Осмотревшись еще раз, он повернулся к Стасику и немного суховатым тоном, нащупывая почву для беседы, сказал:
- Ну, а вы, молодой человек, все экзамены сдали, конечно, на пятерки и теперь отдыхаете со спокойной совестью?
Незнакомец не хотел обидеть Стасика, и тем не менее трудно было придумать худшее начало для разговора.
Совесть у Стасика была далеко не спокойна. У него, как он сам говорил, были "концы за кормой", и каждое напоминание об этом заставляло его заново переживать весенние неприятности.
Но Стасик был не из тех людей, которые дают себя в обиду. Приподнявшись на локтях, он сразу перешел в контратаку.
- А почему вы думаете, - резко сказал он, - да не только вы, а все взрослые… почему вы думаете, что с нами можно говорить только о пятерках? А у меня вот двойка по физике, если хотите знать. Ну и что? Топиться, что ли, по-вашему?
Стасик бросил пояс под палубу и, сев на банку, взялся за румпель.
- Знаю, все знаю, что вы будете говорить, - решительно перебил он незнакомца, открывшего было рот. - Общая культура… кругозор… А я, между прочим, в академию не собираюсь. Я в море пойду. А там отвальный гудок да вода кругом - вот и весь кругозор… - и Стасик широким, театральным жестом, точно на свои владения, показал незнакомцу на синюю гладь водохранилища, на пышные берега, на белые башни судоходных створов и высокие мачты электропередачи.
- Не беспокойтесь, - продолжал он, немного остыв, - что мне нужно, я знаю. И двойка эта самая не навек ко мне прилипла. Исправлю… А только вот почему вы все про пятерки? Что вам мои пятерки? Спросили бы, как паруса работают, как судно идет против ветра, как в море находят дорогу? Это ведь тоже для кругозора полезно… - и Стасик, выбрав втугую шкот, круто повернул румпель.
- Да, - сказал пассажир, немного озадаченный такой стремительной атакой, - все это тоже, конечно, интересно. Но ведь как решить, что важнее? Вот поэтому нас и учат в школах, вот поэтому с нас и требуют знаний, чтобы, встретившись с жизнью, мы оказались во всеоружии. А что нужнее - география или ботаника, физика или история, - это подскажет жизнь. Учиться нужно на пятерки. Ну, а говорить? Говорить можно и о другом. О двойках, например. Между прочим, я тоже плавал и немало. И вот однажды мне пришлось перегонять морской катер из Охотска в Николаевск-на-Амуре. Знаете, где это? Там тоже такая вот губа, как здесь, только раз в пятьсот больше…
Пассажир достал новую папиросу.
- Так вот, - продолжал он, закурив, - названия у нашего катера не было. Был номер - "Два", и, как всегда в таких случаях, звали этот катер "Двойкой". Ничего интересного рейс на "Двойке мне не обещал. В то время штурманский диплом уже не первый год лежал у меня в кармане. Побывал я и в тропиках и в Арктике, но мне везло… или не везло, считайте, как хотите, только в море ни разу не случалось со мной никаких происшествий. Плавал я на больших кораблях. Под руками всегда были мореходные приборы. Отличные карты сообщали мне все, что нужно знать моряку о течениях, глубинах и берегах. Маяки всегда аккуратно появлялись там, где мы их ждали. Буи и вехи во-время предупреждали об опасностях…
В тот раз на катере тоже был хороший морской компас, надежная карта, а за кормой исправно крутилась вертушка лага. В каботажном плавании - вы-то знаете это - моряку и желать больше нечего. Мотор работал отлично. Я время от времени отмечал на карте место корабля и был совершенно спокоен: при таких условиях трудно сбиться с пути. И погода стояла хорошая: дул свежий ветер с востока; он, правда, немного прибивал нас к берегу, но зато разогнал тучи, и видимость была прекрасная. Я старался держаться мористее, дальше от берега, но особенно далеко забираться в море тоже не решался.
В тех местах ветры непостоянные. Переменится ветер - потянет в море, а у меня ни секстанта, ни хронометра, ни таблиц. Потеряешь берег - а там и заблудиться недолго.
Но в тот раз ветер держался ровный и до вечера не было никаких неприятностей. Никого даже не встретили в море. Попался, правда, один тюлень, - он плыл куда-то наперерез курсу. Наш механик взял из рубки старинную винтовку, прицелился, она бахнула, как пушка. Выстрел раскатился по морю и откликнулся глухим эхом. Тюлень показал нам пятнистую спину, кувыркнулся в воде и пропал…
Когда стемнело, я сменился с вахты, спустился в каюту и скоро заснул. Под шум мотора отлично спится.
Ночью я проснулся с чувством неосознанной тревоги. В каюте было темно… Мотор молчал… Как-то по-особенному слышались голоса, стук сапог по трапам, плеск волны за бортом. Должно быть, эти непривычные звуки и встревожили меня. Я бросился наверх. Над морем стояла непроглядная темень. Звезд не было. Ветер крепчал, и соленые волны то и дело перехлестывали через палубу. Наша маленькая динамка остановилась вместе с мотором. Единственный электрический фонарик забрал механик. Он осмотрел повреждение и обещал через час исправить и запустить машину.
Ничего страшного не было в нашем положении. Час задержки - вот все, чем угрожала нам неисправность мотора. Я успокоился. Но примерно через полчаса справа, с запада, донесся сквозь свист ветра ясно слышимый рокот прибоя. Значит, близко был берег. Для тех, кто плавал мало, с берегом связаны все надежды, а моряки, конечно, знают, что близость берега часто грозит гибелью. Дело принимало скверный оборот.
- Как там? - крикнул я в машину.
- Порядок, через полчаса пойдем, - откликнулся механик и загремел ключами.
Я зашел в рубку, чиркнул спичкой и внимательно посмотрел на карту. По моим расчетам выходило, что до берега четыре мили. Грунт скалистый. Берег приглубый, отвесный… Я быстро прикинул в уме: ветер гнал нас со скоростью двух или трех миль в час. Через полчаса механик исправит мотор - и тогда нам не страшны никакие скалы. Значит, все в порядке. Ну, а если произошла ошибка в счислении? Если я недооценил снос и до берега осталось меньше мили? Тогда мы бросим якорь… Но карта говорит: "грунт скалистый". Хорошо, если якорь зацепит лапами за трещину, за камень, за гряду… А если не зацепит? И ведь так скорее всего случится. Водяного якоря у нас на "Двойке" нет. Значит, через полчаса наш катер расколется, как пустой орех, а нам придется барахтаться в ледяной воде, пока волны и нас не разобьют о скалы.
Был, правда, выход: на корме у нас лежал маленький ялик. На веслах мы могли продержаться против ветра, а утром выбрать место потише и выкинуться на берег. Так была надежда спасти людей. Что же, значит, командовать: "Шлюпку на воду!", пока не поздно?
Но ведь может быть и слишком рано? Ведь если хватит времени, если механик успеет исправить мотор, прежде чем "Двойку" навалит на скалы, тогда разве это не преступление - бросать дорогой катер и посылать людей на ялике искать неверного счастья в море?! Что же делать? Как решить эту задачу? Вот тут и встал передо мной во весь свой грозный рост тяжелый долг капитана: принять единственно верное решение.
Я старался сохранить спокойствие. Уверяю вас, это было нелегко. Слишком многое зависело от правильного ответа на задачу. А чтобы решить ее, мне нужно было прежде всего узнать, верно ли мое счисление. Не ошибся ли я в расчетах, отмечая свое место на карте? Если бы здесь, на берегу, стояли маяки, найти ответ было бы проще простого. Взять пеленги по компасу, замерить углы и построить на карте треугольник. Да и без компаса я мог бы узнать то, что мне тогда было важнее всего, - расстояние до берега. Вы же знаете, есть таблицы, по которым нетрудно определить дальность видимости маяка, а высоты маяков показаны на картах. К сожалению, тут не было самого главного - маяка. Но я все равно вглядывался в темноту и все ждал, не откроется ли огонь на берегу. Но чудес не бывает, и, конечно, огонь не появился. А ждать дольше было уже невозможно. Вот так обернулся этот рейс, такой благополучный поначалу!
Нужно было решаться. И вдруг, как-то само собой, пришло решение. Хорошее решение, только воспользоваться им я не мог: я забыл скорость звука! Понимаете, начисто забыл! И вот тогда среди темной ночи, как говорится, в двух шагах от гибели я стал вспоминать. Вспомнил класс, вспомнил нашу "физичку" Ольгу Владимировну… И вдруг ясно встала передо мной черная классная доска и четко выведенное мелом число - 340. Тогда я пошарил в рубке, нащупал в темноте винтовку и, оперев ложе на дверцу, выстрелил в темную ночь. Другой рукой я тут же нажал головку секундомера. Вы представляете, как я слушал?
Мне казалось, что удары маятника заглушают свист ветра и шум прибоя. Секунда, две, три, четыре… Наконец на фоне прибоя донеслось до слуха четкое эхо выстрела.
Я остановил секундомер и бросился в машину, к фонарику. Эхо вернулось через девять секунд… Звук проходит триста сорок метров в секунду, значит, до берега было немногим меньше мили. Времени на ремонт нам хватало с запасом.
Задача была решена.
Наш пассажир бросил за борт погасший окурок и достал новую папиросу. Он зажег спичку, но неожиданно налетевший порыв ветра задул пламя. Паруса наполнились, и за бортом зазвенела вода.
Стасик молча пересел на боковую банку, а румпель и шкот передал пассажиру.
ДОВЕРИЕ
Кончились каникулы, и морозы немножко убавились. В первый день занятий девочки собрались в школу пораньше и, пока раздевались, пока раскутывались и стаскивали ботики, перебивая друг друга, щебетали о новостях. А новостей у каждой в запасе был целый ворох: та в театре побывала, та на трех елках, та в колхоз ездила, к бабушке… Хватило бы разговоров на целый день, но тут зазвонил звонок, и третий "Б" дружной стайкой влетел в класс.
Валя села на свое место и тут только хватилась: нет Тони Ковровой, соседки.
Тоня еще перед Новым годом уехала с родителями на три года на Дальний Восток, и, когда заходила прощаться, Валя даже поплакала, так жалко было расставаться с подругой.
А теперь опять хоть плачь: во-первых, одной сидеть непривычно и неуютно, а во-вторых, Тоня была старостой в их классе, а теперь кто же будет?
И девочки тоже заволновались, заспорили, зашумели, потому что без старосты какой же класс?
Но тут открылась дверь, все сразу замолчали и встали. Ольга Петровна, румяная с мороза, прошла к доске, поздоровалась, улыбнулась. А когда все сели и стало совсем тихо, посмотрела на Валину парту, на то место, где Тоня сидела, и сказала:
- Придется вам, девочки, снова выбирать старосту. Предлагайте кандидатов, только хорошенько подумайте, прежде чем предлагать. Дело это серьезное…
Валя обернулась, пробежала глазами по лицам подружек и стала думать: кого бы предложить? Но со всех сторон уже поднялись руки, и девочки, точно сговорились, стали наперебой предлагать:
- Валю! Кленову! Валю! Валю старостой!
Валя покраснела и опустила глаза. Ей и приятно было и как-то неловко: со всех сторон на нее смотрели подруги. Ольга Петровна тоже посмотрела прямо на нее, улыбнулась, помолчала немного, подождала и спросила:
- Других кандидатов нет? Тогда проголосуем, девочки: кто за Валю - поднимите руки.
Сразу точно молодой лесок вырос над партами - все подняли руки. Одна Валя не подняла и покраснела еще больше.
- Единогласно, - сказала Ольга Петровна, - значит, решено. Поздравляю тебя, Валя. Постарайся оправдать доверие товарищей, будь примером в учебе и в поведении. А вы, девочки, уважайте Валю, помогайте ей. А теперь начнем урок: в последний раз мы с вами…
Ольга Петровна рассказывала, спрашивала, вызывала девочек к доске. Валя сидела, слушала, а сама все не могла успокоиться. Раньше она была просто ученица, а теперь - староста целого класса. Легко сказать!
С этого дня началась у Вали совсем новая, особенная жизнь. Училась она и раньше неплохо. А теперь понимала, что все девочки на нее смотрят, все по ней ровняются, - значит, не то что троек, а четверок и то нельзя получать. И в мятом воротничке тоже нельзя приходить, и в рваных варежках. Раньше Валя нет-нет, да и "выручит" кого-нибудь из подружек - даст списать урок. А теперь и думать об этом нечего. Да и девочки сами понимают: дружба дружбой, а списывать, да еще у старосты, никак не годится. Валя и раньше никогда не опаздывала в класс, а теперь стала приходить раньше всех. Придет, проверит, есть ли мел на доске, тут ли тряпка, у всех ли чисто в партах…
И подруги теперь совсем по-другому стали относиться к Вале. Что бы ни случилось - первым делом к ней. И если радость какая, еще издали кричат:
- Валя, а у меня папа вчера из Сибири приехал, кедровых шишек привез. Вот такие… И с орехами…
А уж если горе, выберут минутку и где-нибудь в сторонке признаются шопотом:
- Валя, а я кляксу в табеле посадила. Я не нарочно, вот честное пионерское. Ну, что мне теперь делать?
И приходится Вале итти говорить с Ольгой Петровной, улаживать все дела… А за день-то сколько таких дел наберется! В классе сорок человек, а она одна за всех - староста. И чем больше привыкала Валя к тому, что она староста, тем больше прибывало у нее забот.
Вот хотя бы с цветами что получилось.
У Вали был дома кактус. Она сама его отсадила у соседки, у тети Жени, сама вырастила, и он стоял у нее на окне такой смешной, колючий, как ежик. Валя очень гордилась и очень дорожила своим кактусом. Почти все Валины подружки тоже разводили дома цветы. Зайдешь к другой - у нее целый ботанический сад на окне. А в классе подоконники были скучные, пустые.
Валя подумала, посоветовалась с Ольгой Петровной, а на перемене предложила:
- Давайте, девочки, все принесем по цветку. Пусть наш класс будет самый красивый.
И на другой день в колпаках из газеты, укутанные платками и теплыми шалями, появились в классе цветы. Столько принесли, что на подоконнике едва места хватило. И герань, и аспарагус, и пальмочку А Зара Эльдарова принесла лимонное деревце, а на нем два лимончика. Один совсем еще маленький, а другой порядочный, с грецкий орех, даже чуть побольше…
Вот с этим лимончиком и вышла целая история.
Девочки расставили цветы, а горшки решили оклеить цветной бумагой. После уроков Валя сбегала к нянечке, попросила плитку, разогрела клей. А потом кто-то капнул нечаянно на плитку клеем, клей затрещал, загорелся, и такой нехороший запах пошел по классу, что все девочки расчихались.
Потом все разошлись, а Валя прибралась в классе, вспрыгнула на подоконник, открыла форточку и пошла отдавать плитку. Отдала, пошла одеваться, а тут встретила Ольгу Петровну и, конечно, заговорилась с ней. У них с Ольгой Петровной теперь всегда было о чем поговорить. Поговорили, попрощались. Валя оделась и пошла домой.
А дома Валю встретила мама. Она в тот день пришла пораньше с завода, и Валя очень обрадовалась. И мама тоже очень обрадовалась.
- Набегалась, стрекоза, - сказала мама, - иди, мой руки и садись обедать.
Они вместе с мамой пообедали, а потом сели учить уроки. Валя свои, а мама свои. Только Вале на этот раз совсем немного задали, а маме очень много. Валя уже сделала все, а мама долго еще сидела над книгой, что-то записывала в тетрадку. А потом они с мамой сели пить чай и разговорились.
- Мамочка, ты ведь давно уже большая, - сказала Валя, - а почему ты все учишься?
- А как же, Валя, иначе? У нас все учатся. Учусь, чтобы лучше работать.
- А ты и так хорошо работаешь. Я же знаю, я про тебя все в газете прочитала, когда тебе орден дали.
- Потому и работаю хорошо, что учусь, - сказала мама, - затем и учусь, чтобы хорошо работать.
Валя налила себе еще чаю, положила сахару и маме хотела налить.
- Спасибо, дочка, не хочется больше, - сказала мама и о чем-то задумалась. И Валя тоже задумалась, вспомнила класс…
- Ой! - вдруг крикнула она, побледнела и вскочила из-за стола. - Ой, мамочка, что же я наделала!
- Что такое, что случилось? - испугалась мама.
- Лимон, мамочка, понимаешь, лимон!
- Ничего не понимаю, какой лимон? Расскажи толком…
- Потом, мамочка, потом расскажу! - крикнула Валя и бросилась в переднюю одеваться.
- Никуда ты не пойдешь, - сказала мама строго. - Что это за прогулки на ночь глядя?
- Ну как же, мамочка, мне весь класс доверяет, и Ольга Петровна доверяет… Все доверяют, а я забыла…
И Валя рассказала маме, как это все получилось, и про лимон, и про форточку…
- Да, это дело серьезное, - сказала мама. - Ну вот что. Пойди постучи к тете Жене, объясни ей все толком и попроси разрешения позвонить по телефону. Номер ты знаешь?
- Номер в табеле есть, - сказала Валя, - только я боюсь по телефону. А вдруг завуч подойдет?
- Ну и что же, что завуч? А ты объясни, кто звонит и зачем. Только спокойно, не торопись, не волнуйся…
- Ой, нет, все-таки страшно…
- Не знаю, Валя, если бы я была старостой, я бы не побоялась, - сказала мама. - Как можно бояться? Тебе весь класс доверяет, а ты боишься. Когда выбирали, не боялась, а теперь страшно. Стыдись…
Валя вспомнила, как дружно поднялись за нее руки, и хоть страх не прошел, она пошла все-таки к тете Жене, объяснила ей все и набрала номер.
Она боялась, что завуч подойдет, а подошел сам директор. Валя сразу узнала его по голосу. У нее совсем упало сердце от страха, но она вздохнула поглубже и, стараясь не сбиться и не спешить, сказала:
- Здравствуйте, Сергей Петрович. Это говорит Валя Кленова, староста третьего класса "Б". Я забыла закрыть форточку у нас в классе, а там на окне живой лимон, и я боюсь, как бы он не замерз… Я хотела сама прийти, а мама меня не пускает.
- Вот оно что, - сказал директор. - Какого класса?
- Третьего "Б", - повторила Валя.
- Ну, очень хорошо, - сказал директор. - Я сейчас попрошу, чтобы закрыли. Спокойной ночи, староста!
Валя поблагодарила тетю Женю и пошла домой. И ей вдруг стало хорошо, так хорошо, как никогда еще не бывало. Она с налету распахнула дверь и замерла: мама стояла взволнованная, чуть покрасневшая, опустив глаза, и слушала радио.
Валя тоже прислушалась. Диктор назвал мамин завод, а потом торжественным голосом сообщил, что маму выдвигают кандидатом в депутаты Верховного Совета…
И хотя каждое слово отчетливо прозвучало у Вали в ушах, она не сразу поняла то, что услышала. А когда поняла, кинулась к маме на шею и крепко-крепко прижалась к ней.
А вечером, лежа в кровати, Валя укрылась с головой и начала дремать. Ей представилось, как мама сидит в Верховном Совете, в Кремле, и сколько новых дел и новых забот будет теперь у мамы.
Валя приоткрыла одеяло, прислушалась…
- Мамочка, - шопотом спросила она, - ты не спишь, мамочка?
- Не сплю, детка, не могу заснуть!!!
- Мамочка, а это трудно быть депутатом?
- Трудно, дочка.
- А ты справишься, мамочка?