5
На базаре в Гостиных рядах было бедно и пусто. Вдоль щербатого тротуара выстроились озябшие продавцы дров. У кого вязанка, у кого две были сложены кучками, перехвачены проволокой. Хозяева, стараясь согреться, приплясывали, дули в ладони.
Рабочий в кожаном картузе приценялся к вязанке дров. Он шутил с торговцами, а у самого глаза были грустные.
Илюша сразу понял: не сладко живется рабочему, сапоги у него чиненые-перечиненые, и то на одном подметка отстала.
- Дедусь, больно дорого за дрова просишь. Только сегодня получил жалованье и половину тебе отдавай.
- "Дорого"… А хлеб почем? - спросил старичок. - Вчерась три миллиона фунт, а сегодня - четыре.
- Ишь, дорого ему, - поддержала старичка женщина в большой теплой шали. - А ты что, хотел задаром? Поленья-то на горбу приходится таскать, да еще откуда!
- Знаю, откуда - из бора. Свое же народное добро растаскиваете. Сами у себя воруете.
- А кормиться чем, товарищ Азаров?
- Только не воровством.
Слова Азарова задели торговку.
- Вы же сами, большевики, вольную торговлю разрешили, а теперь ругаетесь.
- А ты решила, если нэп, то можно три шкуры драть с рабочего?
- Обрастете… - засмеялась торговка.
- Погодите, доберемся до вас, - сказал Азаров, взвалил вязанку дров на плечо и пошел.
Дрова были сырые и тяжелые. Азаров шел согнувшись, даже картуз съехал набок. В свободной руке он нес плетеную кошелку, из которой выглядывало горлышко бутылки с подсолнечным маслом.
Цепким взглядом голодного человека Илюша заметил на дне кошелки краюху ржаного хлеба и тенью поплелся за рабочим. Он догнал его и сказал таким слабым голосом, что сам себя не слышал:
- Дяденька, дай понесу дрова.
Рабочий остановился, снял с плеча вязанку и, отдыхая, оглядел Илюшу:
- Тебя самого надо положить на носилки. Ты почему без шапки?
- Солдатскую улицу ищу, - уклончиво ответил Илюша.
- А ее искать нечего. Вон за той церковью и находится Солдатская.
- Дяденька, давай помогу… Ты не бойся, я не жулик. У меня документ буденновский есть. Вот, погляди…
Азаров с жалостью смотрел, как мальчик запустил руки в лохмотья и достал оттуда свернутый вчетверо тетрадный листок.
- Что и говорить, документ у тебя знаменитый… Только где же твой братишка, о котором здесь сказано?
- Не знаю. Потерялись мы…
- Кого же ты ищешь на Солдатской?
- Дунаевых.
- Я бы тебе помог, да, видишь, спешу. Я тоже, братец ты мой, сирота. Жена погибла, живу с детьми… Может, ко мне пойдешь? Бедновато у нас, зато погреешься, водички жареной попьем, а завтра подумаем, как Дунаевых найти. Ты кем доводишься им?
- Не знаю.
- Вот тебе и раз! Тогда о чем толковать, шагай за мной. Познакомишься с сыном Митькой, с дочкой Валей, а еще есть у меня парень в юбке - Надька…
Возле каменного дома с колоннами Азаров остановился, опустил на землю дрова.
- Тебя как зовут?
- Илюша.
- Вот что, Илья, я на минутку забегу в райком, а ты подожди, покарауль вещички.
Азаров скрылся в подъезде. Какое-то время Илюша ожидал его. Потом заглянул в кошелку и увидел хлеб. Перед глазами поплыли темные круги: нестерпимо хотелось есть. Илюша видел зажаристую корку. "Хлеб, хлеб, хлеб" - стучала кровь в висках. Сердце зашлось от соблазна взять краюху.
Азарова все не было.
Уже не в силах побороть искушение, Илюша сунул руку в кошелку и достал хлеб. Он хотел положить его обратно, но руки не слушались. И он кинулся бежать. Поскользнувшись, выронил краюху. Бродячая собака бросилась к ней, но Илюша опередил и помчался дальше.
Кажется, кто-то кричал: "Держите вора!" Илюша не оглядывался. За углом он обернулся - погони не было. В отдалении плелся за ним голодный пес.
Здесь можно было отдохнуть. Илюша свернул в пустынный двор, присел у забора и отчаянно, с торопливостью голодного впился зубами в краюху. Хлеб был сырой, с жесткими овсяными чешуйками. Илюша глотал и давился колючими кусками. Собака молча глядела на него издалека.
Собрав с коленей крошки, Илюша устало поднялся. На улице по-прежнему было пустынно. Хмурые сумерки опускались на город. Нигде не было видно ни огонька.
В дальнем углу двора Илюша увидел заброшенный сарай. Внутри пахло сыростью и тленом. Он сгреб прелую солому и улегся на ней, поджав коленки к подбородку. Илюша пытался заснуть. Тяжкие думы не давали покоя. Вот и остался один на свете - брата потерял…
В соломе шуршали мыши.
Вдруг вспомнились Илюше слова чекиста Дунаева: "А что, если братишка твой уже в Калуге? Может такое случиться? Может. Приехал к дяде и ждет тебя…"
От этой мысли сладко заныло сердце. Но за сараем стояла непроглядная темень, и надо было дожидаться утра.
Так и проспал в заброшенном сарае до рассвета, что-то бормоча и всхлипывая.
Глава третья СЕМЬЯ ДУНАЕВЫХ
Как в саду при долине,
Где поет соловей,
А я, бедный, на чужбине
Позабыт для людей…
1
Илюшу разбудил собачий лай. Сквозь щелки сарая просеивались солнечные лучи. Невыспавшийся, продрогший, весь вывалянный в соломе, поднялся он и, прежде чем выйти из сарая, оглядел пустынный двор.
Отсюда хорошо видна была стройная колокольня церкви Жен-мироносиц, а за ней поблескивали золотыми звездами синие купола храма Василия Блаженного. Там и должна быть Солдатская улица, как уверял рабочий Азаров.
Кутаясь от утренней свежести, Илюша вышел из своего убежища и поплелся со двора. Улица была пустынной. Солнце блестело в лужах и в колеях грязи. Холодный весенний ветерок нес запахи набухших тополиных почек.
Чем дальше шел Илюша по улице, тем больше охватывало его волнение. Вдруг и в самом деле он встретит сейчас У Дунаевых брата Ваню!
Солдатскую улицу нашел без труда. А вот и нужный дом. На дубовых воротах прибита железная табличка с выдавленным двуглавым орлом и гордой надписью:
ДОМ МЕЩАНИНА Н. Ф. ДУНАЕВА
Илюшу испугало слово "мещанин", и он в нерешительности топтался у калитки. Потрогал щеколду - заперто. Постучал - никто не отозвался.
Вдруг он услышал позади себя голос:
- Эй, Повсикакий, дергай за проволоку!
К нему подскочил хулиганистого вида подросток. Ухмыляясь драной губой, он принялся разглядывать Илюшу. Клетчатая кепка блином была надета задом наперед и едва держалась на затылке.
- Ты что, с войны?
- Нет.
- А почему на тебе галифе? - Не дождавшись ответа, мальчишка повторил: - Дергай звонок, а то у них дед глухой, не услышит. А бабка жадная, побирушек не любит. Хочешь, я дерну за кольцо? А ты на мою долю пирогов попросишь у бабки Дунаихи.
Только теперь Илюша заметил с правой стороны калитки железное кольцо на проволоке, но дотянуться до него не просто, да и звонить боязно.
- Ну, согласен? Попросишь для меня три штуки: с фасолей, с капустой и с картошкой. Идет? - С этими словами он подпрыгнул и три раза сильно дернул за кольцо.
Колокольчик во дворе так неистово задребезжал, точно случился пожар.
Сорванец тут же пустился бежать. Но не оттого, что громко позвонил. Он испугался собственной матери, которая вышла из соседней калитки и погрозила кулаком:
- Ну, погоди, Врангель проклятый! Я тебе покажу лепешки!
- Не брал я твои лепешки! - убегая, кричал Врангель.
- Ничего, придешь домой, я с тобой поговорю…
Тем временем, стоя у калитки, Илюша думал: вдруг сейчас дверь откроет Ваня? Вдруг произойдет такое чудо?
Наконец звякнула щеколда, открылась тяжелая дубовая калитка с высокой подворотней, и на улицу выглянул низенького роста белобородый старичок. Глаза у него были маленькие, голубые. Он был без шапки, в залатанном матерчатом пиджаке и холщовых штанах, заправленных в сапоги.
- Тебе кого, мальчик?
- У вас Вани нет?
- Какого Вани?
- Барабанова.
Старик обернулся и крикнул кому-то:
- Петя, тебя спрашивают.
Легкой, быстрой походкой к воротам подошел стройный, еще молодой мужчина в военном кителе, застегнутом на все пуговицы. Мягкая бородка прикрывала изуродованную, должно быть раненную на войне, нижнюю челюсть.
- Ты меня спрашиваешь, мальчик?
Илюша заволновался - человек был похож на отца: те же светлые добрые глаза, густые брови, даже улыбка отцовская.
- Здравствуйте… дядя…
- Здравствуй!..
Илюша не знал, что говорить дальше.
- Кто ты?
- Илюша… Барабанов.
- Барабанов? - с удивлением переспросил человек. - Откуда ты?
- Из Юзовки.
- Брата Михаила сын? - с еще большим удивлением и беспокойством спросил человек.
- Да.
- Почему же ты в Калуге очутился?
- Папку убили…
У Петра Николаевича горестно сомкнулись брови.
- Убили? Кто? - Обернувшись к дому, он крикнул: - Лизанька, слышишь? Мой брат Михаил погиб! - И он снова обратился к Илюше: - Как же это случилось? А мама где?
- Умерла.
- Ах ты горе какое!.. Ну пойдем домой, пойдем…
В полутемную переднюю вошла молодая женщина в батистовой блузке. Она строго поглядела на Илюшу и вопросительно, с раздражением - на мужа.
Из-за большой белой русской печи выглянула старуха с большим носом, сгорбленная, повязанная черным платком, похожая издали на галку.
- Кого еще нелегкая принесла? - проворчала она, сердито шаркая валенками.
Дядя Петя принес табуретку и усадил на нее Илюшу.
- Сколько же вас осталось, сирот? - продолжал встревоженно спрашивать он.
- Двое… Еще брат.
- Где же он?
Илюша с трудом подавил слезы и вымолвил едва слышно:
- Мы потерялись.
- А к нам ты как попал?
- Дяденька один послал…
- Какой дяденька?
Илюша помнил строгий наказ Дунаева ничего не рассказывать о нем и молчал.
- Кто же этот дяденька? Как его фамилия?..
Молчание становилось тягостным.
- Он сказал, чтобы я не говорил.
- Почему?
- Не знаю.
- А ты скажи.
- Его звали Дунаевым…
На какое-то мгновение в передней воцарилась тишина, потом все разом заговорили:
- Это он! Мама, это наш Женя!
- Господи помилуй!..
- Где ты его видел? - требовала тетя Лиза.
Бабушка обхватила голову руками и закачалась, запричитала:
- Сыночек мой родненький, листочек оторватый… Где блуждают твои ноженьки? Чем опостылел тебе дом отцовский?..
Дедушка не выдержал:
- Замолчи, старая, не рви душу! - и пошел прочь из дому.
Снимая с Илюши лохмотья, тетя Лиза морщилась от брезгливости:
- Петя, пойди выкинь это на помойку.
- Сжечь надо, - подсказывала бабушка.
Когда Илюшу раздели, он в испуге кинулся к лохмотьям, торопливо порывшись в них, вынул что-то и прижал к груди.
- Что он там хоронит?
- Бумагу какую-то… А ну дай сюда.
- Не дам, отойди! - вдруг огрызнулся мальчик.
- Брось бумагу! - потребовала тетя Лиза.
- Не брошу.
- Оставьте его, - сказал дядя Петя, - пускай забавляется. Отдай мне, Илюша, я сберегу.
Бабушка все же отобрала плакат, повертела в руках, мрачно рассматривая рисунок.
- Человек какой-то с метлой.
Петр Николаевич узнал на плакате Ленина и взял у бабушки бумагу, аккуратно сложил вчетверо и отнес в другую комнату.
Тетя Лиза, тронутая беспомощным видом мальчугана, повторяла:
- Как же ты, бедняга, перенес такие муки?.. Петя, принеси корыто из кладовой… Его остричь надо, захвати ножницы! Ах ты горемыка, ну рассказывай про Женю. Где видел его, здоров ли он?..
Илюша не ожидал, что его рассказ о чекисте Дунаеве может вызвать такой переполох, и молчал.
- На какой станции ты его видел?
- Не знаю.
- Ах ты господи! Надо же было запомнить! Как люди называли станцию?
- Мы в Киеве жили, а потом поехали на паровозе.
- Станцию надо было запомнить, - упрекала бабушка. - Знаешь ли ты, кто этот человек, Дунаев-то? Женюшка наш, сынок мой родимый! А я его мать, можешь ты это взять в толк?
- Ладно, мама, - успокаивала дочь. - Слава богу, что жив, а если жив - приедет.
2
Мальчика привели на кухню, где дядя Петя, громыхая цинковым корытом, устанавливал его на полу. Тетя Лиза достала из печи большой чугун с горячей водой, разбавила холодной, потом подняла Илюшу, легкого, точно перышко, и посадила в корыто. Дедушка принес в бидоне зеленое жидкое мыло. Тетя Лиза брала мыло на палец и размазывала на голове Илюши, на спине, на худенькой грязной груди.
- Господи, да на нем креста нет! - воскликнула бабушка. - Ах, нехристи!..
Илюша сидел в корыте, ему было холодно, больно от жесткой мочалки, хотелось плакать. Он отвык от воды, и было странно, что его моют чужие люди.
Илюшу оттирали и скоблили долго. Наконец тетя Лиза обернула его суровым полотенцем и передала на руки дяде Пете, а тот отнес его в зал на диван. Илюша дрожал от озноба. Дядя принес полушубок, пахнущий сухим теплом, и укутал мальчика до самой шеи.
- Сиди, воробушек, - ласково проговорил он и ушел.
Илюша оглядывал полосатые старенькие обои на стенах, фикусы в кадках на полу.
Нигде не видел Илюша столько икон! Они занимали весь угол, два простенка и стояли одна на другой до самого потолка. Перед иконами горели лампады - разноцветные стеклянные стаканчики на медных цепочках. Иконы были украшены бумажными незабудками, розами из стружек, ветками вербы с серебристыми пушками. С икон на Илюшу смотрели бородатые святые старцы с золотыми кругами над головой.
В комнату вошла бабушка. Вид у нее был суровый и решительный.
- Нагни голову, - приказала она и надела на Илюшу крестик. - Во имя отца и сына и святого духа… Гляди не потеряй. Крест спасает человека от напастей, от греховных соблазнов, от лукавого.
Тетя Лиза принесла мужскую рубаху из грубого холста. Рукава были длинны и свисали до пят. Она засучила их. Пригодились дедушкины штаны. На ноги пришлись старые валяные опорки. Облаченного в пеструю одежду Илюшу привели в кухню. Тетя Лиза налила квасу в глиняную тарелку, дала деревянную ложку. Бабушка пододвинула чугунок с холодной картошкой:
- Ешь, да не спеши, а то подавишься.
Дрожащей рукой Илюша взял картошку, откусил. Но бабушка крикнула на него, и он замер с открытым ртом.
- Харю перекрестил? Ах, семя нечестивое, да он и молиться не умеет! А ну приложи ко лбу три перста, вот так. Теперь к животу прислони, да пальцы держи щепоткой, что ты их растопырил, точно гусь.
Хлебая тюрю, Илюша заспешил и закашлялся.
- Подавился-таки… Спешишь побольше захватить. Чужого-то не жалко…
Доев картошку, Илюша слез с табуретки, поклонился и по-взрослому мудро сказал:
- Спасибо за хлеб-соль…
Он взял у печки веник и хотел подмести кухню, словно понимал, что за хлеб надо платить.
- Положи веник, я сама подмету, - сказала тетя Лиза.
Илюша хотел что-то сказать, но побледнел, пошатнулся и выронил веник.
Когда на кухню прибежал Петр Николаевич, Илюша в беспамятстве лежал на руках у тети Лизы. Его отнесли на лежанку. Подушки под рукой не оказалось, и ему сунули под голову бабушкины дырявые валенки.
- Ничего, - сказал Петр Николаевич, - это бывает от голода. Принесите мокрое полотенце.
Илюша очнулся от холодного прикосновения и хотел подняться, но дядя уложил его снова:
- Дудки, брат, лежи.
Все отошли, чтобы дать мальчику успокоиться. Но ему не удалось уснуть. Сначала подошла бабушка и, склонившись над ним, зашептала:
- Скажи хоть, какой он, не похудел? В чем одетый?
Илюша догадался, что бабушка спрашивает про чекиста Дунаева, и тихо ответил:
- В кожаной тужурке он, с наганом…
- С на-га-но-ом… - испуганно повторила бабушка, горестно поджав губы. - Кто же он по должности?
- Чекист.
- Господи милосердный… Что же это такое - чекист?
- Бандитов ловит.
Бабушка снова перекрестилась:
- Сохрани и помилуй… Что же он сказал? Не приедет домой-то?
- Не знаю.
- Экий ты балбес! - осердилась бабушка, плюнула и ушла.
3
Под вечер Дунаевы ушли в церковь. В доме воцарилась тишина. Илюша, как дикий зверек, сидел в темноте.
Потом из дальних комнат вышел дядя Петя. Он улыбался, а светлые добрые глаза смотрели весело и озорно, как будто дядя только и ждал, чтобы хозяева ушли.
- Одни мы с тобой остались. Подымайся, будем хозяйничать.
Он обнял Илюшу и повел за собой. В зале они сели на диван, покрытый чистым холщовым чехлом.
- Ну расскажи, мальчик, как у тебя горе случилось, когда папка погиб. Рассказывай все по порядку и не волнуйся…
Илюша говорил тихим голосом, так, что едва сам себя слышал. Дядя заметил, что постепенно лицо мальчика запечалилось, глаза повлажнели, и он пожалел, что затеял этот разговор.
Надо было отвлечь сироту от горьких воспоминаний, согреть его душевностью, от которой мальчик уже отвык.
- Знаешь что? Пойдем я тебе Карасика покажу!
- Рыбу? - спросил Илюша, вытирая слезы.
- Нет, не рыбу, - загадочно усмехнулся дядя и открыл дверь свинарника. - Вот Карасик. Слышишь, хрюкает?
- А я думал, рыба…
- Мы его маленьким купили, - рассказывал дядя, - таким крохой, что я его домой за пазухой принес. Говорю тете Лизе: "Гляди, Карасика поймал". А она: "Караси болотом пахнут, лучше бы щуку принес". Потом все долго смеялись. И так с тех пор Карасиком поросенка прозвали. Теперь видишь, какой вырос. Ну, хрюкай, хрюкай… Пойдем теперь к Белянке. Эта мадам пожилая, но добрая, молоком нас угощает.
В полумраке коровника Илюша увидел белую комолую корову; у нее были большие синеватые глаза и длинные белесые ресницы.
Тут Илюша услышал трогательную историю: у Дунаевых была черная корова Цыганка. Однажды за ней недосмотрели, и она объелась клевером. Позвали ветеринара, и он, желая спасти корову, проколол бок и нечаянно убил в животе теленочка. Пришлось Цыганку зарезать, а ветеринар отдал свою корову. Это и была Белянка.
- Погляди, какие у нее рога. Один спилен, потому что рос криво, левому глазу угрожал. Белянка смирная, ты ее не бойся.
Илюша протянул руку и хотел погладить Белянку. Корова доверчиво потянулась к нему влажной мордой и шумно вздохнула.
Дядя и племянник наслаждались свободой. Они пошли в сад, примыкавший к дому. Земля там еще не была вскопана, и на черных грядках валялась прошлогодняя ботва. Молодые яблони уже набрали нежно-розовые бутоны цветов, готовые раскрыться. Возле забора и вдоль дорожки зеленела травка. На огромном, выше дома, раскидистом тополе появились клейкие почки, и от них пахло весной…
Понемногу Илюша привыкал к чужому дому, к дяде. Ему нравилось в нем все: быстрая, легкая походка, мягкая бородка, прикрывавшая изуродованную челюсть. Даже лысина поблескивала мило и ласково.
- Дядя Петя, а почему у вас раны на лице?
Дядя рассказал, как на войне германский снаряд разорвался у самых его ног, и дядя три дня без памяти пролежал в поле, его посчитали убитым. Потом санитары случайно подобрали его и спасли.
Когда вернулись в дом, Илюша настолько осмелел, что попросил есть.
- Почему же ты утром плохо поел?