– Здорово! Я потом у него всё выспрошу. А это что – твои девичьи?
– Да.
– Такие большие, прямо портреты! Мама, какие чудесные шляпки ты носила! Что-то я не припомню у тебя ни одной. Какая-то сеточка на лице…
– Это вуаль, милая. Мода такая была.
– Мама, а почему ты сейчас всё это не носишь?
– Мне здесь – всего-то лет восемнадцать. Огромный город – Ленинград. Столько всего впереди, но как всегда в жизни бывает – нелепая случайность… Я заболела малярией, – мама вздохнула и отложила большую чёрно-белую фотографию в сторонку, а потом продолжила:
– Врачи посоветовали срочно сменить климат на более сухой, проще говоря, вернуться на родину. Вот тут я и встретила вашего папу.
– Что ж получается, если бы ты не уехала из Ленинграда, то меня бы не было?
– Необязательно так. Ты просто родилась бы в другой семье или в другой стране… А знаешь, ты могла быть папуасиком и жить на острове Чунга-Чанга! – мама засмеялась, потом обняла меня и сказала:
– Видишь, какие чудеса в жизни случаются. Так что, Алиса твоя – так, пустяки.
Я, подхватив своего лоснящегося и ленивого Ластика на руки, принялась изображать маленького папуаса, громко крича:
– Ватута – матута! Вупли – мупли! Куинти – пиинти!
Кот вырывался, ему не хотелось стать жертвоприношением папуасов, мяукнув жалобно, он спрятался под столом. Вероятно, полагая, что это его надёжное укрытие. Хотя стол и был застлан красивой германской, золотисто-коричневатой скатертью с золотыми же кистями, но из-под неё всё же виднелись ножки стола и длинный чёрный хвост. Решив, что с Ластика уже довольно испытаний, я спросила у мамы:
– А когда же мы дальше фотографии разбирать будем?
– Понравилось?
– Ну да!
– Как только эти прикрепим в альбом, сразу же и к следующим можно будет приступать.
– Давай тогда поскорее клеить!
– Не получается скорее. Альбома-то нет, мне в универмаге понравился один, но сегодня ехать слишком поздно. Смотри, как за окном темно. Ночь почти. А вам с Володькой давно спать пора!
За разговорами мы не заметили, как в комнату вошёл отец и сел тихонько в кресло. Теперь, оторвавшись от чтения своей любимой газеты "Советская Россия", он спросил:
– Может, тогда и вторую картину на стену выберете?
Отец пристально посмотрел на репродукцию Серова "Девочка с персиками", висевшую над креслом, а потом проговорил:
– Ей одной, на этой большой стене, наверное, ужасно одиноко!
– Да-да! Я знаю, что выбрать! "Последний день Помпеи". У Володьки в книжке я всё про неё вычитала. Заодно и кучу народу спасём! – предложила я.
– Вот глупая! Как ты их спасёшь, если они умерли? – недоумевал брат.
– Может, в твоём учебнике уже и умерли, а у нас в комнате света много. Вот пыль их и не засыплет. Картина-то напротив окна висеть будет! И всегда солнце будет, ну, или люстра!
– Мам, ты хоть ей скажи, что так не бывает, – взмолился Володька.
– Милая, если ты веришь в это, значит, так оно и будет! А ты, Володя, не лишай человека мечты, – ответила мама, принимая мою сторону в этом споре.
Я быстро уснула, а во сне ещё долго не могла понять, почему в Помпее все бегут от Карточной Королевы, а Кролик прыгает в остывающий вулкан, принимая его за свою норку. Дальше всё совсем перепуталось… Только утром мы действительно поехали с мамой в центр и купили большой альбом для фотографий в серой плюшевой обложке с маленьким металлическим значком, изображающим воздушный шар, посередине. В отделе канцелярских товаров нам завернули в плотную бумагу увесистую репродукцию картины Брюллова в толстой золочёной раме.
Глава третья
Школа… или Змеиный Камень
Почему-то именно этот день запомнился настолько ярко и выпукло… Мне порой кажется, что память нарочно возвращает нас в самые обычные дни, делая их незабываемыми.
– Можешь побыстрее копаться! – возмущается Володька, в нетерпении вертя дверную ручку.
– И вовсе я не копаюсь. Портфель не застёгивается.
– Дай сюда! Оп-пс и готово! – Он, лихо просунув застёжки под скобы на моём портфельчике, со щелчком закрывает замки.
– Неумеха!
– У тебя просто сил много, а замки совсем новые ещё, тугие, – жалуюсь я.
Мы стараемся как можно плотнее прикрыть калитку, но выпавший ночью снег никак не даёт закрыть её на крючок.
– Чёрт с ней! Бежим, а то на урок опоздаем! – кричит брат, ускоряя шаг.
– Иду уже… А если Аза с цепи сорвётся и убежит?
– Думай о хорошем! Пессимистка несчастная.
Аза – наша сторожевая собака, появившаяся незадолго до переезда. Она являет собой гремучую смесь различных пород и, даже несмотря на приличный возраст, остаётся красивой и очень воспитанной. Зря не лает, но и чужих в дом не пропустит.
Я догоняю брата. Дальше – привычная дорога до школы, по времени – минут пять-шесть не дольше. Сначала нужно обогнуть бесхозный участок земли, на котором никто так и не решился построить дом. Слишком высокий холмик возвышается прямо перед нашим домом. Летом он покрывается всевозможными цветами и обыкновенной травой. Но попадаются и ядовитые растения, с ними мы обращаемся крайне осторожно. Например, такой невзрачный кустик, весь какой-то бледный, с беловато-сиреневатыми цветами. Мама говорит, что это – белена. Вот её мы точно не трогаем. И паслён тоже. Зато на другой стороне холма, если повезёт и кто-то раньше не заметит, вырастает настоящая лесная земляника. Совсем малюсенький кружок. Буквально несколько кустиков. Только не каждый видит эти сочные, ароматные ягоды, потому что они хорошенько спрятались под резными листьями. Когда холм остаётся позади, мы бежим через дорогу. Это второстепенная узкая дорога, поэтому транспорт, в основном частные автомобили, проходит очень редко. Дальше через огромный прямоугольный двор, образованный шестью стандартными трёхэтажными домами, выстроенными в пятидесятые годы, и Домом Малютки, который находится в глубине, за ограждением из металлических, толстых прутьев. Во дворе растут высоченные тополя, от которых в конце июня летит белый пух, устилая всё вокруг мягким, пушистым ковром. Пух этот никому не нравится, но избавиться от него – значит лишиться и деревьев, которые в остальное время года всё же очень украшают двор и, наверняка, очищают слишком загазованный воздух. Если летом земля становится белой от пуха, то зимой наоборот, белый снег быстро чернеет от копоти и сажи. Дальше – главная дорога. Вот её надо было переходить очень аккуратно.
– Не отставай! – торопит меня брат.
– Иду-иду.
– Ну вот! Автобус вывернул. Говорил же, быстрее!
Переждав, когда проедут две встречных маршрутки, мы пулей летим через дорогу и оказываемся на школьном дворе. Он довольно широкий: по правую руку – парадный вход, по левую – пришкольный парк. Прямо – территория огорожена, но всё же есть, только совсем узкий проход, ведущий на улицу, перпендикулярную той, на которой расположились наши небольшие магазины. За самой школой, в глубине, разбит небольшой участок, где выращивают цветы и овощи. Дальше – спортивная площадка, но на ней только небольшое поле для игры в футбол да гимнастическое бревно.
– Что, проспали? – спрашивает кто-то из припозднившихся Володькиных одноклассников.
– Да, нет! Вот, сестра сегодня какая-то варёная! – отвечает Володька и спешит со своими друзьями быстрее повесить куртку в гардеробе.
Наш 2-й "Б" класс находится на втором этаже, да ещё и в самом его дальнем углу. Так что бегом наверх, прямиком через большой зал, где проводят школьные линейки и принимают в пионеры, дальше направо, в конец уже не очень длинного и широкого коридора.
– Уф! – только и успеваю выдохнуть я, открывая дверь. Звенит звонок. Урок начался!
– Здравствуйте, ребята! Кто успел заметить, какой лозунг сегодня висит над входом, в фойе? – спрашивает у класса строгая Татьяна Борисовна.
– Чего-то там, про знания, – отвечает с места Вовка Краевский.
– Плохо, Краевский! Нужно сначала поднять руку. Отвечаем только тогда, когда вам разрешат. Итак, что там написано?
– Яна?
– "Жизнь не спросит, что ты учил, но сурово спросит, что ты знаешь!"
– Молодец! Опоздала, но прочесть успела.
– Откуда знаешь? – толкает меня в бок Краевский.
– Отстань.
– ?
– Да, брат читал, пока я снимала пальто, слышала.
– А-а-а…
– Краевский, прекратили разговоры. Открываем прописи. Сегодня мы постараемся красиво и аккуратно написать текст на странице… На странице двадцать четыре. В классе становится совсем тихо. Слышно, как скрипят перья. В прописях положено писать перьевыми ручками.
Пока все старательно выводят слова почерком с нажимом и наклоном вправо – самое время рассказать о нашем пришкольном парке. Он занимает большую площадь территории и огорожен с трёх сторон невысокой оградой из металлических фигурных фрагментов, напоминающих изогнутые цветы. А четвёртая сторона – обычный частокол из длинных, стальных, толстых, заострённых прутьев с кирпичными столбиками между ними. Именно в этой части ограждения, напротив центрального входа в нашу восьмилетнюю школу № 19 расположен и вход в парк, по обе стороны от которого возвышаются на постаменте скульптуры пионера и пионерки, замершие с поднятой правой рукой, салютуя: "Всегда готов!" В парке много невысоких деревьев, в основном – старые клёны, яблоньки и черемуха, также кусты белой сирени. А в его центре расположен фонтан. Летом вода в нём есть и даже не зелёная, то есть цветущая, но вот, как работает этот фонтан, не видел даже мой старший брат!
Зимой учащиеся младших классов нарезают круги по проложенной лыжне, идущей по периметру всего парка. А летом в него никого не пускают, слишком уж он тенист и тёмен. Но там, где ограда невысокая, можно спокойно перелезть и оказаться на территории парка с чёрного входа. Вся изгородь с этой стороны увита вьюном с небольшими розоватыми цветами, напоминающими парашюты. Зачем лезть? Дело в том, что именно здесь, в глубине школьного парка сохранились участки с природными каменистыми разломами. Камни большие и маленькие, гладкие и какие-то слоистые. Некоторые поросли мхом, а те, что лежат на светлых участках, – тёплые и гладкие. Вот тут-то и можно увидеть, как иногда, нет-нет, да и проскользнёт неопытный, маленький ужик, ради которого и стоит лезть через забор.
Впервые змей мне показал Валерка Маслов, ещё в конце первого класса, когда мы, уставшие от скучной экскурсии, отлынивали в школьном парке.
– Тихо! Замри, – прошептал он, прижавшись к дереву.
Я стою, как вкопанная, наконец, увидев змею, которая старалась проскользнуть между двух плотно лежащих камней.
– Она нас не заметила?
– Не-а! Слепая сейчас… Пока не полиняет. Мне отец рассказывал.
– Я испугалась даже, – тихо сказала я, переводя дух.
С тех пор мне нравилось заглядывать через витые ограждения и высматривать там этих скользких и чешуйчатых гадов. Однажды мне даже удалось увидеть, как, свернувшись калачиком, спал на камне небольшой тёмный уж, греясь на солнце, и, разоспавшись, он совершенно не чувствовал, что за ним ведётся пристальное наблюдение. Таких безобидных змей было множество. Но в один из дней школьный сторож обнаружил на территории парка настоящую гадюку.
– Этот факт недопустим! – сказал директор школы.
Почти сразу после того случая вызвали представителей санитарно-эпидемиологической станции и даже змееловов. Что они делали, я не видела, вот только змей в нашем парке заметно поубавилось… Теперь, чтобы увидеть ужа или гадюку – надо запастись адским терпением! И, почти слившись с вьюном и забором, стоя, то на одной ножке, то на другой, надеяться, что вот-вот тихонько зашуршит сухая трава и чья-то маленькая юркая головка покажется между прутиков и небольших камней… Увидеть змею – было как откровение. Тот, кому это удалось, причислялся в стан Заклинателей Змей и пользовался льготами. Например, без очереди купить в школьном буфете беляш и какао или первым идти на прививку. Первому ничего неизвестно… Куда поставят укол? Под лопатку или такой больнючий – в руку. А вдруг, всё же окажется, что это просто капли от полиомиелита! Но потом-то, точно станет страшнее… Соврать, что ты действительно видел гадюку или ужа, конечно, можно было. Да только всё равно врун себя выдавал… Ведь расспросы велись дотошно, а детали придумать очень непросто! Ложь вылезала наружу, и обманщика с позором изгоняли. Но самым безоговорочным и лучшим доказательством служила уникальная находка – шкурка от перелинявшей змеи. Немногие могли похвастаться таким-то трофеем!
Я давно закончила выводить прописные буквы и тихонько сидела, наблюдая, как большие снежинки, кружась в плавном, медленном танце, опускаются вниз. У скульптурной пионерки выросла высокая снежная шапка, но, глядя на неё, я невольно зябко поёжилась. Как-то сразу захотелось, чтобы поскорее наступило лето. А значит – третий класс! И нас, наконец-то, примут в пионеры!
А ещё весной, когда ласковое солнышко начнёт пригревать освободившуюся от снега землю, можно будет подкараулить, если конечно очень повезёт, как какая-нибудь проснувшаяся молодая змейка оставит своё малое платье на подсохшей почве с прошлогодними листьями, среди серых безликих камней… Вот это будет удача! Тогда, если очень постараться и аккуратно протолкнуть длинную картонную полоску внутрь чешуйчатого скафандра, получится чудесная закладка для книг… И это будет отличный повод подтвердить то, что ты настоящий Заклинатель Змей!
Глава четвёртая
Нашествие
Во что смогу ещё поверить…
И весь, со скидкой, скептицизм
и факт учтя, что не проверить
и, что не найден механизм
явленья Чуда или Сказки,
той, что потрогать… Не просить…
И дело даже не в огласке,
так боязно и жаль разбить!
Однажды мне приснился сон, совершенно необычный, даже с точки зрения ребёнка, не лишённого фантазии. Мне – лет пять-шесть. Отец впервые взял меня с собой погостить в деревне у своей мамы, которая жила далеко, на Волге. Деревня хоть и большая, но находилась далеко от районного центра, и поэтому ехать остаток пути от железнодорожной станции надо было на телеге по грунтовой дороге через колхозные поля. Лошадь не спеша ковыляла, я вертела головой, болтала ногами, пока не увидела такое, от чего у меня сам собой раскрылся рот. Когда я, наконец, выдохнула, то произнесла:
– Папа, небо упало на землю!
Бескрайнее поле, уходящее далеко-далеко к горизонту, словно бездонное синее море, щедро впитавшее в себя весь мыслимый и немыслимый ультрамарин, волновалось от малейшего ветерка. Когда мы подъехали ближе, то разглядели, что всё оно – это сплошь синие васильки. Каждый цветок яркий и отдельный, но вместе – море, разлитое по земле и сливающееся с небом, таким же бескрайним и глубоким. Над полем летали важные стрекозы, большие и перламутрово-блестящие. Возможно, только лишь для того, чтобы ещё сильнее осталось впечатление от увиденного. Я долго не могла прийти в себя, и мне даже в голову не приходило, что можно сорвать эти восхитительные цветы… Слишком идеальной показалась мне эта картина.
Почему сон необычный? Просто, он настолько реалистично передавал все мои прошлые, детские впечатления, но как будто бы со стороны. Я смотрела на себя, словно сидела в зале кинотеатра, и в то же время ощущала всё, что происходило со мной, сидящей в телеге, посреди изумительного василькового поля! Я вдыхала чудесный аромат, идущий от земли, щурилась от яркого солнца и даже чувствовала каждую неровность на дороге, когда телега, легонько подпрыгивала на ней. Эта двойственность восприятия так потрясла меня, что проснулась я с бешено колотившимся сердцем. Мне очень хотелось поскорее с кем-нибудь поделиться впечатлением… Но то, что я увидела во дворе, удивило меня ещё больше! Наш кирпичный дом, окрашенный в бледно-розовый оттенок, побагровел… Если бы в то время я знала про миражи в пустыне, которые словно плывут или пульсируют, я бы сказала, что дом – лишь мираж. Он трепетал, колыхался, воздух вокруг него двигался! Мама, заметив меня, стоящую в полном оцепенении, вышла из летней кухни и тоже замерла. Никто не видел, когда они прилетели, но сидели божьи коровки только на нашем доме, плотно облепив его снизу доверху! Иногда они шевелили крыльями, то приподнимая их, то прижимая обратно, что и создавало эффект его парения… Я напрочь забыла про свой волшебный сон. Реальность была куда невероятней! Мы с мамой подошли ближе, но маленьким жукам не было дела до нашего любопытства, они сидели на стенах, как приклеенные.
– Милая! Только не бери их руками! А вообще, успеешь ещё изучить этих незваных гостей. Пойдём завтракать!
– Мам! Я только сосчитаю – сколько у них чёрных точек на крылышках! Раз, два, три, четыре, пять… Ничего себе! Целых одиннадцать!
– Так не бывает! Они же симметричные. Считай лучше!
– Бывает-бывает! Всё равно одиннадцать! Сейчас только поем и опять пересчитаю!
Блинчики были очень вкусные, ведь мама подавала их со сметаной и вишнёвым вареньем. Я уплетала их, пила чай, гладила Азу босой ногой. Она преданно смотрела на меня и ждала очередного свёрнутого в трубочку сладкого блинчика.
– Сидеть! Молодец! Получай награду…
Когда я вышла снова во двор, дом стал опять обычным, светло-розовым. Соседские тоже – обыкновенные. Я даже расплакалась от неожиданности, потому что так и не увидела, когда вся эта фантастическая эскадрилья снялась и куда она улетела… Может, время, отведённое для отдыха или какого-то другого дела, закончилось? Может, божьи коровки решили разделиться и лететь каждая по своим делам… Но только на стене нашего дома осталось всего две божьи коровки и совершенно разные. Одна – красная с чёрными пятнышками, а другая – жёлтая. Я взяла их и поместила на ладошку, словно они являлись доказательством Чуда. Только им не хотелось ползать на моей руке, и они как по команде, поднялись и улетели прочь. Нашествие закончилось. А наш большой дом перестал быть гигантским космодромом для маленьких летающих тарелок… Сколько их было? Наверное, миллион, не меньше… Во всяком случае мне так показалось!
– Чего ревёшь? – спросил Володька, выходя на крыльцо и на ходу протирая глаза.
– Нашествие закончилось, – горестно ответила я, смахивая слёзы, величиной с горошину.
– Мам! Чего она опять придумывает?
– Да нет, Вова! Чистая правда. Я тоже видела, как тысячи тысяч божьих коровок сидели на стенах сплошным ковром!
– Подумаешь! Нам рассказывали про такое. В Колорадо, в Америке сто раз уже случалось…
– Фома неверующий! – только и сказала я, продолжая всхлипывать, но уже без былого энтузиазма.
Я понимала, что брат завидует нам с мамой. Он опять пропустил важное событие… Но, чтобы не выказывать своего огорчения, сразу вспомнил про подобную историю. Ведь случай-то его не всамделишный, а рассказанный. Зато мы с мамой видели всё своими собственными глазами! Подумав так, я успокоилась и пошла вновь обследовать рядом стоящие дома.
Когда отец вернулся с работы, я поделилась с ним своими впечатлениями, да только он не очень-то мне поверил. Вот тогда я впервые в жизни пожалела, что у меня нет никакого фотоаппарата, хотя бы самого недорогого и простого, "Смены", например, или "Вилии-авто".