Почему так? Разве объяснишь на ходу свою дурацкую жизнь? Арина чувствовала, что смогла бы довериться Светлане Георгиевне, но не сразу же. А в данную прекрасную минуту она была счастлива: впервые в этой проклятой школе признавали, что она способная, и честная, и справедливая, да еще не кто-то, а ее любимая учительница, - и Арина просияла, не сумев спрятать распирающую ее радость.
Светлана Георгиевна направилась к двери, но вдруг резко остановилась. Вспомнила что-то и, вытащив из сумки большой бумажный пакет, протянула его Арине:
- Передашь директору. Дежурный учитель вынимает из ящика послания и доставляет по назначению - школьному начальству. - Лицо Светланы Георгиевны болезненно, как от зубной боли, искривилось. - Меня срочно вызвали в детский сад, там Дашка моя, вроде тебя атаманша, прыгнула с горки или с качалки, напоролась на стекло или на камень, я побегу, а ты не подведи меня, Арина. Очень прошу, не дерзи директору. Договорились?
- Договорились, - согласилась Арина, чувствуя, что между нею и ее любимой учительницей возникает та невидимая ниточка дружбы, ухватившись за которую с пути не собьешься, не упадешь.
Светлана поспешно ушла, а Арина рухнула на парту и сидела так некоторое время, переваривая случившееся. Соня, вяло протирая доску, ощупывала свободной рукой подстриженные волосы и, выронив тряпку, вывела Арину из задумчивости.
- Сонька, - спросила Арина, - тебе Светлана нравится?
Соня с готовностью покачала головой.
- Света тут единственная без привета, - срифмовала Арина. - Умная баба и красивая, редкий экземпляр среди здешних старух. Молоток будет, если ее не согнут оглоблей.
Арина взялась за тряпку, поспешно протерла пол, помогла медлительной подружке привести в порядок парты и подоконники и позвала Соню:
- Слушай, девушка, давай взглянем, что там за послания в пакете?
Чумакова испуганно уставилась на Арину:
- Ты что, Ариша, как можно читать чужие письма? Светлана Георгиевна доверила тебе, просила не подвести…
- А я и не собираюсь ее подводить. Я только одним глазком гляну, а? - выпрашивала разрешения Арина, как будто Соня была ее материализовавшейся совестью. - Ну, я только три верхних прочту, ладно? Никто, кроме тебя, об этом не узнает…
- Но мы же сами будем знать, что поступили скверно, - сопротивлялась Соня. - Потом совесть замучает…
- Вот зануда! - рассердилась Арина. - С порядочными людьми нужно вести себя благородно, а с этими подонками, тайными агентами, чего церемониться? Это же будущие анонимщики, стукачи, подводилы… Из-за таких знаешь сколько хороших людей погибло, да и сейчас погибает…
- Ну, я не знаю… - засомневалась Соня. - Дело не в них, некрасиво по отношению к Светлане Георгиевне.
- Ты же не скажешь ей? Не скажешь! - спросила и сама же ответила Арина. - А я хочу понять, с кем я тут из той миски суп хлебаю, понятно?.. Арина решительно вытащила из пакета тетрадный листок, сложенный треугольником, развернула его, прочитала вслух:
- "Сережка Звягин мне надоел, так как все время и поется, пачкает слюнями мою форму, стреляет из пистолета апельсиновыми корками и щиплет меня на уроках. Это мешает мне учиться, убедительно прошу Вас что-нибудь сделать. Митрофанов Андрей, 4 "В". Во гад ползучий! - покачала головой Арина. - Нет чтобы врезать по уху этому Звягину, так он ябедничает директору, дебил! А что, интересно, директор делает в таком случае? Приходит вытирать с митрофановской формы звягинские слюньки? Или беднягу Звягина в карцер сажают? На орехи ставят? Вонючих сосисок лишают в школьной столовой?
С отвращением, словно боясь испачкаться, вытащила Арина следующий донос. Этот сочинили девчонки из шестого класса:
- "Сообщаем Вам, что Хотимский Виталий и Белов Владимир во время уроков играют в карты на деньги, на замечания учителей не реагируют, а учительница географии боится их и делает вид, что ничего не замечает…" Ну и дряни, пацанов заложили, а заодно и географичку. Теперь директриса прижмет ее к ногтю при случае! Она, наверное, всех тут в страхе держит? Чуть что - пожалуйста, тычет бумажку из досье под нос. Приличная дрянь, выходит, тутошняя директорша?
Соня подавленно молчала.
- Не нервничай, - небрежно посоветовала ей Арина. - Вынимаю последнюю, как и обещала, третью поклепку. Так, девятиклассники, голубчики, всем коллективом клепают, на кого? "Доводим до Вашего сведения, что учительница по биологии большую часть урока разбирается с учениками и не успевает как следует объяснить материал, а нам потом ставит плохие отметки. Учитель физики читает нам лекции, в которых мы ничего не можем понять, а на контрольных, когда мы не можем решить задачки, называет нас тупицами и обормотами". Да, нечего сказать, гадюшник у вас приличный, в таком гадюшнике и сам гадом станешь или кроликом, трепещущим перед удавом, как говорится - на выбор, с альтернативой… Ну, я пойду, Чумка, скажу этой стерве пару теплых слов, пусть только попробует поучить меня.
- Не надо, Ариша, - взмолилась Соня. - Ты же обещала Светлане Георгиевне. Директриса выгонит тебя из школы…
- Не выгонит. И тебя из кролика, извини, пора превращать в нормального человека. Что ты сутулишься-то перед всеми? Жди меня, я по-быстрому…
- А можно, я смою с лица краску? - жалобно простонала Соня. - Как я выйду на улицу? Засмеют меня.
- Не засмеют. Наоборот, все пацаны упадут к твоим ногам, увидишь. Если умоешься, я тебе больше не пара, ясно? - И Арина шмякнула дверью, оставив Соню в растерянности наедине с дурными предчувствиями.
Директриса, сухонькая, сутулая старушечка с колючими, потерявшими цвет глазками и такими же бесцветными тонкими губами, небрежным кивком, отчего на ее голове задрожали седенькие кудряшечки, позволила Арине войти в кабинет. Оглядела с ног до головы проницательным, выворачивающим наизнанку взглядом и, не теряя времени, объявила:
- Мы не потерпим в стенах нашей школы того, кто нарушает ее порядок. Я доступно поясняю?
- А какой у вас порядок? - дерзко, глядя в упор, спросила Арина. - Прав тот, кто клепает? Как в зоне?
Арина сунула пакет с содержимым "ящика доверия" на директорский стол и отодвинулась, не скрывая омерзения.
Лицо директрисы сделалось похоже на резиновую маску, волею чей-то руки сжатую и искривленную.
- Вон! - задребезжала маска, с трудом расправляясь и восстанавливаясь. - Пусть придет отец! Я пошла ему навстречу, приютила тебя, но, видно, твое место не в школе, а в зоне, о которой ты так хорошо все знаешь.
Арина усмехнулась с такой силой презрения и неприязни, что директриса даже отодвинулась вместе со стулом от стола к стене.
- Ваше место тоже не в школе, - ледяным голосом произнесла Арина. - Ваше время ушло. Я не боюсь вас. Я доступно поясняю?
И, резко развернувшись, она в два шага преодолела расстояние от директорского стола до двери.
Выпрыгнула в коридор и скисла. Никогда она не может сдержаться. Вечно рубит с плеча. Чертов характер! У отца сердце больное, расстроится, если вызовут, да и свинство с её стороны доставлять им с мачехой лишние хлопоты, они с ней по-доброму… Взяли в одну комнату, и ни слова упрека. А разозлятся, так, чего доброго, отошлют в интернат. Арину передернуло от одной мысли, что она может оказаться среди совсем чужих людей, без поддержки и защиты. Но дело было сделано, деваться некуда, не вернуть обратно слова, брошенные в лицо директору, как перчатка, приглашающая на дуэль.
"Ничего, - сама себя успокоила Арина, - переживем и это. Пойду работать, или еще что-нибудь придумается. Будем живы - не умрем!" И вдруг, подбоченившись, Арина, неожиданно для себя самой, влетела в директорский кабинет, с ходу выпалила с угрозой:
- Только попробуйте вызвать отца! Он сердечник. И тогда ваш знаменитый "ящик доверия" вырву из стенки вместе с гвоздями и прямиком к депутатам. Пусть порадуются, как вы фабрикуете новое поколение подонков и доносчиков, у которых главные качества - страх и покорность. Я не покорюсь вам, и ничего вы со мной не сделаете. Я свободный человек и буду поступать как считаю нужным! Хороших людей я не трогаю, а гадов буду давить!..
Не дожидаясь ответа, Арина хлопнула дверью и сразу ощутила облегчение. Те, кто пугает других, как правило, ты трусы. Топнешь на них - и они в кусты. Больше директриса клеиться к ней не станет, хотя, яснее ясного, постарается ее выжить. Но это еще бабушка надвое сказала.
Радостно возбужденная Арина помчалась в класс, где ждала Соня Чумакова. С разбегу кинулась к окну, распахнула его настежь и высунулась до пояса на улицу, шумно вдыхая сырой, не приносящий облегчения воздух. Подняла голову и уперлась взглядом в того самого парня, о котором трепались девчонки в туалете, называя Дикарем. Он по-прежнему стоял, прислонившись к дереву, словно прирос к нему, и походил на скалу, нависшую над дорогой.
Арина отпрянула от окна, чтобы позвать Соню, и глазам своим не поверила - рядом с Чумкой сидела Чижевская. Липка сама на себя была не похожа: упругое, красивое ее тело обмякло, глаза потеряли живость, лицо напоминало вылинявшую тряпку. Чижевская жалась к Соньке, словно пыталась почерпнуть от нее, забитой и слабенькой, жизненную анергию. Неужели пришла искать защиты?..
- Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил? Выпил рюмку, выпил две, закружилось в голове… - пропела Арина, насмешливо поглядывая на подавленную Лину. - Понимаю тебя. Голова вполне может закружиться. Классный мужик! За таким любая девка потащится, не оглянется, а ты чего - трухнула? Семгу забоялась? А ты не боись! Держись Арины, девушка, и не пропадешь! Правильно сделала, что пришла. Без друзей, девушка, все одно, что без порток, на люди не покажешься!.. - И, развеселившись, Арина вдруг не без гордости спросила у Чижевской: - А как тебе Сонька? Клёвая девка, правда? Можем втроем по мужикам ходить. Да ты не морщись и не вздрагивай, я пошутила. Хотя в каждой шутке, как известно…
- Что вам известно? - протискиваясь локтем в чуть приоткрытую дверь классной комнаты, полюбопытствовал Боб Катырев. Руки его были заняты книгами и пирожками, которые он обожал. - Мне же известна одна пикантная подробность из биографии великого поэта. Я пошел в библиотеку поискать то письмо, что нам цитировала Светлана, - и что бы вы думали?.. Натолкнулся еще на одно послание, и тоже Вяземскому, и тоже из Михайловского. Читаю: "Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил". - Борис поверх очков посмотрел на девчонок: произвел ли впечатление? Но ожидаемого интереса к своему сообщению не обнаружил. Смущенный непредвиденной реакцией, он все-таки продолжил чтение, но быстро перешел на пересказ:
- Значит, так. "Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу… Потомству не нужно знать о наших человеколюбивых подвигах…" Ну, дальше он просит приютить девушку, дать ей денег и позаботиться о будущем малютке. Никогда бы не подумал…
- Дурак ты, Катырев! - не позволила Арина договорить Борису. - И зануда! Что тут особенного? Пушкин же был молодой, страстный… Ничто человеческое, как говорится, ему было не чуждо. Но в отличие от таких мерзавцев, как Пупонин, которые через пять минут после любви в упор не узнают своих возлюбленных, человеколюбивый Пушкин посвящал им гениальные стихи и заботился об их благополучии в будущем. Гад Пупок совратил, похоже, какую-нибудь малолетку и трясется, что его заметут, вот и прикрывается Пушкиным, подлюга… - Аринины прозрачные глаза сверкнули ледяным блеском. - А ты, Катырев, ради своей возлюбленной способен на что-нибудь? На дуэль, к примеру, как Пушкин, защищавший честь Натальи Николаевны? Ты и драться-то, наверное, не умеешь, тютя? А Линку у порога поджидает дядя с приличными мускулами, не чета тебе. Выйдем на улицу, он тебя одной левой приложит…
- Так я потому и пришел, - признался, поправляя очки и краснея, Катырев, - чтобы не пустить вас на улицу…
- Что же, мы ночевать здесь останемся? - горько усмехнулась Арина.
- Но он же до ночи не станет ждать, - возразил всегда имеющий аргументы Катырев, - потолчется и смотается. Я стену лбом не прошибаю…
- Головка у него слабая.
Никто не заметил, как в класс вошел Слава Гвоздев. Гвоздик никогда не задерживался после уроков, тем более после дежурства, но забыл какой-то сверток в парте и вернулся.
- В цивилизованных странах, Боб, такие болтуны, ты, литераторы всякие, писатели, журналисты, занимают, как я слышал, сто сорок какое-то место в табели о рангах, а на первых позициях те, кто что-то умеет делать - дело, деньги или драться хотя бы…
Странно было слышать столь внушительное высказывание Гвоздева, из которого, даже при большой надобности, лишнего слова не выудишь.
- Ишь, разговорился, и все в точку! - одобрила Арина Гвоздева, собравшегося уже уходить. - Постой, рыцарь, - схватила она его за рукав, - а кто защитит нас, слабых, если не человек дела?
От резкого движения Арины сверток, который Гвоздев держал под мышкой, вывалился, обертка надорвалась, и на пол вывалилась упаковка больших значков с изображением политических деятелей.
- Почем торгуешь? - сразу все сообразила Арина.
- Рынок, - ничуть не растерявшись, ответил Гвоздев, - зависит от конъюнктуры. Некоторые политики идут по трельнику, другие по пятаку, а самых-самых можно сбыть и за чирик.
- В рублях? - деловито осведомилась Арина.
- Кому нужны твои деревянные рубли? - оскорбился Гвоздев. - Разумеется, в долларах.
- Так вот почему ты, парень, как шальной долбишь английский! Фарцуешь, значит? Качаешь монету от загнивающих империалистов? Молоток! А я думала, ты такой же тютя, как Катырев… Ну, вот что, ты хоть и фарца, а они, известно, спокойные, берегут нервы для коммерции, но если придется драться, на тебя основная надежда, ясно? Мне одной этот детский сад из окружения не вывести…
- Ты что, ку-ку, с Дикарем драться? - Гвоздев покрутил пальцем у виска, наглядно поясняя Арине, как он оценивает ее умственные возможности. - Да с ним во всей округе ни один самый сильный мужик не свяжется, он у тутошнего Рембо вышибалой.
- А кто этот Рембо? - ошарашенно поглядела на Гвоздика Арина.
- Рембо? - переспросил Гвоздев, раздумывая, не сболтнул ли лишнего.
- Ну, рожай, рожай, что вы все здесь такие испуганные-то? Не заложим мы тебя, не боись.
- А я и не боюсь. Просто не нужна тебе лишняя головная боль.
- Это не твоя забота! - отрезала Арина. - Говори, не тяни жвачку!
- Ну, Рембо - местный пахан, - неохотно сообщил Гвоздик. - Он вообще-то афганец, говорят, был в плену, и там с ним что-то такое сделали, надругались как-то… Когда он вернулся, думал - его встретят, как героя, а про него забыли. Мать его умерла, квартиру заняли какие-то ловкачи. Ну, этот Рембо, я даже не знаю, как его зовут на самом деле, заховался в подвал, к пацанве, и осел там. К властям на поклон не пошел, а наша замечательная власть о нем и не вспомнила. Вот он и хоронится в подвале и почти не выходит, во всяком случае, днем. Вроде был человек - и нет человека. Это называется - исполнял воинский долг!.. Форму он свою, говорят, не снимает, а вместо погон нацепил денежные бумажки, чирики, кажется. Сам не шелохнется, ребята на него пашут. Богатейший мужик! И все тут у него под ногтем. Жестокий до ужаса! А его тронь, так вся афганская братия зашевелится. Жалеют они его, не знают, до чего докатился. Напрасно ты, Васильева, вяжешься с Пупком и Семгой. Пупок для Дикаря шестерит, а Семга его герла. Заметут они тебя - пылинки не останется… Так что, други, уходить будем огородами. Под окнами кабинета труда стоит старый верстак. Если не развалится под Катыревым, то по-тихому смотаемся…
Арина отрешенно смотрела на Гвоздика, переваривая его информацию, а Борис, потирая покрывшийся испариной лоб, полюбопытствовал:
- А как же дамы? Они тоже будут выпрыгивать из окна на этот трухлявый верстак? - Тут он обратил свой пылающий нервным возбуждением взор к Лине и Соне, притиснувшимся друг к другу, и только теперь заметил, что Чумакова преобразилась.
- О! - вырвалось у Боба многозначительное восклицание. - Какие женщины нас окружают! Не Чумка, а просто Скарлетт из "Унесенных ветром", да еще в исполнении Вивьен Ли! Вот это да!..
- Слушай, тютя, - со снисходительностью взрослого человека к ребенку обратился Слава Гвоздев к Катырёву, - ты сейчас лучше о своем табло думай, а то помажут его красной краской. Какая у тебя группа крови?
Славка ехидно улыбнулся и повернулся к Арине:
- Ты что, Васильева, собралась Чумакову выводить в люди?.. - Проницательный Гвоздик сразу все понял.
Арина не любила, чтобы лезли в ее дела и тем более мысли, но Гвоздику она простила. Она не могла не признать, что Славка для нее - свой парень, и хотя разговаривают они откровенно в первый раз, понимают друг друга с полуслова. У нее крыша еще не поехала - без своих схватиться с чужаками. Да и все ее причиндалы для серьезной разборки валяются на квартире у матери, и не исключено, что мать давно уже выбросила со злости ее шлем, перчатки и непробиваемый кожаный жилет, подаренный ей Романом. Стараясь не выдать своих размышлений, Арина скомандовала так, будто, несмотря ни на что, считала себя главной в этой компании:
- Значит, так, в случае чего ты, Боб, держись Гвоздя, спиной к нему становись, а то сзади подсекут под ноги и замесят, а вы, дамы, держитесь меня. Поодиночке всех передавят. В свалке индивидуальность не требуется. Усек, Катырев? Ну, двинулись!..
5
Кирилл, которого все в округе мальчишки знали по кличке Дикарь и боялись до ужаса, был, как никогда, мрачен. Сейчас его малоподвижное лицо было и вовсе каменным и напугало бы всякого, кто осмелился заглянуть в него.
Из жизни, поступков и высказываний Дикаря мальчишки постоянно и вполне успешно творили легенды, но никто из них не мог бы поручиться, что наверняка знает что-то о Кирилле.
Тщательно обустроенный, бесчувственный мир Дикаря угадывался всеми, но вряд ли кто-то предполагал, что и Дикарь может испытывать внутреннюю неустроенность. А у него все не ладилось, все шло наперекос, и он, уже отвыкший от противодействия, все больше ожесточался в последнее время.
Девчонка, впервые в жизни всерьез понравившаяся Кириллу, бежала от него прочь. Другие ластились, лебезили, напрашивались на любовь, а эта ускользала, ласково улыбаясь. Он мог взять ее силой, но самолюбие останавливало его: хотелось не сломать, а завоевать. И Кирилл придерживал свой необузданный нрав, не торопил события, тем более что и привести такую девчонку, как Лина-Чижик, ему пока было некуда. В подвале Рембо все давно прогнило и не располагает к нормальному общению, а в собственном доме он всегда чувствовал себя постояльцем.