Вообще Виталий Макарыч начинал нравиться Коле, и Коля вынужден был в этом признаться. "В конце концов, он-то ведь не виноват, что сидит на папином месте, - думал Коля. - Должен же быть в школе заведующий учебной частью".
Следя краем глаза за тем, как Виталий Макарыч двигался по двору, переходя от одного школьника к другому, Коля ждал, когда он подойдет к нему. Он надеялся, что Виталий Макарыч сам заговорит с ним о папе. И Виталий Макарыч подходил к нему и останавливался у него за спиной. Чувствуя Виталия Макарыча у себя за плечами, Коля работал, не поворачивая головы, не глядя на него, и ждал. Но ничего не дождался. Виталий Макарыч не только не заговорил с ним о папе, но даже ни разу не сказал ему: "А ну, дай-ка мне", и не взял у него из рук рубанка.
2
К пристани подошел пассажирский пароход, и, возвращаясь из школы, Коля встретил растянувшуюся на целый километр толпу пассажиров. В самом конце этой толпы он вдруг увидел Архипова - того старичка, который помог ему и маме дотащить вещи с вокзала. Вид у него был злой, недовольный, острая бороденка торчала как-то вбок.
- Здравствуйте, - сказал Коля.
- Здравствуйте, - ответил Архипов, не повернув головы.
- Вы меня, кажется, не узнали? - сказал Коля.
- Вот еще, "не узнал"! - сказал Архипов останавливаясь. - Я вас даже там, на вокзале, с первого взгляда узнал. Я о вас целую зиму каждый день слышал.
- От кого?
- От Николая Николаича.
- От папы? - спросил Коля задохнувшись.
Архипов кивнул.
- Последнюю-то зиму он ведь у меня прожил.
- У вас?
- Зайдите ко мне. Покажу, где он жил. Хотите?
- Хочу.
И Коля пошел за Архиповым. Они шли по длинной, залитой вечерним солнцем улице, и справа от них, в промежутках между разбитыми стенами, кустами бузины, ивами, сверкала река. Архипов молчал. "И чего это он сегодня не в духе? - думал Коля. - Оттого, наверно, что возвращается с пустыми руками".
- Вы были на пристани? - спросил он робко.
Архипов кивнул.
- И никто не дал вам понести вещи?
- Вот еще! - сказал Архипов презрительно. - Это мне все равно.
Он опять замолчал. "Зачем же он ходит на вокзал и на пристань?" подумал Коля. И спросил наугад:
- Вы встречать кого-нибудь ходите?
Архипов вздрогнул, остановился и посмотрел на него с удивлением.
- А вы откуда знаете?
- Я не знаю, - смутился Коля. - Я так, подумал… И не встретили?
- Опять не встретил! - сказал Архипов с досадой.
Они свернули вправо и вышли к реке. Река, озаренная заходящим солнцем, казалась огненной, пылающей. Взорванный мост был отсюда совсем недалеко, его громадный металлический скелет повис в воздухе; за ним сиял закат, и все это чудовищное переплетение разорванных, опутанных, взметанных в небо балок казалось черным. Временный мост, деревянный, был еще ближе. По нему медленно полз бесконечный товарный состав.
Архипов подвел Колю к обрыву и стал спускаться по тропинке.
Береговой обрыв был здесь высок и крут, почти отвесен. Редкая, выжженная солнцем трава покрывала склон. Кое-где бурый камень выступал наружу. Меж камней рос чахлый кустарник с серыми от пыли листьями, обглоданный козами.
Внизу у воды Коля увидел маленький белый домик с сорванной крышей и пустыми дырками окон. Он со всех сторон так густо оброс бузиной, что, казалось, подойти к нему было невозможно. И Коля вдруг вспомнил, что это тот самый разрушенный домик, который ему показывал Степочка с крыши школы. Там, в этом домике, хранится челнок…
Внезапно Архипов свернул с тропинки вправо. Коля шел за ним, осторожно ступая, чтобы не сорваться вниз. И вдруг среди кустов ольхи увидел вход в пещеру, завешенный старым, рваным одеялом.
- Вы здесь живете? - спросил Коля.
- Да.
- Сами вырыли?
- Вот еще, стану я рыть! - сказал Архипов. - Я еще мальчиком знал эту яму. Здесь брали камень, когда собор строили.
Он откинул одеяло, и Коля вошел вслед за ним. Они оказались в тесной, темной и грязной землянке, самой убогой из всех, которые Коле пришлось повидать в городе. Окна не было. При тусклом свете, проникавшем через дверь, Коля разглядел узенькую коечку, заваленную тряпьем, жестяную печку, изогнутая труба которой выходила в ту же дверь, и большой комод, стоявший у стены. Скорее берлога, чем человеческое жилье. Несчастный старик, одинокий и заброшенный! Он, верно, так грустит о своей погибшей семье, что совсем не думает о себе.
- Присаживайтесь, - сказал Архипов.
Коля сел на койку. Второй койки тут никак не поставишь. "Где же спал папа?"
- Вы здесь давно поселились? - спросил Коля.
- Давно, - сказал Архипов. - Немцы сожгли мой дом, как только заняли город.
- Вы бы теперь построили себе что-нибудь получше.
- Очень надо! Мне все равно, где жить. Хоть в вороньем гнезде.
Он взял с комода фотографическую карточку и протянул ее Коле:
- Вот.
Коля подошел к двери, чтобы лучше рассмотреть. На карточке, выцветшей и потускневшей, увидел он крыльцо с резьбой, а у крыльца - деревянную лавочку; на лавочке сидел сам Архипов, моложавый, важный, в блестящих сапогах, в пиджаке, в рубахе с вышивкой по вороту, а рядом с ним - жена, полная, еще совсем не старая, в платке и широком темном платье, и два мальчика - один лет семнадцати, другой лет пятнадцати. Коля знал, что оба эти мальчика убиты на фронте.
- А где ваша жена? - спросил он.
- Немцы угнали ее в сорок втором году, - сказал Архипов. - Так и пропала.
Он взял карточку из Колиных рук и положил ее на комод.
- А что вы до войны делали?
- Мы? - переспросил Архипов. - Мы никакой особой специальности не обучены. Мы все делали. Был у нас домик, огород, корова. Этим больше жена заведовала. А я зимой уходил лес пилить, а летом плоты по реке гнал. А последние годы работал здесь, в слободе, в совхозе. При лошадях. Конюхом.
Ему, видимо, редко приходилось разговаривать, и он мало-помалу оживлялся. Он то садился на койку, то вскакивал, хватал свою бороденку в кулак и дергал так, словно собирался ее вырвать.
- А теперь чем хотите заниматься? - спросил Коля.
- А теперь мне все равно, - сказал Архипов.
- Опять в совхоз поступите?
- Нет, я теперь при школе.
- При школе? - удивился Коля.
- Ну да, Виталий Макарыч меня к себе взял. Гардеробщиком у вешалки. А пока в школе не учатся, выполняю разные его поручения.
- Какие поручения?
- Всякие… Хожу, наблюдаю…
- А вы давно Виталия Макарыча знаете?
- Давно. Не очень, конечно, давно. Он не здешний. Он позже всех к ним пристал.
- К кому пристал?
- А к партизанам. Он к ним пристал, когда они уже ушли из школы.
- Партизаны были в школе?
- Было время, они прятались в старой школе, где гимназия когда-то помещалась. Вы сами видели - там в верхний этаж никак не заберешься, все лестницы переломаны, а они какой-то ход знали. А потом, когда стали они готовиться к одному важному делу, они все ушли оттуда и попрятались в разных местах. И ваш папаша поселился у меня…
- Как вам было тут тесно вдвоем! - сказал Коля, опять оглядывая каморку Архипова и стараясь понять, где здесь мог поместиться еще такой рослый человек, как папа.
- Тесно? - засмеялся Архипов. - Да он не тут жил. Он жил еще теснее. Хотите посмотреть?
Архипов вдруг обхватил комод руками и сдвинул его с места, и Коля опять подивился силе этого щупленького старичка. Он с легкостью передвинул комод к двери, и в землянке стало совсем темно. В руке у Архипова вспыхнула зажигалка. Он поджег лучинку и протянул ее Коле. При свете лучинки в земляной стене позади комода Коля увидел отверстие в полметра вышиной. Холодом и сыростью дохнуло Коле в лицо.
- Нагнись, нагнись! - сказал ему Архипов. - Полезай туда!
Коля нагнулся и, одной рукой касаясь липкого пола, в другой держа лучинку, полез в отверстие. Вскоре он почувствовал, что может поднять голову, и осторожно выпрямился. Макушка его уперлась в земляной потолок.
Он осмотрелся. Находился он в крохотной комнатке, такой узкой, что, протянув руки, мог одновременно коснуться и правой стены и левой. Вдоль одной из стен были устроены нары, на которых лежал тюфяк. Возле нар стояла табуретка, а на ней скляночка с фитильком, служившая безусловно лампочкой, и лежала раскрытая книга.
- Неужели папа мог тут жить! - воскликнул Коля, чувствуя, что дрожит. - Как здесь холодно!
- Здесь только летом холодно, - сказал Архипов. - Зимой здесь теплей, чем у меня.
- Да ведь нары ему коротки, потолок низок. Он не мог выпрямиться ни лежа, ни стоя.
- А он и не выпрямлялся.
Лучинка догорала, огонек подползал к Колиным пальцам. Коле захотелось посмотреть, что это за книга, которую читал папа, сидя в этой норе. Он приподнял ее с табуретки. Гоголь. "Вечера на хуторе близ Диканьки".
Швырнув догоревшую лучинку, Коля, нагнувшись, пролез назад, в комнату Архипова, и сел на койку.
- Что, не понравилось? - спросил Архипов, ставя комод на прежнее место и насмешливо глядя в Колино побледневшее лицо. - А он не жаловался.
- Неужели он никогда не выходил оттуда?
- Нет, выходил. По ночам. Выйдет и сядет ко мне на койку, на то самое место, где вы сидите. А на улицу им было нельзя. Немцы всех их уже в лицо знали. Один Виталий Макарыч приходил сюда в гости. Он тогда только еще объявился у нас в городе, немцы ничего еще за ним не чуяли, и ему можно было ходить.
- А почему они все в лес не ушли? - спросил Коля. - Ведь партизаны всегда в лес уходили.
- Нельзя было от моста далеко отлучаться.
- От моста?
- Мост был для них важнее всего. Наши войска наступали, подходили к городу, но когда войдут они в город, никто не знал. А партизанам поручено было взорвать мост, когда наши начнут штурмовать город, чтобы немцы на ту сторону не могли уйти. И они притаились здесь, в городе, и сидели. Больше всего боялись они, как бы их не захватили раньше времени, потому что если их захватят, кто же взорвет мост?
- Ну, и как же? - спросил Коля.
- Их захватили, - сказал Архипов угрюмо. - Ночью приходит сюда Виталий Макарыч - и к вашему папе, за комод. Они поговорили там, за комодом, потом выходят оба. Николай Николаич поцеловал меня, и они ушли. Где-то они там собрались, в каком-то месте, а немцы выследили их и перебили.
- Всех убили?
- Восемнадцать человек, - сказал Архипов.
- А Виталий Макарыч?
- Он был ранен в голову и в руку, обмер и упал. Немцы приняли его за мертвого. Утром он очнулся и добрался до деревни. Колхозники его спрятали, а когда пришли наши, его положили в госпиталь и там отняли ему руку…
Он замолчал и задумался. Солнце село, в пещере стало темно, и только седая голова Архипова смутно белела во мраке.
- Но ведь мост все-таки взорвали! - сказал Коля.
- Взорвали, - проговорил Архипов. - И как раз вовремя.
- Кто же его взорвал?
- Не знаю, - сказал Архипов. - И никто не знает. Вот это-то и есть самое непонятное.
Его, видимо, самого до крайности волновал вопрос, кто взорвал мост, потому что он вдруг подсел к Коле ближе, стал говорить торопливо и почему-то шепотом:
- Наши разгромили немцев в десяти километрах от города и гнали их прямо сюда, к реке. Все немецкие танки, и пушки, и грузовики со всех концов двинулись к мосту. Уже ночь кончалась, ранний рассвет. Я сорвал одеяло с двери, стою и гляжу. И вдруг такой взрыв, что меня чуть не повалило. Я сам, своими глазами, видел, как два пролета моста взлетели в воздух и этак медленно, боком шлепнулись в воду. Пять месяцев я потом каждый день думал: кто взорвал мост? Смелый человек! Пошел на верную смерть. Этот мост нельзя было взорвать, не взлетев на воздух вместе с ним. Кто он? Спросить было не у кого. Ну, через пять месяцев является Виталий Макарыч, уже без руки, и, конечно, заходит ко мне. Я его спрашиваю: вы что-нибудь про мост знаете? А он говорит: ничего. Как же это, спрашиваю, мост сам собой взлетел на воздух? Если бы мы, говорит, это узнали, так мы, говорит, тогда и все узнали бы…
- А что он еще хочет узнать? - спросил Коля.
- Мало ли что, - сказал Архипов. - Ему видней. Он меня в тот раз спросил: ты чем собираешься заниматься, Архипов? А я ему: мне все равно - сыновья убиты, жена пропала, мне жить незачем. Вот он и предложил: пойди ко мне работать, согласен? Я сказал: мне все равно, я к вам пойду с охотой, потому что из всех, кто здесь с немцами боролся во время оккупации, и кого я знал, и кто мне был мил, вы один остались. И вот, посылает он меня то на вокзал, то на пристань, к каждому поезду и к каждому пароходу, чтобы не пропустить одного человека, который должен приехать в город…
- А зачем ему нужен этот человек? - спросил Коля.
- Видно, нужен, - сказал Архипов уклончиво. - Теперь все кого-нибудь ждут да ищут, время такое.
Уже темнело, и мама, наверно, вернулась с работы домой. Коля попрощался. Архипов просил его заходить, и Коля обещал. Он вышел из пещеры и зашагал по пустынным темнеющим улицам. Ему хотелось побыть одному, подумать.
Тут было о чем подумать.
3
В годы эвакуации Коля редко разлучался с мамой даже на несколько часов. Когда мама работала в колхозе, он всюду бегал за нею, как собачонка, - в поле, в огород, в лес, в коровник, в правление. Она полола гряды, и он полол; она копала картошку, и он копал. В Челябинске зимой они расставались только на то время, которое он проводил в школе. Из школы он шел домой; если же мама была на службе, шел к ней на службу, потому что дома было холодно, а мама не позволяла ему самому топить печку.
Но здесь, в родном городе, с первых же дней получилось так, что Коля и мама были вместе только по ночам. Коля с утра уходил в школу на работу и проводил там весь день. Мама с утра шла на работу к себе в библиотеку и сидела там до тех пор, пока не начинало темнеть и она уже не могла различить букв.
В этой библиотеке, принадлежавшей горсовету, она работала и до войны. Теперь горсовет назначил ее заведующей библиотекой. Впрочем, пока она, по правде сказать, никем и ничем не заведовала. Подчиненных у нее не было - обещали подобрать трех работников, но еще не подобрали: в городе всюду нужны были люди, а их не хватало. Да и неизвестно еще было, есть ли у нее библиотека.
Домик библиотечный уцелел, или, вернее, почти уцелел. Это был одноэтажный каменный дворянский особнячок, построенный лет полтораста назад, - темно-желтый, с белыми колонками, с позолоченными ржавчиной железными решетками на высоких узких окнах, хорошенький, как шкатулка. Стоял он в саду, который необычайно густо разросся за годы войны, и с улицы почти не был виден, заслоненный листвой кленов, лип, берез, бузины.
В начале оккупации немцы устроили в этом домике офицерскую столовку, или, как они называли, "казино". Книжные полки они сожгли в печах, а книги - несколько десятков тысяч томов - свалили в огромный глубокий подвал, служивший, вероятно, когда-то винным погребом. В подвале этом вода стояла по колено.
Через несколько месяцев немцы почему-то перевели "казино" в другое место, и домик с тех пор пустовал. Но немцы не забыли, что в подвале сложены книги, и перед уходом из города сделали попытку их сжечь. Вытащить из подвала у них уже не было времени, и они подожгли их, не вытаскивая. Однако в подвале было слишком много воды и слишком мало воздуха, и пожар скоро прекратился.
И маме прежде всего нужно было выяснить, что уцелело из библиотеки.
К счастью, ей вызвалась помогать Лиза Макарова, ученица восьмого класса, тоже недавно вернувшаяся со своей матерью из эвакуации. Это была тоненькая девочка с двумя светло-желтыми косичками, так туго заплетенными, что они стояли торчком. Мама и Лиза по холодной каменной лестнице спускались в подвал и тащили оттуда груды обгорелой мокрой бумаги. Эти груды они сваливали прямо на пол в бывшем читальном зале, где в стене под потолком зияло пробитое снарядом отверстие, сквозь которое видно было небо. Устав бегать вниз и вверх по лестнице, они садились на корточки возле уже принесенных книг и начинали разбирать их.
Тут были книги совсем сгоревшие, были и такие, у которых обгорело только несколько страниц. Были книги, совсем загубленные водой, были и такие, которые только слиплись от сырости. Вода уничтожила те из них, что лежали в подвале внизу; огонь уничтожил те, что лежали наверху. Но из тех, что лежали посередине, многие почти уцелели. Сидя на полу на корточках, мама и Лиза сортировали книги, сваливали безнадежно погибшие в одну кучу, уцелевшие - в другую, те, которые надо просушить, - в третью, те, которые надо подклеить, - в четвертую. Это была работа, полная волнений, надежд и отчаяния. Они шумно радовались каждой находке.
- Третий том Тургенева! Почти сухой! - кричала Лиза в восторге.
Она откладывала третий том в сторону, туда, где уже лежали седьмой и девятый, найденные раньше. Появлялась надежда: а вдруг уцелело все собрание сочинений Тургенева? Но через несколько минут мама находила жалкие остатки четвертого тома. Четвертый том сгорел. Полного Тургенева в библиотеке не будет.