* * *
Увидев, что Эрик на берегу не один, а в компании взрослого мужчины, Тура сперва удивилась, потом немного испугалась, но в конце концов обрадовалась. Всю дорогу она волновалась, как они с Блендой перетащат Карла с его загипсованной ногой на берег. От взрослого мужчины толку больше, чем от девочки. В белой рубашке - значит, не последний проходимец. Может, это сменщик приехал? Но ведь в лоцманской конторе им сказали, что смогут прислать помощника только ближе к вечеру. К тому же лодка, пришвартованная у причала, не похожа на лоцманскую: маленькая шлюпка без мотора, с веревкой вдоль бортов.
Тура не стала задавать лишних вопросов - сейчас она была рада любой помощи. Когда Карл оказался на берегу, Тура увидела, что мужчины пожимают друг другу руки и знакомятся, но она возилась с лодкой и не разобрала имени незнакомца. Эрик спрыгнул к ней и начал что-то тараторить о маяке, кораблекрушении, ракетах и жареной ветчине, но Туре сейчас было не до него.
- Подожди, Эрик, - сказала она. - Расскажешь дома.
Эрик замолчал, Тура видела, что он расстроен, но она очень устала после долгой ночи, проведенной в больничном коридоре, где ей удалось лишь немного вздремнуть. Она потрепала его по голове и сказала:
- Чуть позже, Эрик. Дома.
Она вылезла на берег, положила руку Карла себе на плечо, незнакомец подошел с другой стороны. Медленно, шаг за шагом, они дошли до дома, Эрик плелся за ними. Тура обратила внимание на дым, поднимавшийся из трубы. Наверное, дети замерзли, раз Бленда так сильно топит. Только бы Карл не рассердился из-за дров. Тура знала, что он только и ждет повода выплеснуть свой гнев, что он злится, терзаемый чувством вины, ведь он оставил свой пост и не зажег маяк, да еще в штормовую ночь. Он не заговаривал с ней об этом, конечно же нет. Смотритель не привык делиться своими заботами, хотя и предполагалось, что Тура станет ему другом и спутницей жизни. Она догадывалась о его состоянии по намекам, которые иногда срывались с его губ, и по измученной гримасе, время от времени искажавшей его лицо, гримасе, не связанной с болью в сломанной ноге.
Наконец они дошли до дома и кое-как втащили Карла на крыльцо. Дверь в дом была слишком узкая для трех человек, поэтому Тура отпустила Карла, предоставив его незнакомцу. Мужчины входили первые, Тура и Эрик ждали на улице.
Странно, удивилась Тура, увидев на рубашке незнакомца треугольное коричневое пятно от утюга - точь-в-точь, как то, что прожгла Бленда на рубашке Карла. Но уже через несколько секунд она забыла об этом.
* * *
Смотритель всем своим весом опирался на моряка, пока они медленно ковыляли через прихожую. Но оказавшись в кухне, он тут же освободился. Он не собирался ни от кого зависеть - и меньше всего от незваного гостя, который, похоже, уже чувствовал себя как дома. Нурдстен оперся о кухонный стол и дотянулся до метлы, стоявшей в углу. Сойдет за костыль, пока не найдется ничего получше.
В кухне было жарко, смотритель взмок в своем кителе. Из-за чада и пара от влажной одежды было нечем дышать. Маячник думал попросить Туру помочь ему снять китель, но тут из гостиной донесся чей-то возглас. Опираясь на костыль, смотритель добрался до двери.
В гостиной за столом с его бумагами сидели трое мужчин, резались в карты и пили кофе. Они смеялись и громко, возбужденно разговаривали. Сверху на них были белые рубашки, словно они собрались на праздник, при этом двое были без штанов, просто в нижних кальсонах. Только на пожилом мужчине, сидевшем на диване, были нарядные черные брюки.
Карл Нурдстен молча наблюдал за игравшими.
Мужчина на диване заметил, что дверь отворилась, и кивнул смотрителю. Двое других замолчали и обернулись.
Их небритые лица странно смотрелись на фоне отглаженных белых рубашек. Словно кто-то вздумал превратить морских волков в мальчиков-хористов.
И вдруг смотритель понял, что это его одежда. Тут он уже не мог смолчать.
- Кто вам позволил тут находиться? - грозно отчеканил он, подбираясь к столу. На нем лежал раскрытый вахтенный журнал. Неужто они и в него заглянули?
- Ах вы канальи, что вы себе позволяете?
Опершись о край стола, он с грохотом захлопнул журнал.
- Это вам не портовый кабак! Думаете, я должен терпеть вас здесь только потому, что ваш корабль утонул?
Нога болела, и смотрителю очень хотелось сорвать всю эту гипсовую повязку и треснуть ей по столу.
- Вон отсюда! - закричал он. - Проваливайте, пока я сам вас не вышвырнул!
Незваные гости только пожали плечами, они, похоже, ничего не понимали. Только когда смотритель указал метлой на дверь, они встали и начали медленно собирать карты.
- Пошевеливайтесь, оглоеды!
Тут вступился шведский моряк:
- Позвольте мне объяснить, - сказал он. - Они не понимают по-шведски.
- Нечего тут объяснять! Вон из моего дома, все четверо, немедленно!
Нурдстен снова замахнулся метлой.
- Вы вторглись в мое жилище! Забирайте свою лодку и гребите отсюда! Здесь не место тунеядцам и бездельникам!
Смотрителю пришлось слишком долго терпеть и сдерживаться, но теперь он мог, наконец, дать волю своему гневу. Он словно освободился от тяжелого бремени, словно какая-то сила, давно покинувшая его, снова вернулась к нему.
Он распрямился, опираясь на здоровую ногу, и стукнул рукояткой метлы об пол.
- Вон! - прошипел он. - В последний раз говорю: вон отсюда!
* * *
Не в силах сдвинуться с места или хоть что-то сказать, Тура замерла посреди кухни. Она видела, как Карл ковыляет по комнате и рычит так, что слюна брызжет во все стороны. Она видела трех мужчин за столом, скорее удивленных, нежели напуганных, видела, как четвертый пытается что-то объяснить и смягчить смотрителя.
Она видела все это и сгорала со стыда. Незнакомцы были их гостями, причем не просто гостями - они потерпели кораблекрушение, они боролись с ветром, холодом и тьмой и чудом спаслись от смерти. С гостями следовало обходиться хорошо, и ее дети так и поступили. Но теперь Карл хотел выставить их за дверь из-за какой-то ерунды. Что с того, что ей придется снова выстирать его рубашки, что с того, что они играли в карты и громко шутили, позволив себе разрядиться после страшной ночи? Самое главное было то, что эти люди выжили.
Но это не ее дом, и не ее детей. Это дом Карла, а они с детьми живут здесь по его милости. У них нет права голоса. Собственное бессилие заставило ее ясно осознать то, что на самом деле она и так давно знала: жить с этим человеком она не может.
Это конец, и как только представится случай, она скажет ему это. Не перед чужими людьми, конечно, но сразу, как только они останутся одни.
Приняв решение, она успокоилась. Ей надо продержаться всего несколько часов. Ближе к вечеру придет лоцманский катер со сменщиком. К этому времени они с детьми упакуют свои вещи и смогут вернуться в Гётеборг. А со сменщиком Карл справится без ее помощи.
Еще внизу, у мостков, Тура заметила, как Эрик льнет к шведскому моряку. Он казался хорошим человеком, спокойным и доброжелательным. Тура ошибалась, полагая, что Карл сможет заменить Эрику отца, стоит им лишь узнать друг друга получше. Сколько бы они ни жили вместе, Карлу никогда не понять Эрика, зато этот незнакомец, похоже, с первой минуты отнесся к мальчику всерьез.
Но где же Бленда? В этой неразберихе Тура и не заметила, что девочка пропала.
На кухонном столе стояла ее шкатулка с ракушками на крышке, та, что ей давным-давно подарил Вальтер. Зачем Бленда ее туда поставила? Неужели незнакомцы копались в их вещах? Неужели она все-таки ошиблась в них?
А вдруг они обидели Бленду?
Тура подошла к лестнице на чердак и позвала, но ей никто не ответил. В ней росло беспокойство. Швед хотел ей что-то сказать, но Тура не слушала. Она развернулась и выбежала на улицу. Где-то же Бленда прячется, и надо во что бы то ни стало найти ее!
* * *
Эрик не мог просто так стоять, глядя, как смотритель выгоняет его новых друзей из дома. Это было так несправедливо, они же ни в чем не виноваты. Бленда дала им рубашки, пока не высохнет их собственная одежда. И почему им нельзя немного посидеть в гостиной?
Он решил, что настал подходящий момент для того, чтобы рассказать, как они с Блендой сами зажгли маяк. Стоит дяде Карлу только узнать, как все было, и он сразу успокоится.
Эрик не посмел войти в гостиную, где дядя Карл стоял, держась за письменный стол. Он остановился на пороге.
- Вчера вечером мы с Блендой сами зажгли маяк, и он светил всю ночь. Бленда два раза заводила гирю. А рано утром я его погасил, - сказал он. - Очень хорошо, что вы меня так многому научили, я точно знал, что надо делать.
Его слова, похоже, не дошли до дяди Карла. Вид у него был такой, будто он думал о чем-то другом и толком не слушал, но Эрик не сдавался.
- На море был шторм, мы с Блендой еле дошли до маяка. Но моряки увидели наш свет, иначе они бы никогда сюда не добрались. Это мы спасли их.
Дядя Карл все молчал. Он стоял совершенно неподвижно и смотрел на Эрика странным, отсутствующим взглядом.
- Еще я записал все самое важное в журнал, - продолжил Эрик.
Тут дядя Карл вздрогнул, по-прежнему ничего не говоря, он схватил журнал и пролистал до последней даты. Эрик затаив дыхание ждал, когда он прочтет до конца.
Дядя Карл медленно закрыл журнал и опустил его в ящик письменного стола. И только закрыв ящик на ключ, он произнес:
- Разве я позволял тебе открывать мои ящики?
И засунул ключ в карман.
- Разве я позволял тебе делать записи в моем журнале? Разве я вообще разрешал тебе находиться здесь без моего ведома?
Его голос звучал сдержанно, сейчас дядя Карл не кричал. Но Эрик знал, что нет смысла пытаться отвечать на его вопросы.
- Как ты смеешь калякать в моем журнале всякую чушь о какой-то уборной?
Смотритель ухватился за метлу и дохромал до двери. Каждый шаг давался ему с трудом. Эрик попятился. Моряк положил руку мальчику на плечо.
- Не смейте его бить, - сказал он. - Я этого не допущу.
Чем ближе подходил смотритель, тем крепче сжималась рука моряка на плече Эрика. У них за спиной португалец и ирландцы вяло собирали свою недосохшую одежду и другие вещи.
- Вы еще будете тут командовать? Здесь я хозяин, - так же тихо, как раньше, сказал смотритель и взялся за ручку двери. - Здесь все решения принимаю я.
Смотритель сделал небольшую паузу и продолжил:
- На этот раз я буду милостив, хотя вы этого не заслужили. Можете остаться на кухне, пока не придет лоцманский катер, он отбуксирует вас в Гётеборг. А до тех пор не мешайте мне, я буду работать.
Смотритель закрыл дверь в гостиную, и Эрик услышал, как он, шаркая, потащился к письменному столу.
* * *
Бленда не пошла к причалу встречать лодку. Ей было не до того. Она была слишком взволнована тем, что произошло: моряк узнал шкатулку, он оказался другом папы и даже знал, что папа называл ее Звездочкой. Все ее воспоминания об отце, всё, что она передумала с тех пор, как он исчез, теперь, когда она встретила человека, хорошо его знавшего, стало еще реальнее.
Бленда столько всего хотела узнать у него, но, прежде чем она успела подобрать нужные слова, он встал и, пробормотав: "Подожди немного, Бленда, я скоро вернусь", вышел из кухни.
Девочка видела, как он зашагал по тропинке к причалу и исчез за скалой. Скоро они вернутся - мама, смотритель и этот сменщик, и она уже не сможет спокойно поговорить с папиным другом.
Она сидела в кухне одна, слушая голоса, доносившиеся из гостиной. Сначала она думала подняться к себе на чердак, чтобы побыть одной, но потом вспомнила о расщелине Эрика, где сидела позавчера вечером, глядя на море.
Вот туда-то она и пойдет.
Она устроилась в расщелине, подобрав колени и обхватив их руками. Над морем висела тонкая дымка, но далеко у горизонта мерцало серебристое марево. Где-то там волны носили парусник со сломанными мачтами и пробитым днищем, где-то среди камней и водорослей покоилось тело капитана. Бленда размышляла о смерти, о женщине, которую любил шведский моряк, той, которой предназначалась шкатулка. И пусть матросы недолюбливали своего капитана, но, быть может, и у него была возлюбленная, которая ждала его на берегу?
Но тут она вот что подумала: до сих пор она была уверена, что папа жив, что он не может умереть, потому что они так любят друг друга. Но ведь это ничего не значит. Люди умирают, даже если любят кого-то и если любовь взаимна.
А что, если папа умер? Возможно ли это? При мысли об этом Бленда похолодела.
- Бленда!
Это кричала мама.
- Бленда, ты где?
Голос у нее был такой взволнованный, что Бленда не могла не ответить, хотя на самом деле предпочла бы остаться наедине со своими мыслями.
- Я здесь.
Мама добралась до расщелины и села рядом. Не отдышавшись, она сразу спросила:
- Что случилось, Бленда? Тебя кто-то обидел?
Бленда удивленно на нее посмотрела.
- Нет, кто мог меня обидеть?
- Я подумала… кто-то из этих моряков…
Бленда энергично помотала головой.
- Ну что ты, они добрейшие люди. А кок, он, знаешь, даже немного похож на дядю Лундберга. Шутит, смеется и, наверное, тоже выпивает.
Немного успокоившись, Тура задумчиво продолжила:
- А этот швед?..
- Он вообще самый добрый.
И тут у Бленды из глаз полились слезы, которые она так долго сдерживала. Тура обняла ее и притянула к себе. Положив голову ей на колени, Бленда плакала так, как плакала только в детстве.
- Я подумала, - всхлипывая, проговорила она, - я подумала… что это папа.
- Но почему?
- У него такие добрые глаза… и руки…
Никак иначе она объяснить не могла.
- А еще он узнал шкатулку. И знаешь, мама, это он ее смастерил.
- Смастерил?
- Да, и дал папе, чтобы папа подарил мне.
- Но тогда, - ответила мама, - тогда это должен быть Эрлинг Юхансон, друг Вальтера, о котором он часто вспоминал. Они вместе ходили в море, до того, как Вальтер устроился на верфь. И встречались всякий раз, когда судно Эрлинга стояло в Гётеборге.
Бленда села и вытерла слезы. Она не помнила, чтобы мама когда-либо говорила о папе так много.
- Тогда он, может быть, знает, что случилось с папой?
- Этого, пожалуй, не знает никто, - сказала мама, и Бленда услышала в ее голосе прежнюю горечь. Она хотела ответить, что она-то уж, во всяком случае, это выяснит, но тут до них донеслись голоса, приближающиеся к расщелине.
Голос мальчика и голос взрослого мужчины. Эрика и Эрлинга, моряка.
* * *
Расщелина была довольно узкая, и двум взрослым, двум детям и чайке пришлось в ней немного тесно. Но Бленда и Тура подвинулись, освободив место Эрику и Эрлингу, а Моссе устроился у Эрика на коленях.
- Я знаю, кто вы, - сказала Тура.
- То же самое я хотел сказать вам. Но вы так быстро убежали.
- Я беспокоилась за Бленду.
Тура не стала говорить, чего именно она опасалась, но Эрлинг просто спокойно кивнул и сказал:
- Вы хорошо воспитали ваших детей. Ваших с Вальтером детей. Это сразу видно. Я бы тоже хотел иметь таких детей, если бы судьбе это было угодно.
Он замолчал, глядя на горизонт.
- Я потерял мою Ханну, а вы потеряли Вальтера, - сказал он. - Мы оба знаем, что такое горе, и я, и вы.
- Горевать можно о погибшем, - резко сказала Тура. - Но если человек исчез, то непонятно, оплакивать его или забыть.
Эрлинг был обескуражен.
- Вы хотите сказать… что вы не знаете?
- Не знаем что?
- Не знаете, что случилось с Вальтером?
Тура медленно покачала головой:
- Нет. Он отправился в Америку, и с тех пор я больше не получала от него вестей. Но через год я навела справки в США, и мне сообщили, что он прибыл на остров Эллис в сентябре 1910 года.
- Это был не он, Тура.
- Что вы хотите сказать?
- Вальтер умер, - сказал Эрлинг. - Он погиб в августе того же 1910 года. Неужели вам никто не сообщил?
Бленда схватила Эрлинга за рубашку, она трясла и колотила его.
- Вы лжете! - кричала она. - Папа не умер!
Она дрожала всем телом, ей было невыносимо больно. Но вдруг она почувствовала, как ее крепко обняли чьи-то руки, как чья-то широкая ладонь погладила ее по голове, и мягкий голос произнес:
- Бленда, дорогая. Я бы предпочел не рассказывать вам об этом. Но вы должны знать.
Бленда опустилась на свое место.
- Продолжайте, - прошептала она. - Я хочу знать.
- Я работал тогда в Северном море, на грузовой шхуне, перевозившей брусчатку для мостовой в Англию и Голландию. В августе 1910 года мы разгружали камень в Саутгемптоне, и однажды вечером я случайно встретил там Вальтера. Его пассажирское судно неделю стояло в порту, после чего должно было идти дальше в Нью-Йорк. Я ничего не слышал о нем полгода, я даже не знал, что он решил эмигрировать, хотя последний раз, когда мы виделись в Гётеборге, он говорил, что подумывает об этом. Но теперь он рассказал мне все о своих планах, рассказал, что хочет устроиться на какую-нибудь верфь в Нью-Джерси и, как только найдет жилье и заработает на билеты, сразу пошлет за вами.
- Да, - промолвила Тура. - Именно так мы и хотели поступить. Но ведь мы даже письма от него не дождались, не то что билетов.