- Это не плохо, - считает Франк, - только одно - жаль той недели. Мы бы многое могли предпринять. Я знаю дискотеку, в нее стоит сходить.
- Мимо цели, - отвечает Катрин, - моя нога.
- Ах да, - кивает Франк, - как это я забыл! Чудно, именно я.
За окном на улице мелькают желтые вспышки - это проходят первые снегоуборочные машины. Катрин и Франк обмениваются все более односложными репликами.
- Мне нужно домой, - внезапно говорит Катрин.
Франк озабочен:
- Ты переутомилась?
- Все-таки я еще не совсем здорова.
- Ну, ясное дело. И в таком состоянии ты хочешь ехать в лес? Твой отец не может взять на себя такую ответственность. А если там из-за чего-нибудь наступит ухудшение? Что тогда?
- Об этом я тоже думала, - говорит Катрин.
Ей ехать не хочется. Но рана тут не играет никакой роли.
- Слушай, давай выпьем еще кофе, - предлагает она, - но плачу я.
- Вот это дело, - Франк отправляется к официантке.
Катрин смотрит ему вслед. Ей нравится, как держится Франк. Мальчишки из ее класса зачастую бывают жутко неуклюжие. Не знают, куда деть руки, как поставить ноги.
От непривычно крепкого кофе у Катрин сильно стучит сердце. Но не только от кофе. Она знает: ей хочется почаще встречаться с Франком.
Когда они собираются уходить и Катрин хочет заплатить за кофе, оказывается, счет уже оплачен. Франк улыбается:
- Ты только официантке создала бы трудности.
- А ты меня не принимаешь всерьез, так не годится. - Катрин раздосадована.
Франк удивленно смотрит на нее:
- Ладно, это я запомню.
Франк провожает Катрин домой.
Они входят в подъезд, обметают друг с друга снег. Катрин стягивает с головы капюшон и встряхивает волосы. Снег на ее лице обращается в капельки воды.
- В понедельник я зайду к тебе, - говорит Франк, задумчиво глядя ей в глаза. - Почему ты молчишь, тебе что - плохо? - озабочен он.
- В понедельник, да, значит, в понедельник.
"А завтра, а послезавтра, - думает она, - где будет он в эти дни?"
- Отдохни, - говорит Франк, - тебе нужно поберечься. Твой отец согласится с этим. У меня много слайдов. Ты удобно устроишься в кресле, ногу вытянешь, положишь высоко. Мы и магнитофон послушаем. Видишь, на той неделе тебя ждет разнообразная программа.
- Может, ты еще пообещаешь мне камин, а перед ним на мягкой шкуре белого медведя огромного пса?
- Камин - да, пса - нет. Но если очень хочешь, одолжу дога у соседей.
- Я предпочитаю змей.
- Пожалуй, и в этом смысле кое-что можно будет предпринять. Я знаю одного любителя.
Катрин смеется. Стирает капельки с лица.
- Недурная перспектива, - говорит она, - все по высшему разряду.
Они прощаются - "привет", - и подают друг другу руку.
- Большое спасибо, - говорит Катрин, уже стоя на первой лестничной площадке, - отлично было в твоем кафе.
Она поднимается по лестнице, но не отрываясь смотрит на Франка. Он положил руку на перила и тоже смотрит ей вслед, но не делает попыток подняться за ней.
Почему? Так разве она предложила ему зайти к ней? Может, он думает о предстоящей неделе, о полуобещании Катрин не ехать в лес?
Или попросту не хочет?
Катрин поднялась уже на третий этаж, когда внизу сильно хлопнула дверь - автоматическое дверное управление испорчено.
У нее впереди длинный-длинный день. Она могла бы провести его с Франком. Почему же она не захотела?
У Катрин бездна времени, чтобы подготовиться к вечеру, к неприятному разговору с отцом. Но чем ближе подходит этот час, тем слабее ее решимость. Она боится, зная, что обманет ожидания отца. Он растеряется, начнет, только чтобы дать работу рукам, приводить в порядок вещи, которые и так лежат в порядке.
Мать по натуре куда решительней, она не согласится с доводами дочери. К тому же она тотчас увидит, что легкая повязка - никакое не препятствие.
Зато мать легко меняет спои позиции. Если, к примеру, ей придет в голову мысль, что в домике она сможет целую неделю отдыхать, не обремененная заботами, то, пожалуй, согласится с желанием дочери остаться в городе.
Единственная надежда Катрин - Габриель. Сестре она выложит все начистоту и попросит о помощи. У Габриель доброе сердце. Хотя все может получиться и по-другому. Если у нес нелады с другом, тогда к ней не подъехать, тогда она не выкажет Катрин никакого сочувствия. Если она несчастлива, никто не смеет быть счастливым.
Катрин не включила свет. Она лежит на кушетке и ждет. Весьма редкостная ситуация, признается она себе. Но она не может и не хочет ничего менять. Она думает о Франке, вспоминает все, что было утром, пытается истолковать каждую мелочь. Детали играют огромную роль. Он резким движением поставил чашку, когда узнал, что она на следующей неделе уезжает. Ведь он уже составил себе план и ни единого слова не сказал он из пустого каприза.
Катрин идет в ванную и встает там перед зеркалом. Н-да, лицо слишком широкое. Волосы всегда торчат. Лба совсем не видно, что и лучше, не очень-то он красивой формы. Нос? Только не надо так пристально вглядываться. Губы? Что он сказал? Изумительно красные. Допустим.
Девочка пытается то ли всерьез, то ли вопросительно изобразить такое лицо, как у манекенщиц в журналах мод. А чтоб глаза казались больше, таращится изо всех сил.
Трудится Катрин минуту-другую и наконец, показав себе язык, возвращается в свою сумеречную уже комнатку, укладывается там на кушетку. Оценивать лицо по составным частям нелепо. Что уж из этого получится?
А что, собственно говоря, нашла она в Франке? Как Катрин ни старается, никак не вспомнит его лица. Но точно помнит его походку и его голос.
Необычный этот день кончается поворотом замка в двери их квартиры, осторожным, тихим-тихим. Катрин знает: это вернулся отец.
А она ждала Габриель.
Сейчас, сейчас будет принято решение. Ей бы выйти навстречу отцу, хромая, разыграть перед ним комедию.
Но на это у нее не хватает духу.
Катрин включает торшер, садится и ждет отца. Тот входит в комнату дочери, внося с собой морозный воздух и хорошее настроение.
- Добрый вечер, Катя, - говорит он, - скоро скучать перестанешь.
Проходя к стулу у окна, он гладит дочь по голове.
- У меня хорошие новости, - продолжает он. - В субботу ты никаких трудностей не испытаешь. Мой коллега подвезет нас на машине.
Вот теперь и надо бы сказать, думает Катрин, но молчит.
- Какая же прекрасная зимняя погода на улице, - говорит мечтательно отец. - На ближайшее время она такой и останется.
- А снег все еще идет, - замечает Катрин.
- Ты ведь была у врача. Как твои дела?
- Перенапрягаться нельзя, - нерешительно бормочет Катрин.
- Никоим образом, - подхватывает отец, - мы починим санки. Я буду тебя возить, как в старые времена, я ведь всегда был хорошей лошадкой. Да и мне полезно.
"А мои руки отец упрячет в толстые варежки и натянет мне на голову шапочку с помпоном", - думает девочка. Она вспоминает зимний лес, видит мысленно белый дымок, вьющийся из трубы их домика, ощущает пряный аромат горящих дров…
- Ах, - слышит она собственный голос, - хоть бы поскорее там оказаться!..
Катрин понимает: в эту минуту она приняла решение.
Она видит радость на лице отца, слышит, как он говорит, что до субботы осталось всего две ночи.
Отец уходит. В коридоре он громко и фальшиво насвистывает старый-престарый шлягер. Такое с ним случается редко. А откажись Катрин, сейчас в квартире царила бы тишина.
Но что скажет Франк? В понедельник он будет стоять перед запертой дверью, недоумевающий и огорченный.
Что для одного удовольствие и радость, то для другого огорчение и печаль.
В этот вечер у Катрин без конца меняется настроение. Но родители этого не замечают, у них своих дел полно, они готовятся к поездке.
За ужином разговор зашел о Габриели, которая до сих пор не вернулась.
- У нее опять что-то закрутилось, - начинает мать, - опять какой-то парень, и он, конечно, что-то особенное.
- Да это просто в ее характере, - примирительно говорит отец.
- Но совсем не в моем характере, - вспылила мать, - а уж о тебе и говорить нечего, Дитер!
- У тебя в семье был такой же дядя, - осторожно замечает отец.
- Оставь меня с моим дядей в покое! В твоей семье тоже есть чокнутая тетка.
Катрин завтра обязательно позвонит Франку. Или лучше написать? Но дойдет ли письмо до понедельника?
На следующий день, когда родители, уходя на работу, заглядывают к ней в комнату, Катрин притворяется спящей. Ей не хочется разговаривать, не хочется видеть ни радости отца, ни деловитую озабоченность матери.
Габриели не видно. Она так и не вернулась. Катрин знает, что мать сердится, они каждый раз из-за этого спорят.
- Мое дело, где и у кого я ночую. Я совершеннолетняя, - объявляет тогда Габриель. - Вы от этого не в убытке. Скорее в прибытке - в квартире тише.
- Далеко не так, - возражает мать, - ты живешь у нас и обязана придерживаться определенного порядка. А что я тревожусь за тебя, тебе и в голову не приходит!
Отец в их спор не вмешивается. К любовным историям Габриели он относится куда терпимее, чем мать. Почему так, трудно сказать. Возможно, побаивается ее острого язычка или его обезоруживает ее беспечное отношение ко всему на свете.
Впервые подумала Катрин о том, как держался бы отец, если бы речь шла о ней? Тоже не стал бы вмешиваться? Нет, этого она не допускает.
Утром Катрин решает съездить в Вильгельмру. Она все объяснит Франку. Однако уже в автобусе, по дороге в Панков, ее одолевают сомнения. А если Франка нет дома? Может, она приедет некстати. Что вообще скажет фрау Лессов?
Выйдя из автобуса, Катрин ощутила холод - как внешний, так и внутренний. Здесь очень красиво: заснеженные сады, дома с шапками снега. Сунув руки глубоко в карманы, Катрин ищет улицу, название которой записано на бумажке.
Дом Лессовых скрыт елями. Фасад выкрашен светлой краской, карниз и ставни - черные. На ярко начищенной медной доске выбито: "Роберт Лессов. Дипломированный инженер".
Катрин натягивает капюшон до самого носа - и не только из-за холодного ветра. Сейчас она нажмет кнопку звонка. Автоматический замок зажужжит, она откроет калитку и пойдет к дому. Но тут приоткрываются двери гаража, и девочка сломя голову убегает.
Как уже не раз за последние дни, Катрин стоит в растерянности и нерешительности. В Вильгельмру она приехала, а зайти к Франку не решается. Она отыскала телефонную будку. Медленно набирает номер. Долго-долго слышит гудки. И когда уже собирается повесить трубку, ей отвечают.
- Да, слушаю! - отчетливо говорит женский голос.
- Позовите, пожалуйста, Франка.
- Кто его спрашивает?
- Катрин Шуман. Он знает, - неуверенно бормочет девочка.
- Вам он срочно нужен?
- Да, вообще-то, да.
- Что значит "вообще". Объясните точнее.
- Было бы хорошо, если бы я могла поговорить с Франком, - уже уверенней отвечает Катрин. Голос женщины ее раздражает, этот нравоучительный тон она терпеть не может. И вспоминает замечание Франка о его матери. - Если он дома, так позовите его, пожалуйста.
- Не кладите трубку.
"А что же мне еще делать? - думает Катрин. - Может, все-таки положить?" Ждет она целую вечность, к счастью, никто не стоит у будки.
- Алло! Кто говорит? - слышит она голос Франка.
- Я. Катрин.
- А, это ты. Мама высказалась безумно сложно. Вот здорово, что ты позвонила.
- Слушай, я хочу тебе сказать, что я все-таки уезжаю на всю следующую неделю, - запинаясь говорит Катрин.
На другом конце провода молчание.
- Алло! Ты меня слышишь? - робко спрашивает Катрин.
- Жаль. Отличная была бы неделя, - огорчен Франк.
- У нас еще будет время. Каникулы ведь не кончаются.
- Для меня они все равно что кончаются после этой недели. Ну что ж, раз не получилось, значит, не получилось. Отдыхай хорошенько.
- Но пойми, - пытается объяснить Катрин, - отец же нее приготовил.
- Разумеется, я понимаю, но меня это не радует. Никто того и требовать не может. Когда вы едете?
- Завтра.
- Завтра? А я хотел зайти к тебе завтра…
Теперь Катрин могла бы повесить трубку, все сказано. Но она ждет. Не скажет ли Франк что-нибудь хорошее? Она слышит его дыхание. Или она это себе внушает? Ей хочется сказать: "Я от тебя всего через две улицы. Выходи, встретимся". А вдруг он ответит: "Сейчас никак не могу"?
- Ну, счастливо, - говорит она.
- И тебе счастливо, - отвечает Франк и кладет трубку.
К автобусной остановке Катрин не идет, а мчится, словно спасаясь бегством.
4
Погода в день отъезда выдалась даже лучше, чем было обещано. Мастера погоды ошиблись на этот раз в хорошем смысле. Так считает отец. А вот сотрудники Службы уборки наверняка думают иначе, ведь в последнюю ночь выпало жуть сколько снега.
Коллега отца полагает делом чести довезти своих пассажиров от Симон-Дахштрассе до самого домика в лесу. По шоссе все идет хорошо, но не успевают они съехать с шоссе, как тут же застревают в сугробе, колеса прокручиваются вхолостую.
Несмотря на это, настроение у отца прекрасное.
- Всем выходить! - командует он. - Свежий воздух нам полезен. Сейчас снимем с мели наш кораблик.
Мать вздыхает, глядя на мужчин:
- О господи, сюда бы парочку здоровых лошадей.
- Пустяки, дружно возьмемся, так справимся, - успокаивает ее отец.
- А еще далеко? - спрашивает коллега отца.
- Километр, - отвечает отец, - здесь самое каверзное место, здесь ветер всегда наметает огромный сугроб. Дальше опять можно проехать.
- Тогда за дело, - откликается коллега, - сначала подать чуть назад.
Катрин сидит в машине, зажатая сумками и кошелками. Пока они ехали, она слова не сказала и смотреть ей ни на кого не пришлось, все загораживал багаж.
Отец вел оживленный разговор со своим коллегой, расписывал ему все достопримечательности на их пути, рассказывал о деревнях, мимо которых они проезжали, разъяснял особенности ландшафта.
Мать с удивлением заметила:
- Ты свое призвание проглядел, Дитер. Тебе бы надо быть гидом в туристическом бюро.
Катрин все это нисколько не трогало, рана ныла, и она уже жалела, что ради отца согласилась ехать. Теперь, выйдя из машины, она захромала с первых же шагов.
- Ах, твоя нога, - спохватилась мать. - Ты плохо сидела?
- Отойди в сторонку, - попросил отец. - Мы справимся без твоей помощи.
Отец и мать обеими руками уперлись в машину, водитель включил задний ход, снег взметнулся веером, и вот дело сделано. Отец валится в снег и хохочет.
В этот же миг раздвинулись тучи, сверкнуло солнце. Снег слепит, деревья и кусты сверкают и искрятся - сучки и ветки обледенели.
Дорога уходит в лес, до их домика теперь уже недалеко.
- Пошли, - говорит мать Катрин, - мы пройдем этот километр пешком. Ты справишься. Пусть мужчины приедут первыми.
Отец садится и машину.
- Затопи сразу же, - кричит ему мать.
Треск мотора в тишине слышен особенно громко. Мать и дочь идут по следу машины. Время от времени на снежном покрове мелькают тени. Шумят верхушки сосен. Мать и дочь молча шагают по рыхлому снегу. Вдруг мать останавливается - белочка перебежала дорогу и ловко взобралась на сосну. Вспыхнул на мгновение красновато-коричневый хвост. А когда зверек пробегает по ветке, на них сыпется снег.
- Всего этого Габриель себя лишает, - огорчается мать.
Они идут дальше и до самого домика мать не произносит больше ни слова. Из трубы уже поднимается белый дымок, ставни открыты. От дороги к двери протоптана тропинка.
Коллега отца вносит их багаж в дом, последний в ряду однотипных домов на опушке леса. За их домиком начинается спуск к озеру.
- Вот мы и опять в лесу, - говорит мать, - но какая разница по сравнению с летом.
"Чего же удивляться, - думает Катрин, - летом тут песок и вереск, а сейчас - снег".
У домика крыша плоская, а сам домик деревянный. Творение Дитера Шумана, плод бесчисленных часов его работы.
Катрин зябко ежится, в комнатах холодно, пахнет увядшими листьями. Но в печурке уже пылает огонь, рядом сложены поленья. Большая комната у них общая, а есть еще две комнатушки - для родителей и для детей или гостей.
Катрин бросает свои вещи на деревянную кровать, разворачивает остывшие одеяла и широко распахивает двери. Быстро уложив свои малочисленные вещицы в шкаф, она садится, не снимая куртку, на кровать.
Ей бы надо подмести комнатушку, притащить лапника, а одну ветку сжечь, чтобы пряный аромат вытеснил затхлый воздух. И еще многое надо бы ей сделать, но она все сидит и сидит, и мысли у нее такие же мрачные, как окна ее комнатушки.
Из большой комнаты до нее доносятся звуки деловой суеты. Чайник свистит, радио включают. Музыка, правда, звучит глухо, приемник уж очень старый.
Катрин там не нужна, ее оберегают. Однако, уловив аромат кофе, она сама выходит из комнатушки.
- Что ж, начнем, - приглашает отец.
Его коллега греет руки о горячую чашку.
- Хорошо у вас тут, - хвалит он. - Может, поблизости есть свободный клочок земли?
- Поглядим, - отвечает отец, - я знаю в местном совете кое-кого. Но теперь с участками трудно.
Торт из кондитерской на Варшауэрштрассе просто объедение; вообще, на лоне природы все гораздо вкуснее, чем дома. К великому удивлению матери, Катрин выпивает две чашки кофе.
Ей это легче легкого! У них ведь не такой крепкий, как в кафе. Франк, кажется, пьет тот кофе с большим удовольствием.
Отец потирает руки.
- Замечаете, как тепло у нас? Ничего нет лучше хорошей печки.
Мать кладет всем еще по куску торта, а коллеге отца особенно большой кусок.
- Большое спасибо, что вы привезли нас. Чего только не захватишь с собой в машине, а быстро-то как.
- Дитер тоже всегда помогает, если у кого трудности случаются. К тому же я ищу участок.
Фрау Шуман не отступает от автотемы:
- Машина была бы нам очень полезна, и прежде всего, чтоб сюда выезжать.
- Когда у нас у всех ноги здоровые, мы и так сюда добираемся, - парирует господин Шуман, - а летом у нас есть велосипеды.
- Видите, никак его не уломать.
Снова знакомая песня. По что станет делать отец с машиной? Она только пылью покроется и заржавеет.
Катрин съедает еще кусок торта. Смотрит в окно. С запада медленно ползут огромные тучи; иссиня-черные, они резко контрастируют с солнцем и ослепительно белым снегом. И предвещают новый снегопад.
"Нас здесь, пожалуй, занесет до крыши, - испуганно думает девочка, - и просидим мы тут две, а то и три недели. Пока не начнется оттепель или пока к нам не пробьется огромный снегоочиститель. Что тогда?"
Вот уже коллега отца готовится к отъезду в город, ох как хочется Катрин уехать вместе с ним! Через какой-нибудь час она была бы на ярко освещенной Варшауэрштрассе… Увы, никак нельзя.