Назавтра, захватив ружье и Делбека, мальчики с утра заняли наблюдательный пост на гребне горы. Зотниковский работник был не один: на привязи стояли три оседланные лошади. Вскоре показался Чугунный. Он нес на плечах походную кузницу. За ним шагал алтаец. Приглядевшись к нему, Кирик узнал Яжная. Лица третьего не было видно. Но, когда он подошел к изгороди, ребята узнали своего злейшего врага - Евстигнея.
- Отсюда кони не уйдут. Надо только гнать их без передышки. Где сейчас табун? - обратился он к Яжнаю.
- Чей?
Евстигней выругался.
- Да не все ли нам равно, чей? Лишь бы были кони, а тавро поставить мы сумеем… Так ведь, Ваня? - спросил он своего подручного.
- Правильно. Наше клеймо - наши и кони, - ухмыльнулся Чугунный и стал налаживать кузницу: нагреб из костра углей в горн и, присоединив мех, нажал ногой на педаль треноги.
Рассыпаясь веером, полетели искры. Чугунный сунул в угли железное тавро. Раскалив докрасна, приложил его к свежеотесанной жерди. Вынул из мешка второе тавро и, проделав с ним то же самое, спрятал оба тавра у лиственницы, забросав их травой.
Вскочив на коней, все трое скрылись из виду.
Подождав немного, Кирик и Янька поспешно спустились с горы и подошли к изгороди.
На одной из жердей крупными буквами было выжжено "Е" и "З" - тавро Евстигнея Зотникова; ниже стояла буква "Я" - знак Яжная.
Друзья молча посмотрели друг на друга.
- Понял? - после короткого молчания спросил Кирик. - Они сейчас ищут по тайге табун алтайских лошадей и пригонят его сюда для таврежки.
- Вот грабители! - воскликнул Янька.
- Мы вот что сейчас сделаем! - глаза Кирика заблестели. - Спрячем оба клейма.
Ребята разгребли траву, вытащили железные тавра, забросили их в кустарник и снова спрятались за скалой.
Огороженная площадка была видна, как на ладони. Ждать пришлось долго. Наконец, послышался топот приближающихся лошадей, и табун голов в пятнадцать стремительно влетел на площадку и заметался по загону. Не отставая, следом за табуном на рыжем жеребце вихрем пронесся Евстигней, и, спрыгнув на ходу с лошади, кинулся к пролету, и задернул жерди. Табун оказался в ловушке.
На взмыленных конях примчались Яжнай и Чугунный. Хлопая бичами, они сгрудили табун посередине загона. Это были молодые - до двух-трех лет, - сытые, не знавшие узды, полудикие кони. Их вожак храпел, бил копытами землю и злобно скалил зубы на суетившихся людей.
Кирик вздрогнул. Ему показалось, что табунный вожак - жеребец Темира: та же буланая масть, та же длинная челка и грива. Заныло сердце.
Яжнай размотал один конец аркана и набросил его на ближайшую лошадь. Брыкаясь, конь то поднимался на дыбы, то падал на землю, но чем сильнее он бился, тем туже стягивала веревка его шею.
- Неси тавро! - крикнул Евстигней Ивану.
Топая, как медведь, Иван направился к, лиственнице. Пошарил рукой в траве и раскрыл в изумлении глаза. Тавра не было.
- Ну, что ты там возишься? - крикнул Зотников.
- Тавров нет, - прохрипел Чугунный простуженным голосом.
- Как нет? Обоих? - встревоженный Зотников подошел к Ивану.
- Обоих, - подтвердил тот и заскреб затылок.
- Что за оказия! - пробормотал Зотников и оглянулся воровски. - Яжнай, пойди-ка сюда! Тавра пропали.
Яжнай испуганно уставился своим единственным глазом на Зотникова.
- Ну просто диво берет, кто мог быть! Ежели алтайцы, то они бы разворотили загородку. - Евстигней трусливо оглянулся и зашагал по поляне. - Остается, пожалуй, одно: ехать в Тюдралу и заказывать новое тавро.
- А с лошадьми как? - спросил Чугунный.
- Ты оставайся здесь, карауль. К утру вернемся, - ответил хозяин.
Евстигней и Яжнай уехали. Сумрак сгущался. В ложбине стало темно. Иван развел костер и, изредка поглядывая на притихших лошадей, начал дремать.
Кирик зашептал на ухо Яньке:
- Надо выпустить из загона лошадей.
- А Чугунный?
- Подойдем к нему с двух сторон: ты с ружьем зайдешь с загона, а мы с Делбеком станем у пролета. Ты стреляй, а я сниму жердь и натравлю на лошадей собаку. Чугунный подумает, что на него напали беглые, ну и даст тягу.
Ребята спустились с горы. Кирик пополз к лошадям, а Янька с ружьем наготове осторожно направился к дремавшему у костра Ивану.
Прошло несколько минут. Раздался выстрел.
В тот же миг упала жердь и послышался свист.
Мимо ошалевшего от страха Ивана пронесся в темноте с громким лаем лохматый Делбек.
Лошади стояли тесной кучей, не двигаясь, с опаской поглядывали на незнакомую собаку. Напуганные вторым выстрелом, они шарахнулись на середину загона и, описав полукруг, помчались через открытый пролет в ночную темь Верхнего Яргола.
Чугунного у костра уже не было. Он бежал что есть духу и, запнувшись о какую-то корягу, упал в траву. Там и пролежал до рассвета.
Утром рассказывал Евстигнею:
- Как вы уехали, с вечера было тихо. Ночью слышу над головой: бах! Я не оробел. Вскочил. Слышу, упала жердь. Потом поднялся крик, шум, и опять - бах! Их, наверно, было человек десять. Что делать? Одному не совладать, ну и подался в лес…
Зотников сгреб бороду в большой кулак и переглянулся с Яжнаем.
- М-да, - промычал неопределенно заимщик. - Изгородь, колья надо убрать, кузницу отвезти домой.
Вскочив на лошадь, он подал Яжнаю знак следовать за собой.
* * *
Теньгинский волостной старшина Сапок Кульджинов устраивал праздник. На берегу реки, что протекала ниже стойбища, горели костры. Сапок не жалел баранов на угощение гостей. Из Онгудая прибыл полицейский пристав Огарков с тремя стражниками.
Приехал Евстигней Зотников со Степкой и Чугунным. Прискакал нарядно одетый Яжнай. Ожидали приезда бийского исправника Кайдалова.
Высланные на Чуйскую дорогу дозорные сообщили старшине, что исправник в сопровождении небольшого конвоя казаков спускается с перевала.
В двухэтажном доме, где помещалась волостная управа, засуетились. Вытащили цветные, украшенные причудливым монгольским орнаментом большие кошмы и разостлали от ворот к дому.
Простой народ толпился тесной кучей недалеко от управы. За пригорком показалась пыль.
- Дорогу! Дорогу! - размахивая нагайкой, кричал передний казак.
Показалась мягкая рессорная коляска, в которой сидел тучный исправник.
Пристав вытянулся в струнку. Сапок склонил перед гостем голову и сказал подобострастно:
- Пусть будет покрыто травой место, где ты ночуешь, пусть будет праздничным место, куда ты приходишь! Прошу в дом.
Из уважения к богатому хозяину Кайдалов приветствовал его по-алтайски и, не снимая лайковой перчатки, подал руку.
- Ну, как у тебя дела, Фрол Кузьмич? - повернулся он к приставу.
- Во вверенном мне участке все благополучно! - отрапортовал тот.
- А вот алтайцы жалуются, что кто-то коней у них таврит… Как они, эти самые конокрады, по-вашему называются? - обратился он к старшине.
- Урчылар, - ответил тот в смущении.
Стоявший рядом Яжнай побледнел и посмотрел в сторону Евстигнея. Зотников опустил глаза.
- Ну, так вот, - продолжал исправник, - этих самых урчыларов, как попадут, немедленно в бийский острог отправляй.
- Слушаю-с, ваше высокоблагородие! Будет исполнено! - козырнул Огарков.
- Ну, веди, хозяин, в дом, - обратился Кайдалов к Сапоку. - Посмотрю на праздник - и дальше в путь.
Несмотря на свою дородность, бай торопливо засеменил на кривых ногах к крутой лестнице дома.
Неожиданно дорогу знатному гостю преградил горбатый Кичиней и упал перед ним на колени:
- Я - Кичиней из Мендур-Сокона. У меня было три жеребенка. Теперь их нет. Чем буду жить?
- О чем он говорит? - брезгливо обратился Кайдалов к сопровождавшему его переводчику.
- Он говорит, что у него было три жеребенка, а теперь их нет.
- Ну!… - сдвинул брови исправник.
С мольбой в голосе Кичиней продолжал:
- Я видел одного из них в табуне Яжная. Жеребенок мой, но тавро чужое.
- Чье? - нетерпеливо спросил Кайдалов.
- Ваше высокоблагородие, разрешите доложить! - Пристав вытянулся перед исправником. - Этот алтаец не в своем уме. - И, повернувшись к Кичинею, крикнул: - Клевета!
Сапок снял шапку, опушенную мехом выдры, и поклонился Кайдалову.
- Да, этот человек не в своем уме, - указал он на Кичинея.
- А-а!.. - протянул неопределенно исправник и кивнул головой казаку.
Тот оттащил жалобщика в сторону.
- Мой мухортый конь, мой мухортый конь! - И, обхватив голову руками, Кичиней затянул нараспев: - Кокый корон!
Глава восьмая
Конские состязания в Теньге начались с борьбы. Утром на небольшой площадке перед волостной управой стал собираться народ. Кайдалов с приставом сидели на венских стульях, которые привез из Улалы богатый Аргымай. Возле них на скамейках расположились Зотников со своим другом Яжнаем и местная знать. За спиной Евстигнея, в новой ситцевой рубахе и яловых сапогах, стоял Чугунный.
Сапок хлопнул в ладоши. На круг вышел борец, любимец теньгинского старшины Тужелей. Играя могучими мышцами рук, он оглядывал толпу.
- Есть борцы? - приподнимаясь с узорчатой кошмы, спросил Сапок.
Толпа молчала. Схватиться с известным силачом охотников пока не находилось.
- Есть борцы? - вторично спросил старшина и, не получив ответа, самодовольно погладил усы. - Боятся, - усмехнулся он, подмигнув исправнику, - трусят. Кто желает? - повторил Сапок свой вопрос.
Из толпы вышел молодой парень и, сбросив шубу, встал против Тужелея. Схватка была короткой. Ноги молодого борца мелькнули в воздухе, и он, охнув, упал на землю.
- Ловко! - довольный Сапок посмотрел на своих гостей.
- Есть борцы? - послышался насмешливый голос Аргымая.
- Есть! - на круг вышел Темир. - Есть! - Он поднял руку и легким шагом направился к Тужелею.
Противники схватились. Сделав несколько кругов, Темир неожиданно упал.
Раздались испуганные голоса. Но, падая, Темир успел упереться ногами в толстый живот Тужелея, и в тот же миг огромная туша знаменитого борца, перелетев через голову охотника, грохнулась на землю.
В толпе раздался гул одобрения. Сапок вскочил на ноги и, переваливаясь, точно утка, торопливо подошел к своему любимцу.
Темир, тяжело дыша, поднялся.
- Не нравится мне этот молодчик, - шепнул исправник на ухо Огаркову.
- Не знаю, чей это парень, слишком свободно себя держит, - поддакнул пристав. - Сапок, что это за птица?
Старшина развел руками:
- Первый раз вижу.
- Это охотник Темир, сын Мундуса из стойбища Мендур-Сокон. - ответил за старшину кривой Яжнай. - Сейчас его проучат! - Он дружески похлопал по плечу Чугунного.
Иван покосился на Огаркова и наклонил ухо к Евстигнею.
Тот зашептал:
- Алтайца надо свалить. Осилишь - четверть водки поставлю. Не осилишь - пеняй на себя.
- Есть борцы? - снова раздался громкий голос Аргымая.
- Есть! - прогудел Иван и, сняв ситцевую рубаху, обнажил волосатую грудь.
Кайдалов поднялся на ноги.
- Посмотри, Фрол Кузьмич, - обратился он к приставу, - ведь это настоящий Геркулес.
Чугунный согнул руку, на которой образовались твердые, как дерево, мускулы, и поиграл ими перед изумленным гостем.
- Геркулес… - протянул исправник. - В цирке бы ему только выступать.
- Подкову ломает, - улыбнулся Евстигней, - медный пятак на пальцах гнет.
- Изу-ми-тельно! - покачал головой Огарков. - Ты этого алтайца к ихнему злому духу не вздумай отправить, - сказал он шутливо Чугунному.
- Сам дорогу найдет! - Оскалив зубы, Иван вышел на круг. Темир сидел на корточках, обтирая обильно катившийся пот.
- Отдохнуть надо, - сказал он Чугунному.
- Отдохнешь на том свете, - усмехнулся тот.
- Неправильно! Дать отдых! - зашумела толпа.
- Он уклоняется от боя, - поднимаясь с лавки, заявил Евстигней. - Трусит.
- Будешь принимать бой или нет? - расставив ноги, Чугунный встал перед охотником.
- Однако скоро ты забыл Мендур-Сокон. Надевай кушак! - бросил Темир Чугунному и поднялся на ноги.
Несколько минут длилась напряженная борьба. Вдруг Иван, охватив длинными руками гибкое тело Темира, стал сжимать его в своих страшных объятиях. Казалось, еще несколько секунд, и Темир потеряет сознание.
Напряжение передалось толпе.
- Дави его! - орал Зотников.
- Дави, чтоб душа из него вышла! - кричали казаки.
- Дави! - Глаза Аргымая блестели.
- Геркулес, браво! - хлопал исправник в ладоши.
Сидевшие ближе к кругу пастухи и охотники вскочили.
- Зачем душить человека? Честно надо бороться! - зашумели они.
Темир побледнел. Собрав силы, он с трудом развел руки Чугунного и рывком поднял его к себе на грудь. Остальные события произошли молниеносно. Темир круто повернул Чугунного вокруг себя и выставил ногу.
Не чувствуя опоры, силач упал.
Толпа ахнула.
Чугунный медленно поднялся с земли. Часто дыша, поспешно сунул руку в карман широчайших плисовых шаровар и выхватил свинчатку.
Темир отпрянул. Не дожидаясь нападения, точно барс, он метнулся к противнику и нанес ему стремительный удар.
- Так его, конокрада! - Кирик и Янька в восторге захлопали в ладоши.
Взревев от боли, Чугунный опустился на землю.
Второй удар отбросил его от середины круга, и, покатившись, точно чурбан, Чугунный оказался у ног Кайдалова.
Восторженный гул охотников и пастухов сопровождал каждое движение Темира. Когда охотник сделал шаг вперед, чтобы нанести третий удар, раздался недовольный голос исправника:
- Прекратить!
Евстигней подошел к своему работнику. Чугунный сидел на земле с закрытыми глазами, не шевелясь.
- Ловко он тебя отделал! - зло усмехнулся хозяин. - Осрамил ты меня не только перед алтайцами, но и перед господином исправником, - мотнул он головой вслед Кайдалову, который шел к волостной управе. - А свинчатку-то зачем вытащил?
- Не утерпел, Евстигней Тихонович, привычка.
- За эту привычку мне придется Кайдалову и Огаркову по сотне дать. Поднимайся, хватит лежать.
Чугунный с трудом поднялся с земли и понуро поплелся за хозяином.
* * *
Потерпев поражение в борьбе, Чугунный с Зотниковым деятельно готовились к бегам.
Утром Степа делал проминку коню. Поджарый бегунец часто перебирал тонкими ногами и рвался на простор.
- Ты ему воли на первых порах не давай, - поучал Евстигней сына, - попридерживай. Если будут обгонять, не беда. Дай волю верст через семь.
Степка кивал головой.
- А бить нагайкой можно?
- Только перед концом, когда впереди будешь. Почаще его ногами пошевеливай.
А на другом конце стойбища, в кустах у реки, сидели Темир, Кирик и Янька.
- Вчера Сапок объявил народу, что условия состязания остаются прежними: он поклялся сдержать свое слово. Если Буланый не подведет, ты будешь свободен, Кирик. Пойду, однако, сделаю заявку на бега. - Темир поднялся и, раздвинув кусты, исчез за их зеленой стеной.
Ребята остались одни.
- Кирик, когда будешь ехать возле той горы, - показал Янька рукой на дальнюю гору, - я встречу тебя там, ладно?
Кирик молча кивнул головой.
- А знаешь что? - Янька придвинулся к другу. - Только Степке не поддавайся. Он поедет на рыжем бегунце.
- Знаю!
Через несколько минут вернулся Темир.
- Не подкачай, - сказал он озабоченно Кирику и подсадил его на коня.
Буланый скосил глаза на седока.
- Волю дай, не доезжая до Теньги версты за две. Но, если увидишь, что Буланый рвется сильно вперед, не держи. По бокам ногами не бей: не любит. Повод держи крепче. Айда!
* * *
Наездники выстроились в ряд.
Внимание всех привлек стройный, в яблоках красавец-конь.
"Должно, Аргымая, нездешней породы", - подумал Кирик. На вороной кобылице Яжная сидел какой-то незнакомый мальчик.
Справа в ряду виднелся рыжий конь. Во всаднике Кирик узнал Степку. Тот разговаривал с подростком, сидевшим на кауром коне.
Рядом с Кириком горячилась темно-гнедая кобылица. На ней сидел племянник местного бая Манжи.
Кто-то хлопнул три раза в ладоши и подбросил шапку вверх.
Кони рванулись вперед. Первой выскочила на дорогу и стала набирать скорость вороная кобылица Яжная. За ней несся, раздувая ноздри и храпя, чужеземный конь в яблоках. Опустив свободно поводья, мчался на рыжем коне Степка. Голова в голову бежали темно-гнедая кобылица бая Манжи и каурый конь.
Буланый сначала бежал неохотно и только на третьем километре перешел на волчьи скачки. Сидеть на нем было трудно. Кобылица Яжная и конь в яблоках скрылись из виду.
На пятом километре Буланый обогнал кобылицу Манжи и каурого. Впереди было только трое. За поворотом Кирик увидел вороную Яжная и рыжего коня Степки. Буланый сравнялся с ними, и Кирик почувствовал резкую боль в спине: Степка ударил его нагайкой и крикнул злобно: "Посторонись, нищенок?".