- По-своему, ты прав, - неторопливо, не повышая голоса, произнес отец, заметив, наверное, что первый запал у сына кончился. - Только не стоит забывать, что ваше поколение получило некоторую ясность за счет горького опыта своих предшественников. И те, кого вы с такой легкостью втаптываете в грязь, своими жизнями оплатили для вас возможность свободно мыслить и жить по своему разумению. Я не собираюсь завладевать твоим будущим. Но мама сказала, что ты и работать не рвешься…
Кирилл просто осатанел от этого заявления, скрипнул зубами, грохнул кулаком по столу, так что зазвенели тарелки и рюмки:
- Мать моя, в качели ее, мелет с утра до вечера и с вечера до утра, и вся мука ее червивая. Если бы ты не слушал ее, нам бы не пришлось, как ты зафинтилил, знакомиться заново. А я сейчас, как и ты, почитывал бы книжечки и жрал икру ложками, не требовалось бы гнуть спину на дураковой работе, чтобы подсчитывать копеечки от получки до получки!..
- Ну, положим, спину гнуть приходится на любой работе, если хочешь не считать копеечки, - без всяких эмоций сказал отец. - Днем я читаю лекции студентам, вечерами и ночами работаю за этим вот письменным столом, без выходных, и в отпуске не помню когда был. А икру мы ложками не едим и "Камю" каждый день не пьём. Одна баночка икры завалялась, наверное, с лучших времен, так Анна Александровна из уважения к нашей долгожданной встрече ее и открыла. И коньяк этот я хранил много лет до особого случая. Обрадовался тебе и посчитал, что это как раз тот самый случай…
Кириллу стало не то чтобы стыдно, не знал он, что такое стыд, но как-то все же не по себе. Зарвался он вконец, попер на отца как танк, а зачем? Не поднимая глаз, он прохрипел:
- Да ладно, не бери в голову, это я так, по дури. Я хотел объяснить, что деньгу можно зашибать и по-умному, не горбатясь.
- Как же это? - поднял брови отец.
- По-разному, - пожал плечами Кирилл, злясь, что от волнения голос его осел и скрипит, как несмазанная дверь, - Мой дружок один, Валик, на овощной базе трудится. Разгрузят там чего надо и гуляет. Зарплата - мизер, но зато платят за сообразительность. Тем, у кого с арифметикой лады. Приходит товаровед, Николай Тихонович. Важный такой, с дипломатом, экспертом себя называет. Рассаживается поудобнее, чаек или чего покрепче, если найдется, выпьет, стихи почитает бабам и вместо двух килограммов овощей или фруктов на каждые сто, как полагается, запишет в отходы на килограмм побольше. Помножат они стоимость этого килограммчика на сто тысяч тонн, заброшенных в хранилище, и по карманам всех смышленых приличную штуку положат, вроде как премию…
- Ты тоже хочешь на этой базе работать? - спросил отец, пристально вглядываясь в лицо сына.
- Не, - помотал головой Кирилл, быстро соорудив каменное лицо, от которого все пугливо шарахались. - На базе места нету, желающих навалом. Я пойду на мясокомбинат. Там тоже с арифметикой полный порядок. К примеру, если всего на один градус изменить температуру, вымерзание мяса снизится. Множь все лишние килограммы на их цену, и это все твое. Тоже истина, и очень даже от общей политики зависящая!
- Пусть так, - согласился отец, тоже каменея лицом. - Но это же обман. Безнравственно зарабатывать обманом.
- Да что ты? - повеселел, снова издевательски дурачась, Кирилл. - А без обмана не проживешь. Все обманывают. Я вот, приходилось, читал твои книжки о социалистическом реализме, но никакого реализма, сам знаешь, не было, тем более социалистического…
- Ты хочешь обидеть меня? Поссориться? - устало спросил отец. - Ты разве за этим пришел?
- Я пришел, - быстро сказал Кирилл, чтобы не передумать, - попросить у тебя денег. Раз в жизни и с отдачей.
Кирилл понимал, что причиняет отцу боль, но разве он не имеет на это права, если сам по отцовской милости так натерпелся от боли, что перестал уже ее чувствовать?! Пусть отчим виноват - выставлялся, не позволял матери брать алименты, стеною становился между ним и его отцом, но сам-то отец почему не протестовал, не настаивал на свиданиях и нормальных отношениях с сыном? Теперь все законно: отливаются отцу сыновние слезки, разбитой посудины не склеишь…
- Почему раз в жизни? - жестко, но не повышая голоса удивился отец. - Я все эти годы по сто рублей в месяц клал на твою книжку. Способным к арифметике не трудно подсчитать, что там скопилось уже больше двадцати тысяч. Исполнится тебе восемнадцать лет, пойдешь в сберкассу и распорядишься деньгами по своему усмотрению.
Отец снова был на коне, а он, Кирилл, - под конем и мордой, мордой срывался все время в грязь. Не может он ни с кем по-хорошему… Да он-то много ли хорошего видел в жизни? Ему перепадала от других доброта или радость?
- Мне деньги нужны сейчас, - хмуро настаивал Кирилл, отводя от отца глаза в сторону, - я попал в ситуацию…
Кирилл не договорил, отец перебил его кратким деловым вопросом:
- Сколько нужно?
- Кусок, - прохрипел Кирилл и вдруг в упор посмотрел на отца: - Одну штуку.
- Переведи на русский, - все так же спокойно, не обнаруживая истинных чувств, попросил отец.
- Ну, тысяча. Мне позарез нужно, я отдам.
- У меня таких денег нет дома. Придешь через пару дней…
Кирилл поднялся. Отец не задерживал его и не лез ни с рукопожатиями, ни с лишними, уже ничего не изменившими бы словами.
Ночь втянула Кирилла в свою черноту и сразу вернула к привычной действительности. Вряд ли Рембо согласится ждать. Даже если через пару дней он получит от отца деньги, мотик по-быстрому не достанешь. Кирилл пошарил по карманам, нащупал двушку и позвонил Лынде. Через полчаса они вдвоем, Пупка звать не стали, чтобы не сболтнул лишнего, спускались в воздухозаборную шахту получше разглядеть бомбоубежище.
- Может, мот у лысаков попросить? - предложил Велик после беглого осмотра замкнутых со всех сторон комнат, которые должны были стать теперь их обителью. - Лысаки к нам расположены, а в их районе до фига рокеров. Отдадим им потом штуку или мот или поможем им отработать "гуляк". Как скажут…
- А потом кто-нибудь стукнет Рембо, что мы мот у лысых поимели. Они же не знают, что мы с ним в раздрыге…
Они присели на корточки и закурили. В этот момент дверь из тоннеля скрипнула, и, как в сказке, три пацана в костюмах и шлемах мотоциклистов один за другим вышли из дверного проема.
Кирилл и Валик, как по команде, вскочили, бросили и сапогами придавили сигареты, ощетинились в темноте. "Рембо их выследил!"
Ничего другого не могло прийти им в голову, и они заволновались. Мотоциклисты чиркнули спичками. Самый рослый и расторопный из них скинул резким рывком шлем, и Дикарь с Лындой остолбенели, увидев перед собой Арину.
- Я же сказала: "До новых встреч!" - забавляясь растерянностью здоровенных парней, пошутила Арина. - Это ваш бункер?
Два других мотоциклиста, не разоблачаясь, стояли в стойке за ее спиной, готовые к любой неожиданности.
- У советских граждан нет ничего собственного, - начал не раз выручавшим его шутовским тоном Лында. - Только настроишься думать, что это твое, а оно уже, глядишь, коллективное…
- В том районе, где я раньше жила, - пояснила Арина, - дома точно такие же и такой же бункер. Мы замерзли, хотели погреться, смотрим, и у вас решетки подпилены, полезли наугад - думали, тут детки примерные, в одиннадцать баиньки укладываются. Дураки, конечно, нарвались бы на чужаков, пристроили бы нас тут…
- А эти мумии кто такие? - сплевывая и снова закуривая, кивнул в сторону пацанов, стоящих за Ариной, Кирилл. - Случаем, не Чума с Чижом?
- Нет, это мои корешки, Паша и Саша, выросли в одном дворе, - посмеиваясь, просто ответила Арина. - Мальчики, обнародуйтесь.
Паша и Саша послушно скинули шлемы и поклонились хозяевам.
- А это, - объявила Арина, широким жестом представляя Дикаря и Лынду, - здешние мои дружки, Кирилл и Валик. Как говорится, будем знакомы.
- Будем, коли не шутишь, - насупился Кирилл. - В принципе у нас и своих мальчиков хватает. Нам девочки нужны, а где они?..
- Эти юноши, - отразила атаку Арина, - порядок знают. Они меня проводили и отвалят восвояси, а девочек ты приглашал на завтра, так?
- Я слышал, пока лез сюда, - сказал, как отрубил, один из пацанов, - вам мот нужен. Поднимитесь наверх, возьмите любой из наших. Это вам взнос за Василия. Но предупреждаем: если ее зацепите, с Романом будете иметь дело.
- А кто такой этот Роман и тем более Василий? Чихать мы на них хотели и на тебя тоже. Вали отсюда, пока не прибили, - сделал первый шаг к парню Дикарь. Но Лында, будто надумал прикурить от сигареты Дикаря, случайно подвернулся ему под ноги.
- Василий, - успел пояснить в этот момент предложивший им мотоцикл парень, - это Аринка. Она же Васильева, вот мы ее в детстве и прозвали Василием. А Роман - наш пахан, он за Аришку голову оторвет и чихать красными, как флаги, соплями заставит. Ясно? Нам воевать нет причин. Вася теперь здесь живет, и ей с вами надо входить в компанию. Берите мот и не обижайте ее. Лады? - Парень протянул руку Кириллу.
Кирилл отвернулся, не разглядел протянутой руки. Лында перехватил и поспешно пожал руку мотоциклиста, оказал:
- Мой кореш сегодня не в духе - со шнурком не поладил. Вы его извините, а за вашего Василия нервы себе не трепите. И пахану вашему передайте, мы ее тут пригреем. Я, Лында, в ответе. А за тачку, если не блефуете, мы вам по гроб не забудем.
- Вы только это, - строго, но вполне миролюбиво посмотрел на Лынду разговорчивый приятель Арины, - мотик причешите, как положено: МОА замените на МОД, тройку перекрасьте в восьмерку, единичку - в семерку. Василий знает как. И с концами!..
Мотоциклисты, пропустив Арину вперед, стали первыми безбоязненно взбираться наверх. Дикарь и Лында потянулись за ними.
- Ключики, - тихо позвала Арина, когда они уже поднялись, - а как же вы без мотика? Вы тогда возьмите мой - у матери.
- Обойдемся, - пообещал тот, что до сих пор молчал. - Гешевт провернем. Пашка заявит, что "Белку" сперли, и страховку получит. Ясно? - несильно хлопнул он по плечу Арину. - Звоните! Пишите! Ждем привета, как соловей лета! - Они сели на оставшийся мотоцикл вдвоем и укатили.
- А ты, - все еще не смирясь с вынужденной зависимостью, попытался уколоть Арину Кирилл, - ты у них за спиной ездишь или для красоты шлем напялила?
- Пошел к матери! - разозлилась Арина и кивком головы пригласила Лынду: - Садись! Прокачу с ветерком! Куда вам отпереть мот?
- Вези к себе в сараюху, - посоветовал Лынде, как приказал, Дикарь. - И не забудь потом девочку проводить до дому, а то дело будешь иметь с Романом.
- Поехали! - сказала Арина. - А этот гусь пусть подышит свежим воздухом!
Дикарь едко ухмыльнулся: "Бой-девка!" Подождав, пока шум мотоцикла затих, и, огладываясь, не стережёт ли его кто, снова спустился в бомбоубежище. Для него и для всех них начиналась новая, неведомая пока жизнь в бункере, построенном для защиты от врагов и похожем на неприступный и путаный лабиринт.
Часть вторая. Столкновение
1
Ближе к Новому году, когда все надежды на настоящую зиму выветрились, ударили вдруг морозы. А снег, которого ждали как манну с небес, задерживался, и в бесснежье холода ощущались особенно.
Вода и слякоть под ногами превратись в сплошной каток. За улицами давно никто не следил. Старая порода дворников вывелась. Новоиспечённым, не воспринимающим своё дело как профессию, на все и всех было наплевать. Обледеневшие тротуары не посыпали ни песком, ни солью, и торопливые пешеходы, падая, ломая рёбра, ноги, руки.
Обычная предновогодняя суета на этот раз не доставляла Лине радости, напротив, усиливала впечатление всеобщего безумия. В уличной людской круговерти Лине постоянно хотелось остановиться, замереть, как поступает букашка, почуявшая опасность. Но её вместе со всеми тащило в чёртово колесо жизни, и выпрыгнуть из него она не умела.
С изумлением и страхом вглядывалась Лина в усталые, почти безумные лица прохожих с блуждающими, невидящими глазами и содрогнулась. Что же случилось?..
Словно канатоходцы, балансировали люди по льду, но при этом не смотрели ни под ноги, ни вокруг себя. То ли житейские проблемы заматывали всех в свой тугой клубок, то ли желание отвлечься от этих нудных проблем подстёгивало хотя бы на улице повитать в облаках. И все натыкались друг на друга, ударялись о чужие локти и плечи и, озлобляясь, перебранивались.
Липе тоже хотелось с досады наброситься на кого-нибудь и отругать, все равно за что, лить бы скинуть нервное напряжение и заглушить растерянность от взбаламученной жизни.
- Почему, ну почему я не могу, как другие, погулять на скверике вечером? - обрушилась Лина на родителей, едва дождавшись их после работы. - Мне уже четырнадцать! Я взрослая! Вы до пенсии будете держать меня на привязи? Я озверею от вашего поводка.
Бушуя, Лина украдкой наблюдала за произведенным ею впечатлением и не могла не заметить, что мама, не привыкшая к скандальным сценам, покрывается испариной и тяжело дышит, а папа до белизны сжимает губы и тоже нервничает.
- Сегодня в Доме ученых любопытный вечер, - старательно маскируя волнение и не отвечая впрямую на вопрос, объявил папа. - Флеров в лаборатории говорил, что будут показывать знаменитый американский фильм. Они придут с Павликом. Мне кажется, Линуська, ты ему нравишься…
- Плевать мне на вашего Павлика! - заорала Лина, никогда, как и все в этом доме, не повышающая голоса. - И на ваш знаменитый фильм мне наплевать! И на дурдом, где все говорят и никто никого не слушает! А этому флеровскому дебильному Павлику до ста лет не снимут передничек, так и будут всю жизнь с ложечки кормить манной кашей! Я что, не имею права сама выбирать себе друзей? Хороши борцы за права человека!
- А кто твои друзья, Васенка? - мягко спросила мама, называя Лину ее детским домашним именем. - Не те ли парни со скверика, которые избили вчера самого преданного тебе человека, Боба Катырева?..
- Опять про Боба? - снова закипела Лина. - Мы что, с ним сиамские близнецы? Прикажете мне до старости сидеть с ним на соседнем горшке? И, взявшись за руки, со счастливыми улыбками, прямо на горшках въехать в Дом престарелых или сразу на кладбище?! Пусть учится драться, тюфяк нескладный! Мне нравятся мужчины, которые умеют постоять за себя и свою даму!
- Не хочешь же ты сказать, Васенка, - не теряя равновесия, стойко держалась мама, - что тебе нравится этот грубый и бесчеловечный Дикарь? Ты же сама рассказывала, как в школе он издевался над кошками, колошматил малышей. И девушку, которая якобы приглянулась ему, он тоже не пожалеет…
- Почему приглянулась "якобы"? - будто только это услышав, взбеленилась Лина. - Он влюбился в меня! И без всякого "якобы"! Он ревнует меня к Катыреву, попятно? И драку затеял из-за меня! Вы же не осуждаете мушкетеров, а они то и дело ввязывались в потасовки из-за женщин!
- Ну, положим, не в потасовки, - не поддалась штурму мама. - Мушкетеры дрались на шпагах. Только с теми, кто так же хорошо, как и они, владел оружием. У мушкетеров были свои принципы, идеалы. Они были благородными людьми…
- Значит, время им выпало благородное, - безудержно наступала Лина. - А у нас какие идеалы? Всем идеалам вы спели похоронный марш. Вы постарались. Разве не так?..
- Ну, хорошо, - принял удар на себя папа. - Тебе правится этот Дикарь. Ты больше не боишься его. Так пригласи в дом. В нашей семье так принято. И помимо этого, сейчас холодно, вы замерзнете на скверике…
- Я приглашу. Приглашу Дикаря! - воинственно согласилась Лина. - И он, по вашему разумению, с радостью побежит встречаться со мной под вашим конвоем? - Лина как бы сверху вниз посмотрела на родителей и просилась в обходный маневр: - Имейте в виду, я стану затворницей в собственном благородном доме! Но то, исповедуя принципы. Давно устаревшие! Вы этого хотите?! Вы лишаете меня свободы!
- Свобода, между прочим, налагает ответственность, - мрачнея, продолжал гнуть свою линию папа. - Ты должна знать, на что отважилась. Эти взрослые парни со скверика церемониться с тобой не станут. Затащат в подвал и изнасилуют. Да, да, ты уже взрослая девочка и, надеюсь, не глупая. В состоянии представить себе, что в подвале ты можешь пережить не самые лучшие минуты в своей жизни…
- Но, сидя под вашим подолом, я рискую вообще ничего не пережить! - била наповал Лина. - На Западе, который вы обожаете, все девочки крутят любовь по-взрослому с двенадцати-тринадцати лет, а мне четырнадцать!
- Боже! - со слезами на глазах схватилась за сердце мама. - Что такое ты говоришь, Васенка?.. Ты сама не понимаешь, что говоришь. Из дома уходят те, кому дома скверно. Тем девочкам не хватает ласки в семье, и они ищут любви на стороне. И обманываются, принимая за любовь ее жалкое подобие. Нет, это я, я виновата, я не объяснила тебе чего-то самого главного… Я никудышная мать… Я плохо воспитала тебя…
- Успокойся, - смилостивилась Лина и, чмокнув в щеку, порывисто обняла мать. - Я пошутила. Ты хорошо меня воспитала. Но не доверяешь своему воспитанию - сомневаешься в моей нравственности. Я же не намерена предаваться подобию любви в подвале. Но и без конца избегать девочек, с которыми учусь, согласитесь, тоже странно. Девочки просили меня погулять с ними на скверике, и я хотела пойти, чтобы, ко всему еще, не дразнить Дикаря…
- А кто эти девочки, позвольте поинтересоваться? - пасмурно спросил папа, явно обдумывая, как ему поступить.
- Сонечка Чумакова, - смиренно ответила Лина, - вы ей всегда симпатизировали. И Арина Васильева. Арина у нас новенькая, недавно сюда переехала. Она очень умная и сильная и жутко храбрая. Это она вчера отбила Боба и Гвоздика. Она знает приемы рукопашного боя и говорит, что с ней мы будем в порядке.
- В порядке - это как понимать? - проявил ироничную любознательность папа. - Хороша дама с блатным жаргоном и рукопашными манерами! Родители-то ее что за люди?
- Ей анкету заполнить? - возмутилась Лина. - А вы с мамой замените отдел кадров? Кадры решают все! Этот лозунг еще не снят вами с повестки дня?..
- Васенка! - обреченно вздохнула мама. - Я не узнаю тебя, девочка. Почему ты в таком тоне разговариваешь с папой? Разве он заслужил этого? Ты же знаешь, мы стараемся не общаться со случайными людьми…
- Папа же пригласил в гости Кокарева? - не унималась Лина. - Ему было любопытно понять человека иных взглядов! И мне любопытно! Ужас как любопытно посмотреть не на сопливых маменькиных сынков вроде Павлика и Боба, а на сильных и уверенных в себе ребят! Ладно! - вдруг заключила Лина. - Не пойду я на скверик. Дышите спокойно. В нашем доме, в нашем… - пропела она, переиначивая слова арии Ленского из оперы "Евгений Онегин" и удаляясь в свою комнату. Хлопнула дверью, но тут же потихоньку приоткрыла ее, чтобы слышать, о чем говорят родители.
- Наверное, мы поступаем неправильно, - удрученно произнес папа. - Запретный плод сладок. В следующий раз она не доложится нам, когда захочет пойти на скверик, Этому скверику мы можем противостоять, только сохраняя доверительные отношения. Она уже выросла, Машенька. Принудительная опека ее оскорбляет…
Лина довольно улыбнулась. Родители у нее - просто прелесть! Все понимают.
- Мне так страшно, Сашенька, - заплакала мама, и у Лины екнуло сердце. - Люся Катырева звонила. У Бориса после вчерашней драки нервное потрясение. Он ни с кем не разговаривает и от еды отказывается. Люся, конечно, в панике. Сергей Борисович ходил в милицию…