С целью уточнения и дальнейшей детализации вывода об основном источнике представлений Корнилова о диалектическом методе мы обратились к работе Бухарина, который по интересующему нас вопросу писал: "Диалектический метод, диалектический способ рассматривать все сущее требует рассмотрения всех явлений, во-первых, в их неразрывной связи, во-вторых, в их движении" [22, с. 67]. Налицо, таким образом, два принципа диалектики по Адоратскому. В связи с этим можно предположить, что Бухарин при изложении элементов диалектики руководствовался непосредственно "Программой…" Адоратского. Далее, описывая диалектический характер движения как непрерывный процесс нарушения и восстановления равновесия, Бухарин переходит к "известной триаде Гегеля": "Гегель заметил такой характер движения и выразил его в следующей форме: первоначальное состояние равновесия он назвал тезисом, нарушение равновесия – антитезисом, т.е. противоположением, восстановление равновесия на новой основе – синтезисом (объединяющим положением, в котором примиряются противоречия). Этот-то характер движения всего сущего, укладывающийся в трехчленную формулу ("триаду"), он и назвал диалектическим" [22, с. 76].
Логике изложения Бухариным диалектики соответствует и четвертый принцип у Корнилова. В книге Бухарина параграф, идущий за рассуждениями о триаде, называется "Теория скачкообразных изменений и теория революционных изменений в общественных науках" [22, с. 81]. Дополнительным подтверждением того, что Корнилов руководствовался книгой Бухарина, служит тот факт, что в своем докладе Корнилов характеризует скачкообразность развития процессов как "принцип" и почти дословно повторяет формулировку Бухарина, вместо принципа называя скачкообразность "теорией". Мы имеем в виду то место, где Корнилов пишет: "В области психологии теория перехода количественных определений в качественные имеет первостепенное значение при разрешении многих проблем" [49, с. 113]. Трактовка Корниловым в докладе мутационной теории Де-Фриза также, "по Бухарину", является еще одним подтверждающим фактором.
Судя по вышеизложенному материалу, влияние работ В.В. Адоратского и Н.И. Бухарина на формирование у К.Н. Корнилова представлений о диалектическом методе обнаруживается достаточно наглядно.
Теперь проанализируем, какое воздействие на Корнилова мог оказать А.М. Деборин, прежде всего – книгой "Введение в философию диалектического материализма" [32]. Эта книга (первым изданием вышедшая еще до революции с предисловием Г.В. Плеханова) представляет сборник статей, посвященных проблемам диалектического материализма. Книга, написанная "тяжелым" философским языком, для Корнилова, судя по всему, оказалась слишком сложной. Любопытно, что П.П. Блонский в 1917 г. свою рецензию на эту работу А.М. Деборина без обиняков начал словами: "Самое ценное в рецензируемой книге – предисловие Г.В. Плеханова" [13, с. 413]. А в конце рецензии Блонский делает вывод: "Словом, мы имеем не введение в диалектический материализм, но случайный набор шаблонных, скучных и многословных очерков … Никакого удовлетворительного введения ни в материализм, ни в диалектику, ни, тем более, в диалектический материализм книга Деборина не дает" [13, с. 415]. Такие высказывания во многом делают понятным, почему Блонский в марксистской дискуссии не пошел ни по "пути Корнилова", ни рядом с Корниловым.
Из книги А.М. Деборина Корнилов смог взять лишь два положения – оценку теории мутаций и определение диалектики. Действительно, А.М. Деборин в книге оценивает теорию мутаций Де-Фриза как вполне диалектическую: "Учение о превращении элементов, о переходе "количества в качества" путем скачков представляет, наряду с теорией мутаций (т.е. скачкообразного развития видов) в биологии, блестящее подтверждение правильности и истинности диалектического материализма" [32, с. 237]. В другом месте А.М. Деборин прямо противопоставляет диалектической теории мутаций метафизическую теорию Ч. Дарвина: "Кому, например, неизвестно, что теория эволюции (возьмем хотя бы учение Дарвина о происхождении видов) исходит именно из понятия постепенности изменений? Между тем как диалектика настаивает на необходимости признания скачков в процессе развития" [32, с. 323].
Есть смысл сравнить и определения диалектики у А.М. Деборина и К.Н. Корнилова. В своем докладе Корнилов пишет: "Вот почему Энгельс был глубоко прав, когда, давая определение диалектическому методу, он определил его как "весьма общий и потому широко действующий и важный закон развития природы, истории и мышления" [49, с. 107]. Корнилов здесь не указывает, откуда он цитирует слова Ф. Энгельса. Поиск соответствующего определения диалектики в работах Ф. Энгельса оказывается безуспешным, выражение "общий и широко действующий" при характеристике диалектики у Ф. Энгельса не встречается. Очевидно, это выражение взято К.Н. Корниловым из книги А.М. Деборина. Скорее всего, Корнилов использовал то место в книге А.М. Деборина, когда, споря с П. Юшкевичем, Деборин пишет: "Диалектика есть "наука об общих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления", и поскольку все процессы обнимаются "схемой" отрицания, то она выражает общую формулу процесса развития и есть "общий и широко действующий закон" [32, с. 323-324]. Следовательно, К.Н. Корнилов ошибается, приписывая Ф. Энгельсу определение диалектики, которое тот на самом деле давал лишь закону отрицания отрицания. Действительно, у Энгельса в "Анти-Дюринге" говорится: "Итак, что такое отрицание отрицания? Весьма общий и именно потому весьма широко действующий и важный закон развития природы, истории и мышления" …
"Диалектика и есть не более как наука о всеобщих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления" [137, с. 145].
К.Н. Корнилов, как мы видим, вслед за А.М. Дебориным из этих двух высказываний сделал одно. В итоге получилась формулировка: диалектика – это весьма общий и потому широко действующий и важный закон развития природы, истории и мышления. Дело не в том, насколько такая синтетическая формулировка верна, для нас важно то, что она показывает нам конкретные пути и механизмы процесса усвоения марксизма советской психологией в самом начале ее исторического развития.
Но если содержание принципов диалектического метода К.Н. Корнилов мог взять у В.В. Адоратского или Н.И. Бухарина, то в качестве непосредственного образца увязки этих принципов с данными конкретной науки Корнилов мог использовать статью А.К. Тимирязева "Диалектический метод и современное естествознание".
Статья А.К. Тимирязева первоначально была опубликована в апреле 1923 года (т.е. более чем за полгода до второго съезда по психоневрологии) в журнале "Под знаменем марксизма" [108], а затем в сборнике работ А.К. Тимирязева "Естествознание и диалектический материализм" [109].
Для подтверждения тезиса о наличии такого "канала" проникновения марксизма в психологию приведем слова Тимирязева об элементах диалектики, которые прямо перекликаются с соответствующими местами доклада Корнилова. А.К. Тимирязев пишет:
"Когда приходится говорить о применении диалектического метода в естествознании, часто указывают, что об основной предпосылке диалектического метода, что "все течет, все изменяется", говорить не приходится, т.к. это знает всякий, даже не изучавший вплотную естественных наук" [109, с. 141]. "Что касается второй предпосылки диалектического метода, о том, что все явления стоят в связи друг с другом, то и о ней многие товарищи говорят, что в области естествознания она представляет собой положение до того очевидное, что не стоит на ней останавливать внимание" [109, с. 144]. "Теперь переходим к вопросу о триаде. Это один из спорных вопросов в области естествознания. Известен спор Плеханова с Михайловским" [109, с. 150]. "Теперь перехожу к последней части моего доклада, в которой позволю себе задать несколько вопросов. Это о переходе количества в качество и скачках" [109, с. 154].
Этих цитат, думается, достаточно, чтобы сделать однозначный вывод о подражании К.Н. Корнилова А.К. Тимирязеву.
Итак, работы В.В Адоратского, Н.И. Бухарина, А.М. Деборина и А.К. Тимирязева – таковы источники представлений о диалектическом методе, содержащихся в докладе Корнилова [49] на втором психоневрологическом съезде в январе 1924 г.
Выяснение вопроса об источниках происхождения представлений К.Н. Корнилова о диалектическом методе позволяет нам понять последующую судьбу высказанных Корниловым диалектических идей. В своей трактовке диалектического метода Корнилов опирался не на незыблемые, общепризнанные авторитеты и труды, поскольку таковых не было. Была разноголосица, были самые различные мнения, точки зрения и варианты интерпретации высказываний "классиков". Для того чтобы добраться до истинного понимания сути проблемы, требовались большие интеллектуальные усилия, высокая философская культура, по крайней мере склонность к теоретическому мышлению. Этими качествами, насколько мы понимаем, Корнилов не обладал. Корнилов опирался на представления о марксизме и диалектике на суждения и мнения из вторых или даже из третьих рук. Когда же в последующем теоретическая и идеологическая "мода" изменилась, Корнилова оказалось очень легко упрекать в искажении, извращении, незнании марксизма и т.д. Эти обвинения только усиливаются тем, что Корнилов в статье о диалектическом методе во многих случаях не указывает на источники своих представлений о марксизме. Немаловажно и то, что, опираясь на определенные первоисточники, Корнилов конструировал свое понимание диалектического метода, во многом отходя от исходных текстов, вследствие чего невозможно уловить, где кончается использование Корниловым первоисточников и где начинается его собственная интерпретация.
Знание того, как Корнилов пришел к формулировке четырех принципов диалектического метода, позволяет лучше понять дальнейшую судьбу его диалектических и реактологических идей. Здание оказалось возведено на слишком ненадежном фундаменте, чтобы долго простоять. Весь вопрос, следовательно, заключался в том, как быстро будет развенчано понимание Корниловым диалектического метода и его значения для психологии. Очевидно, такая критика могла идти с двух сторон. С марксистских философских позиций можно было упрекать Корнилова за неправильную (искаженную, неполную и т.п.) исходную трактовку диалектического метода; в научном плане не менее обоснованно можно было критиковать Корнилова за неубедительность использованных примеров, отсутствие реальных результатов предложенной "диалектизации" психологии, ошибочность конечных выводов и т.д., акцентируя, таким образом, все внимание на собственно психологических взглядах Корнилова.
Изучая и оценивая конкретные пути ассимиляции идей марксизма в советской психологии 20-х годов, выясняя, сам ли Корнилов сформулировал четыре принципа диалектического метода или же он их взял в готовом виде, мы лишний раз убеждаемся еще и в том, что дело было не только (и не столько) в Корнилове, его интеллектуальных возможностях, его психологической и философской эрудиции. Уровень развития, распространения и понимания марксизма в СССР в то время, необходимость усвоения марксистских идей десятками тысяч людей, ранее никак не сталкивавшихся с марксизмом (Корнилова, без сомнения, следует отнести к их числу) – все это неизбежно приводило к упрощению всего марксизма, его огрублению и вульгаризации при попытках понять и применить на практике в качестве "революционного учения".
В то же время в докладе К.Н. Корнилова следует видеть не только ошибки и недостатки, его следует оценивать как первый шаг в постановке вопроса о значении диалектического метода – вопроса, который с той поры стал одним из традиционных для советской психологии. Немаловажно и то, что представление о Корнилове-диалектике может быть по многим позициям перенесено в целом на Корнилова-марксиста. В последующих главах у нас еще не раз будет повод убедиться в этом.
§ 4. К вопросу об увольнении Г.И. Челпанова (историография одного факта)
Факт, он вроде моллюска. Чем больше его вертишь в руках, тем плотнее сжимает он створки… а если попытаешься раскрыть его силой, он погибает: теряет прошлое, лишается будущего…остается только ждать, пока он сам не раскроется изнутри…
Кобо Абэ. Сожженная карта
Относительно увольнения Г.И. Челпанова в 1923 г. с поста директора Психологического института и назначения на его место К.Н. Корнилова в советской историографии психологии за прошедшие десятилетия сложился довольно устойчивый комплекс констатаций и выводов, основанных на определенной эмпирии и принципах ее оценки. Изучение этого комплекса позволяет не только прояснить один из драматических эпизодов в судьбе Челпанова и всей отечественной психологии, но и отчетливо увидеть некоторые характерные особенности нашей традиционной историографии.
В работах советских авторов факту смены руководства Психологического института придается очень большое, можно сказать, историческое значение. А.В. Петровский прямо указывает: "В конце 1923 г.
директором Московского института психологии (в то время именовавшегося Психологическим институтом при Московском государственном университете) вместо Челпанова был назначен Корнилов. Это событие выходило за рамки внутриуниверситетской жизни и знаменовало начало новой эпохи в истории не только Московского психологического института, но и всей психологии" [82, с. 59]. Если же подходить более конкретно, то перед нами открывается следующая картина.
В первые годы после революции и в начале 20-х годов "идеалистическая психология, конечно, не собиралась сдаваться без боя" [106, с. 11], и в этой борьбе Челпанов, будучи "главой идеалистического лагеря" [95, с. 66] и официально возглавляя психологический фронт" [107, с. 9], "пытался сопротивляться проникновению марксизма в психологию" [2, с. 48] и "отстаивал идеалистическую психологию" [21, с. 12], которая была "старой" [106, с. 11], "уже отжившей свой век" [95, с. 11], но "прочно укоренившейся в дореволюционное время, всемерно поддерживавшейся царским правительством" [97, с. 13]. Стремясь "приспособить философию марксизма к своим эмпирическим воззрениям" [3, с. 25], Челпанов "извращал марксизм", "искажал приводимые цитаты" [21, с. 33], но "никакая хитроумная тактика борьбы Челпанова не могла остановить начавшийся процесс проникновения марксизма в психологическую науку" [119, с. 122]; "приспособленчество Челпанова никого не обмануло, и его попытки прикрыть идеализм фразами о независимой от философии эмпирической психологии потерпели неудачу" [21, с. 34].
С.Л. Рубинштейн по этому поводу писал о "разгроме крайнего идеализма метафизической психологии" [91, с. 67], Б.М. Теплов столь же категорично утверждал, что "открыто идеалистическая психология Челпанова и других была разбита полностью и вышла из борьбы" [106, с. 12]. Б.Г. Ананьев писал о Г.И. Челпанове, что "стремительный ход развития новой советской психологии устранил окончательно эту когда-то крупнейшую фигуру русского идеализма из научной психологии" [2, с. 48]. А.А. Смирнов говорил о "победоносной борьбе" и "победе над отечественной идеалистической психологией" [97, с. 16], констатируя, что психологам-марксистам во главе с Корниловым "немалое время потребовалось для того, чтобы разоблачить и полностью ниспровергнуть попытки наиболее агрессивно настроенных представителей идеалистической психологии (Г.И. Челпанова и всех, кто его поддерживал) любыми путями отстоять господствовавшую ранее психологию и с целью спасения ее доказать недоказуемое" [97, с. 13]. Об "успехе" К.Н. Корнилова пишет А.В. Петровский [83, с. 93], о "первых победах" К.Н. Корнилова упоминает Л.М. Орлова [80, с. 63] и т.д. Любопытно, что при этом во многих работах приводятся фамилии тех, кто вместе или наряду с Корниловым развивал идеи марксистской психологии (В.А. Артемов, П.П. Блонский, Л.С. Выготский, Н.Ф. Добрынин, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, А.А. Смирнов, Б.М. Теплов и др.), но из представителей идеалистического лагеря обычно указывается только Г.И. Челпанов.
Таким же общим местом, как утверждения о борьбе и победе, в нашей историографии является тезис о том, что из факта идейного, теоретического разгрома Челпанова естественно и неизбежно последовало его смещение с поста директора института: победитель Корнилов по праву занял место побежденного Челпанова.
В одной емкой фразе этот тезис нашел свое выражение у А.Р. Лурии и А.Н. Леонтьева: "Борьба против идеалистической психологии велась, однако, и со стороны самих психологов. На психоневрологическом съезде в 1922 г. [так в тексте. – С.Б.] К.Н. Корнилов высказывает положение о необходимости построения психологии на основе диалектического материализма и в 1923 г. вместе с группой психологов, разделяющих эту позицию, становится во главе Московского института психологии" [73, ст. 524].
А.А. Смирнов характеристику взглядов Г.И. Челпанова на проблему "психология и марксизм" заканчивал не менее однозначным выводом: "Совершенно понятно, что при подобных взглядах руководителя института на марксистскую психологию не приходилось ожидать развития им и его сотрудниками подлинно марксистской психологической науки. Поэтому осенью 1923 г. была произведена смена руководства института и осуществлен ряд организационных перемен" [96, с. 131]. О том же писала и Е.А. Будилова: "К.Н. Корнилов, последовательно боровшийся против идеалистической психологии, которую отстаивал Г.И. Челпанов, сплотил для этой борьбы большую группу молодых психологов, стремившихся к построению марксистской психологии … В 1923 г. Челпанов был отстранен от руководства Институтом экспериментальной психологии. Директором его стал К.Н. Корнилов" [21, с. 12]. Непосредственно увязывали идейно-теоретическую борьбу с последующими "оргвыводами" из нее А.Н. Леонтьев [68, с. 515], А.А. Никольская [75, с. 73], А.В. Петровский [83, с. 93], Б.М. Теплов [106, с. 11-12], [107, с. 9] и другие исследователи.
Фактически это означает, что Корнилов одержал победу уже на первом психоневрологическом съезде, о чем коротко и ясно говорится, например, в статье В.А. Артемова: под руководством Корнилова "молодые силы советских психологов столкнулись со своими бывшими учителями (Челпановым, Нечаевым – старыми силами дореволюционных психологов) на Московском съезде по психоневрологии 10-15 января 1923 г. Победа осталась за молодыми и прогрессивными учеными" [3, с. 25]. О том, в чем конкретно состояла эта "прогрессивность", можно узнать из статьи Н.А. Рыбникова [94, с. 41], цитату из которой мы приводим ниже.