- Почему? - допытывалась пленная.
- Будет секретное совещание… при закрытых дверях? Только мы с моим начштаба, больше никто! Всем посторонним выйти!
Бойцы потянулись к выходу, одна пленная продолжала сидеть.
- Дежурный! - позвал командир, - Дедов и… еще кто-нибудь! Удалить ее из помещения!
Дед и Роман схватили девчонку под руки и потащили из беседки, хоть она сильно упиралась и хотела кусаться.
В штабе остался только командующий и его начштаба Калиныч, которые закрыли за девчонкой дверь и начали совещание.
- Вот навязалась! - пожаловался Шурка, садясь на свое освободившееся место. - Беспорядок тут развела!
- И зачем только брали… - поддакнул начштаба.
- Ну-ка выгляни… Может, ушла?
Калиныч осторожно выглянул в просвет между листьями дикого винограда, увивавшего беседку:
- Нет… Сидит на скамейке…
- А наши?..
- Около нее стоят… Зубан с Голованом малину рвут - ей, наверное… А Перфишка туфлю зашивает…
Посидели, помолчали. Потом командующий сам выглянул: она что-то рассказывала, а остальные слушали развесив уши.
- Агитацию проводит… - заворчал Шурка. - Как бы ее прогнать?
- А просто: "Иди отсюда!" - посоветовал начштаба.
- Вот ты и скажи! - обрадовался Шурка.
- А почему не ты?
- Мне неудобно…
- Это должен командир делать…
- А я тебе перепоручаю!
Калиныч подумал и сказал:
- Да она, наверное, и сама убежит… Пленные всегда убегают! Надо ее похуже караулить, она увидит и может убежать! Чего ей в плену делать? Я бы убежал!
- И я! - согласился командир с соображениями своего начштаба. - Тогда, значит, так! Иди позови всех сюда, кроме нее! Она увидит, что нет охраны, и пусть убегает…
Калиныч пошел и долго не приходил, а командир дожидался его прихода, сидя у стола.
Над столом красовался любимый Шуркин полководец генералиссимус А. В. Суворов, изображенный со своими солдатами во время перехода через Альпы. Самое интересное, что и звали их почти одинаково, Александр Васильевич Суворов - Александр Васильевич Сурков, и оба были невысокого роста. Глядя на картинку, где солдаты съезжали на штыках с крутых обрывов, Шурка думал о том, куда же Суворов девал своих пленных. Судя по картинке, ему некогда было с ними возиться, и он, наверное, обезоруживал их и отпускал, чтобы они не хозяйничали у него в тылу, не высматривали и не вмешивались везде…
Наконец Калиныч явился и доложил:
- Не идут!
- Почему такое?
- Да она не пускает… Говорит: "Где это видано, чтобы пленных одних бросать? Берете, а обращаться не умеете…" Сейчас у Деда колючки достает, а они смотрят…
- Без нее не обойдутся? - нахмурился командующий.
- Да у нее ногти длинные! - пояснил Калиныч. - Так и выхватывает ими! А у нас ни у кого нисколько ногтей нет, мы все вместе вчера отстригали… Тогда не знали еще, что колючки будут…
Глядя в просвет, между виноградными листьями, он докладывал со своего наблюдательного поста:
- Кончила вынимать… Теперь Зубана с Голованом зачем-то ловят… А, вон зачем! Мыть повели к водопроводу! Она умывает, а остальные держат, чтоб не удрали, хи-хи-хи-хи… Иди скорей, глянь: интересно!
Шурка тоже выглянул: пленная мыла под краном лицо, голову и шею издающему жалобные крики Зубану, которого с трудом удерживали Дед и Роман, а Голован с испуганным видом дожидался своей очереди, то и дело пытаясь вырваться от Перфишки, не дающего ему убежать. Тем временем Калиныч задумчиво трогал себя за локти, потом сказал:
- До чего остренькие эти колючки! Глазом не видно, а колются здорово, гады!.. И никак не ухватишь… Пускай бы она заодно и мне повытаскивала, а то с ними как-то плохо… Пойду!
И, не дожидаясь согласия Шурки, вышел. Командующий остался в штабе один. Он немного посидел над картой, нанося на нее множество красных стрелок-ударов по позициям "кирпичей", но стратегическая мысль работала слабо, потому что мешали сосредоточиться оживленные голоса бойцов, дисциплину которых уже расшатала эта ненужная пленная, а своим подметанием и в штабе все перевернула кверху дном - раньше был только небольшой беспорядок, а теперь и вовсе ничего не найдешь: все стронуто и лежит не на своем месте.
Выглянув, Шурка увидел, что девчонка опять сидит, рассказывает, а бойцы слушают, и даже вымытые Зубан с Голованом, опасливо держась в стороне, тоже прислушиваются, с непривычки беспрестанно щупая свои чистые лица и головы.
Интересно было послушать, что она там рассказывает, и вообще командиру все-таки нужно быть вместе с бойцами, а не где-то отдельно, и не допускать безобразий, когда всякие пленные распоряжаются тут, везде заглядывают, всё подметают и даже насильно моют разведчиков, которым, может, грязь нужна для маскировки, чтобы их никто не узнал.
Шурка вдруг вспомнил, что при допросе забыл задать самый главный вопрос: а что она делала в запретной зоне - Перфишкином саду?
И Шурка тоже пошел к Наташке.
Она уже оказывала первую помощь Калинычу, а остальные бойцы зачем-то внимательно осматривали ближайшие кусты и деревья.
Увидев командира, Наташка нахально заметила:
- А вот еще один чумазик! Давайте и его вымоем!..
Потрогав оставшуюся от контузии землю у себя в голове, командир независимо сказал:
- Меня никто не имеет права мыть! Сам вымоюсь, когда захочу… А ты вот сначала отвечай: зачем в нашем саду оказалась?
- Балда! - закричала Наташка. - Сто раз вам говорить? За гусеницами! Бестолковый алалА!
- Гусениц она ловит… - объяснил начштаба.
- А зачем?
- Для вывода бабочек… Если гусеницу посадить в коробку и дать листьев, она окуклится, а потом из куколки вылазит какая-нибудь бабочка… - рассуждал Калиныч, как знаток.
- Для коллекции? - не понимал Шурка. Наташка замотала головой:
- Нет! Посмотрю и выпускаю: просто интересно, какая бабочка выйдет… Гусеницы-то разные, и бабочки разные получаются!
Шурке тоже стало интересно: сам он раньше почему-то не думал, какая бабочка из какой гусеницы происходит, хотя частенько находил таких чудных гусениц, что бабочка, конечно, должна получиться прямо необыкновенная, может, даже вовсе науке не известная! Иногда и уже готовые куколки попадались - разные, но в голову не приходило, что можно самому увидать, какая бабочка внутри сидит, дожидается…
- А вот если гусеница черная, вся лохматая, как ежик от лампы, какая будет бабочка? - спросил он.
- Не знаю… - ответила девчонка. - Таких я еще не находила…
- А я вот раз находил гусеницу! - похвалился Дед. - Вот это была гусеница! Толстая, как сосиска, зеленая… А прямо во лбу рог, как у носорога, только торчит наоборот! Даже дотронуться боязно… В сирени у нас жила!
- Такую я давно ищу! - воскликнула девчонка и от волнения даже топнула ногой. - Мальчишки! Давайте сходим к нему в сирень, поищем! Ну пойдемте… Ну пойдем, что ль!
Она чуть не увела Шурку с бойцами к Деду в сирень искать гусеницу, но в саду появилась Перфишкина сестра с каким-то длинным очкариком и направилась прямо к беседке. Очкарик нес за ней стопку книг.
- Куда претесь? - сердито заорал Перфишка. - Там мы заняли! Ищите себе другое место!
От его крика очкарик оробел и замедлил шаги, но Перфишкина сестра подтолкнула его и огрызнулась на брата:
- У тебя везде все занято! Куда ни пойди, всюду твой хлам разложен!
Она зашла прямо в штаб, вынесла оттуда охапку снаряжения и свалила на землю.
- Чего трогаешь? - опять заорал Перфишка, но она не обратила внимания и закрыла дверь.
Конечно, Перфишке и остальным стало обидно от такого нахальства: будто для них там только сейчас прибрали все и подмели, а они явились на готовенькое.
Перфишка, как хозяин сада и беседки, больше всех обиделся и ворчал:
- Опять этого длинного привела! Нигде от них местечка не найдешь… Он знаете что вчера сказал? Хи-хи-хи… - развеселился Перфишка. - Пришел и говорит: "Лидочка, пошли на лодочке покатаемся!" Гы-гы-гы! Дурак, а? А сам тощий, как Дуремар!
Суровые, загрубелые в боях бойцы тоже засмеялись, потешаясь над таким позорным слюнявым выражением, которое не постеснялся сказать вслух, людям насмех, презренный очкарь, действительно чем-то слегка похожий на продавца пиявок Дуремара из книжки про Буратино.
Только девчонка ничего не поняла и пожала плечами:
- Не знаю, что тут смешного… Глупые вы!
- Давайте их дразнить! - предложил Перфишка. - Они скорее уйдут!
И он закричал тонким издевательским голосом:
- Лидочка, пошли на лодочке покатаемся!
Потом предложил всем:
- Дразните и вы!
Бойцы дружно закричали, стараясь сделать свои голоса как можно противнее:
- Лидочка, пошли на лодочке покатаемся!
При дразнений особо отличались разведчики, достигшие в этом большого искусства, когда им поручалось дразнить "кирпичей". Они кричали самыми противными и пронзительными голосами, а в промежутках вставляли от себя вопли:
- Пьявки! Пьявки! - для полного унижения очкаря, потому что из кино "Золотой ключик" знали про Дуремара и что он там кричит.
Но дразнение нарушала Наташка, которая начала гоняться за разведчиками и зажимать им рты:
- Это еще что за хулиганство! Перестать немедленно! Еще и маленьких хулиганству научаете! Перестаньте, говорю, как не стыдно!
- А ты не лезь! - посоветовал ей Шурка. - Пленная, а лезешь! Пленным не полагается лезть! Они должны вести себя тихо!
- Вот еще! Перестаньте, и я не буду!
- А ты не вмешивайся, сами знаем!
- Ничего ты не знаешь! Балда ты, больше никто!
Не известно, что мог бы сделать с ней Шурка, очень злой, когда его выведут из себя, но в это время дверь в беседке раскрылась, выскочила рассерженная Перфишкина сестра, толкая впереди себя очкаря и суя ему в руку длинное копье из боевого снаряжения.
- Иди прогони! - командовала она. - Какой же ты… вареный прямо!
С другой стороны на шум спешила Перфишкина мать, и отряд оказался в окружении.
- Что тут делается? - спросила мать.
- Мама, что же это такое! - громко жаловалась Перфишкина сестра. - Ну никакого житья от него нет! Навел мальчишек полон сад, всякие глупости горланят!
- Держи его! - приказала мать и ускорила шаги.
Но виновник всего этого переполоха Перфишка, не дожидаясь, пока его задержат, согнулся, нырнул прямо в крапиву и мгновенно исчез, из виду, будто его тут вовсе и не было.
А остальной отряд во главе с командиром, воспользовавшись преимуществами неогороженного Перфишкиного сада, разбежался во все стороны, выйдя из окружения без всяких потерь.
А пленная сама куда-то делась в суматохе, к большому облегчению всего отряда и особенно его командира Шурки.
2
Утром командующий А. В. Сурков, завершив ночной отдых, занялся легким предварительным завтраком, одновременно разрабатывая в уме различные стратегические планы полного разгрома "кирпичей". Сперва он подумал, не присвоить ли себе звание генералиссимуса, чтоб было как у любимого полководца А. В. Суворова, но потом решил, что для этого войско, пожалуй, все-таки маловато… Вот если бы народу хоть немного прибавилось, тогда другое дело.
Размышляя над подвигами своего великого тезки, он пришел к выводу, что сегодня необходимо проделать с бойцами свой собственный "переход через Альпы" для испытания и обучения личного состава в особо тяжелых условиях. Подходящие "Альпы" Шурка давно присмотрел в одном лесном овраге: высоченные кручи, будто специально сделанные для того, чтобы их штурмовать, и обрывы, с которых хорошо скатываться вниз - на штыке, на спине или кувырком, как там получится… Это закалит бойцов и сделает их непобедимыми в будущих битвах с "кирпичами". Шуркины "Альпы" почти ничем не отличались от тех, что на картинке, только снега не было, да он и не нужен: в снегу совершать переходы хуже, то ли дело летом!..
В это время прибежал растерянный рядовой Перфишка и, запинаясь, сообщил:
- Эта… опять пришла!
- Кто? - поперхнулся глотком молока Шурка.
- Да пленная вчерашняя…
- Зачем?
- Не знаю… Сидит в штабе и никуда не уходит.
- А чего же не прогнали?
- Да мы хотели… А потом не стали… до тебя!
- Все я да я… А сами?
- Как же мы ее прямо сразу прогоним? Она заслонку принесла!
Командующий повеселел:
- А! Это хорошо! А где она ее взяла?
- Не знаем…
- Значит, ее "кирпичи" подослали! - сообразил Шурка. - Шпионка она, а никакая не пленная, я и раньше догадывался! Хочет все у нас разведать! А то разве бы "кирпичи" отдали заслонку? А вы - разини! Только немножечко задержишься, а у них уже шпионов полно!
- Где же полно, когда всего одна? - заспорил Перфишка.
- И одной хватит, чтоб все наши планы узнать! Но ничего, сейчас мы ее разоблачим! Пошли!
Командующий натянул свои резиновые сапоги, надел на руку компас, повесил на грудь бинокль и поспешил в штаб.
Но в штабе не оказалось ни самой шпионки, ни бойцов, которых она, очевидно, куда-то увела, может, даже сдаваться в плен "кирпичам".
- Все, наверно, в саду у Деда, - предположил Перфишка. - Ту рогатую гусеницу ищут… Она давно их подговаривала…
Осмотрев заслонку и увидев, что она почти не пострадала от вражеских рук "кирпичей", командующий ободрился, и они с Перфишкой направились к Деду, чтобы по дороге положить заслонку на место, узнать, как идет отыскивание рогатой гусеницы, и заодно разоблачить шпионку, прикинувшуюся мирной пленной.
У Деда бойцы уже лазили по сирени, осматривая все веточки, а Наташка командовала, будто давно тут была командующей, а не простой пленной…
На приход настоящего командующего никто не обратил внимания, только Наташка похвалилась:
- Я там твою заслонку принесла!
- Ладно… - поблагодарил ее Шурка и сразу приступил к допросу: - Почему она у тебя очутилась? Разве "кирпичи" отдадут за так заслонку? Значит, ты к "кирпичам" примыкаешь!
Но девчонка сразу же оправдалась:
- Привет! Никуда я не примыкаю! Ихняя бабушка к нам за молоком приходила и рассказывала, что ее ребята откуда-то заслонку притащили… Я говорю: "Это одних моих знакомых заслонка, нужная!". Пошла и взяла!
- И отдали? - удивился Шурка. Девчонка тоже удивилась:
- Как же они не отдадут, если я за ней пришла? Вот так новости! Не свою заслонку присваивать! Я дам!
- А про нас ничего не расспрашивали? - допытывался Шурка.
- А я с ними и не разговаривала. Я у бабушки взяла!
- А на много человек их больше, чем нас? - задал Шурка коварный вопрос.
- Да трое всего! - вмиг разболтала девчонка военную тайну "кирпичей". - Один - маленький, а два - с вас! Их больше было, но только двое вчера гостить уехали, а одного на море увезли…
- Чепуха совсем! - обрадовался Шурка малочисленности противника, а ведь когда они с криком "ура" высыпали в атаку, казалось, что их не шестеро, а во много раз больше, и отступления, значит, совершались по ошибке…
- На целых на три человека их меньше, чем нас! - ликовал командующий. - Теперь они нам не помешают и можно спокойно переходить через "Альпы".
И Шурка рьяно включился в поиски гусеницы: что ни говори, а девчонка оказала кое-какие ценные услуги - выручила заслонку и сообщила о слабосилии "кирпичей". Да и самому очень интересно было увидеть ту страшную рогатую гусеницу, про которую рассказывал Дед, а потом узнать, какая бабочка из нее произойдет.
Однако гусеница не нашлась: хорошо замаскировалась или ее вовсе не было, а Дед наврал или забыл…
Бойцы приуныли, но командир сообщил им о своем плане "перехода через Альпы", и все опять обрадовались.
- Это в лесу? - спросила Наташка, как своя. - Вот и хорошо! Гусениц там половим!
- Некогда будет их ловить! - оборвал ее командир, чтобы она отвязалась. Но вступился самый недисциплинированный боец Перфишка, известный спорщик и любитель торговаться:
- А почему? По-моему, не помешает и гусениц половить: поштурмуем, потом половим… Еще поштурмуем, опять половим…
- Можно их заодно ловить… - поддакнул Дед. - Без отрыва…
Друг Калиныч ничего не сказал, но по глазам было видно, что он тоже не против половить гусениц…
- А Марчуков где? - вспомнил командир.
- Чук шампиньоны караулит! - сообщил начштаба. - У них под забором много наросло, а он никому не дает рвать, чтобы до больших дорастали!..
Шурка построил отряд и повел по направлению к лесу, надеясь, что пленная не выдержит трудностей похода, устанет и с полдороги убежит сама.
Для этого он избрал самый трудный маршрут:
по кочковатому болотистому лугу, где ноги то спотыкались о кочки, то проваливались в вонючую жижу;
мимо стада коров, которых побаивались даже привычные к опасностям бойцы Шуркиного отряда, особенно когда какая-нибудь вдруг уставится на тебя своими задумчивыми глазами, будто размышляя: боднуть этого или пропустить так?
сквозь густую чащу молодого ельника, колющего всех своими острыми иголками;
и, наконец, через речку, которую полагалось форсировать вплавь на самой ее глубине и быстрине!
Но девчонке оказалось все нипочем:
на лугу она легко скакала с кочки на кочку, точно голенастая болотная птица, а бойцы то и дело спотыкались, ухали ногами в черную грязь и угрюмо ворчали на командира, что он завел их в такое место, как Иван Сусанин врагов;
бесстрашно пошла прямо через стадо, где одна злая корова, пригнув к земле голову, грозно замычала, а бойцы оробели, попятились и чуть не пустились в беспорядочное отступление кто куда, но она закричала звонким голосом: "Это что за новости!" - и корова отступила сама, сделав вид, что просто хотела пошутить;
колючий ельник прошла невредимо, даже волосы не растрепала, хотя сам командир получил множество легких ранений в виде длинных царапин на руках и на щеке, разорвал воротник и чуть не выколол себе глаз, наткнувшись на острый сучок;
у реки, пока бойцы стаскивали свое верхнее обмундирование, делали свертки и прикрепляли их себе на головы с помощью ремней и веревочек, она обвязала голову платьем и свободно купалась, плавала и барахталась в воде, как лягушка, на которую и была похожа своими выпуклыми глазами и большим ртом.
Поэтому по требованию усталых бойцов командир разрешил привал и купание.
Кроме того, требовалось просушить обмундировку, которая у многих во время переправы съезжала с головы и частично обмакивалась в воду. Сам командир чуть не утопил свои сапоги, унырнувшие из-под ремня в глубину, а спасая их, уронил с головы весь сверток, намокший полностью. Сейчас все сохло на траве.
А Наташка, напялив свое ничуть не намокшее платье, уже шарила по кустам, высматривая гусениц.
На узенькой тропке, вьющейся вдоль берега, появился здоровый и толстый велосипедист, являвшийся всем известным тунеядцем Витюшей, с которым Шурка и Калиныч недавно вместе работали на поросячьем подсобном хозяйстве у завхоза Егора Ефимыча: Витюша - за зарплату, а Шурка с Калинычем - за черепаху. Черепахой Витюша обещал наградить их за помощь в его работе, и ребята хорошо помогли, но Егор Ефимыч все равно выгнал Витюшу за лень.
Сейчас Витюша остановился, чтобы поболтать со старыми знакомыми.