- По религиоведению. Мы же в одной группе, я видела в списках.
- А…
- Приходи вечером, - решительно произнесла Уллис. - Ты же знаешь, где я живу.
Вот уже почти вечер, Йенна волнуется. Выбора нет, надо идти.
Поднимаясь по лестнице, Йенна слышит голос Сюзанны: "Что все это значит? Она опять решила поиздеваться? Что это за ерунда?"
Что это за ерунда? Йенна понятия не имеет.
Не успевает Йенна нажать на кнопку звонка, как Уллис открывает дверь.
- Я слышала, как ты поднимаешься, - объясняет она, жестом приглашая войти. - Тут такая слышимость. У вас внизу тоже?
"У вас". У тебя с мамой.
Нет. У вас - то есть у тебя с дедушкой и бабушкой.
- Да, слышимость неплохая, - отвечает Йенна.
- Поэтому соседи и жалуются после каждой вечеринки. По крайней мере, баба с собакой. Вот коза.
- Ну да…
Йенна сняла куртку и не знает толком, что с ней делать.
- Я повешу, - говорит Уллис, поддевая петлю пальцем. - А ты проходи на кухню. Я сделала блины. Любишь блины?
Йенна кивает, выдавливает из себя "да", потом добавляет "конечно, очень", совсем тушуется, потом начинает сердиться на себя. Ну почему она так стесняется Уллис? Ну что тут особенного, они же ровесницы! С Сюзанной ведь легко и просто говорить. Почему с Уллис не так?
Потому что это Уллис.
Потому что эта Уллис вешает ее куртку на хлипкий крючок, идет за ней в кухню, садится напротив, чтобы угостить блинами. Уллис - красивая, уверенная, всеми обожаемая.
- Бери еще, - говорит Уллис, когда Йенна доедает седьмой блин. - Или невкусно?
Уллис спрашивает с таким неуверенным видом, что Йенна спешит подтвердить: очень вкусно!
- Никогда не ела блинов вкуснее! - добавляет она, тут же чувствуя, что это уже перебор.
Наверное, в классе она все время говорит такие глупости, поэтому все и закатывают глаза, фыркают и перемигиваются, стоит ей открыть рот. Но Уллис, кажется, обрадовалась.
- Здорово! - говорит она. - Я всегда делаю блины. Мы тут только их и едим.
Уллис смеется и отхлебывает кофе.
- То есть как? Вместо еды? - Йенна вспоминает бабушкины наставления о том, что блины - это десерт, который прекрасно завершает обед из супа, но никак не может быть полноценным обедом или ужином, господи боже мой!
Уллис кивает.
- Ну да, блины или макароны.
- Твоя мама не любит готовить?
- Она не умеет.
Уллис качает головой.
- Она вообще не готовит, - добавляет она.
- Вообще?
Едва успев задать вопрос, Йенна жалеет, что заговорила о Модной Мамаше. Она алкоголичка. Алкоголики не готовят еду. У них и без этого полно дел: например, рыться в урнах для мусора и искать пустые бутылки.
И через секунду Уллис говорит то, о чем Йенна только что думала, будто поймав слова, повисшие над неряшливым кухонным столом, над остывающим в щербатых чашках кофе.
- Она алкоголичка, ты же знаешь, - говорит Уллис самым обыденным тоном.
Минуту назад они говорили о том, какая классная была вечеринка, о том, что физрук Йорген только что женился, о групповой работе, и вдруг Уллис сообщает, что ее мама - алкоголичка, как будто это самое обычное в мире дело.
Йенна не знает, что сказать, куда смотреть. И вдруг понимает, что это и есть то самое поведение, которое она так ненавидит.
- Почти все знают, - продолжает Уллис, размазывая варенье по блину.
- Тебе трудно? - осторожно спрашивает Йенна.
Уллис пожимает плечами.
- Из-за того, что все знают? - уточняет она. - Нет, это не так страшно, как жить вместе с ней.
Уллис широко разевает рот и откусывает от блина. Капля варенья оказывается на щеке, Уллис быстро слизывает ее, орудуя языком, как дворником на лобовом стекле машины. Йенна больше ничего не спрашивает. Хватит вопросов.
Когда Йенна собирается домой, Уллис предлагает встретиться снова.
Йенне тоже этого хочется.
Глава 37
- Она хочет, чтобы ее отпустили домой на Рождество, но врачи сомневаются, - вздыхает бабушка.
Они ужинают. Вареная картошка, мясной рулет, соус плюс вареная морковка и брокколи. Здоровое питание - это очень важно, подчеркивает бабушка, то и дело предлагая Йенне взять побольше овощей.
- Да уж, дело непростое, - задумчиво отвечает дедушка.
Бабушка качает головой, косясь на Йенну. Йенна ничего не говорит.
- Учитывая, какой мы видели ее в прошлый раз, - продолжает дедушка. - Совсем без сил.
- Здесь она, конечно, будет отдыхать, - говорит бабушка, - но вдруг что случится… взять на себя такую ответственность…
- Придется все время быть на связи с больницей, - добавляет дедушка.
- Конечно.
- Так что посмотрим. Времени еще много.
- Ну да.
- Где молоко? - спрашивает Йенна, опустив взгляд. Бабушка отвлекается от обсуждения:
- Ой, неужели я забыла?
- Надо забрать ее домой, Рождество все-таки, - дедушка улыбается, пытаясь поймать Йеннин взгляд. Безуспешно.
- Да, Рождество все-таки, - поддакивает бабушка.
Положив в рот большой вилок брокколи, она быстро жует. Йенна все так же молчит.
А что она может сказать?
Раньше Йенна обожала Рождество. Она любила рождественские подсвечники, скатерти, пластмассовых рождественских гномов на холодильнике, соломенных козлов, елку, слишком обильно усыпанную мишурой, рождественские открытки, рождественские фильмы по телевизору, имбирное печенье.
Особенно имбирное печенье.
Йенна всегда пекла его вместе с мамой. Они стояли рядом у разделочного стола, орудуя обсыпанными мукой скалками, а между ними - миска с формами для печенья и прочими принадлежностями. Они включали рождественскую музыку, делали погромче, открывали бутылку рождественского кваса, и в результате минимум один противень печенья пригорал. Срабатывала противопожарная сигнализация, мама ругалась, Йенна выбрасывала угольки. Вот что такое "рождественские традиции", по мнению Йенны. Или, точнее говоря, все это было традицией - до прошлого года.
В прошлом году Йенне впервые пришлось печь в одиночку.
Мама не смогла.
А в этом году?
В этом году мама, может быть, и не отведает печенья.
Поэтому в этом году Йенне плевать на Рождество.
- Мне плевать, отпустят маму домой или нет, - не говорит Йенна.
Но думает она, похоже, именно так. Думает, что она была бы рада не видеть маму, не видеть всего, что связано с этой проклятой болезнью. С этой треклятой болезнью, которая называется "рак" и от которой некоторые излечиваются, но не все. Кажется, Йенна уже забыла, стерла маму из памяти. Мама ведь больше здесь не живет. Она лежит в больнице, вот уже сто тысяч лет, она, может быть, не вернется. Теперь Йенна это понимает.
Мама, может быть, не вернется.
- Мне плевать, отпустят маму домой или нет, - не говорит Йенна.
Она просто жует овощи из пароварки, прикрыв глаза, и думает о другом.
Глава 38
Теперь Сюзанна избегает Йенну. Йенна протягивает руку, пытается вернуть все на свои места, но Сюзанна ее не принимает.
- Иди к своей Уллис, - говорит она. - Иди к Уллис.
Йенна не возражает. Йенна уходит. Против собственной воли она чувствует себя избранной, приближенной к той, которую они с Сюзанной всегда ненавидели, как им казалось. Сюзанна по-прежнему ненавидит. Может быть, даже больше, чем прежде. Но Йенна - она не может.
Ей и не снилось, что она, Йенна, вдруг будет ходить под ручку с Уллис.
Но вот - ходит.
Теперь - ходит.
Идти после уроков домой к Уллис, чтобы есть блины или хлеб, поджаренный в тостере, с заветрившимся сыром и комковатым маслом. И так приятно, такое облегчение: проходя мимо двери с табличкой "Вильсон", останавливаться на секунду, чтобы сделать выбор, - и шествовать дальше.
Уллис и Йенна сидят и долго разговаривают - не только о работе по религиоведению, но и о многом другом. Например, Уллис рассказывает, что собирается расстаться с Хенке. Йенна и не знает толком, что делать с этой информацией, не очень разбирается в парнях и всяком таком.
Йенна только целовалась однажды с человеком, который после исчез. Он был пьян. That’s it. Но несмотря на это, несмотря на Йеннину неопытность, именно ей Уллис рассказывает о том, что скоро расстанется с парнем.
- Он слишком хороший для меня, - легко отвечает Уллис, когда Йенна спрашивает почему.
- Слишком хороший?
- Да. Слишком добрый. Ему нужна другая.
Иногда, когда они сидят вот так и разговаривают при ярком свете кухонной лампы, в квартиру врывается Модная Мамаша. Тогда Уллис быстро хватает свою и Йеннину чашки и прячется вместе с Йенной в своей комнате.
Это почти как когда кто-нибудь заходит в квартиру, а Йенна знает, что мама сидит без парика.
Они спокойненько садятся на кровать Уллис и продолжают разговор, слыша, как Модная Мамаша бродит по кухне и кричит, что все в крошках! А кофеварку кто оставил включенной! И почему даже кефира нет в доме!
Сначала Йенна боялась этого уродливого, визгливого голоса.
- Дело привычки, - успокоила Уллис.
Комната Уллис совсем не такая, как представляла себе Йенна. Здесь нет беспорядка, не пыльно, стены не увешаны постерами с полуголыми парнями из журналов. На стенах вообще ни одного постера, только картина, одиноко пытающаяся оживить голые бледные стены.
- Красивая, - сказала Йенна, увидев картину.
- Отец нарисовал, - ответила Уллис.
- А где он?
- Его больше нет.
Йенна вздрогнула и опустила руки, коснувшиеся было картины, однако решилась спросить:
- Он умер?
- Нет. Но его больше нет.
Глава 39
- Давно Сюсанна не заходила, - говорит бабушка, достав вместе с Йенной рождественские украшения с чердака.
Йенна берет гнома с дыркой в колпаке и что-то бормочет.
- Что? - переспрашивает бабушка. - Разве не давно?
- Может, и давно, - отвечает Йенна. - Этот порвался.
Бабушка берет в руки гнома, осматривает красную ткань и морщит нос.
- Хилый гномик, - она откладывает его в сторону. - Надо взять хороших украшений у нас дома.
Йенна хватает гнома.
- А чем тебе этот не нравится? - спрашивает она более сердитым тоном, чем собиралась.
- Он мне нравится, - спешно отвечает бабушка. Она перебирает содержимое коробки, браслеты звенят. - Но ты сама сказала, что он порвался. Зачем нам рваные гномы на полках?
- Я его заберу, - Йенна прижимает гнома к груди.
- Ты, кажется, говорила, что в этом году комнату украшать не будешь?
- Я передумала.
- Ясно.
Бабушка продолжает копаться в коробке, приглаживает соломенного козла, протирает лучи золотой звезды.
- Можно позвать Сюсанну на ужин, - говорит она. - Если хочешь. Может быть, завтра? Когда вернемся от мамы.
Йенна отводит глаза. Встает. Говорит, что ей нужно в туалет.
- Вы поссорились? - осторожно спрашивает бабушка у отвернувшейся Йенны.
- Нет, - отвечает Йенна и хлопает дверью туалета.
Она расстегивает джинсы, снимает трусы, садится на холодное сиденье унитаза и видит, что у нее начались месячные.
Глава 40
На следующий день Йенна идет в больницу вместе с бабушкой и дедушкой.
Проще было сдаться, чем сопротивляться. К тому же уже привычные сны о маме, которая зовет Йенну, стали совсем навязчивыми. Поэтому она идет с ними. В машине ее укачивает.
Едва Йенна чует запах, видит больничный линолеум, медсестер, пастели на стенах, как ее начинает тошнить еще сильнее, совсем как утром, когда она не может завтракать. Ей хочется повернуться и убежать, но так нельзя. Можно только идти вперед, вперед по длинному больничному коридору.
Мамина палата выглядит совсем как обычно, ничего не переменилось, в больнице вообще ничего не меняется. Время стоит на месте. Пока человек не выздоровеет или не умрет, пока другой не займет его палату и в вазу не поставят новые цветы.
- Йенна!
Бледная мама не ожидала увидеть Йенну на пороге палаты номер тринадцать. Бабушка гладит Йенну по спине:
- Да, смотри, кто пришел!
- Твоя умница дочка, - подхватывает дедушка.
Йенна чуть не бежит к маминой кровати, вдруг чувствуя, как сильно она соскучилась, и видя, как сильно мама изменилась. Сколько же они не виделись?
Как давно они говорили обо всем на свете, смеялись, вместе пекли пиццу, сидели на балконе и пили кофе, лежали в Йенниной постели и любовались звездами на потолке - звездами, которые светятся в темноте?
- Как хорошо, что ты пришла, - бормочет мама, уткнувшись в Йеннины волосы. Ее дыхание греет. - Как я рада, что ты здесь.
- Нам много задавали в школе, - начинает объяснять Йенна, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
Она гладит впадинку на маминой шее, проводит пальцами по щеке, кладет руку на затылок. Вспоминает.
- Тс-с-с, - останавливает мама. На Йенну капает слеза. - Я знаю.
- Лив, нам так захотелось кофе, пока ехали, - говорит бабушка, все еще стоя у двери. - Не успели попить кофе дома, так что сходим, возьмем по чашечке. Тебе не нужно?
- Нет, спасибо.
- Мы скоро вернемся.
Мама кивает и сильнее гладит Йенну по голове. Дверь медленно закрывается, и Йенна ложится рядом с мамой и укрывается ее одеялом. Прижимается как можно крепче.
- Как хорошо, что ты не в больничной рубашке, - говорит Йенна, уткнувшись в мамину грудь.
Мама смеется, гладя шелковую пижаму, которую бабушка подарила ей на прошлое Рождество.
- Да уж, лучше в своем, - говорит она. - Тогда я как будто немного дома.
Мама тянется к столику, заставленному букетами цветов в разных уродливых больничных вазах. Все больше тюльпаны. Мама обожает тюльпаны. Йенна хочет, чтобы мама рассказала, кто прислал цветы, хочет прочитать надписи на открытках.
"Ты герой. Обнимаем, Марита и Уве. Привет от детей".
"Мы по тебе скучаем. Однокурсницы". (То есть девять женщин, которые учатся на тех же вечерних курсах сурдоперевода, что и мама.)
"Ты моя любимица, береги себя. Пер". (Мужчина из центра социальной помощи, который помог поставить дома сиденье в душе и поднял диван с помощью кубиков.)
"Думаю о тебе. Целую, обнимаю. У.".
- Кто это? - Йенна показывает маме открытку от "У.". Слова написаны красивым, по-детски округлым почерком.
В слове "целую" - сердечко вместо "у". Мама берет открытку.
- Один друг, - отвечает она.
- Мужчина?
- Нет, боже упаси! - смеется мама. - Вовсе никакой не мужчина.
Она все гладит Йенну по голове. Йенна понимает, что тема закрыта. Она тяжело опускает голову маме на грудь, вслушивается в биение сердца. Когда Йенна была маленькая, она очень любила так лежать и только слушать звук сердца и чувствовать мамину руку на спине. Все остальное в мире было неважно.
- Гляди, - мама показывает на потолок.
- Что? - Йенна почти задремала.
- Посмотри на потолок.
Йенна косится вверх. Сначала ничего не видно, глаза слипаются от полусна, но вскоре она различает звездочку. Такую же, как звезды в комнате Йенны. Мама уже давно решила взять с собой одну. Бедным медсестрам приходилось залезать на стулья, чтобы снимать и снова приклеивать звезду, когда мама переезжала из палаты в палату. Правда, в тринадцатой палате она лежит уже давно.
- Она со мной, - говорит мама.
- Ее почти не видно, - отвечает Йенна. - Она заметна только в темноте.
Йенна чувствует, как мама качает головой.
- Нет, - тихо произносит она. - Она со мной, даже когда светло. Есть вещи, которые остаются с тобой, даже когда их не видно.
Йенна смотрит на одинокую жалкую звездочку на потолке.
- Запомни, Йенна, - говорит мама. Проходит минута, Йенна поворачивается к маме: мама уснула.
Глава 41
- Блин, зимние каникулы - это круто! - говорит Уллис, потягиваясь, выгибаясь и выпячивая грудь.
- Да, блин! - поддакивает Карро.
Йенна сидит по другую руку от Уллис.
Они в школьной столовой, это последний обед перед Рождеством, и после еды дают какао и имбирное печенье. Йенна сидит за столом Уллис. Это правда, теперь она сидит за столом Уллис. Сюзанна обедает в нескольких столах от нее, в нескольких километрах от нее. Теперь она ходит с двумя девчонками, которых Йенна видела на конюшне. Их зовут Лина и Линда. Девятиклассницы.
- Ты что, не понимаешь, почему Уллис с тобой ходит?
Слова, которые Сюзанна произнесла, когда они с Йенной случайно встретились у школы, отзываются эхом внутри. Сюзанна говорила со слезами на глазах - и от злобы, и от разочарования, решила Йенна.
- Ты думаешь, она не знает про твою маму, и тебе это приятно - можно притворяться, что у тебя все хорошо, и вообще! Но она знает! Пойми! Это она помогла твоей маме, когда та упала около дома…
- Тихо, - сказала Йенна, но Сюзанна не умолкла. Будто накопившиеся за последнее время мысли и обиды потоком устремились наружу и застыли на земле, как лед, чтобы Йенна поскользнулась и ударилась.
- Да ты сама рассказывала! - злобно продолжила Сюзанна. - Вот почему она с тобой, а не потому, что ты ей нравишься, Йенна. Она ходит с тобой из жалости!
Йенна крепко сжала ключи, которые держала в руке, так что металл врезался в ладонь. Вдруг Сюзанна засмеялась, но не своим обычным теплым смехом.
- Может, ей даже кажется, что это круто, - фыркнула она. - Уллис, Уллис-Сиськуллис знает, что твоя мама умрет, и тогда все сразу обратят на тебя внимание, и ты будешь в центре, так и есть, Йенна!
Сюзанна разрыдалась, По-настоящему.
- Ты ей вообще не нравишься, хватит позориться, ты как ду-ура…
А потом Сюзанна выпрямилась, повернулась спиной к Йенне и пошла в школу. Она забыла пристегнуть Велосипед - Сюзанна, которая никогда Ничего не забывает, - и Йенна даже хотела ее окликнуть. Чтобы сказать про велосипед.
Но не окликнула.
- Блин, курить охота, Карро обнимает Уллис за шею, смотрит просящим взглядом.
- Идите, я не буду, - отвечает Уллис, сжимает руку Карро, ободряюще улыбается Лиселотте, коротко кивает Анне X. и Анне К. - Не хочется. Мы с Йенной посидим. Вот, возьмите.
Уллис роется в кармане, достает мятую пачку и раздает сигареты.
- Это "Лаки страйк", сгодится? - спрашивает она.
Карро хватает всю пачку, бросает мрачный взгляд на Йенну, встает. Лиселотта берет ее под руку, Анна К. и Анна X. следуют за ними как тени.
Уллис шумно вздыхает и опускает голову на стол.
- Как она меня достала, - бормочет она, уткнувшись лбом в дерево.
- Карро? - сглатывает Йенна.
- Да, такая противная стала. Да и остальные тоже. Тебе не кажется?
Уллис поднимает голову и смотрит на Йенну: глаза густо обведены черным, рот красный, щеки и лоб скрыты толстым слоем тонального крема.
- Ну, я их не очень хорошо знаю, - говорит Йенна, думая о том, что пора, наверное, и ей начать красить губы.
Тушью она уже красится, совсем по чуть-чуть, примерно месяц. Может быть, стоит купить помаду. Или взять мамину.