Я уговаривала себя не плакать, и до боли терла глаза. Мне вспомнилась Карана, индейская девочка из книги "Остров голубых дельфинов". Бабушка читала мне ее в детстве, и я не переставала удивляться, что за восемнадцать лет, проведенных в одиночестве на скалистом острове, Карана не проронила ни единой слезинки. Даже когда вокруг ее хижины бродили голодные дикие собаки, даже когда она сражалась с огромным спрутом - она не плакала, а находила в себе мужество бороться дальше и верить в лучшее. Я должна хотя бы попытаться быть на нее похожей!
Я сидела на просоленном морем бревне и представляла, что это обломок мачты. На нем я добралась до необитаемого острова после того, как мой корабль пошел ко дну. Вот закончится дождь, и я стану ловить рыбу выструганным из бамбука копьем. И заведу воображаемого друга. Надеюсь, к вечеру прибой принесет какие-нибудь ценные вещи с корабля - например, бумагу, чтобы я могла вести дневник и отправлять послания в законопаченных кокосовых орехах. Или кусок парусины, чтобы не пришлось ходить в юбке из колючих пальмовых листьев.
А вот и аборигены под зонтиком идут знакомиться.
- Здравствуй, - сказал один из них и вместо того, чтобы отправиться дальше по своим делам, задержался возле моего бревна.
Второй абориген громко гавкнул и принялся бесцеремонно обнюхивать мне ноги. Первый абориген поинтересовался:
- Не простудишься? Оставить тебе зонтик? Потом занесешь.
- Нет, спасибо. Я специально мокну. Мне очень жарко.
Он недоверчиво кивнул и развернулся, чтобы уходить, но отчего-то передумал:
- А как тебя зовут?
- А что такое? - насторожилась я.
- Да нет, ничего, - улыбнулся абориген и застенчиво провел рукой по лысине ото лба до затылка. - Просто часто тебя тут встречаю, а как зовут - не знаю. Я вот Максим Николаевич.
Я представилась и кивнула на второго:
- А это кто?
- А это Робот.
- Правда? - я в изумлении уставилась на золотистого лабрадора, пытаясь вычислить, где же у него спрятаны провода и всякие хитрые механизмы.
На робота он, конечно, не тянет. Обычный веселый лабрадор с умными глазами и высунутым языком, который только и ждет, как бы облизать тебе щеки и нос.
- Ну, практически, - заверил меня хозяин. - Робот - это просто кличка. А вот то, что он заметно умнее других собак и даже многих людей - чистая правда. Он-то и подсказал мне, что у мокрой девочки на бревне какие-то неприятности, и мы обязательно должны ей помочь.
В подтверждение слов Максима Николаевича Робот залаял, да так убедительно, словно ему и в самом деле не терпелось узнать все о "мокрой девочке на бревне" и ее неведомом горе.
- Робот спрашивает, что тебя так опечалило, - перевел Максим Николаевич, и я невольно рассмеялась его потрясающему владению собачьей речью.
Он тоже заулыбался и присел рядом со мной на бревно. Черный широкополый зонтик, точно шатер, укрыл нас от дождя. Робот прилег на песок в ожидании моей истории. Но я не спешила ее рассказывать. Впрочем, кое-чем я все-таки могла с ними поделиться.
- Папа подарил мне байдарку, но мама не разрешает на ней кататься в такую погоду. Какое-то уж очень дождливое лето в этом году. И волны выше обычного.
- Всему свое время, - философски изрек Максим Николаевич. - Уверен, твоя байдарка сослужит тебе хорошую службу, когда море успокоится. А оно непременно успокоится. Нужно только подождать.
Я покосилась на своего собеседника, чтобы удостовериться, что он ненароком не превратился в какого-нибудь древнего духа-предсказателя. Но рядом по-прежнему сидел немолодой и совершенно лысый хозяин лабрадора. Он скинул с босой ноги разношенную туфлю и зарыл худую, всю в голубых вздувшихся венах ступню в теплый мокрый песок. Судя по выражению лица, это принесло ему небывалое удовольствие. Выглядел он так, будто съел первую в жизни шоколадную конфету.
- У вас болят ноги? - спросила я. - У моей бабушки то же самое. Она носит специальные лечебные носки и делает ванночки из мяты. Говорит, снимает усталость.
- Морская вода и песок - вот мои лечебные носки. Мне их прописал мой личный врач, - Максим Николаевич подмигнул лабрадору. - Если бы он не любил так много гулять, я бы, наверное, и не подозревал, что мои ноги еще на что-то годятся.
- Да уж, ваш Робот очень хорошо разбирается в человеческих проблемах, - усмехнулась я и погладила лабрадора по шелковой голове.
- Мы вообще идеально подходим друг другу! Он лечит людей, а я - зверей.
- Так вы ветеринар?
- Угу, - с гордостью подтвердил Максим Николаевич. - Восемнадцать лет проработал в нашем зоопарке, а теперь у меня частная практика. Это мне жена посоветовала начать собственное дело.
- А почему она не выходит с вами на прогулки?
Конечно, единственное объяснение того, почему же я никогда не видела жену Максима Николаевича, дошло до меня уже после того, как я задала свой вопрос.
- Ой, извините, пожалуйста, я не подумала…
- Всему свое время, - грустно повторил он. - От Танечки у меня остались чудесные девочки. Теперь они уже, разумеется, взрослые и самостоятельные тети: младшая учится в Москве, а старшая в Стокгольме. Приезжают два-три раза в год. Так что, читай, по-настоящему со мной остался только Робот. Это Танечка придумала ему такую кличку. Что поделать, обожала фантастические романы. Прямо жить без них не могла! Казалось бы, бухгалтер, а какая фантазерка! - Максим Николаевич поглядел на серое небо, и повеселел, как будто невидимый лучик озарил его лицо. - Вот и мы с Роботом вечерами сочиняем фантастические рассказы!
- Да ну! И о чем ваши рассказы? Дадите почитать?
- О, мы будем только рады! Еще бы! Ты слышал, Роб? Мы нашли первого читателя!
Робот завилял хвостом, подскочил и уперся передними лапами в мои колени, чуть не свалив меня с бревна.
- Да, вот как мы рады! - похвалил его Максим Николаевич и угостил каким-то собачьим лакомством. - Сейчас мы работаем над рассказом о драконьем яйце.
- Да? - заинтересовалась я. - Расскажите!
- Ну что ж, - приосанился Максим Николаевич. - Раз публика просит! Верно, Роб?
Глава 10. Драконье яйцо
Максим Николаевич достал из кармана рубашки сложенный вдвое листок, развернул его и, покашляв в кулак, принялся читать вслух:
"Однажды облака расступились, и над землей появился некогда великолепный дракон. Он был изможден, но серые, могучие крылья его не сдавались морозу, пусть иней и разрисовал их ледяными узорами, отняв все тепло. В ту пору над миром царствовал холод. Он один повелевал ветрами и морями. Он был палачом всему живому, и день ото дня совершенствовал свое страшное искусство. Он не признавал ни одной краски, кроме мертвенно-белой, и старательно укрывал свой холст снежными пластами, чтобы раз и навсегда избавиться от неугодных ему зеленых долин, дарующих жизнь.
Силы почти оставили дракона, он путешествовал уже много недель без пищи и воды в поисках заветного оазиса, куда еще не пришла коварная, всепоглощающая зима. Единственное, что удерживало дракона от того, чтобы покориться безжалостному Властелину льда, сложить крылья и рухнуть вниз, было яйцо. Крапчатое голубое яйцо, где трепетала хрупкая новая жизнь. Дракон бережно нес яйцо в лапах, как величайшее сокровище, и понимал, что долгий, изнурительный путь его будет окончен, лишь когда яйцо окажется в безопасности.
Мороз медленно разъедал его кожу, обволакивал чешую, и уже совсем близко подобрался к сердцу. Еще мгновение - и небесный зверь будет повержен.
Дракон почувствовал, что жизнь покидает его. Он закрутился в полете, стараясь сбросить ледяной панцирь, отогреть ослабевшее, засыпающее сердце. Борьба захватила дракона целиком. В отчаянной попытке освободиться, соскрести кожуру инея, он разжал когти и стал бить себя по бокам, будто расчесывал незаживающую рану. Не сразу он осознал, что выпустил яйцо - то, ради чего пустился в странствие, то, откуда теперь никогда не появится новая жизнь.
Яйцо упало с высоты прямиком в объятия снежного короля - в ледяное озеро. Острая как стекло корка сомкнулась над яйцом и навек схоронила его на дне.
Дракон опустился на лед. Он метался по поверхности, царапал, выл и ревел, но все кругом оставалось глухим к его страданиям. Пламя вырывалось из его пасти, но и оно не могло растопить ледяную крышку, даже если бы целую сотню лет дракон выдувал огонь.
Ему пришлось отступить. Смириться с тем, что погибло его единственное яйцо, а значит, и он сам. Дракон погрузился в сон, и к утру сердце его промерзло насквозь и превратилось в камень.
Тысячелетия Холод наслаждался своим творением - царством мертвых, погребенных в снежном плену, и не подозревал, что на дне ледяного озера спокойно дремлет в яйце последний дракон.
Но однажды лед треснул и сделался водой. Солнце нагрело землю, и та впитала талый снег, будто его никогда и не было. Наступил конец ледяной эпохе, и суровые ветра сменились теплыми бризами.
Ледяное озеро росло и со временем превратилось в море, которое пробило себе путь в океан. Появились новые существа, расселившиеся в воде и на суше. Пробудился и дракон в яйце. Он разбил прочную скорлупу и увидел, что мир вокруг него прекрасен. Он вынырнул, глотнул воздуха и вновь погрузился на дно. Он не знал, что создан для небес, поэтому приспособил крылья как плавники, научился охотиться на мелких рыб и уступать дорогу крупным морским хищникам.
Море развивалось, поглощая все новые и новые земли. Вместе с ним взрослел и дракон. Через несколько десятков лет он сделался самым большим в море и теперь уже никого не боялся. Он считал море своим, но готов был делить его с другими - с китами и растениями, с акулами и осьминогами.
А потом на побережье появились люди. Они построили плоты и стали отнимать у дракона мелкую рыбу - его любимую пищу. Но не остановились на этом. Они спустили на воду корабли и выловили китов и акул. Но и этого им было мало. Они нырнули под воду в железных лодках и рыли землю, извлекая из нее нефть, которая отравляла все живое.
Дракон понял, что он не хозяин морю. Но здесь он родился, здесь вырос и не намерен спасаться бегством. Тогда дракон решил отомстить людям. Он добрался до отмели и вылез на берег, готовый к бою.
Но вместо людей с ружьями и сетями перед ним стояла маленькая девочка. Она тянула к нему ручки и хотела погладить. Дракон разверз пасть, чтобы проглотить человеческое дитя в назидание всем остальным, но не смог. Что-то внутри всколыхнулось и приказало ему пощадить эту новую, едва зародившуюся жизнь.
Дракон вернулся в море и уплыл в океан, где еще можно было спрятаться от людей, но иногда возвращался, чтобы убедиться, что девочка цела. Что-то подсказывало ему - они еще встретятся. Придет время, когда океан станет тесен для людей и они, наконец, обнаружат дракона. И, может быть, девочка вспомнит тот день, когда на берегу появился дракон и сжалился над ней. И, вопреки ходу истории, новая жизнь сохранит древнюю".
Максим Николаевич одним движением закрыл зонтик и отложил в сторону, поставив точку в самом интересном месте. Я и не заметила, что дождь поредел, а тучи поднялись высоко и растворились как мыльная пена. Робот встал и отряхнулся. От него полетело столько брызг, будто включился садовый фонтанчик.
- Но ведь это еще не конец, - сказала я, заглядывая в листок. - Девочка спасла дракона? Научила его летать и дышать огнем?
- Как только узнаю, сразу же тебе расскажу, - пообещал Максим Николаевич. - Всем историям требуется время.
- А, то есть вы еще не придумали…
- Я никогда ничего не придумываю. Все это - чистая правда, а я всего лишь наблюдаю и строю догадки. Ты тоже можешь попробовать. Мы ведь сидим в партере, в первом ряду, и вот она - главная сцена.
Он указал на море, которое когда-то, десять тысяч лет назад, было ледниковым озером, куда упало драконье яйцо.
Максим Николаевич отдал мне рассказ на память, а потом улыбнулся и похлопал себя по животу:
- Ну, пора бы и подкрепиться. Мы с Робом любим обедать рано.
Роб будто сразу сообразил, о чем речь, подскочил и понесся к лестнице. Хозяин припустил следом, крикнув мне на прощание:
- До встречи!
- Спасибо за рассказ! - ответила я, гадая, не привиделся ли мне этот удивительный старичок. Не он ли мой воображаемый друг с необитаемого острова?
Юля сбежала по лестнице и, пыхтя, опустилась на бревно.
- Ты знаешь, что к вам "скорая" приехала?!
- Знаю. У мамы мигрень, - отозвалась я.
- А, ну слава богу. Я уж подумала, что-то стряслось.
- Ну да, ты правильно подумала. Кое-что стряслось, - кивнула я. - Жаль только, что врачи не захватили с собой лекарство от этого.
- Все-таки разводятся? Так и не помирились? - нахмурилась Юля.
- Не-а, - ответила я и, помолчав, сказала как можно равнодушнее: - Мама уже к свадьбе готовится. С Олегом из Москвы.
Юля открыла рот и скривилась, как будто увидела дохлую, подгнившую рыбу.
- Блин…И что делать?
- Надеяться, что он не какой-нибудь маньяк. Юль, я не хочу жить в Москве. Я там даже ни разу не была! Вдруг там ужасно?
- Так вы переезжаете? Когда?! - разволновалась Юля. Она как никто другой понимала, что это значит. Новая школа, где все поначалу обходят тебя стороной, и ты берешь с собой несколько запасных ручек и карандашей, потому что боишься, что никто тебе их не одолжит, если забудешь дома пенал. Мечтаешь, чтобы хоть кто-нибудь по собственному желанию сел с тобой за одну парту или позвал к своему столу на обеде. Она мне все рассказала о своих первых неделях в нашей школе. И о том, как радовалась, что мы подружились.
Мне хотелось успокоить Юлю, а заодно и саму себя: "Это мама переезжает, а я буду здесь с папой и бабушкой", но я знаю, что с мамой не договориться. Хорошо, если она позволит проводить здесь хотя бы каникулы.
- Уже решено, что свадьба в сентябре, - сказала я. - Но мама зачем-то хочет, чтобы я заранее с ними познакомилась, в июле.
- С кем это с ними?
- У Олега два сына. Мама в них по уши влюблена, - я закатила глаза и отчетливо ощутила, что ненавижу этих сыновей. Они представлялись мне избалованными, гадкими и ехидными мальчишками.
- Ну, может, они нормальные, - прочитав мои мысли, предположила Юля. - Да и в Москве нормально. Я очень скучаю по нашему дому и школе. А еще по шуму машин, представляешь? Первое время я даже здесь заснуть не могла, потому что так тихо и ужасно темно! Выключаешь в комнате свет и все - как в гробу! Вот точно знаю, что в гробу именно так!
Я засмеялась, потому что у Юли получился очень забавный покойник.
- Вот тебе смешно, а мне знаешь, как было страшно? В Москве-то мне в окно рекламный щит светил. И фонари.
Я поежилась. Не помню, каково это - жить в квартире. Не слышать чаек и не видеть моря. Вместо моря - шум машин, а вместо звезд - фонари и рекламные щиты. Разве человек может добровольно захотеть так жить?
- Мама сошла с ума, - пробормотала я.
- Ну, ничего, я приеду к тебе туда после школы. Поступим в один институт, будем вместе гулять и по магазинам ходить.
Я кивнула, хотя вовсе не собиралась поступать в Москве. Мне обязательно нужно море. И папа, который знает, чего я на самом деле хочу.
Глава 11. На дне сундука
Из тети Яны двойного агента не вышло. Она быстро разболтала дяде Леше про мамину свадьбу и переезд в Москву, а дядя Леша все, естественно, передал папе. И по вечерам мама с папой подолгу выясняли отношения по телефону. Потом кто-нибудь из них сгоряча бросал трубку, и мама тут же набирала Олега. Расхаживала кругами по гостиной, спальне или кабинету, поднималась и спускалась по скрипучей лестнице, и пересказывала ему все в мельчайших деталях.
Разумеется, эти переговоры были слышны всем, причем из любой комнаты - так громко жаловалась мама. Но все делали вид, что ничего не происходит. Особенно бабушка. Ее любопытство и страсть к подслушиванию мигом куда-то улетучились. Она переселилась вместе с Маркушей на террасу и там играла с ним, кормила, читала сказки, укладывала спать, и только на ночь переносила в кроватку. Их почти не было видно.
Наташа, лишившись единственного воспитанника, со всем рвением взялась за уборку. Часами она начищала вазы и статуэтки, полировала деревянную мебель и стирала пыль с каждой книги в доме.
Из-за телефонных скандалов папа не приехал на выходные. То есть он позвонил мне и сказал, что у него не получится покататься со мной на байдарке, потому что в пиццерии наметились сразу четыре дня рождения и ему необходимо там все организовать. Но мне кажется, он не хотел видеться с мамой и боялся, что она начнет ругаться с ним при нас. Он и не подозревал, что мы уже и так в курсе всего, от первого до последнего слова.
- Нет, ну ты представляешь?! - кричала в трубку мама. - Не подпишет соглашение о проживании детей! И хочет Леру вести в суд, чтобы она там сама за себя сказала!
- Бу-бу-бу, бу-бу-бу, - неразборчиво пробасил Олег, и я представила, будто мама советуется с бегемотом.
- Ну вот, якобы с десяти лет, а не с четырнадцати! Семейный кодекс, говорит, читай. Представляешь? Да что - успокойся?! Возьму детей и все тут. Мы же договорились, Саша мне так и сказал: "На всех твоих условиях!".
- Бу-бу-бу, - глубокомысленно вставил Олег.
- Дескать, неизвестно какое там в Москве жилье, и он против, и пускай органы опеки разбираются!
- Бу-бу-бу.
- Да они же полгода будут разбираться! Пока все бумажки напишут! И свадьбу придется перенести! Я же тебе говорю: минимум два месяца рассматривают дело, а если без соглашения - так хоть три года могут!
Я была вне себя от счастья. Папа нас никому не отдаст! Никакому Олегу. Эта надежда приободрила меня - как будто, наконец, отыскался выход из лабиринта. Я даже перестала обижаться на папу за то, что он нарушил обещание по поводу выходных. Надо поскорее рассказать обо всем бабушке - вдруг она не услышала.
Бабушка сидела в широком плетеном кресле, пила чай и следила за Маркушей, который гонялся за бабочками, размахивая сачком. Иногда ноги заплетались в траве, и он падал на коленки. От этого они окрасились в ярко-зеленый цвет. В такие моменты бабушка приподнималась и кричала ему:
- Я же предупреждала, что упадешь! Давай тихонечко играй!
- Бабушка! Папа не хочет подписывать какое-то соглашение, чтобы мы переезжали в Москву! Может быть, меня даже позовут в суд, и я сама выберу, где жить!
- О, господи, - вздохнула бабушка.
- А что? Ты хочешь, чтобы мы уехали?
- Я хочу, чтобы все были довольны, и у всех все сложилось, - ответила бабушка с тоской.
- Так не бывает, - возразила я и радостно воскликнула: - Поэтому мы все пойдем в суд!
Бабушка горько усмехнулась:
- Судья-то, конечно, лучше всех знает, кому что.
- Ну да! Он же судья. И кстати, кроме него, никто не хочет узнать, что я думаю по поводу переезда. Интересно, он будет в парике? А если женщина-судья? Все равно в парике? И как к нему обращаться? Ваша честь, да?
- Не знаю. Слава богу, я никогда не бывала в суде. Надеюсь, и тебе не доведется, - бабушка наклонилась и повыше натянула лечебные носки. Тут ей в голову пришла замечательная мысль: - А давай-ка посмотрим старые альбомы! Вот что всегда поднимает настроение. Возвращаться в те времена, когда я была молода и аккомпанировала разным певцам!