- Как гадко ты обо всем говоришь, Коля! (Светлана Георгиевна еще называла его по имени! И не раздражалась, не теряла достоинства. Вот бы научиться у нее так держать себя в руках!) Видишь ли, все исследователи жизни и творчества Пушкина сохраняли почтение к гениальному поэту. Он же наша национальная гордость! С него начинается золотой век нашей литературы, расцвет нашего литературного языка. Я не помню, чтобы кто-то стремился сообщать о побочных, как ты говоришь, детях Александра Сергеевича.
- Понятное дело, - погано хихикнул Пупок, - он барин, он поэт! Это и теперь так: случись, кто-то из высокопоставленных деток втихую настряпает, - все шито-крыто, а попадется простой смертный - его в тюрягу по сто семнадцатой два…
- Господи, - взмолилась Светлана Георгиевна, - какие пошлости ты говоришь?! Мы ведь читали стихи, рассуждали о высокой поэзии… Кстати, Коля, я вспомнила, Пушкин в письме к своему другу поэту Вяземскому писал по поводу публикации дневников Байрона; я процитирую по памяти, но, думаю, близко к тексту: "Толпа жадно читает исповеди, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он мал и мерзок - не так, как вы, - иначе". Эти строки Александр Сергеевич написал в Михайловском, в 1825 году, коли не ошибаюсь…
- А я уважаю толпу, - не пожелал отступать Пупонин. - В толпе все равные и нет всяких там выскочек и гениев, для которых все иначе. Что иначе-то? Чудные мгновения заканчиваются, сами знаете чем, - у всех одинаково. В любовь вашу я не верю, выдумки это поэтов и слабонервных интеллигентов. Нормальные люди общаются друг с другом, потому что природа требует. Хочется есть, пить, ну и еще это… сексом заниматься…
И, не обращая больше внимания на Светлану Георгиевну, Колюня со всего маху бабахнулся на скамейку и опустил голову на руки, спрятав в них разгоряченное лицо.
- Ты, наверное, чем-то огорчен? - заволновалась Светлана Георгиевна. - Может, Коля, ты испытал разочарование, так бывает, но это же не повод…
Она не успела договорить, звонок прервал ее на полуслове.
Вопреки школьным привычкам никто не тронулся с места, не проронил ни слова. Только Колюня вскочил, как ужаленный, подбежал к доске, нацарапал ломающимся мелком непотребное, после чего отшвырнул мелок на пол и метнулся к двери.
Арина, словно кто подстегнул ее, вслед за Пупониным вылетела в коридор и за воротник втолкнула упирающегося Колюню обратно в класс. Не знающее границ негодование прибавило силы и так не слабым рукам Арины. Она чуть приподняла Колюню над полом, притиснула его спиной к доске и повозила туда-сюда, пока не стерлось то, что он написал.
- А теперь еще языком вылижешь то место, которое ты опоганил! - приказала Арина и сунула Пупонина лицом к доске.
- Арина, остановись, - робко попросила Светлана Георгиевна. - Можно ли так вести себя?..
- Можно! - уверенно заявила Арина, хотя меньше всего хотела дерзить Светлане Георгиевне. - Я этих гадов не могу выносить, они ненормальные.
- Можно подумать, она нормальная, - буркнула Вика, не поднимая головы. - Бандитка!
Все остальные молчали, будто их и не было в классе. Большинство здешних ее одноклассников казались Арине постоянно отсутствующими - приходят, посидят на занятиях и незаметно исчезают. Ни лица, ни голоса их не припомнишь…
- Зло злом не искоренишь, - сердито сказала Светлана Георгиевна. - Прошу вас прочитать дома "Пиковую даму". Следующий урок будет по внеклассному чтению. Подумайте о Германне. И можно ли сохранить себя, уничтожая другого?..
Ребята молча и неторопливо стали расползаться из класса, а Арина, раскидывая всех, смерчем пронеслась в туалет, чтобы спастись сигаретой.
Одним махом взлетев на подоконник, Арина сделала первую затяжку и вроде почувствовала облегчение. Надо бы ей поскорее убраться из школы, но класс ее, как назло, в тот день дежурил.
Арина не сомневалась: ни Пупок, ни Семга к ней не полезут с разборкой без подмоги. Хиляки они, но дружки у них есть и здесь, среди старшеклассников, и за пределами школы. Кто-то говорил, что Семгин чувак у здешних - шеф. Почему же они до сих пор ее не трогают? Выжидают? Прикинули, что за ней тоже стоят ее кореши? Пусть из далекого района, но, начнись заваруха, прикатят же. А тутошним почему-то теперь некстати драка. Или еще что-то?..
Рядом с нею на подоконник плюхнулась ярко накрашенная толстушечка, подпихнула Арину боком: "А ну, подвинься, раскорячилась!" Даже не взглянув на Арину, толстуха полезла за сигаретами в потайной карманчик с тыльной стороны форменного жакета, но прежде, чем закурить, она бросила быстрый взгляд сквозь оконное стекло на улицу и вдруг истошно завопила:
- Валюня! Глянь, кто пожаловал!
Арина невольно тоже посмотрела в окно. Чуть поодаль от школьного порога спиною подпирал дерево высокий, красивый, ладно сложенный парень. Даже издалека в нем угадывалась недюжинная, подчиняющая сила.
К толстой размалеванной соседке Арины не торопясь приблизилась худосочная, с впалой грудью Валюня, полная противоположность подружке.
- Кто там еще? - нехотя полюбопытствовала она. Ловко, как обезьянка, вскарабкалась на подоконник, и толстушка еще потеснила Арину.
- Господи святы! - всплеснула по-обезьяньи длинными руками нескладная Валюня и нарочито осенила себя крестом. - Никак, Дикарик пожаловал? Олимпиада с вечера его шуганула, так он сказал, что ноги его здесь не будет. Зойка, не к добру это…
- Факт! - отозвалась Зойка, не отрываясь от окна. - Клеит он новую бабу. Знаешь, такая хорошенькая, прямо цветочек, из седьмого или из восьмого класса. Ну, причесочка еще у нее такая - девятнадцатый век.
С очкариком ходит. Неужели и эту вспашет, Змей Горыныч?
Арина сразу поняла, что речь идет о Линке Чижевской. То-то за ней в школу стал прибегать отец, а вчера Чижевская уходила домой вместе со Светланой Георгиевной. Ну и дела!..
Арина старалась не шевелиться, чтобы ее не замечали.
- Слушай, Зойка, - удивленно протянула жердеподобная Валюня, - он же вроде за Семгой таскался?
- Поясняю, - не сразу откликнулась толстая Зойка. - Дикарь он и есть Дикарь, будто ты его не знаешь? Снял девку и бросил, подарил Рембо.
- Рембо же вроде над ним, что-то не складывается.
- Очень даже складывается! - обиделась Зойка, попыхивая сигареткой и округляя свои и без того круглые, небрежно подведенные глаза. - Девки говорили, Рембо сам целину не вспашет, а после Дикаря он баб по-всякому использует, извращенец он…
- Да?.. - растерянно, с явным любопытством приклеилась взглядом к подружке тощая Валюня. - А как это - извращенец?
- Меньше зубри, быстрее образуешься! - огрызнулась Зойка с чувством явного превосходства.
Арина не удержалась, прыснула и спрыгнула с подоконника.
- А кто эта чувиха-то? - услышала Арина вслед грубоватый басок Зойки. - Надо ее прищучить, а то трепанет чего не надо…
"Прищучили, как же! - беззлобно подумала Арина. - Трепачки! Значит, этот Дикарь наставил Семге рога! Вот в чем дело-то! Ясно теперь, зачем Линка затеяла гадание по руке, хотела успокоить Семгу, а Семга позабавилась над Катыревым, чтобы предупредить Чижевскую, что в случае чего она поменяется с Чижиком ухажером…"
Ребята разбрелись на дежурство по этажам, в раздевалку, вестибюль и столовую, а Арина медленно потащилась в свою классную комнату, кабинет литературы, который сама же сдуру напросилась мыть вместе с Сонькой. Думала, Светлана Георгиевна к ним заглянет, так удастся пообщаться с ней наедине, Чумка не в счет. Пообщались…
Поганец Колюня все испортил. Да и она хороша, руки у неё чешутся. Теперь и Светлана на нее зуб поимеет, нужно ей это…
Отец уверял ее, что эта школа, возле их дома, хорошая, но для Арины она все равно чужая и враждебная.
В прежнем классе она блистала. С самых первых дней учителя восхищались ее способностями, ее памятью и, можно сказать, преклонялись перед ее умением повести за собой ребят. Если она и не очень готова была к ответу, ей никогда ниже четверки отметки не ставили - в школьной жизни сильны традиции, да и сочувствовали ей все, знали, какая свалилась на нее беда. Здесь никто ничего не знает, и слава богу, но и не ценят ее, как она того заслуживает.
В старой школе тоже бывали несправедливости, и влетало им порядком с Сашкой и Пашкой за их выходки. И учителя - не все, конечно, - были замечательные. Но то была своя школа, свои ребята и свои учителя. Там она ни на кого долго обиды не держала и к ней все относились по-доброму. Может, это и ностальгия по прошлому, но здесь-то точно паршиво.
Никто никем не интересуется, все бегут мимо друг друга, больно цепляя локтями и нисколько не прислоняясь душой. А учителя держатся заносчиво, ребят ни во что не ставят, могут и перебить, и оскорбить, а знают едва ли больше своих учеников, особенно таких, как Катырев или Гвоздев, да и Чижевская.
Эти книжники, интеллектуалы, в общем, нравились Арине, но у нее с ними не очень получалось. Слишком уж они были надменными, слишком кичились своей образованностью. Арина всегда ходила в библиотеку. Книги проглатывала ночами и знала не меньше тутошних "ботаников", но разводить с ними споры-разговоры ей до зевоты было скучно.
Невидимой стеной разделяло ее с этими маменькиными сынками и дочками ее несчастье, ее знание неприукрашенной, жестокой жизни и любопытство к неизведанному, манящее ее на улицу, в шумные ребячьи тусовки, на дискотеки и мотогонки, в которых она не уступала мальчишкам.
Ей хотелось и здесь сойтись с такими ребятами, которые не витают в облаках, как Катырев, не любуются собою, как Чижик, не распускают нюни, как Сонька-Чумка, а умеют постоять за себя и своих корешей, трезво оценивают людей и свои возможности и чувствуют ногами землю, понимая, что она твердая и подстелить соломку не всегда успеваешь.
Она рискнула бы прошвырнуться по здешнему скверику, чтобы своими глазами оценить, что за народец там тусуется, но не одной же ей тащиться туда?..
А с кем? Линку и Боба родители не выпустят поздно вечером. Гвоздь вечно торопится куда-то, больно деловой мужик. А Соньку вольная пацанва на смех поднимет в ее клетчатом пальтеце и войлочных башмачках "прощай, молодость!".
Арина толкнула дверь кабинета литературы. В пустоте тесной комнаты одинокая фигурка Сони Чумаковой, сжавшейся клубочком на своей парте в дальнем углу, выглядела похожей на спустивший воздух мячик, чьим-то сильным ударом заброшенный в чужой огород.
Плаксивая Сонька уже порядком поднадоела Арине, но, кроме Чумки, сразу потянувшейся к ней, у Арины здесь не было никого, кто ради нее пошевелил бы пальцем.
- Слушай, Сонька, ты что, и вправду сдвинутая, все и рем я слезы льешь? - грубо окликнула Чумакову Арина, и Соня, потихоньку хлюпавшая носом, зарыдала уже в голос.
- Ну, ладно! - Арина примирительно положила руку на плечо Чумаковой. - Хватит лить воду на вражескую мельницу. Обидел тебя кто, говори?
Арина тряхнула Соню за плечи, приблизила к себе и впервые внимательно глянула в ее лицо.
- А ты, девушка, ничего себе! - удивилась Арина. - Только больно уж бледненькая, и глазки от слез выцвели. Накрасить твою мордаху да постричь по-человечески, не хуже других будешь!
Арина улыбнулась, подсела к Соне, а та, уткнувшись ей в плечо, прогнусавила сквозь слезы:
- Колюня… поймал меня в коридоре, сказал, что хочет со мной общаться… И если… если… я с кем другим… он меня убьет…
- Не убьет, Чума ты этакая, он тебя пугает, потому что ты ему, девушка, нравишься. Ишь, гад слюнявый, губа у него не дура! А он тебе, может, тоже приглянулся, не виляй, Чумка? - Арина шутливо погрозила Соне пальцем: - Смотри, а то мы его помоем, почистим и человеком сделаем.
- Что ты? - испугалась Соня, будто ей предлагали плавать в одном водоеме с крокодилом. - Я люблю другого человека и всегда буду любить только его, даже если он никогда этого не заметит. Я знаю, я некрасивая, нескладная, а ему нравятся красивые, веселые, такие, как Лина Чижевская…
- Ну и кто этот принц? Борька, что ли, Катырев? Успокойся, ему, индюку надутому, никто не нравится, кроме него самого, поимей в виду. Он просто привык к Линке, она говорила, в детском саду они на горшках рядом сидели. С Линкой ему не страшно, а Вику, видала, как он испугался! Если по-честному разобраться - чего уж такого особенного она сотворила? Ну, скинула майку, хотела посмеяться над Бобом, знает же, какой он тютя, женского тела будто не видел?
- Он не такой! - встрепенулась, бросилась защищать Боба Соня. - Он не позволяет себе лишнего, как на скверике и в подвале. Он такой…
- Какой? - горько усмехнулась Арина. - Откуда тебе знать, какой он? Думаешь, образованный - значит, хороший и добрый?! Эх, Сонька, жизни ты совсем не понимаешь. В подвалах-то тоже есть настоящие люди. Гордые, смелые и за своих корешей в огонь и воду. Без друзей, Сонька, не проживешь, они как бронежилет, от врагов защита. Ты вот книжки читаешь, не попадался тебе "Крестный отец"? Нет? Ну, я как-нибудь съезжу на прежнюю квартиру, привезу. Там один человек, Крестный отец для многих, сказал своим крестникам: "Дружба - это все, дружба превыше таланта, сильнее любого правительства. Лишь немного меньше, чем семья. Стоит воздвигнуть вокруг себя стену дружбы - и ты не взывал бы о помощи". Усекла? Я наизусть запомнила. Вокруг себя надо воздвигать стену дружбы, одиноким - хана, в подвалах об этом любой малец знает.
Арина почувствовала, как защемило сердце, как хочется ей вернуться к своим, в ее подвал, и она в порыве доброго чувства открылась Соне:
- Я ведь тоже подвальная девушка. Хочешь, свезу тебя к своим? Увидишь, какие там люди! Только надо маленько постричься и поштукатуриться, а то, не ровен час, испугаются тебя нормальные люди. Давай подстрижем твой дурацкий хвостик, мотается как метелка, а?.. У меня ножницы где-то валялись в сумке, я своих парней и девок всегда стригла, у меня здорово получается!
И не успела Соня сообразить, что происходит, Арина оттяпала ей половину сухих, посекшихся от неухоженности волос и принялась выстригать модную челочку.
- Не надо, пожалуйста, не надо! - жалобно просила Соня. - Что я скажу маме? Отчим засмеет меня…
- Скажешь, что ты уже взрослая и хочешь быть привлекательной. И пусть купят тебе нормальную куртку, как у всех, и сапоги кожаные. Что они у тебя - неимущие? Не купят приличные шмотки, мы и сами их раздобудем - не лыком шиты. Подкрасишься, приоденешься, перестанешь рыдать и сама будешь выбирать, с кем тебе общаться…
Соня затихла, покорившись властным рукам Арины, лепившим ее новый облик, и сидела совершенно неподвижно, словно застыла и онемела. Арина даже наклонилась к ней, проверила, дышит ли, и принялась за макияж: смазала лицо кремом, помассировала немного, подкрасила ресницы, навела зеленоватые тени под невыразительными Сониными глазами и чуть коснулась ее щек румянами. Подвинулась на шаг, взглянула на свою работу и обомлела - бесцветное Сонькино лицо преобразилось до неузнаваемости, будто на том самом месте, где только что была измученная зимними холодами, сухая, потрескавшаяся земля, заблагоухало разноцветье сочных трав с яркими, любых оттенков, форм и размеров цветами…
- Чумка, - всплеснула руками Арина, - да тебя не узнать! Ну-ка, пошевели плечиками! Какая девушка!..
Соня, никогда не слышавшая восторгов по поводу своей внешности, испуганно и недоверчиво смотрела на Арину.
- Встань, Сонька! Да шевелись же ты, сонная муха! Стряхни пыль с ушей, дуреха. Глянь на себя в зеркало! - Арина радовалась сотворенному ею чуду, поднимая Соню за плечи и пытаясь заставить двигаться. - Покрутись, покрутись перед зеркалом, ты же не ватная кукла, ты красивая женщина! Хорошенькая! Можно сказать, привлекательная!..
- Я - хорошенькая? - Соня слабо, болезненно улыбнулась и сделала несколько неуверенных шагов к Арине, протягивающей ей извлеченное из старенькой косметички зеркало. - Ты смеешься надо мной, Арина? Да? Смеешься?
- Вот Чума так Чума! - беззлобно подосадовала Арина. - Ты спину-то распрями и представь, что я вылила на твои плечи это вот ведро с водой, встряхнись!
Соня невольно поежилась и замерла в нерешительности. Арина схватила ее за плечи, повертела, покружила и, подхватив со спины за локти, как прежде на лестнице, принялась вместе с Соней пританцовывать и напевать: "Желтые тюльпаны, желтые тюльпаны…"
За этим занятием и застала их Светлана Георгиевна, неслышно вошедшая в класс.
- Я думала, вы уже пол вымыли, - упрекнула она девочек, - а вы тут пляшете.
Арина и Соня одновременно повернулись к учительнице и сразу заметили, как вытянулось и застыло ее лицо. Светлана Георгиевна намеревалась еще что-то сказать, но, будто потеряв мысль, молчала.
- Вы не узнаете эту девушку? - развеселилась Арина. - Я тоже. То ли это Софья Чумакова, то ли Софи Лорен? Здорово, правда?..
- Правда, - согласилась уже пришедшая в себя Светлана Георгиевна. - Это ты, Арина, у нас такой мастер? Можешь открывать институт красоты, сейчас входят в моду частные предприятия. Заранее записываюсь к тебе на прием.
- Я вас приму без очереди, - хихикнула Арина, хотя настроение у нее испортилось.
Светлана Георгиевна явно не пожелала включиться в игру и подчеркнуто отчужденно вела себя, не так как раньше - доброжелательно и даже ласково.
- Директор, - объявила Светлана Георгиевна, - просила тебя, Арина, зайти к ней; я думаю, она не в восторге от твоего поведения. Не понимаю, зачем ты создаешь конфликтную ситуацию?..
- Я создаю ситуацию? - Арина, сраженная несправедливостью, почти захлебывалась возмущением. - До чего же вы слепые, учителя, тычетесь наугад, как народившиеся котята, не видите, что творится вокруг. Да эта же свора, Семга да Пупок и все их прилипалы, они же изводят Соньку и над Катыревым измываются, и во всем их верх!..
- А ты хочешь, чтобы верх был твоим? - почти сурово и, как показалось Арине, неприязненно сказала Светлана Георгиевна. - И устраиваешь драки?..
- Не драки, а разборки, - упавшим голосом пояснила Арина, - а это две большие разницы, как говорят в Одессе. - Что же им, спускать все? Не могу я смотреть, как они пакостят с приятной улыбочкой, кулаки у меня чешутся…
- А как, кстати, директриса узнала о моем поведении, от которого она не в восторге? - словно спохватившись, спросила Арина и презрительно, испытующе посмотрела на Светлану Георгиевну.
Светлана Георгиевна не отвела глаз. Горькая, ироничная улыбка скользнула по ее губам.
- Ну, это проще простого. Так называемый "ящик доверия" приносит директору вести из каждого школьного уголка…
- Вы тоже пользуетесь этим "ящиком доверия"? - не скрывая отвращения, с вызовом поинтересовалась Арина. - Ну и порядочки в вашей школе, прямо фабрика по производству доносчиков.
- Если честно, мне тоже такой порядок не по душе. И на педсовете говорила об этом, но меня не услышали. Я тут тоже человек новый… - Светлана Георгиевна, горестно вздохнув, пожала плечами и уже приветливо, как прежде, улыбнулась Арине. - Хорошая ты девчонка, Арина, честная, справедливая, способная, нравишься ты мне, признаюсь. Но ведешь себя странно. Грубо, не женственно. Почему так?..