- А в остальном мы знаем о нем столько же, сколько раньше, то есть вообще ничего, - пожал плечами Мариан.
- Знаешь, он ночевал на острове! - возбужденно продолжал Юлек. - Представляешь, целую ночь там пробыл! Один-одинешенек, в нашей палатке! В такой дождь! Хорошо хоть там было наше одеяло.
Уля давно догадалась, что Зенек провел ночь на острове.
- А что он теперь собирается делать? - спросила она. - Он не говорил?
- Нет, - ответил Мариан.
- Мы ему показали, где мы живем, - похвастался Юлек.
- А он даже не посмотрел, - дополнил Мариан.
- А вот и посмотрел, я сам видел, что посмотрел! - спорил Юлек, не желая терять надежду. Как и Уля, он не мог примириться с тем, что таинственный незнакомец уйдет в неведомую даль, где его ждет загадочное "дело", и они так ничего о нем и не узнают. - Мы его подождем, правда, Мариан?
- Зачем? Он вовсе не хочет, чтобы мы ему голову морочили.
- А все-таки лучше подождем!
Однако Мариан считал, что они свое сделали и теперь пора вернуться к нормальной жизни. Да и бабушка ждет с ужином.
- Ужин! - воскликнул Юлек с презрением. - Я могу вовсе не ужинать! И вообще, еще рано.
- Ладно, кончай канитель. Опоздаем - бабушка будет ругаться.
Пришлось уйти. Мариан шел неторопливо и спокойно, Юлек то и дело останавливался и оглядывался на дом доктора.
Уля пошла на террасу и устроилась в уголке на топчане. Перед ней была раскрытая книга. Но мысли разбегались, и чтение шло плохо. Вскоре она заметила, что была еще одна причина, мешавшая ей сосредоточиться: голоса, доносившиеся из кабинета. Уля никогда прежде не сидела на террасе во время приема и не знала, что из-за двери так хорошо все слышно.
Слабый немолодой женский голос пространно жаловался на боли в боку, в печени, в пояснице… Второй голос расспрашивал и советовал. Неужели это отец? Это был совсем не тот нервный и сухой голос, который Уля так хорошо изучила во время неприятных ежедневных разговоров. Он звучал свободно, как будто только сейчас, с больным, доктор становился самим собой. А главное - это был ласковый, дружелюбный голос, голос доброго человека… Значит, ее отец добрый? Нет, нет, это не так! Уля точно знает, что он не добрый. Это просто профессиональная вежливость. Отец обязан быть любезным, вот и все. Загадочная двойственность человеческой натуры, которая недавно так обескуражила Улю, здесь объяснялась очень легко.
- Спасибо, доктор, спасибо вам! - говорил старческий голос. - Вам, как матери родной, все сказать можно…
Что она говорит, эта старуха?.. "Как матери родной"? До чего люди глупы! Уля сострадательно усмехнулась.
- До свиданья, доктор.
Скрипнула дверь из кабинета в приемную, голос женщины затих. Вдруг Уля вздрогнула.
- Садись, сынок, посмотрим твою несчастную ногу, - говорил отец. - Давно это случилось?
- Три дня назад, - ответил хрипловатый голос Зенека. - На стекло напоролся.
- Гм…
Этот звук выражал озабоченность; по-видимому, рана выглядела неважно. Уля услышала металлическое звяканье инструментов и чирканье спички. "Зажигает спиртовку, - угадала девочка, - кладет шприц в стерилизатор, сейчас будет кипятить".
- Придется немного подождать, а пока я тебя осмотрю. Зенек недовольно пробормотал что-то, потом сказал резко:
- Ничего у меня не болит, только нога.
- Посмотрим, посмотрим. - Голос доктора мягко убеждал, в нем не было ни обиды, ни раздражения. - Сейчас посмотрим.
Наступила тишина, прерываемая короткими указаниями: "Дыши… не дыши… Так, еще раз… Ложись… Садись…"
- Основательно ты простудился… Кости у тебя не болят?
- Болят. Но это ерунда.
- Миндалины тоже не в порядке. Следует о них подумать. Не сейчас, разумеется.
Снова звякнули инструменты: видимо, отец вынимает их из кипятка и раскладывает на стеклянной плитке.
- Будете резать? - Голос Зенека звучит сдавленно, глухо.
"Боится", - думает Уля и, хотя никто ее не может услышать, тихо повторяет: "Не бойся, Зенек, не бойся, не бойся".
- Да, - говорит отец, - необходимо вскрыть.
- Будет больно?
- Будет. Но недолго. А потом сразу станет легче. Возьмись за ручки кресла и сжимай их как можно крепче. Так.
На ногу не смотри, это мое дело. Ты же взрослый человек, верно?
Ответа не последовало.
"Не бойся, не бойся, не бойся", - повторяет Уля. Потом забывает обо всем и только ждет, когда же Зенек закричит. Он не кричит.
- Вот и все, сынок, - говорит отец. - Самое страшное позади. Что, вспотел? Еще бы, это не шутки, можешь собой гордиться… Теперь перевяжем… А сейчас пересядь-ка сюда, ко мне, только осторожно… Я выпишу тебе рецепт. Через минуту отец объясняет:
- Это микстура, а это порошки, то и другое по три раза в день. И еще одно, самое главное: скажи матери, что ты должен три дня лежать в постели.
Молчание.
- Ты слышишь, что я говорю?
- Слышу. Скажу.
Уля удивилась. Ей не приходило в голову, что мать Зенека может быть где-нибудь поблизости: он же сам сказал, что приехал издалека… А может, к ней-то он сейчас и идет?
Тем временем разговор в кабинете продолжается:
- Ты пришел ко мне один или с кем-нибудь из родных?
- Один.
- В таком случае Уля сбегает к твоим родителям. Тебя надо отвезти.
- Зачем? - быстро говорит Зенек. - Не надо.
- Я, мой дорогой, лучше знаю. Со свежей повязкой ходить нельзя.
Молчание, потом резкий голос Зенека:
- Я живу не в Ольшинах.
- А где?
- Я еду автостопом. Сюда я вообще попал случайно.
- Но ты же здесь где-нибудь остановился… у родственников, у приятеля…
-. У приятеля.
- Может, у Мариана, который дружит с моей Улей?
- Нет! - сказал, как будто огрызнулся, Зенек.
- Послушай, мальчик, - голос отца звучит озабоченно, - мне кажется, у тебя что-то не в порядке. Ты что-то от меня скрываешь. Я хотел бы тебе помочь, но для этого мне нужно знать правду. Я врач, и все, что ты мне скажешь, останется между нами.
Как только в кабинете начался этот разговор, Уля подумала, что ей не следует его слушать. А теперь, при последних словах отца, надо было немедленно вскочить и уйти. Но она не в силах была это сделать и, замерев, ожидала ответа Зенека.
- Ничего я не скрываю, - враждебно сказал Зенек. - Просто путешествую, и всё.
Опять тихо… Сейчас отец рассердится!
- Придется тебе прервать свое путешествие, - спокойно сказал доктор. - Я отвезу тебя в больницу в Лентов. Ненадолго, не бойся, дня на три-четыре, пока подживет нога. Ступай пока в приемную, подожди, я закончу прием и отвезу тебя.
Ответа не было. Скрипнула дверь, и в кабинете врача раздался голос нового пациента.
Уля присела на ступеньках террасы. Что теперь будет?
Зенек попал в ловушку. Уля догадалась, что предложение отца должно было прийтись ему не по вкусу. Он ведь говорил, что ему некогда, что его ждет какое-то "дело". Интересно, что за дело? Уля не представляла себе, ради чего можно проделать такое путешествие, автостопом и пешком, по незнакомым местам, ночевать под открытым небом, переносить боль - все, только бы скорей добраться до цели. Ей хотелось помочь ему в достижении этой цели, и в то же время она радовалась, что он попадет в больницу и несколько дней будет в надежных руках.
"Сейчас он ко мне придет, - подумала она. - Не надо показывать ему, как я из-за него волнуюсь". Уля взяла книжку, заставила себя прочесть страницу, другую… Время шло, и наконец она поняла, что Зенек не придет. Значит, действительно разговор на острове не имел никакого значения…
Она обошла дом и, не желая входить в приемную через парадную дверь, пробралась на кухню. Пани Цыдзик спокойно восседала на своем табурете.
- Слава богу, осталось всего три пациента, - удовлетворенно сказала она. - Скоро прием кончится, и доктор сможет отдохнуть.
- Отец поедет в Лентов, - нарочито безразличным тоном сказала Уля. - Он повезет того парня с больной ногой, который ждет в приемной.
- Станет такой парень ждать, как же! - добродушно рассмеялась пани Цыдзик.
- То есть как это?
- Говорю же тебе, взял да и ушел. Такой, если на ногах не сможет, на руках уйдет. Только бы не сидеть ни минутки.
- Куда он пошел?!
- А я почем знаю?.. По тропинке мимо часовни, - значит, или в Острувек, или в Ставы. Ничего шел, бодро, хоть и хромал. Кто это, Улька? Я его впервые вижу.
Уля не ответила. Она со всех ног бросилась к придорожной часовенке, стоявшей у перекрестка на краю поля. Добежав до старых ясеней, окружавших статую богородицы, она сложила руки рупором и крикнула: "Зенек! Зенек!" Заметалась между дорогами на Острувек и на Ставы. Высокие хлеба заслоняли горизонт, и она никого не могла увидеть. Позвала еще раз - все напрасно.
"Вишенка… - мелькнуло у нее в голове. - Может, она что-нибудь придумает".
Уля побежала назад, в деревню, к дому, где жила пани Убыш со своей дочкой. Вызвала подругу в сени. Задыхаясь, жарким шепотом рассказала, что произошло. Вишенка решила, что Зенек у мальчишек. Обе отправились ко двору старого пана Петшика.
- Юлек! - позвала Вишенка. - Юлек!
Юлек выбежал немедленно.
- Что с Зенеком? - быстро спросила Вишенка. - Он у вас?
- Зенек? У нас? - изумленно переспросил Юлек.
На крыльце показался Мариан. Он не спеша шел к девочкам, дожевывая на ходу кусок хлеба.
- Зенек сбежал, - торопливо рассказывала Вишенка. - Улин отец разрезал ему ногу и велел подождать, хотел отвезти его в Лентов, в больницу, а Зенек и не подумал ждать, взял да и ушел!
- Слушайте! - воскликнул Юлек. - А может, он на острове?
- Нет, - возразила Вишенка. - Он пошел по дороге мимо часовни. Пани Цыдзик видела. Уля туда уже бегала, искала.
Все притихли.
- Ну что ж, - сказал Мариан, пожимая плечами. - Он хотел от нас отделаться, вот и отделался.
- Но доктор говорил, что ему сейчас нельзя ходить! - воскликнула Вишенка. - И вообще…
В это "и вообще" она вложила все свое разочарование. Упрямый, скрытный, неприветливый незнакомец разжег ее любопытство. Правда, на острове она уверяла его, что они не будут вмешиваться в его дела и дадут ему спокойно уйти, но в глубине души все же надеялась, что он сам захочет хоть ненадолго остаться с ними и откроет свои тайны.
Юлек уныло молчал.
Когда Уля вернулась домой, пани Цыдзик сказала ей, что доктор уехал к больному и что он очень сердился из-за того парня с ногой.
Уле велено было ложиться, не дожидаясь его, потому что он вернется поздно.
- Ладно, - равнодушно согласилась Уля.
И за ужином, который она съела в одиночестве, и потом, лежа в постели и глядя в темноту, она все время думала об одном.
Ну хорошо, Зенек не доверился ее отцу - это понятно. Но Вишенка, Мариан, Юлек?.. Они ведь вполне заслуживали доверия.
"Мне он тоже не поверил, - с горечью повторяла она про себя. - Мне тоже. Ушел, и все!"
Рана кровоточит
Как всегда, Юлек проснулся раньше Мариана. Собственно, он еще не совсем проснулся и спросонья никак не мог сообразить, утро сейчас или вечер, зима или лето. Неугомонное чириканье воробьев, шумно совещавшихся на акации под самыми окнами, казалось ему продолжением сна.
Окончательно разбудил его стук печной заслонки и сильный земляной запах картошки, который ворвался в приоткрытую дверь. Бабушка, видно, давно встала, выпустила кур из курятника, растопила печь, проводила деда на фабрику, а теперь готовит завтрак для внуков и корм для поросенка.
Юлек лежал не шевелясь. Он вспомнил о вчерашнем дне, наполненном такими необыкновенными событиями, и с неохотой подумал о сегодняшнем. "Скучно будет", - решил он, надув губы. Бездумным взглядом окинул голубые стены, расписанные толстыми розовыми цветами, свадебную фотографию стариков, окруженную веночком снимков поменьше. Ничего интересного. Стоящий у двери комод тоже не сулит никаких сюрпризов: белый слон, две вазочки с засохшими эдельвейсами, фарфоровая шкатулочка для булавок - все это давно уже осмотрено и изучено.
Даже во двор не тянет сегодня Юлека. А ведь там гораздо интереснее, чем в доме.
…Вот остров - это да, остров отличная штука. Там много чего может случиться. Например, нападают на остров враги, а команда превращает его в неприступную крепость и геройски отбивает атаку. Или, скажем, буря (или наводнение, или землетрясение, это не так уж важно) отрезает остров от всего мира. Тогда пришлось бы строить плот или выдолбить лодку, вроде индейской пироги. Маленькую такую лодочку, на одного человека. Этим человеком будет, конечно, сам Юлек. Он отважно ринется в пенящиеся волны, искусно выгребет к берегу и приведет помощь. Стоит также подумать и о вертолете - он кружил бы над островом, ища удобное место для приземления…
А пока, в ожидании катастрофы, следовало бы построить хотя бы шалаш. До сих пор они ничего не построили. Про полевую кухню только думали, да так и забросили. А все потому, что Вишенке не хотелось ничего делать, только плавать! И вообще, растравлял себя Юлек, как только начинается что-нибудь интересное, все равно сразу все кончается, потому что Мариан, видите ли, не любит опаздывать. "Юлек, пора домой!" Как будто самое главное - вовремя вернуться домой!
А тот парень, Зенек… Разве ему кто-нибудь может так сказать? Конечно, нет. Он ездит автостопом, делает что хочет, никого не слушается. И никого не боится, даже доктора Залевского. И вообще, он совсем как взрослый… Когда доктор вскрывал ему нарыв, Уля говорила, он даже не крикнул. И зашагал дальше на своей раненой ноге, ни на что не посмотрел, потому что у него "дело". Так и будет странствовать, пока не сделает, что задумал. По пути его подстерегают разные опасности, но он нисколько не беспокоится, он знает, что преодолеет все. "Я еще ни разу не встречал такого парня, - жарко шепчет Юлек, - ни разу!"
Теперь он ушел, и уж никогда в жизни Юлека не случится ничего интересного. Каникулы (по правде говоря, до сих пор они были не такие уж плохие!) будут - сплошная скука. Ну что хорошего: утром мыться, вечером мыться (одно это может вогнать человека в гроб!), по часу сидеть за завтраком, обедом и ужином, во время которых бабушка не позволяет даже ногами поболтать, убирать комнату и кухню, причем под кровать мусор замести нельзя… И самое тяжкое - писать под диктовку Мариана нелепые упражнения, утыканные коварными ловушками на звонкие и глухие согласные. А если и удастся порой сходить на остров, то обязательно в обществе собственного брата и двух девчонок!
"… До чего же это несправедливо, - уныло размышляет Юлек. - Я ведь тоже не боюсь никаких опасностей, никакого труда, я тоже готов ко всему… И если бы мы с Зенеком были вместе, - мечтает он, - вполне могло бы так. - случиться, что именно я спас бы его от смертельной опасности. И если бы он открыл мне тайну, я никому бы ее не выдал, хоть ты меня режь. И Зенек удивлялся бы (и все другие тоже), что я, хоть и моложе, могу делать все не хуже, чем он. А то и лучше!"
К сожалению, Зенек не узнает об этом, потому что он теперь далеко и, наверно, никогда уж не вернется в Ольшины. Юлек поворачивается лицом к стенке. Он хотел бы уснуть и чтоб ему снился вчерашний день. Или завтрашний - каким бы он мог быть, если бы Зенек не ушел.
Воробьи утихомирились, и теперь слышно, как дышит Мариан, - глубоко и ровно, словно еще ночь. Со двора доносится блеяние козы; видно, бабка привязала ее к колышку. Под окном тоненько кукарекает молодой петушок.
Юлек лениво садится и свешивает ноги с кровати. Какой уж тут сон!
Внезапно он поднимает голову и прислушивается, как чуткий зверек. Сквозь блеяние козы и пение петуха послышались звуки условного свиста. "Это Вишенка! - проносится в голове у Юлека. - В такую рань?" Юлек знает, что Вишенка, как и Мариан, обожает поспать. Что ей могло понадобиться?
Юлек живо натягивает трусы, сует ноги в тапки, приглаживает пятерней волосы и выбегает во двор, а затем на улицу. Утренний холодок приятно пощипывает голые икры.
На дороге никого, только желтая соседская дворняжка лениво почесывает задней лапой живот.
- Вишенка! - негромко зовет Юлек.
Нет, ее не видать. Но не мог же он ошибиться, слух его никогда не обманывал. Не зная, что и думать, мальчик возвращается во двор.
Опять свист! Он раздается не с улицы, а из-за пруда, на задах огорода.
"С ума она сошла, что ли? - думает Юлек. - Что она там делает?"
Он мчится по узкой тропе между грядками, пробегает мимо пруда, распугав лягушек. - Вишенка!