Козлик благодарно лизнул Пашкину руку, повозился немного, устраиваясь поудобнее, и тут же безмятежно уснул.
А мальчишки припустили вперёд из последних сил.
Когда до шалаша было уже рукой подать, они поняли, что попали на бахчу.
Насколько хватало глаз, впереди лежали огромные, полосатые арбузы, желтели круглые небольшие дыньки, высились тыквы.
Пересохшие рты наполнились густой, вязкой слюной.
Ох, как хотелось мальчишкам схватить первый попавшийся арбуз, расколоть его о колено и зарыться лицом в сочную сладкую мякоть!
Но они сдержались.
Ещё неизвестно было, как к этому отнесётся сторож, а ссориться с ним не имело никакого смысла.
Он один мог сказать им, как далеко до Кайманачки и где она.
У шалаша, в тени, на старом облезлом тулупе спал древний-древний дед.
Борода у него была реденькая и уже не просто седая, а малость с прозеленью.
Выгоревшие полотняные порты были подвязаны верёвкой, а на голове красовалась такая же выгоревшая военная фуражка без козырька, но зато с красной звёздочкой. Рядом со стариком лежала двустволка, древняя, как её хозяин.
Треснувший приклад был стянут медной проволокой, а на стволах в трёх местах красовались заплаты из жести.
Стрелять из такого ружья можно было только с опасностью для жизни, не иначе.
Казалось, пальни из неё - и двустволка рассыплется в прах.
Мальчишки присели на корточки и разглядывали старика.
А тот тоненько, как в камышовую дудочку, похрапывал и светло улыбался во сне.
- Дедушка, а дедушка! Проснись, пожалуйста, - попросил Пашка.
Дед, не переставая улыбаться, разлепил сперва один, йотом второй пронзительно синий глаз, сел и сказал:
- Вот и гостей бог послал, вот и славно.
Он долго и внимательно разглядывал ребят по очереди, погладил загорелой, в густой сетке синих, выпуклых вен рукой козлёнка и спросил:
- Откуда ж вы такие хорошие взялись? Что-то я вас не признаю. Не здешние, что ль?
- Не здешние, дедушка. Издалека мы. Долго рассказывать.
- А и рассказывайте. Куда торопиться-то. Эвона какая жарынь, куда по ней пойдёшь. Я вот сейчас кавуна послаще принесу, вон и хлебушка цельная буханка имеется, поснедаем. Есть небось хотите?
- Хотим, - в один голос отозвались Пашка и Джамал.
Дед обрадовался, вскочил и полез в шалаш. Он прикатил огромный, прямо-таки великанский арбуз, принёс высокий пшеничный хлеб и острый, сточенный в узкую полоску нож.
- Вот и славно! Вот и хорошо! - приговаривал он и весь прямо светился от радости. - Поговорим, покушаем, вот подарочек-то господь бог послал старому. А то я уж от человечьего языка отвыкать стал. Сам с собой ругаюсь даже, старый дурень.
Он так искренне радовался, что Пашке с Джамалом было даже неловко как-то.
Они смущённо молчали.
Странно им было и непривычно, что совсем посторонний, старый человек так бескорыстно счастлив оттого, что встретил их, мальчишек, ничего доброго ему ещё не сделавших.
Странно и радостно.
"Какой замечательный дед! Какой он добрый и хороший человек!" - подумал Пашка и тоже почувствовал себя счастливым.
Ему стало покойно и хорошо у этого одинокого шалаша, рядом с этим славным, приветливым стариком.
Мальчишки набросились на арбуз, а дед глядел на них своими удивительными, синими, как у новорождённого, глазами, и кивал головой, и улыбался, и уговаривал есть побольше.
Потом они лежали все вместе на драном тулупе в тени, разморённые, сытые, довольные, и тихо беседовали.
Пашка подробно рассказывал деду Антону свою историю, а тот жадно, внимательно слушал, переспрашивал, удивлялся, заливался счастливым смехом, хлопал в ладоши, когда всё было хорошо, ужасался, бледнел, когда Пашке грозили опасности.
Рассказывать ему было одно удовольствие. Пашка увлёкся, он вскакивал, показывал своих друзей и врагов в лицах, размахивал руками, кричал, потом переходил вдруг на шёпот, а дед Антон и Джамал слушали, и глаза их горели.
Когда Пашка умолк, все долго молчали.
Потом дед Антон сказал:
- Эх, хлопчики, пожили бы вы у меня маленько, ну хоть несколько денёчков, а? Уважили бы старого? А я б вам кулеш варил… Знаете, какой я кулеш могу варить?!
Дед Антон привстал на колени и с надеждой заглядывал в глаза Пашке и Джамалу.
Мальчишки смущённо переглянулись, опустили головы:
- Да мы б и сами… Мы б и сами с удовольствием… Нам здесь очень хорошо, но… Володька ведь! - Пашка вскинул глаза на деда Антона. - Володька ведь не знает ничего, он ведь беспокоиться станет. Даша ему голову оторвёт…
Дед Антон поник.
- Понимаю… да… я что ж, я так, может, думаю, останутся, поживут…
Он так явно, так горько расстроился, что Пашка не выдержал.
- Вот что, - решительно сказал он, - вот мы что сделаем: доберёмся до Кайманачки, дадим телеграмму Володьке, сообщим - живы, мол, здоровы - и вернёмся. Честное слово, вернёмся. Если батю и маму отыщем, батя и привезёт нас. У меня знаете какой батя! Я вас познакомлю, вы обязательно подружитесь, честное пионерское, подружитесь.
- Да конечно же! Милый… Сдружимся… Обязательно сдружимся, только приезжайте!
Дед вскочил на ноги. Он размахивал руками, раскрасневшийся, снова весёлый и счастливый дед.
Пашка поманил пальцем Джамала, ребята отошли в сторонку, пошептались, и Пашка спросил:
- Дед Антон, тебе очень одиноко жить?
Очень, милые, очень!
- Дед Антон, мы тебе это… мы тебе козлика оставим, подарим то есть… Мы решили… Он совсем хороший козёл… Вам вдвоём веселей жить станет, он всё-всё понимает. Он тебе слова говорить будет: ме-е-е!
Дед засуетился, стал делать ненужные, расплывчатые движения, Пашке даже показалось, что он провёл рукой по глазам.
- Спасибо, - сказал он наконец тихонько, - спасибо, мы вас ждать станем… вместе, с козлом вместе… Приезжайте!
Дед взял козлика на руки, погладил его и торопливо, будто боялся, что ребята передумают, полез в шалаш.
И что-то бормотал при этом - ласковое и непонятное.
Глава двадцать вторая. Встреча
Мальчишки, хорошо выспавшиеся на бахче, шли уже довольно долго.
Жёлтое солнце упало за горизонт, как пятак в копилку. И долго ещё в том месте шевелились прозрачные розовые лучи. Потом лучи побледнели, надломились и далеко-далеко, на самом краю степи, осталась только алая узкая полоса. И сразу же, будто включили зеленоватую лампу, засветила полная луна.
Степь сделалась странная, таинственная и опасная.
То, что казалось гладким зелёным бесконечным лугом, стало совсем не гладким.
Налились чёрным густым цветом какие-то провалы, высветлились, засеребрились плоские бугры.
Мальчишки сами не заметили, как прибавили шагу, они почти бежали.
Вдалеке показались жёлтые дрожащие огни.
Их становилось всё больше и больше, и вот, наконец, засветился впереди чёткий островок человечьего жилья.
- Это Кайманачка, - сказал Пашка, - мы дошли, Джамал, дошли, слышишь!
- Не дошли ещё, - буркнул Джамал, - ещё пилить и пилить. Километра два будет.
Пашка тихо, счастливо засмеялся.
- Два километра! Что такое два километра. Мне кажется, мы целую тыщу сегодня отмахали.
- Во даёт - тыщу! - Джамал повертел головой.
Он был не склонен к преувеличениям, он даже хмурился, но Пашка-то прекрасно видел, что губы его так и растягиваются сами собой в счастливую улыбку. Дошли всё-таки! Добрались.
Пашка поднял над Джамалом руку с торчащими пальцами и выросли над тенью головы рога - получилась чертовщина какая-то.
Джамал расхохотался.
- Увидит кто - в обморок упадёт, - сказал он.
Показались крайние дома Кайманачки, зачернели какие-то приземистые, длинные сараи.
- Это, конечно, замечательно, что мы пришли наконец, но как же мы твоего батю или маму в этой темноте искать станем? - спросил вдруг Джамал.
Пашка думал о том же.
Мальчишки остановились.
- По домам, конечно, глупо ходить, - задумчиво сказал Пашка. - Я считаю так: нам надо найти гараж. Там, наверное, кто-нибудь есть. Сторож или механики какие-нибудь, слесаря.
- Попробуй его найди, этот гараж, - пробормотал Джамал.
Но тут им повезло. Гараж они нашли быстро. Правда, гаражом назвать это было нельзя - просто стояло под открытым небом множество машин. Стояли впритык - нос к носу, и никакого сторожа, никаких механиков. Было тихо и пустынно.
- Давай номера будем глядеть. Батин номер ЛЖ тридцать четыре - сорок восемь.
- Спички бы достать.
- А мы в какой-нибудь кабине посмотрим. В кабине должны быть, там такой ящичек есть для разного барахла, справа.
Мальчишки открыли кабину первой попавшейся машины, пошарили там - спичек не было, открыли другую, третью.
В ночной тишине лязг открывающихся и захлопывающихся дверей разносился резко и гулко, как выстрел.
Пашка полез в следующую кабину.
И тут случилось такое… Такое, что и рассказывать не хочется; Случилась нелепая, глупая и неожиданная история.
Пашка в темноте надавил нечаянно локтем на клаксон, гудок коротко взревел; и тут же, будто только и ждали этого сигнала, из ночи выскочили люди. Много людей с фонарями. Кричащие, сердитые, они окружили мальчишек, схватили их и куда-то поволокли.
Пашка и Джамал настолько растерялись от неожиданности и страха, что слова не могли вымолвить. Они слышали, как люди кричали:
- Наконец-то попались, ворюги!
- А я-то на Парамонова грешил, думал, он мои шведки спёр! Прости, пожалуйста, Парамонов.
- Да ладно уж!
- То-то всё пропадает: то лампочку вывернут, то свечи.
- Ты видал, видал, как они по кабинам шарили! Я за ними давно слежу!
- У-у, жульё чёртово! И совсем ведь шкеты ещё. Ну, завтра им отцы вломят, завтра узнаем, чьи они, такие умные!
- Да вы что, товарищи! Что вы! Никакие мы не жулики! Мы спички искали. Я батю своего ищу и маму! - тонким голосом закричал Пашка.
Он всё ещё не пришёл в себя, говорил торопливо и нескладно.
- Тамбовский волк тебе товарищ! Батю он в кабине ищет, видали! Батю со спичками ищет! Или маму!
- Ну, ловкач!
- Да, батю! Рукавишников ему фамилия! Он шофёр.
- Слыхали?! Про Рукавишникова пронюхал. Рукавишников про своего малого каждый день рассказывает. Его Пашкой зовут, он у него в Питере остался. Они с женой только про него и беседуют!
- Правильно! Я ж он и есть. Вот он я! - радостно и облегчённо закричал Пашка. - Я из Ленинграда приехал! То есть из Иртышгорода сейчас, даже с Иртыша, с баржи. Мы с бахчи идём.
- Во нагородил, парень! Во заврался - в огороде бузина, в Киеве дядька: баржа, бахча, Ленинград. Чёрт-те что!
- Да что ты с ним разговариваешь, с паршивцем, врёт же всё, как сивый мерин.
- Тащи их в амбар! Утром разберёмся.
Ошеломлённых Пашку и Джамала затолкнули в пустой тёмный амбар, и дверь захлопнулась. Потом снова отворилась, чья-то рука деловито влепила Пашке затрещину и с грохотом хлопнула дверью.
Загремел снаружи засов, и голоса стали удаляться.
Пашка, дрожащий от оскорбления и злости, со стиснутыми зубами бросился к двери, замолотил по ней кулаками, ногами.
Он вопил какие-то злые, непонятные слова и снова бил и бил в глухую толстую дверь. Но снаружи была одна лишь равнодушная тишина. Одна тишина.
Наконец Пашка не выдержал. Он сел на пол и разревелся.
Он поджал под себя ноги и ревел, раскачиваясь, как молящийся турок.
Он добирался сюда, в эту Кайманачку, через всю страну, проехал тысячи километров, прошёл десятки, попадал в беду, встречался с опасностями, чуть не сгорел, мог утонуть - и всё для того, чтоб добраться сюда.
И вот добрался.
Как последнего жулика, заперли под замок, оскорбили, надавали по шее.
- У-у, собаки! У-у, гады! - подвывал Пашка.
И вдруг сразу замолчал. Резко, будто ему рот заткнули.
Он услышал, что Джамал смеётся!
Это было так неожиданно и обидно, что Пашка замолчал и изумлённо вытаращился в темноту.
- Ты… ты смеёшься?! - прошипел он. - Тебе смешно? Смешно, да?
- Ты чудила, Пашка! Ревёшь! Тебе радоваться надо, а ты ревёшь!
- Чему радоваться? Что нас под замок засадили, радоваться? Что мне по шее наложили, радоваться? Что жуликом обозвали, радоваться? Радуйся, если можешь!
- Пашка, ты мать и отца нашёл! Чудак! Ты слыхал, что они говорили? Ведь батя твой и мама здесь, понял? Радоваться надо, Пашка!
- А ведь правда! - Пашка неуверенно улыбнулся в темноте. - Правда ведь… Они говорили… Точно. Я слыхал.
- Конечно! Утром всё выяснится. Смеяться будут, - говорил Джамал.
Но Пашка вдруг снова нахмурился.
- А вдруг их сейчас нету здесь? Вдруг они куда-нибудь уехали на несколько дней? Пока разберутся, нам знаешь что будет? Нам не знаю, что будет! Плохо будет!
Джамал притих. Такое ему в голову не приходило.
Мальчишки молчали и думали.
В амбаре пахло сеном и ещё чем-то неуловимым, но приятным.
Глаза постепенно привыкли к темноте, в щели светила луна, мальчишки уже различали лица друг друга.
- Мальчишки!
Пашка вздрогнул, приподнялся. Джамал завертел головой.
- Мальчишки, вы здесь?
Шёпот раздавался совсем близко. Казалось, кто-то притаился здесь рядом, в амбаре.
- Ты кто? Что здесь делаешь? - прошептал Пашка.
- Я вас выручать пришла. Вам удирать надо.
Теперь Пашка понял, что голос слышится снаружи.
Он подполз к стене, приник глазом к щели и в лунном неверном свете увидел девчонку. Тоненькую, как карандаш. Ту самую, что вместе с ними тушила в Иртышгороде пожар. Это было так невероятно, что Пашка затряс головой.
Но девчонка не исчезла. Это было не привидение, а настоящая, живая девчонка. Та самая, ошибки быть не могло.
- Ты как здесь очутилась? - спросил Пашка. Он чуть не сказал "Чур тебя, чур!", но вовремя удержался.
- А я здесь живу. В Кайманачке. А в Иртышгород я с маманей на базар ездила. Это ж совсем рядом, двадцать пять километров всего! Мы ещё вчера вернулись. А чего вы тогда сбежали? Все вас искали. Сказали, тебе медаль дадут. Такую специальную пожарную медаль. Я слыхала. За геройство, говорят, на пожаре, а ты сбежал. Теперь фигушки получишь.
Девчонка трещала, как пулемёт. Всё это она выложила сразу, одним махом, тихим свистящим шёпотом.
- А я вас сразу узнала. Ещё когда вас сюда волокли. Во, думаю, здорово, ему медаль, а его в амбар под замок. Хи, хи, хи!
- Чего ж ты не сказала, что знаешь нас!
- Ну… у!.. Так неинтересно. Я вас лучше сама спасу.
- Неинтересно ей, видали?! У, дурёха! - возмутился Пашка.
- Не смей ругаться, - девчонка топнула ногой, - вот только ругнись ещё попробуй, не буду спасать! Уйду - и всё!
- А как ты нас отсюда выпустишь?
Девчонка запрыгала от восторга, затанцевала.
- Я уже всё придумала. Я на крышу залезу, две черепицы сниму и верёвку вам кину, вы по ней, как кошки, раз, раз!
- Сама ты кошка, - буркнул Джамал, - где верёвку возьмёшь?
- А я вожжи… Я вожжи из дому принесу.
- Ну давай. Только тихо, гляди, чтоб никто не видел. - Согласился Джамал.
- Я мигом, - прошелестела девчонка и исчезла, будто испарилась.
- Во, привидение! Настоящее привидение, чтоб я лопнул! - сказал Пашка.
- Ничего девчонка, бедовая. Нам без неё не выбраться. Как вылезем, сразу дуем на бахчу к деду Антону. А она пусть твоих поджидает. Всё расскажет, и они за нами приедут.
Пашке план понравился.
Мальчишки снова затихли и стали ждать.
Девчонка долго не появлялась. Где-то вдалеке лениво брехали собаки. Луна поднялась высоко и светила во всю мочь, затопила негостеприимную Кайманачку жидким холодным светом.
- А вдруг её родители не пустят? - спросил Пашка.
- Выберется. Эта коза выберется. Видал, как у неё глаза блестели? Ей же страсть как охота нас спасти, она откуда хочешь удерёт.
Джамал оказался прав.
Через несколько минут послышался осторожный шорох, кто-то тихонько, как кошка лапой, заскрёб по стенке амбара.
- Вы ещё не уснули, мальчишки? - прошептала спасительница. - Я раньше никак не могла. Дожидалась, покуда маманька уснёт. Теперь-то порядок, все как убитые дрыхнут. Вы меня слышите.
- Да слышим мы, слышим. Что нам делать? - спросил Пашка.
- Пока ничего. Я на крышу полезу.
Девчонка исчезла.
Скоро шорохи и скрипы стали слышней, захрустела черепица над головой.
Девчонка громко пыхтела. Наконец резко и противно заскрежетало, и над головой у мальчишек засветился чёткий прямоугольник. Снова скрежет, теперь уже потише, и прямоугольник сделался квадратом. Большим, вполне подходящим, чтоб протиснуться сквозь него.
В квадрат просунулась голова с торчащими, как рожки, косичками, завертелась там, что-то высматривая, и вниз медленно поползли широкие кожаные вожжи.
Ремённая петля закачалась перед мальчишками у самых ног.
- Ну вот, - сказал Пашка. - Только она нас не удержит, силёнок не хватит, скорей мы её сюда стащим.
Он поднял голову, прошептал:
- Эй! Тебя как зовут-то, я забыл?
- Милаха!
- Слушай, Милаха, слушай меня внимательно; ты привяжи за что-нибудь вожжи, за что-нибудь прочное. Там труба есть?
- Есть.
- Давай за трубу. Два раза обмотай и на узел завяжи, поняла? Иначе загремим мы кубарем.
- Ага. Я сейчас. Погоди минутку.
Вожжа зашевелилась, заизвивалась, как плоская змея, поползла вверх и наконец остановилась перед глазами мальчишек.
- Знаешь что, - предложил Джамал, - ты становись мне на плечи, обвяжись вокруг пояса и тогда уж лезь. Тогда уж немножко останется.
- А ты?
- А потом вдвоём меня вытащите.
- Ладно.
Джамал прислонился к стене, и Пашка, пыхтя, вскарабкался ему на плечи.
Плечи у Джамала от усилия ходуном ходили, и Пашка чуть не свалился, пока ловил вожжу и обвязывался.
Потом он подпрыгнул, ухватился повыше и повис, плавно раскачиваясь в тёмном амбаре, как маятник.
Вожжа натянулась до звона, стала узкой и жёсткой, больно врезалась в ладони.
Напрягая все силы, так что руки захрустели в плечах, Пашка медленно полез вверх к дыре. Оттуда падал квадратный столб зеленоватого дрожащего света. Снизу вожжи не было видно, и Джамалу Пашка казался громадной извивающейся гусеницей, висящей в лунном свете непостижимым образом. Казалось, что он ползёт прямо по лунному лучу.