей?
- Узнаете, - говорит Моисей, застегивая куртку. - Ну, будем прощаться.
Сема осторожно кладет книжку и подходит к Моисею. Да, он уезжает. Завтра в комнате будет тихо - останется бабушка, останется дедушка, но Моисей!.. Зачем уезжает он? Как приятно будить его по утрам, слушать рассказы о подвигах - ведь такие интересные истории знает Моисей! О, эти предательские слезы - они приходят, когда их никто не зовет. Хорошее дело - при Моисее оказаться плаксой! Сема быстро вытирает глаза и молодцевато выпячивает грудь. Вот уже дедушка первый протягивает руку Моисею.
- Будем живы, - говорит он, - все придет!
- Аминь! - смеясь, отвечает Моисей и подходит к бабушке.
Бабушка обнимает его и, плача, целует в губы, в глаза, в лоб:
- Дай бог тебя видеть здоровым! Пусть будет так, как я тебе желаю!
- Пусть будет, - соглашается Моисей и, обращаясь к отцу, говорит: - Ну, ваше благородие, давайте с вами.
Старый Лазарь смотрит на сына, на его потертый чемоданчик, на ветхую, выцветшую куртку:
- Опять прощаемся. Бог знает, увидимся еще или нет?
- Я знаю, отец, - увидимся, тебе ж еще нет ста лет.
Но никто не смеется.