- Эх, папа! - зашептал Андрюша. - Разве они скажут? Кому охота лекарство пить? Ведь оно горькое.
- Что же, - сказал папа, - попробуем по-другому. А ну-ка, дочки, кто сейчас пойдет с дедушкой гулять как можно больше? Валя, иди сюда, я тебе косички заплету и надену шубку.
Он помахал голубыми лентами. Девочки опять посмотрели друг на друга, лица у них стали грустные, но молчали обе.
- В чем дело, Андрюша? - тихо спросил папа. - Почему же теперь не отзывается Валя? Ведь они любят гулять с дедушкой?
- Конечно, любят, - ответил Андрюша. - Потому Валя и молчит. Варя дома остается, а Вале ее жалко!
- Молодец эта Валя! - одобрительно сказал папа. - Я ее уважаю.
- А Варю? - спросил Андрюша. - Знаешь, папа, пожалуй, если было бы наоборот… Варе - гулять, а Вале - пить лекарство… Папа, стой! Дедушка, стой! Я знаю, что нужно делать!
Андрюша подбежал к буфету.
- Вот, - сказал он очень довольный и вынул вазочку, в которой лежал большой пряник. - Один только остался. Как раз то, что нам нужно! Возьми! - протянул он пряник одной из девочек. - Раздели пополам, себе возьми и сестре дай!
Близнецы одинаково заулыбались, тоже очень довольные. Девочка взяла пряник и старательно разломила его.
Разломился пряник, впрочем, не совсем пополам, один кусок оказался заметно больше другого. Этот кусок девочка оставила себе, а тот, что поменьше, протянула сестренке.
- Варя! Со смехом закричал Андрюша. - Вот Варя! Вплетай скорее розовую ленточку! Это Варя!
- Ничего не понимаю, - сказал папа.
- Ты видел, папа, она себе больше взяла! Уж если бы Валя делила, было бы точно как в аптеке! А если бы даже не ровно разломилось - все равно она бы себе поменьше оставила, а Варе - побольше. Уж она у нас такая! Дедушка! Иди гулять с Валей! Папа! Давай Варе лекарство!
Андрюша смеялся, близнецы заплакали, дедушка, улыбаясь, ушел гулять с Валей.
А папа расстроился. Он посадил Варю себе на колени, старательно вплетал розовые ленточки в светлые волосенки - по-маминому вплетал, чтобы не потерялись, - и грустно приговаривал:
- Эх, дочка, дочка! А я-то думал, что вы у меня совсем-совсем одинаковые!
Трудный вечер
Папа уезжал в командировку. Мама и Алеша провожали его. Папа нес чемодан, а мама вела Алешу за руку. Вернее, даже не вела, а тянула. Потому что Алеша не шел, как все люди идут, - лицом вперед. Алеша вертел головой вправо и влево, но чаще всего ему казалось, что самое интересное остается позади. Перронная касса, контролеры у входа, огромный зал, где люди и вещи - все вперемешку, длинная-предлинная платформа, вагоны дальнего следования, дачная электричка, мороженое в белых ящиках на каждом шагу…
Папа остановился у двери вагона, поставил на платформу чемодан, сказал: "Ну вот" - и взял Алешу на руки.
Теперь Алеша отсюда, с высоты, мог видеть гораздо больше интересного, но все это вдруг стало неинтересным. Совсем близко было папино лицо, папины глаза смотрели грустно.
- Папа, а она далеко, твоя командировка? Она большая?
Папа усмехнулся:
- Да как тебе сказать… Довольно далеко. И довольно большая. То есть длинная она, Алешка, вот в чем беда! Теперь не скоро увидимся… Будь умницей, сынок, маму береги.
Алеша спросил:
- А как?
Но в эту минуту все заторопились, и папа заторопился. Он успел поцеловать маму и Алешу, вскочил в вагон вместе с чемоданом, и поезд тронулся.
Вагоны сначала двигались потихоньку, как-то нерешительно. Потом побежали все быстрее и быстрее, маме и Алеше уже трудно было догонять их. Промелькнул и как будто оторвался последний вагон. И платформа будто оторвалась. Оказалось, что она высокая, а внизу, переплетаясь, убегают вдаль серебряные рельсы.
- Осторожно! - сказала мама и отвела Алешу от края.
Папин поезд отодвинулся, все уменьшаясь, и наконец скрылся за домами и деревьями.
Сразу стало скучно без папы. Алеша хотел спросить маму, как же ему исполнить папино поручение: папа просил ее беречь, а как беречь - не объяснил. Но только он об этом подумал, что-то зазвенело над самым ухом, мама крикнула: "Берегись!" - и схватила Алешу за руку. По платформе мчалась тяжелая тележка, на которой стоял носильщик в белом фартуке и горой лежали чемоданы и сундуки. Носильщик укоризненно покачал головой, тележка промчалась мимо.
В метро, когда шагнули на эскалатор, мама опять сказала: "Осторожней! Держись за перила!" Получалось все время так, что не Алеша маму берег, а мама его берегла, и как выйти из этого положения, Алеша не знал.
Не взять ли маму за руку, когда нужно будет переходить улицу, не сказать ли ей: "Осторожнее, мама! Посмотри сначала налево, а потом направо"? Ведь так полагается по правилам уличного движения.
А мама уже тут как тут:
- Ты, детка, не зевай по сторонам. Давай-ка лучше за руку перейдем.
Может быть, дома что-нибудь можно придумать?
А мама и там за свое:
- Пойдем, сынок, руки вымоем. Сейчас я тебе согрею молока. Ты, должно быть, уже спать захотел.
Молоко перегрелось, мама налила его на блюдце и поставила на подоконник:
- Берегись, детка, не трогай - горячо. Потерпи немного.
Мама присела на диван, а Алеша - на свое маленькое кресло, и оба стали терпеливо ждать, пока остынет молоко.
А спать Алеше очень хотелось. Сейчас мама покормит, разденет, уложит в кроватку - так будет хорошо!
Терпеливо ждать становилось все труднее и труднее.
- Мама, я спать хочу!
Мама не ответила.
- Ма-ма! Дай молока!
Алеша подождал немного, но мама все молчала. Он подошел к маме и потянул ее за руку:
- Мама, я спать хочу!
И увидел, что мама спит.
Алеша сразу почувствовал себя заброшенным и одиноким. В комнате было так тихо, что даже страшновато стало. Алеша набрал в себя побольше воздуха, чтобы зареветь погромче. А потом подумал и не заплакал.
У мамы было такое спокойное, усталое лицо! Она лежала, прижавшись щекой к валику дивана, подобрав ноги, будто ей было холодно.
А может быть, и вправду ей холодно?
Алеша знал, как неприятно, когда ночью сползает одеяло - зябнешь и не можешь как следует проснуться. А потом подходит мама и подтыкает со всех сторон, утепляет…
Еще сегодня ночью мама два раза укрывала Алешу. Первый раз в комнате было почти темно, только на столе горела маленькая лампа, завешенная чем-то темным со стороны Алешиной кровати. Мама стояла в халате и что-то гладила. А во второй раз небо за окном было уже розовое, но маленькая лампа все еще горела. Мама сидела на корточках перед чемоданом и укладывала папины вещи. А папа вошел в комнату и сказал:
- Ты когда же спать будешь? Ложись, теперь я все успею.
Чем бы прикрыть маму, чтобы ей было тепло? Алеша взял большую серую пушистую шаль, как можно осторожнее накинул ее на маму и старательно подоткнул со всех сторон. И сам залюбовался на свою работу - до того уютно маме стало лежать!
А самому спать все-таки тоже хотелось. Но Алеша уже не чувствовал себя одиноким и покинутым. Наоборот, он был хозяином в комнате. Привстав на цыпочки, он деловито пощупал блюдце с молоком. Совсем остыло. Не очень-то приятно пить холодное молоко, но что же делать! Алеша придвинул к подоконнику стул и, стоя на коленках, потянулся губами к блюдцу.
Так. Одно дело сделано. Спать захотелось теперь еще сильнее. Чистить зубы или не стоит? Кипяченая вода есть в графине. Ладно уж, пускай все будет по правилам! Алеша налил воды в кружку и пошел в ванную.
Теперь нужно опустить сетку кровати. Но железный крючок очень туго сидел в железной петельке. Отцепить крючок удалось только с одной стороны, и сетка почти не опустилась. Опять помог стул. Алеша придвинул его к кровати и перевалился со стула к себе на подушку. Но он забыл, что нужно сначала раздеться.
Труднее всего оказалось снять башмаки. Шнурки-бантики, такие послушные у мамы в руках, как только Алеша до них дотронулся, превратились в тугие узелки. Узелки пришлось распутывать при помощи ногтей и зубов. Наконец, совсем запыхавшись, Алеша освободился от башмаков. Ночная рубашка лежала под подушкой. Все это хорошо, но как снять лифчик, когда пуговицы сзади? Алеша попробовал дотянуться рукой и расстегнуть верхнюю пуговицу, потом нижнюю. Ничего не выходило. Тогда он попытался просто сдернуть лифчик через голову. Сначала все пошло хорошо: лифчик, слегка потрескивая, съехал со спины и груди, перешел на плечи, но вдруг застрял около шеи и плотно привязал к голове оба Алешиных локтя. Почему-то и ноги тоже потянуло кверху. Алеша почувствовал, что погибает, и хотел уже крикнуть: "Мама!"
- Что-то больно щелкнуло по коленке: это оторвалась пуговица слева и отпустила одну подвязку. Теперь левому боку стало свободнее. Правую подвязку удалось отстегнуть. Ого! Лифчик двигается! Пошло, пошло… Еще одно маленькое усилие - и Алеша, красный, потный, разгоряченный, смог наконец свободно вздохнуть. Снять чулки и надеть ночную рубашку - все это было уже совсем просто.
Алеша с наслаждением вытянулся. Как он устал! Теперь можно спокойно поспать. И даже ничего, что лампа светит прямо в глаза. Даже две лампы: та, что висит посередине комнаты, и та, что стоит на письменном столе. С мужественным вздохом Алеша вылез из-под одеяла и снова перевалился через сетку кровати. Чтобы дотянуться до выключателя, пришлось подтащить к нему стул. А чем бы завесить лампу на столе? Алеша взял свои полосатые штанишки и накинул их на лампу со стороны дивана. Для этого пришлось еще один стул пододвинуть к письменному столу.
Теперь все. Теперь можно спокойно спать. Когда Алеша опять перебрался через сетку, он уронил со стула лифчик и один башмак. Ну ничего. Мама не проснулась.
А жаль все-таки, что папа никогда не узнает, какой у него сегодня был хороший, заботливый сын. Самому-то об этом неудобно будет рассказывать! И мама не узнает…
А мама спала и видела сны. Сначала ей снилось, что Алеша всю мебель в комнате сдвинул в один угол (это когда Алеша стулья передвигал). Потом, когда в комнате стало тихо, маме снилось, что Алеша заснул одетый поперек дивана и что нужно поскорее его раздеть и уложить в кроватку. "Ведь ему холодно", - думала мама. Несколько раз ей казалось, что она уже встала и укладывает Алешу. Она сделала над собой усилие и открыла глаза.
В комнате было полутемно и очень тихо. Поперек дивана заснула она сама, а не Алеша.
Кто прикрыл ее шалью? Ведь папа уехал. Кто же мог это сделать? Где Алеша?
Мама испуганно оглянулась. Алеша спал у себя в кровати, раздетый, укрытый одеялом.
На подоконнике - пустая чашка и пустое блюдце. Может быть, заходил кто-нибудь из соседей, помог Алеше раздеться, погасил верхний свет, занавесил настольную лампу? Чем занавесил?
Мама улыбнулась. Мама увидела стулья, странным образом разбежавшиеся по комнате. Мама подняла с пола лифчик, застегнутый на все пуговицы и вывернутый наизнанку.
Мама тихонько засмеялась и бросилась к двери. Ей хотелось сейчас же, сию минуту рассказать кому-нибудь, какой у нее замечательный, внимательный, какой у нее почти взрослый сын!
В коридоре было темно и тихо, все соседи давно уже спать легли. Тогда мама вернулась в комнату, перевесила полосатые штанишки так, чтобы свет не мешал Алеше… И начала писать папе длинное, гордое, счастливое, веселое письмо.
Бабушка и внук
- Я еще хочу погулять, сказал Володя. Но бабушка уже снимала свое пальто.
- Нет, дорогой, нагулялись, и хватит. Папа и мама скоро с работы придут, а у меня не готов обед.
- Ну еще хоть немножко! Я не нагулялся! Бабушка!
- Некогда мне. Не могу. Раздевайся, поиграй дома.
Но Володя раздеваться не хотел, рвался к двери.
Бабушка взяла у него лопатку и потянула шапку за белый помпон. Володя обеими руками схватился за голову, хотел удержать шапку. Не удержал. Хотел, чтобы пальто не расстегивалось, а оно будто само расстегнулось - и вот уже качается на вешалке, рядом с бабушкиным.
- Не хочу играть дома! Гулять хочу!
- Вот что, дорогой, - сказала бабушка. - Если ты меня не будешь слушаться, я к себе домой от вас уеду, вот и все.
Тогда Володя крикнул злым голосом:
- Ну и уезжай! У меня мама есть!
Бабушка ничего не ответила и ушла на кухню.
За широким окном широкая улица. Молодые деревья заботливо подвязаны к колышкам. Обрадовались солнцу и зазеленели как-то все вдруг. За ними автобусы и троллейбусы, под ними - яркая весенняя трава.
И в бабушкин сад, под окна маленького загородного деревянного дома тоже, наверное, пришла весна. Проклюнулись нарциссы и тюльпаны на клумбах… Или, может быть, еще нет? В город весна всегда немножко раньше приходит. Бабушка приехала осенью, помочь Володиной маме - мама стала работать в этом году. Володю покормить, с Володей погулять, Володю спать уложить… Да еще завтрак, да обед, да ужин…
Бабушке было грустно. И не потому грустно, что вспомнила о своем саде с тюльпанами и нарциссами, где могла бы греться на солнышке и ничего не делать - просто отдыхать… Для себя самой, для себя одной много ли найдется дел? Грустно стало бабушке потому, что Володя сказал: "Уезжай!"
А Володя сидел на полу, посередине комнаты. Кругом - машины разных марок: заводная маленькая "Победа", большой деревянный самосвал, грузовик с кирпичиками, поверх кирпичиков - рыжий Мишка и белый заяц с длинными ушами. Покатать Мишку и зайца? Дом построить? Завести голубую "Победу"?
Завел ключиком. Ну и что? Протрещала "Победа" через всю комнату, уткнулась в дверь. Еще раз завел. Теперь кругами пошла. Остановилась. Пусть стоит.
Начал Володя мост из кирпичиков строить. Не достроил. Приоткрыл дверь, вышел в коридор. Осторожно заглянул в кухню. Бабушка сидела у стола и быстро-быстро чистила картошку. Тонкие завитки кожуры падали на поднос. Володя сделал шаг… два шага… бабушка не обернулась. Володя подошел к ней и стал рядом. Картошины неровные, большие и маленькие. Некоторые совсем гладкие, а на одной…
- Бабушка, это что? Будто птички в гнездышке сидят?
- Какие птички?
А ведь правда, немножко похоже на птенчиков с длинными, белыми, чуть желтоватыми шейками. Сидят в картофельной ямке, как в гнезде.
- Это у картошки глазки, - сказала бабушка.
Володя просунул голову под бабушкин локоть:
- Зачем ей глазки?
Не очень удобно было бабушке чистить картошку с Володиной головой под правым локтем, но бабушка на неудобства не жаловалась.
- Сейчас весна, картошка начинает прорастать. Это росток. Если картошку посадить в землю, вырастет новая картошка.
- Бабушка, а как?
Володя вскарабкался бабушке на колени, чтобы лучше разглядеть странные ростки с белыми шейками. Теперь чистить картошку стало еще неудобнее. Бабушка отложила нож.
- А вот так. Смотри сюда. Видишь, совсем крошечный росточек, а этот уже побольше. Если картошку посадить в землю, ростки потянутся к свету, к солнцу, позеленеют, листики из них вырастут!
- Бабушка, а это что у них? Ножки?
- Нет, это не ножки, это начали расти корешки. Корешки тянутся вниз, в землю, из земли будут воду пить.
- А ростки к солнцу тянутся?
- К солнцу.
- А корешки тянутся в землю?
- Корешки - в землю.
- Бабушка, а куда люди тянутся?
- Люди?
Бабушка положила на стол недочищенную картофелину и прижалась щекой к Володиному затылку.
- А люди тянутся друг к другу.
Приехали!
Сережа и Юра пошли за грибами в лес. День был жаркий, до леса нужно было почти всю деревню пройти, а Сереже пришлось взять с собой трехлетнюю сестренку Лялю - не с кем было ее дома оставить.
Поэтому, когда возвращались домой, Юра нес обе корзины с грибами, а Сережа нес Лялю на спине, поддерживая руками снизу.
Мальчики говорили о мороженом, о Северном полюсе, о том, что нужно сегодня успеть искупаться не меньше двух раз.
- И я - купаться! - сказала Ляля.
- Что ты, Лялечка, ответил Сережа. - Ты маленькая, маленьким нельзя в реке купаться.
Ляля ничего не возразила. Обхватив шею брата толстенькими руками с ямочками на локтях, прижавшись розовой щекой к мягкому Сережиному затылку, Ляля наслаждалась покоем.
Какой длинной казалась дорога в лес и как приятно возвращаться. Немного раскачиваясь, проплывают мимо деревья, дома, заборы… Не нужно передвигаться ногами, все само передвигается, уходит назад… Ляля сначала прищурила глаза… потом совсем закрыла их.
- Ляля! - сказал Сережа приглушенным голосом. - Горло мне руками не дави!
Он подпихнул ее немножко кверху, чтобы освободить шею, Ляля на секунду отвела руки и прижалась к Сережиному затылку другой щекой. Потом со спокойным вздохом еще крепче сжала Сережину шею и опять прищурила глаза.
Теперь мимо проплывали не дома и деревья, а улица, поросшая гусиной травкой, колодец, лужа около него, зубчатые следы трактора на земле.
Когда ребята засыпают, они становятся тяжелее. Это известно всем, хотя и невозможно проверить на весах.
Сережа сразу почувствовал, что сестренка задремала.
- Ляля! - строго сказал он. - Ляля, не спи! Сейчас домой приедем!
И опять попытался освободить свое горло.
- Напрасно ты ее взял, - проворчал Юра.
- А куда же ее? Мамы дома нет.
- К нам бы отвел.
- Ничего, - сказал Сережа, - теперь уже скоро доедем.
Но "ехать" становилось все труднее и труднее. А до дома еще далеко, знакомая красная крыша то покажется из-за других домов, то спрячется на повороте.
Ляля, горячая, как горчичник, греет затылок и спину.
Сережа шел все медленнее и медленнее. Наконец остановился и осторожно спустил сестренку на землю.
- Слезай, Лялька, задушила совсем! Сама теперь пойдешь, ножками. Но Ляля протянула к нему обе руки и потребовала:
- На ручки!
- Стыдно, Ляля, - сказал Сережа, - большая девочка, а на руки просишься.
Ляля возразила злопамятным голосом:
- Купаться - маленькая, а на ручки - большая?!
Сережа засмеялся, восхищенный сообразительностью сестры.
- Ишь ты! Какая она у нас умная! Правда, Юра?
Но Юра не хотел восхищаться Лялькиным умом:
- Балованная она у вас, а не умная. Отшлепать - и все, пойдет как миленькая. Дал бы ты ее мне на воспитание…
Ляля не испугалась ничуточки. Она прекрасно знала, что Сережа и сам ее никогда не отшлепает и Юре на воспитание не отдаст. Поэтому она топнула ногой и повторила:
- На ручки!
- Лялечка, я устал.
- И я устала.
- Очень жарко, Лялька, ну тебя совсем!
- И мне жарко.
Юра поставил на землю обе корзины с грибами и мрачно предложил:
- Давай я ее понесу.
- Я не хочу к Юре на воспитание, я хочу к тебе!
Удивительно, как легко и быстро начинают плакать маленькие девчонки. Казалось, открыли два водопроводных крана и… Откуда у них столько слез берется?