Кирик пригнулся к гриве коня, новый удар прошелся по его голым плечам. Закусив губу от боли, Кирик первый раз ударил Буланого. Буланый затоптался на месте. Рыжий конь Зотникова оказался впереди. Сзади послышался дробный стук копыт темно-гнедой кобылицы, и мимо Кирика, размахивая плетью, промчался племянник Манжи. Но Буланый успокоился и помчался вперед. До рыжего коня Степки оставалось с полкилометра: было заметно, что рыжий начал сбавлять бег. Буланый нагнал его на седьмом километре. Конь в яблоках и вороная кобылица Яжная далеко ушли вперед.
"Не придти мне первому", - подумал Кирик в отчаянии и, наклонившись к уху коня, прошептал ему, как другу:
- Вперед!
Буланый помчался. На дороге показалось легкое облачко пыли, и через несколько минут Кирик увидел кобылицу Яжная, которая бежала позади чужеземного коня.
- Вперед!
Чуть наклонив голову к земле, Буланый летел, точно ветер.
Вороная Яжная косила кровавые глаза на бежавшего уже рядом с ней Буланого, но дороги не уступала.
- Отставай, а то огрею! - крикнул Кирику ездок и замахнулся нагайкой.
Кирик вспыхнул от обиды и, подавшись вперед, ласково потрепал гриву коня:
- Вперед!
Буланый, чувствуя ласку седока, помчался во весь карьер. Он опередил кобылицу Яжная и стал догонять арабского коня, вот поравнялся с ним…
Промелькнул кричавший что-то Янька. Замелькали одинокие аилы Теньги, была уже видна сверкающая на солнце крыша дома волостной управы.
- Вперед!
Точно по воздуху, несся алтайский конь. Еще километр. Зоркие глаза Кирика уже заметили толпу народа. Кто-то кричал, подбрасывая шапку вверх; более нетерпеливые выбегали на дорогу.
- Мой идет впереди! - довольный Аргымай потер руки и улыбнулся исправнику. - Две тысячи золотом платил. Лошадь чистокровной арабской породы. Купил в Москве у князя Шаховского. Табунный конь, шибко хорош!
Взглянув еще раз на дорогу, Аргымай в изумлении округлил глаза и, заикаясь от волнения, не веря самому себе, спросил:
- Сапок, чья впереди?
Сапок не успел ответить.
- Дорогу! Дорогу! - прозвенел ликующий голос Кирика.
Толпа шарахнулась, и Буланый промчался по узкому людскому коридору. За ним, раздувая бока, несся конь Аргымая.
Только у реки Кирику удалось сдержать Буланого. Усталый, мальчик свалился на руки Темира.
Кобылица Яжная пришла третьей, за ней - каурый конь, затем показался конь Степки.
- Тебя и мальчика зовут к старшине! - крикнул кто-то из толпы Темиру.
Передав лошадь сияющему Яньке, охотник направился вместе с Кириком к Сапоку. Толпа расступилась, давая им дорогу.
Лицо старшины было мрачно. Аргымай беспокойно ерзал на стуле. Исправник, заложив ногу, курил папиросу.
- Что просишь, мальчик? - спросил Кирика Сапок.
Кирик посмотрел на исправника и сказал тихо:
- Разрешите мне жить в Тюдрале, вместе с Янькой.
Бросив окурок, исправник в недоумении посмотрел на Кирика:
- Не понимаю!
Сняв шапку, Темир пояснил:
- Мальчик - сирота. Жил на заимке Зотникова. Там ему было трудно, хозяева часто били, и он убежал. Я нашел его в тайге полузамерзшим. В Тюдрале есть русская семья бывшего зотниковского работника Прокопия Кобякова. Сам он сейчас на фронте. Прокопий усыновил мальчика. Вот он и просится обратно к Кобякову.
- Как ты думаешь, Сапок? - обратился исправник к теньгинскому старшине.
- По книгам он приписан к Зотникову. Да вот и сам Евстигней Тихонович, - Сапок поманил богатого заимщика. - Иди-ка сюда. Наездника узнаешь? - показал он на прижавшегося к Темиру Кирика.
- Да ты как сюда, разбойник, попал? - Евстигней сделал попытку схватить Кирика за руку.
- Не тронь! - Темир заслонил собой мальчика. - Сапок, - повернулся он к старшине, - сирота ждет обещанного. Ты при народе объявил, что победителю даешь все, что он попросит. Народ надеется на твое слово.
Сапок молчал.
Зотников, подобострастно наклонившись к Кайдалову, что-то торопливо зашептал ему на ухо.
Кайдалов поднялся со стула, щелкнул портсигаром и бросил небрежно:
- Я уважаю ваши обычаи, но… прежде всего закон. И я не позволю его нарушать. Мальчишка принадлежит Зотникову, да-с, Зотникову! - крикнул он уже визгливо.
- Из гнилого рта не жди добрых слов, - горько усмехнулся Темир. - Ваш закон защищает таких, как Зотников и Яжнай - воров и конокрадов…
- Молчать, разбойник! - Сапок замахнулся на Темира.
Кайдалов сделал знак приставу. Тот оглушительно засвистел.
- Темир, уходи! Полиция! - крикнул кто-то из толпы.
- Я тебя не оставлю, Кирик! - бросил коротко охотник и кинулся к реке, где ждал его Янька с Буланым.
Вскочив на коня, Темир помчался по дороге. Вслед ему прохлопало два-три выстрела.
- Фрол Кузьмич, - обратился Зотников к приставу, - надо парнишку посадить под замок, а то убежит. - Он показал на Кирика. - А заодно и этого мошенника припрятать не мешает, - кивнул он на вертевшегося тут же Яньку.
Ребят посадили в пустой аил, где зимой жили телята, и повесили на дверь замок.
Вечером в Теньге было шумно. Богатые гости пировали, а пастухи и охотники разъезжались по своим жилищам, ругая старшину за вероломство.
Аил, куда были заперты пленники, стоял недалеко от реки, на выезде из стойбища, но и сюда доносились крики пьяных гостей, песни. Пировал, бросив охранять пленников, и казачий конвой Кайдалова.
Мальчики сидели, тесно прижавшись друг к другу.
- Надо убежать этой ночью. Если увезут тебя на заимку, оттуда не вырваться, - сказал Янька и, не торопясь, обошел аил, ощупывая его стенки. Кора лиственницы, покрывавшая аил, была крепкой. Не поддавалась и дверь.
Мальчик посмотрел на дымоход. В отверстие видно, как блестели яркие звезды. Пролезть через дымоход было невозможно: концы поставленных конусом жердей переплетались. Кроме того, мешали наружные жерди, которыми была придавлена кора лиственницы.
Янька пошарил в карманах и, нащупав перочинный ножик, стал ковырять им стенку аила. Кора подавалась туго, но, наконец, в стене образовалось отверстие, в него, правда, с трудом, но можно было просунуть руку. Однако радость ребят оказалась преждевременной: наружные жерди были расположены слишком близко друг от друга.
Мальчики пригорюнились. Ночь приближалась к концу. На востоке загорелась утренняя заря. Недалеко от аила в кустах прокричал коростель, и в густой осоке мягко прокрякал селезень. Потом, видимо, напуганная кем-то птица взмыла вверх; тихо скуля, пробежала собака, потом вернулась и, продолжая скулить, начала скрестись в дверь.
- Да ведь это Делбек! - Глядя в отверстие в стене, Кирик тихонько позвал: - Делбек, Делбек!
Пес сделал попытку прыгнуть к дыре, но скатился к основанию аила.
- Делбек нас выведет из аила! - Кирик радостно посмотрел на Яньку.
- Что у него, ключи висят сбоку, что ли? - усмехнулся Янька и глубже запахнулся в свою шубу.
Кирик не ответил. Опустившись на колени возле одной из стенок аила, он прошептал: "Делбек, Делбек, мышь!" - и легонько поскреб ногтем о кору лиственницы. Было слышно, как за наружной стенкой быстро заработал ногами Делбек, выбрасывая землю и углубляясь все дальше и дальше под основание аила. Янька понял затею друга и с восторгом посмотрел на него.
- Мышь! Искать! Мышь! - Подражая звуку скребущейся мыши, Кирик водил ногтем по коре.
Близость "добычи" возбуждала охотничий инстинкт Делбека, и собака работала энергично, углубляя проход в аил.
Рассвет приближался. Где-то за рекой послышались ржанье жеребенка и звук ботала: стойбище просыпалось.
Наконец, к большой радости ребят, показалась голова Делбека. Оставив клок шерсти на сучковатой жерди, пес пролез к своим друзьям, уселся на задние лапы и, тяжело дыша, высунул длинный язык.
Нужно было выбираться быстрее. Кирик сильным ударом ноги отбил большой кусок коры, висевшей над "норой", и скомандовал Яньке: "Лезь!"
Ободрав плечо, Янька с трудом выбрался через отверстие, следом за ним выползли Кирик и Делбек. Час спустя, ребята шагали по дороге, направляясь к Яргольскому ущелью.
* * *
Прошло несколько дней. На Мендур-Сокон напала вооруженная охрана Сапока. Руководил набегом Тужелей.
- Где твой разбойник? - кричал Тужелей, размахивая нагайкой над лежащим возле разрушенного аила Мундусом.
- Не он разбойник, а ты, - с трудом приподнимаясь на локте, прошептал старик. - Вы граби…
Резкий удар плети прервал слова старика. Вскрикнув от боли, Мундус снова припал к земле.
Налетчики избили старого Барамая, Амата и горбатого Кичинея, разгромили несколько аилов, перешарили все постройки, но Темира не нашли.
…По стойбищам пронеслась весть: в районе Усть-Кана появилась вооруженная группа людей. Говорили, что ею руководит молодой алтайский охотник по имени Темир: бедноту он не трогает, а у богатеев уводит табуны лошадей.
Заимка Зотникова охранялась стражниками. Сам Евстигней ездил по делам в сопровождении Чугунного.
У кривого Яжная неизвестные люди угнали косяк лошадей. Келейский богач так и не смог добиться толку от своего пастуха.
- Не знаю кто… Ночь темная, собаки лают, люди кричат… Кто был, не знаю, - разводил пастух руками.
- А ты где пропадал?
- В аиле. Хотел выйти, дверь оказалась припертой снаружи колом. Утром вылез, смотрю - лошадей нет.
Яжнай выругался и поехал в Онгудай к приставу.
Огарков встретил его дружелюбно:
- Слышал, слышал! Принимаю меры. По слухам, часть лошадей обнаружена. Для проверки направил в этот район урядника. Был недавно Зотников. У него тоже табун угнали. Говорил, что лошадь с его тавром он видел у Амата. А Амат говорит, что это его конь от кобылицы, которая ему досталась от отца. Соседи подтверждают. Показывали примету. И я, признаться, не пойму, в чем тут дело - какая-то чехарда. - Пристав пожал плечами и махнул рукой.
Глава девятая
По горам Алтая, над таежными стойбищами, из аила в аил пронеслась весть: русский царь отрекся от престола. Старшину вызвали в Бийск. С ним уехал встревоженный Зотников. Табунщики и пастухи встречали Яжная угрюмо, и бай чувствовал, что почва уходит из-под его ног.
Зотников вернулся из города хмурый:
- Плохи, Иван, дела! Говорят, в Петербурге рабочие бунтуют. Солдаты не хотят воевать. И еще слышал, - широкая борода Евстигнея приблизилась к лицу Чугунного, - будто появились какие-то большевики, и сила у них огромная. Начеку нам надо быть, - закончил он.
По стойбищам ползли слухи: богачи организуют управу. Бедноту к новой власти не допускают.
Тайга насторожилась.
* * *
Кирик, как и прежде, находился в избушке Яргольского ущелья, и Янька не оставлял его.
Однажды, бродя по лесу, ребята услышали яростный лай Делбека. Они поспешили к месту, куда их так настойчиво звал четвероногий друг.
На небольшой поляне, сплошь заросшей буйной растительностью, отмахиваясь ружьем от Делбека, стоял незнакомец. У его ног лежала матросская бескозырка, и ее черные ленты, как две змейки, прятались в траве.
Делбек злобно наступал на матроса, пытаясь схватить его.
Оттащив собаку от незнакомца, мальчики остановились на опушке, готовые в любую минуту задать стрекача.
- Эй, ребята! Далеко тут до жилья? - спросил матрос и поднял бескозырку.
- А тебе куда, дяденька? - Осмелев, Янька шагнул вперед.
- На Барнаул.
- Это надо идти сначала на Тюдралу, потом на Талицу, вниз по Чарышу.
Видимо, матрос заблудился в тайге. Изможденный вид незнакомца, едва стоявшего на ногах, вызывал у ребят жалость.
Пошептавшись с Кириком, Янька спросил:
- Ты, поди, голодный?
- Да, не сыт, - усмехнулся горько незнакомец и провел руками по давно не бритой щеке.
- Ступай за нами! - заявил решительно Янька и, пропустив вперед себя Кирика с Делбеком, зашагал за матросом.
Вечером гостю стало плохо. Лицо его горело, как в огне, он часто прикладывал руку к затылку, где была ссадина.
- Должно, раненый, - высказал свою догадку Кирик.
Ночью ребят разбудили крики больного. Матрос сполз с нар и пытался встать на ноги. Он размахивал руками, рвался вперед и только перед рассветом затих.
Янька и Кирик тихонько вышли за дверь.
- Страшно! - Кирик вздохнул. - Должно, хороший человек: о бедных все говорил, драться с богачами звал… Давай лучше посидим здесь, - предложил он приятелю.
Ребята уселись у порога и говорили о матросе до тех пор, пока не уснули.
Два дня больной не приходил в себя, и Кирик с Янькой ни на минуту не оставляли его.
Как-то на рассвете Кирик проснулся и увидел, что матрос пытался подняться на ноги.
Кирик толкнул Яньку.
Тот открыл глаза и спросил:
- Дяденька, тебе, поди, пить охота?
Матрос молча кивнул головой. Зачерпнув из казана воды, мальчик подал ее незнакомцу. Тот с жадностью припал к кружке. Напившись, спросил:
- Чей ты?
- Я тюдралинский, Прокопия Ивановича сын. Тятя с немцами дерется.
Больной понимающе кивнул головой.
- Ты, поди, есть хочешь? Мы сейчас тебя накормим и напоим. Только у нас чаю нет, пьем бадан. Шибко пользительный! - затараторил Янька.
- Ну, вскипяти.
- А он, - Янька показал на Кирика, - вроде как брат мне приходится. Только он алтаец, а я русский.
- Вот и хорошо! - сказал матрос и внимательно посмотрел на ребят.
Накормив матроса, Кирик и Янька долго о чем-то шептались, потом в смущении посмотрели на своего гостя.
- Что, ребята?
- Вымыться бы тебе горячей водой надо…
- А где ее взять?
- А у нас есть казан. Мы живо вскипятим… Кирик, - заторопился Янька, - ты сбегай за хворостом, а я принесу воды.
Через час довольный матрос, полушутя, говорил:
- Ну, други, устроили вы мне баню неплохую! А вот скоро в тайге будет такая баня богачам, что нагишом повыскакивают в лес.
На следующий день, когда стемнело, около избушки послышался конский топот. Схватив карабин, матрос направился к двери.
- Не стреляй! Это Темир, хозяин избушки, - предупредил Кирик.
- Кто такой?
- Охотник.
Матрос поставил карабин в угол и вышел.
Соскочив с коня, Темир смело подошел к незнакомцу.
- Здравствуй!
Матрос протянул руку.
Сначала разговор между ними не клеился. Осторожный Темир больше молчал. Но, пока ребята готовили чай, взрослые разговорились.
- Большое у тебя хозяйство, Темир?
Охотник улыбнулся.
- Буланый конь, Мойнок и ружье.
- Почему живешь так бедно? Разве ты не хозяин этой тайги, этих гор? - Рука матроса описала полукруг. - Ведь ты посмотри, какое богатство здесь! Пастбища, реки, леса. Разве мачехой стала тебе тайга?
- Нет! - решительно ответил Темир. - Нет, - повторил он. - Тайга мне - как родная мать, и я люблю ее, как сын. Но завладели ею Сапок, кривой Яжнай и Зотников.
- Кто они?
- Сапок - теньгинский старшина, Яжнай - местный бай, Зотников - богатый заимщик.
- А ты, сын тайги, бродишь, как чужой?
Темир опустил голову.
- Что же мне делать? - Темир с надеждой посмотрел на собеседника.
- Пойдем со мной.
- Куда?
- Куда поведу, - улыбнулся матрос.
- Разве нам по пути?
- Конечно. С большевиками тебе по пути.
- Кто они?
Матрос приподнялся и, положив руку на плечо охотника, сказал проникновенно:
- Это, Темир, люди, которые хотят, чтобы ты был хозяином тайги, чтобы ты жил лучше…
- Вот это здорово! - не спуская глаз с незнакомца, прошептал Янька. - Дяденька, а дяденька, а ты откуда? - спросил он матроса.
Матрос назвал себя и рассказал свою грустную историю.
Коммунист-сибиряк, он был направлен в Кузнецк для связи с местной организацией большевиков.
Во время одной из поездок в Горный Алтай Печерский, так звали матроса, был схвачен кулаками и посажен в острог. С помощью верных людей ему удалось бежать в тайгу. В перестрелке с кулаками Печерский был ранен в голову и несколько дней брел по тайге наугад. С ним были ружье, карта и компас. При переправе через горную речку он потерял компас, и карта стала уже не нужна. Матрос заблудился. Недели две жил охотой, а потом все патроны вышли. Началась старая болезнь - лихорадка. Обессиленный, он спустился в ущелье, но выбраться из него уже не мог. Там-то и повстречал ребят…
И у Темира нашлось что рассказать матросу. Он поведал ему об организованном им отряде, который рос с каждым днем.
Последующие события развертывались с необычайной быстротой. Из Мендур-Сокона, захватив с собой отцовские ружья, старые берданки, ушли в горы Амат, горбатый Кичиней, Дьялакай и старый Амыр. Из Усть-Кана в отряд Темира пришел пастух Алмадак и еще двое алтайцев.
Но не дремали и богачи.
Огарков и Тужелей сколотили банды из местных кулаков.
Евстигней Зотников обнес заимку высоким частоколом и в помощь Чугунному принял трех беспаспортных бродяг:
- Документы мне ваши, ребята, не нужны. А ежели нагрянут стражники, укрою. Работа будет легкой: лежи и карауль хозяйское добро.
- От кого караулить-то? - прогудел один из бродяг - детина огромного роста, одетый в грязный ватник, и его бесцветные глаза уставились на Евстигнея. - От кого караулить? - повторил он.
- От недобрых людей. - Брови Зотникова сдвинулись. - От тех, кто идет против царя-батюшки.