Бабушка сделала изящный жест, будто бы из старинного танца, и улыбнулась. В юности она была очень красивая - с высокой прической и гладкими, без единой морщинки, щеками. Она сама шила себе платья - в горошек или в полоску, носила крупные бусы и каблуки. Тогда она наверняка не задумывалась, что однажды будет сидеть на террасе в толстых лечебных носках.
- Давай! - согласилась я. - Сейчас принесу!
- И выбирай те, что постарше! - напутствовала вдогонку бабушка. - В таких истертых обложках!
Все воспоминания хранятся в одном-единственном месте - в огромном плетеном сундуке в кабинете, где мама пишет статьи. Там вся история нашей семьи. Какие-то древние выцветшие фотографии, дипломы, документы, папки, поседевшие от пыли. Иногда бабушка роется в сундуке и находит письмо от давно умерших родных, и тогда поджимает губы и раздувает ноздри, чтобы не заплакать.
Этот сундук - наша маленькая полуисправная машина времени, которая умеет отправлять только в прошлое. Отныне и мои родители тоже всего лишь прошлое. А ведь я всегда представляла их двумя деталями одного механизма. Вроде как две руки или два глаза. Если закрыть один глаз, то мир из трехмерного превращается в двухмерный, а одной рукой даже помидор ровно не нарежешь.
К счастью, мама была на работе, и я спокойно взяла ключ от сундука в шкатулке с дорогими перьевыми ручками. Это все подарки маминого отца, моего дедушки. Его уже давно нет с нами, и я толком не запомнила, каким он был, но ручки, которые он дарил маме на каждый праздник, до сих пор сохранились. Ему казалось, что журналистке без ручек не обойтись, хотя мама уже сто лет как печатает все на компьютере.
Вообще-то мама не позволяла мне рыться в сундуке самостоятельно, потому что я могла случайно порвать какую-нибудь ветхую фотографию или газету, но мне же не пять лет, теперь я умею обращаться с ценными вещами и понимаю, как важно все то, что лежит внутри. В конце концов, там заперто и мое прошлое.
Я аккуратно выгрузила относительно новые альбомы и вытащила несколько старых наугад. Какой же все-таки огромный этот сундук - почти что комод! Если его хорошенько просмолить, то можно возить в нем сокровища на корабле.
Бабушка прямо воспрянула духом при виде альбомов, уложила один из них на колени и принялась перелистывать страницы. Она рассказывала мне о каждой фотографии: "Вот я! Студентка училища. А вот мы с твоим дедушкой. Смотри, какая у него была шевелюра! А это уже твоя мама - ей тут три годика. Точная копия Маркуши, правда?". Удивительно, что бабушка когда-то была такой молоденькой, а мама и вовсе размером с Маркушу.
- А ты почти не изменилась! - сказала я бабушке. Она тут же стала меня переубеждать, но ей было приятно услышать такой комплимент.
И вдруг на пол выскользнула пачка цветных фотографий, явно не принадлежащих бабушкиному древнему альбому. Это оказались мамины свадебные фотографии, и мне ужасно захотелось их рассмотреть. Мама была веселая невеста - в коротком пышном белом платье до колен, и с растрепавшимися на ветру длинными каштановыми волосами. Теперь-то она блондинка и стрижется очень коротко, "по-деловому". Невеста прижимала к груди огромный букет цветов и кокетливо улыбалась кому-то за пределами кадра. Ну, то есть ясно - кому. Вспоминает ли она тот счастливый день? Или только и знает, что грезить о свадьбе с Олегом?
- Смотри, бабушка, свадьба!
- Ну-ка, ну-ка! - вытянула шею бабушка.
Я вынула следующую фотографию, и мы обе уставились на нее. Мама танцевала с каким-то черноволосым парнем во фраке и смотрела на него влюбленными глазами.
- Это кто? - не поняла я. - Неужели папа?
Бабушка отняла у меня фотографию и секунд двадцать неотрывно разглядывала ее. А потом сказала:
- Ой, так это же не настоящая свадьба! Это мама в студенческом спектакле играет! А это ее однокурсник!
- А, понятно, - кивнула я, хотя мне вовсе не было понятно. Я ни разу не слышала, чтобы мама увлекалась театром. Ни в институте, ни потом. Она даже никогда не участвовала в наших с папой перевоплощениях, и шарады ей тоже не нравились - она считала, что выглядит глупо, когда изображает "всякую ерунду, которую ей загадывают". А тут она вдруг играет невесту!
Эта странная минута, когда каждая из нас напряженно размышляла о своем, длилась целую вечность. Потом бабушка выудила из моих пальцев "постановочную свадьбу" и небрежно запихнула в альбом.
- Чего только не попадется в этом сундуке, - обеспокоенно пробормотала она и переключилась на фотографию своего первого пианино.
Когда фотографии закончились, бабушка оставила меня следить за Маркушей и сама поднялась в кабинет, чтобы вернуть альбомы на место. Бабушка старалась вести себя непринужденно, но по всему можно было догадаться, что она что-то скрывает и мучается этим.
Позже я решила тайком изучить содержимое сундука. От него так и веяло каким-то ужасным секретом, который я одновременно и хотела, и не хотела узнавать. Только вот ключа в шкатулке с перьевыми ручками не обнаружилось. Бабушка его перепрятала.
Глава 12. Первый год
В конце прошлого октября Юля впервые пригласила меня в гости. К тому моменту мы уже сидели за одной партой в классе, за одним столом на обеде, вместе ходили по пляжу и возились с Маркушей на лужайке моего дома. Короче говоря, были лучшими подругами. Поэтому я не удивилась, когда пришла пора делиться самыми заветными мечтами.
Лежа на пушистом белом ковре в своей комнате, Юля мечтала, чтобы на нее обратил внимание Женька. Чтобы он бегал за ней повсюду и дарил подарки и еще желательно, чтобы на каждом углу рассказывал, как он в нее влюблен.
А я мечтала…Сейчас мне ужасно стыдно за такую мечту, но тогда, почти год назад, она казалась мне очень важной. Самой главной из всех. Я думала, что если она сбудется, то мне уже ничего никогда не понадобится от волшебных сил, которые исполняют желания. В общем, я просила, чтобы у меня перестали расти волосы на ногах. Чтобы они исчезли навсегда, ну или хотя бы сделались такими же бледными и незаметными, как у Юли. Потому что с моими ногами находиться в раздевалке просто невыносимо. "Ничего себе заросли! Ты знаешь, что ноги забыла побрить?" - "участливо" спрашивала какая-нибудь девочка, которая, уж конечно, основательно подготовилась к физкультуре и специально надела не штаны, а короткие шорты, чтобы все заметили ее гладкие загорелые ноги.
Я старалась прийти раньше всех, чтобы спокойно переодеться в одиночестве. Но даже тогда чувствовала, что все кругом догадываются, почему я так делаю. Кому охота вставать на полчаса раньше и мчаться на физкультуру? К тому же меня выдавали длинные штаны. Я видела, как девчонки из параллельного класса на них косятся - ясное дело, что под штанами у меня волосы!
Юля могла меня только пожалеть. Впрочем, она надеялась, что мое желание сбудется. А вот я сомневалась, что Женька ее полюбит. И очень удивилась, когда это все-таки случилось. Причем к Женьке с пятого класса выстроилась очередь поклонниц, а он на них и краем глаза не глядел. Даже когда просил листочек или ручку или списать, всегда смотрел куда-то в сторону. Да и как подобраться к Женьке, если он общался только с мальчишками? Даже я не знала, хотя мы с Женькой знакомы с детства. Наши мамы - лучшие подруги, они вместе учились в институте, вместе работают и даже детей назвали в честь друг друга. (Да уж, Женьке определенно повезло, что мою маму зовут Евгения, а не Катя или Маша).
В феврале Женька попросил меня передать Юле валентинку. От него! Алена по прозвищу Лилу, наша "самая-самая", прям ядом изошла. То еще зрелище! Но я немного расстроилась. Почему Юлино желание сбылось, а мое нет?
Тогда я решилась. Возьму и сбрею эти волосы. Десять минут с маминой бритвой и мои ноги стали точь-в-точь как у остальных девочек из раздевалки. Как все оказалось просто! Правда, мои улучшенные ноги сразу заметила бабушка и сказала с упреком:
- Зря ты это сделала. Теперь волосы у тебя вырастут жесткие, и их станет в десять раз больше! Я, например, никогда не брила ноги и, как видишь, волос у меня нет вообще.
Бабушке просто повезло. Как и Юле. А мне приходится избавляться от волос раз или два в неделю. Обычно накануне физкультуры. И, наверное, они никогда не перестанут расти, но меня это уже не огорчает. Я лишь удивляюсь, как недавно и вместе с тем давно волосы на ногах были моей единственной проблемой.
Сейчас у меня так много желаний, что я даже не знаю, какое самое главное. Чтобы мы никуда не переезжали. Чтобы мы с папой вышли в море на байдарке. Чтобы увидели китов в Норвегии. Чтобы я встретилась с Существом. Чтобы стала знаменитым фотографом. Чтобы редкие животные не исчезали. Чтобы не пришлось называть Олега папой. Чтобы мы с Юлей дружили всегда. Чтобы бабушка рассказала правду. Чтобы мама меня обняла…
Кажется, мой случай настолько запущенный, что без волшебных сил тут не справиться. Только вот беда: никаких волшебных сил не существует. Если бы существовали, неужели не помогли бы мне решить проблему с "зарослями"? Это ведь проще простого! Даже самой обычной бритве это удается.
Или, может, я не так попросила? В общем, как бы там ни было, ясно одно: на меня волшебные силы не действуют. Так что придется все делать самой.
Поэтому я и полезла в сундук. Надо начинать с малого. К тому же Наташа дала мне ключ. Разве она могла отказать ребенку, у которого разводятся родители?
Конечно, если бы она заранее знала, что именно я найду в сундуке, и как это изменит всю мою жизнь, то не согласилась бы помочь ни за какие коврижки. Но она не знала. И я не знала, а то держалась бы от сундука подальше.
Я рассудила вот как: в сундуке спрятана тайна, и ее обязательно нужно раскрыть. Ведь с тайнами принято поступать так и никак иначе. Невозможно даже представить Шерлока Холмса, который, почуяв тайну, говорит: "Нет, Ватсон, мы не станем совать нос в это дело - мало ли чем это обернется!", и трусливо убегает пиликать на скрипочке.
То же самое и с чудовищем - если видишь на горизонте странный черный плавник или хвост, твоя святая обязанность докопаться до сути. Даже если на это уйдет вся жизнь.
Итак, я стояла в кабинете над сундуком и чувствовала себя Джимом из "Острова сокровищ". К сожалению, мои родители не водили дружбу с пиратами, так что я и не рассчитывала отправиться на поиски клада, но все равно дрожала от волнения. Бабушка бы не стала обманывать без серьезной причины. И фотографии свадьбы, скорее всего, подлинные. Может, мама разводится уже не в первый раз, и скрывает это от папы? Или она была замужем за каким-нибудь ужасным, опасным человеком, а папа ее спас? Или… папа и есть тот самый опасный человек, который изменил внешность и теперь скрывается от кошмарного прошлого? Не зря же мама перекрасилась в блондинку и коротко подстриглась! Чтобы его не выдать! Я ведь даже не помню ее с длинными каштановыми волосами, как на фотографии.
Мысли, как это часто со мной случается, были одна другой мрачнее. Поэтому я открыла сундук и стала ковыряться во всех альбомах подряд - разумеется, я не удосужилась запомнить, в каком из них лежали загадочные фотографии. После альбомов я переключилась на папки и конверты. Никакого продвижения вперед - будто все свидетельства свадьбы самоуничтожились. Ну, то есть не "само", а с помощью бабушки, разумеется. Но зачем она тогда перепрятала ключ от сундука? По ошибке положила в другое место?
Мама была на работе, бабушка повела Маркушу на день рождения Риты, подружки из парка, а Наташа мыла окна на террасе, так что у меня в запасе имелось часа два. За это время все не перетрясешь, но я не отчаивалась. "Найду, все равно найду" - повторяла я про себя.
И нашла. Но не фотографии, а мамину старую записную книжку. Хочется верить, что я бы не стала ее читать, если бы она не называлась "Лерочкин первый год жизни". Получается, это и моя записная книжка. Я ее никогда не видела, даже не предполагала, что когда-то мама была такой сентиментальной. Она не записывала первый Маркушин год, а мой записала. Только вот почему не дала прочитать?
Кроме книжки сундук не выдал мне ничего интересного. Может, я плохо смотрела. Невозможно сосредоточиться, когда время поджимает, а ты совершаешь маленькое преступление. Но я же не нарочно! Бабушке вообще не стоило запирать сундук, и тогда я бы даже не обратила на него внимания. И еще ей нужно научиться врать увереннее. Соври она убедительно про свадьбу-спектакль, я бы ничего не заподозрила. Так что она тоже виновата.
Это я и скажу, если они все - мама, папа, бабушка и Наташа с Маркушей вдруг ворвутся в кабинет и закричат наперебой: "ААА! Она роется в сундуке! Это преступление! Хватайте ее!".
Я аккуратно сложила все обратно, заперла сундук и отправилась к Наташе, чтобы вернуть ключ.
- Ну как? Посмотрела фотографии, которые хотела? - спросила Наташа.
- Да, - соврала я. - А еще нашла мамину записную книжку про мой первый год жизни.
- Правда? - Наташа прямо вся засветилась от любопытства. - Можно посмотреть? Я тоже такую вела про Маркушу. До сих пор туда записываю всякие забавные истории.
Забавная история - это то, что дневник про Маркушу ведет не его мама, а няня. Поэтому меня даже гордость разобрала оттого, что у мамы нашлось время записать мой первый год.
Мы с Наташей сели на диван, и я раскрыла записную книжку.
"3 октября, около 17 часов у нас родилась Лерка! Вес 3500 г. Рост 53 см.". Вот и весь мой первый день. Негусто. Мама зачем-то прилепила скотчем к странице кусочек плотной бумажки, где врачебным почерком перечислялись все мои данные.
- Это же твоя бирочка! - восторженно завопила Наташа. - Ее тебе надели на ручку, чтобы ты в роддоме не перепуталась в другими детьми. Боже мой! Она была на твоей ручке в день твоего рождения, разве не чудесно?
- Но всем же надевают. Что в этом чудесного? - пожала плечами я, хотя, конечно, удивительно, что мама решила ее сохранить.
- Да, наверное, ничего, - угрюмо согласилась Наташа. Не станет же она спорить с ребенком, у которого разводятся родители.
Меня же гораздо больше беспокоил тот факт, что за целых тринадцать лет я выросла всего-то на сто семь сантиметров. Это же какой-то ужас! То есть сейчас я в три раза выше новорожденной себя. Да я же практически карлик! Я, конечно, поделилась своим горем с Наташей, но она только рассмеялась:
- Что за глупости! У тебя прекрасный рост, девочкам вообще ни к чему быть слишком высокими. Наоборот, девочка должна быть миниатюрной. Но ты, я думаю, еще немножко подрастешь. Пятьдесят три сантиметра - это для младенца многовато. Обычно рождаются детки поменьше.
- Да я вообще не понимаю, как я, такая дылда, уместилась у мамы в животе.
Наташа опять принялась хохотать, хотя ничего смешного в этом нет. Я стала листать книжку дальше. Первый год моей жизни, прямо скажем, не блистал интересными событиями. С другой стороны, какие интересные события могут произойти с младенцем? Но Наташе удалось найти уйму поводов для восторга. Вот, например, мое первое слово. Не "мама", не "папа", а "дай". Вроде как оригинально. А второе - "деда". А ведь я совсем не помню дедушку. Но тогда он мне, должно быть, нравился больше всех.
Я заговорила в шесть месяцев, что, как утверждала Наташа, является признаком большого ума. Ну, ну. Случай, когда я произнесла свою первую фразу, мама тоже задокументировала. Мы все сидели на кухне, когда со стола упала газета. Никто не придал этому значения, а я вдруг строго сказала: "Упала газета". Все очень удивились, и мама поблагодарила меня за подсказку, а я лишь пожала плечами. Наверное, в тот момент я думала, что взрослые очень невнимательные, и бедная газета так и пролежит целую вечность на холодном полу. Так что ее обязательно нужно спасти.
- Ах, как это чудесно! - взорвалась от радости Наташа. - Упала газета! Нет, ну ты представляешь? Упала газета!
Записная книжка не слишком меня впечатлила. В основном какие-то сухие данные как в энциклопедии: Лера научилась ползать, Лера научилась ходить, Лера свалилась со стульчика, у Леры режутся зубки, мы дали Лере яичко и у нее начался диатез.
Еще мама каждый месяц обводила мою руку, и по записной книжке можно проследить, как я росла. ("Ну разве не чудесно? Твои малюсенькие пальчики!" - восклицала Наташа). Кроме того, я узнала, что "наш папа очень занят на работе" и "папа называет Леру вундеркиндом". Но видно папе не особенно нравилось общаться со мной в детстве. Конечно, я ведь была очень серьезная, вечно чесалась от диатеза и ненавидела есть, а еще всегда подолгу орала перед сном. Честно сказать, я бы и сама от себя двинулась.
Я уже хотела бросить чтение, как мне вдруг исполнился год. И у меня была вечеринка, которую посетили, кажется, все. Даже маленький Женька. Мама подробно расписала, кто какой подарок принес. А папа подарил мне дачу и козу!
- Дачу и козу? - переспросила Наташа и даже протерла очки, чтобы убедиться, что я правильно прочитала.
- "Сказал, что ребенку нужны свежий воздух и козье молоко", - процитировала я.
А еще выяснилось, что моего папу все это время звали Сережей.
Глава 13. Дорóгой морских черепах
Сначала я подумала, что мама ошиблась. С людьми это часто случается. Бабушка может и не такое учудить. Например, если я хочу взять шоколадку (которую мне вообще-то нельзя из-за аллергии), а бабушке нужно быстро меня уличить и остановить как можно скорее, то она от неожиданности сперва перечислит всех на свете, прежде чем вспомнит мое имя:
- Женя! Тьфу ты, Наташа! Ой, ну как тебя?! Лера! Не трогай шоколад!
Я понимаю, что бабушка прекрасно знает, как меня зовут. Просто в спешке у нее в голове все перескакивает с места на место, а что-то кричать все-таки надо! Иначе я схвачу шоколад, суну в рот, и она меня никогда не поймает, потому что я ускачу наверх, спрячусь и буду жадно грызть шоколад, как какой-нибудь зверек. Спорю, именно так она себе и представляет мои взаимоотношения с шоколадом.
Это я к тому, что мама произошла от бабушки, и, наверное, ей по наследству передалась эта вечная путаница с именами. Иногда бабушка берет трубку и кричит:
- Женя, к телефону!
Спускается мама, а там хотели услышать меня. Притом бабушке ведь наверняка в трубке сказали "Позовите, пожалуйста, Леру". Прямо-таки загадочная генетическая болезнь.
Ну описалась мама в дневнике - вместо Саши назвала моего папу Сережей. Может, по телевизору в этот момент рассказывали про какого-нибудь Сережу или некий Сережа заглянул в гости.
Мы с Наташей были уверены, что так все и произошло. Пока в конце записной книжки не обнаружили фотографию: мама со своими длинными каштановыми волосами, я в обнимку с розовым зайцем и тот однокурсник, который играл жениха на притворной свадьбе. Вот его-то и звали Сережей. Так гласила мамина подпись снизу: "Сережа, я и наша Лера". Наша Лера.
У Наташи перехватило дыхание - как будто у нее началась астма.
- Сережа? Сережа… - повторяла она как заведенная и все никак не могла сообразить, в чем тут дело.
Это было ужасно, холодно и противно, как будто по всему телу расползлись слизняки. Моего папу никогда не звали Сашей. Мама все написала правильно. Его с самого начала звали Сережей, и выглядел он совсем не так, как папа. Это были два совершенно разных человека.
- Сережа, какой Сережа?..