То лето стало третьим со времени переезда. Наш участок постепенно приобретал законченный ухоженный вид. Кустики малины дали первый, обильный урожай, прижились яблоньки и два из восьми привезённых, небольших пока саженца настоящей вишни. Вишня та – родом из Ульяновска. Саженцы росли и довольно быстро стали красивыми, высокими деревьями. Главное, говорил отец, – уберечь их в первые два-три года от сильных морозов и грызунов. Если акклиматизация прошла успешно, от корней пойдут отростки, которые легче пересаживать, формируя настоящий, вишнёвый сад. Каким он и стал, спустя лет десять-пятнадцать…
Осматривая дома и деревья, я не нашла больше ни одной божьей коровки. Сорвав все созревшие красные ягоды малины, которые не увидел брат, я только хотела отправить их в рот, как заметила новые перемены… Но, чтобы меня опять не объявили выдумщицей, побежала в дом.
– Мам, пап! Там какие-то работники ходят с палками и чего-то измеряют.
– Ну-ну! Нос от малины ототри, – сказав это, брат выглянул в окно.
– Правда! Пап, это что… Геодезические приборы?
– Кажется, площадку готовят. Наверное, дом кто-то строить собирается. Главное фундамент успеть залить. Пойду с мужиками поговорю, – сказал отец, надевая кепку.
Люди, работавшие на площадке, что-то говорили, но очень уклончиво. Скорее всего, они сами не знали, либо не хотели раньше времени огорчать частный сектор грядущими переменами… А удалось в тот день узнать следующее: в ста метрах по диагонали от нашего дома будут возводить громаднейшую железобетонную конструкцию. Для чего она вдруг понадобилась и кому, пока неясно. Но только со следующей недели стройка будет вестись в три смены. И возводить будут водонапорную башню, высотой около двадцати метров и около десяти в диаметре.
– Здорово! – воскликнули мы с братом и переглянулись, это был редкий случай нашей с ним солидарности.
– Дети… – только и сказал отец, расстроенный будущими невесёлыми перспективами.
Я не понимала, чем он так недоволен. Просто тогда мне казалось, что всё, сопряжённое со строительством чего-то нового, должно вызывать восторг и интерес…
Глава пятая
Маяк… или Странная девочка
Старая лестница, тёмный чердак.
Под ноги брошенный крошится шлак…
Свет от фонарика щупает путь;
Хочется прямо идти – не свернуть!
Стопки из книг и журналов давно
Связаны лентами, но всё равно
Ждут откровенный к себе интерес…
Время увязло, забыт и прогресс:
В старых статьях говорят, что из нефти
Будут готовить цыплят и спагетти…
"Эврика", "Квант", "Крокодил", "Вокруг Света"
Столько лежат от зимы и до лета!..
Мячик, скакалка и старый "Хоккей"…
Пыль, паутина, ты их пожалей!
Старый чердак знает много про детство;
Вот! Как всегда! Переполнено сердце!
В первые дни строительства Башни мы то и дело интересовались, что там меняется, сколько людей сегодня, например, вышло на работу… Но потом постепенно привыкли и только отмечали про себя: "Как же всё-таки быстро возводится этот объект!"
Ведь совсем свежи были ещё воспоминания о том, насколько долго строили Дворец культуры, который очень торжественно открыли первого сентября, через год после нашего переезда.
Теперь мы с Володькой и его другом Прокопьевым Юркой частенько ходила на вечерние, но не самые поздние сеансы. Меня пропускали, потому что контролёром в кинотеатре была мама Володькиного друга. "Фантомаса"мы смотрели с неослабевающим интересом и с нетерпением ждали каждую новую серию. Имя французского комедийного актёра Луи де Фюнеса запомнилось только благодаря этой киноленте. С мамой я несколько раз ходила на индийские фильмы. Только не понимала, почему она, очень сдержанная и рассудительная, плачет из-за пустяшных моментов. Ещё, я не могла взять в толк, зачем главным героям нужно танцевать и петь, когда самое время уже что-нибудь предпринимать, чтобы потом не лить слёзы. Я довольно быстро разочаровалась в таком кино и больше не поддавалась на мамины уговоры составить ей компанию…
Много позднее, когда я уже оканчивала восьмилетнюю школу, с удовольствием смотрела "Всадника без головы", уговорив брата взять меня с собой. Он просто обожал, как играет Олег Видов, и ради него посмотрел фильм восемь раз! Володька изображал сцены из этой картины, подражая даже интонациям актёров:
– "Прерия черна, как десятка пик, но не будь я капитаном Колхауном, если не найду дорогу даже в этом аду!" – кажется, вот эта фраза стала его любимой цитатой. Мне, конечно, тоже нравился фильм, но даже два раза посмотреть одно и тоже… Это было явно не по мне!
Помню, во второе лето, после нашего переезда, мы познакомились с Леной и Женей, племянницами Полины, живущей в деревянном доме со ставнями. Они переехали к ней после трагедии, произошедшей с их отцом. Виктор, так его звали, утонул недалеко от берега в нашей небольшой реке Ине. Врачи сказали:
– Остановка сердца.
Мама девочек – младшая сестра Полины, работала по сменам и сутками, поэтому решила, что детям будет лучше, если за ними присмотрит тётка. Полина, немолодая и одинокая женщина – очень любопытная и шумная. Только её грубоватый голос и слышался с соседнего участка! Полина нагружала Женьку и Лену работой по дому, заставляла полоть грядки и поливать из шланга картошку. Девочки варили корм для свиней и мели двор. Словом, времени на игры у них не оставалось.
Наши с Володькой мама и папа придумывали для каждого из нас интересные задания. Например, уходя на работу, мама говорила:
– Сегодня я заметила на листьях капусты двух гусениц… Милая, кажется, тебе нравится собирать всякую живность?
– Не собирать, а рассматривать!
– Если их не собрать, от капусты останутся одни дырки!
– Ладно, а куда их… Складывать?
– Да хоть в трёхлитровую банку… Заодно и посчитай сколько у них ножек!
– Известно сколько, – сорок!
– А вот и нет! – вмешивается брат. – Го-о-раздо меньше!
– Ну, не дустом же их посыпать! А ведь баба Шура так и делает! – уже на пороге сказала мама.
– А дуст, это что? – спрашиваю я брата.
– Отрава такая, яд. Д-Д-Т.
– Понятно! Значит, буду собирать…
Не найдя в кладовке банку, взяла старый эмалированный бидон и пошла на поиски вредных, жирных гусениц. Чтобы занятие не было таким уж утомительным и скучным, я решила разбить "вражескую территорию" на Зоны. После осмотра каждой из них, мне по моему же мнению, полагался бонус.
– Это другими словами премия, понимаешь, Яна? – так объясняла мама значение незнакомого мне слова, когда я впервые услышала его от неё. Мама тогда говорила отцу, что в этом месяце ей выплатят бонус. Слово мне это очень понравилось и запомнилось…
Мысленно разделив участок земли на четыре равных прямоугольника, на которых, широко раскинув большие сочные листья, росла капуста, я положила на краю каждого из них по нескольку толстых стручков гороха. Горох этот и стал бонусом! Обследовав первый формирующийся кочан, я ничего не нашла. Зато во втором спряталось целых пять гусениц. Когда я легонько до них дотрагивалась, они быстренько сворачивались в калачик, не давая посчитать, сколько же нужно им пар обуви, будь они, ну хоть капельку волшебными. Тогда я пошла на хитрость. Взяла небольшой прутик и, дождавшись, когда зелёная обжора переползёт с листа на него, поднесла её ближе к себе.
– Один, два, три… Раз, два, три, четыре, пять. Ничего себе! Целых восемь пар! И всё-таки, ты не рекордсменка! – аккуратно стряхнув гусеницу в бидон, продолжала поиски:
– Не дотягиваете вы со своими шестнадцатью ножками до сорока. Значит, далеко и не убежите, противные вредители!
Вот так незаметно, за игрой я помогала маме, в то время, как мой брат старательно носил ведёрки с лёгким шлаком на чердак. Отец сказал, что он недостаточно утеплён. Поэтому каждый день Володьке нужно было перенести и рассыпать по полу чердака двадцать вёдер шлака. Я считала, что мои задания не такие утомительные и грязные. Справившись с маминым поручением, я закрыла бидон крышкой и отправилась к брату.
– Вов, давай я тебе помогу, а потом вместе сходим в магазин, а?
– А сама чего?
– В дальний же… Ну, там, где самообслуживание.
– И зачем?
– Да в нём кубики для какао продаются по одиннадцать копеек. И для кофе.
– He-а, я их не люблю!
– А мне нравится их грызть! Купишь что-нибудь другое, а? – умоляю я.
– Ладно. Тогда, чтобы быстрее было: ты будешь принимать вёдра на чердаке, а я – таскать. Идёт?
– Давай! – соглашаюсь я, карабкаясь по лестнице, которую придерживает брат.
– Осторожно! Хватайся за края, теперь на коленки. Влезла?
Я уже стою у края лаза на полу чердака:
– Да влезла-влезла, тащи быстрее!
Работа заняла около часа, потом, посмотрев на себя, я понимаю, что мыться и переодеваться для похода в магазин уже не хочется… Ладно, получается, что я помогла брату впрок!
В то лето в доме Полины появилась ещё одна девочка – Лариса. Она была года на три моложе меня, худощавая и нескладная. У неё была очень короткая стрижка, и ей совершенно не подходило её собственное имя. Вся какая-то угловатая и менее общительная, чем соседские, Надя и Сергей. Лариса тоже племянница Полины, да только она – единственный ребёнок Полининого брата Лёшки, который жил в квартире трёхэтажного дома напротив. Лара только что приехала из Ленинграда, куда её возили родители. Там она проходила ежегодное обследование, а теперь встал вопрос об операции.
– Понимаешь, милая, Лариса – особенная. Она может быть и мальчиком и девочкой. Она гермафродит, – говорила мама.
– Как это? – не понимала я.
– Это редкая аномалия. Иногда рождаются вот такие дети. Природа шутит. Как захотят теперь её мама и папа, так и будет! А может, сама Лариса… Хотя, думаю, здесь всё уже давно решено.
Ни Полина, ни Ларисины родители не делали из этого особого секрета, поэтому все окружающие относились к подобному факту совершенно спокойно. Мало ли странностей в жизни!
Тем временем на стройке велась почти непрерывная работа, и к зиме Башню возвели. Высоченная и идеально круглая, она напоминала маяк, ведь на самом верху ночью загорались мощные прожектора, чтобы освещать строительную площадку. Первое время на территории дежурил сторож, но зимой его вагончик убрали. А проёмы, расположенные только на одной стороне Башни, заколотили необструганными досками. Башня замерла. Возможно, деньги, отпущенные на её строительство, закончились или внутренние работы решили проводить весной. Только перед самым снегом территорию очистили от мусора, несколько раз прошёлся бульдозер и сравнял все неровности… А на следующий день, как по заказу, выпал первый снег.
Глава шестая
Николин день
Утро озябшее… Снег и мороз!
Ветви деревьев застыли от слёз…
Каждая веточка в стёклышках льда,
Тёмное небо, а в небе – звезда!
Каждое деревце тянется к ней,
Зимнее небо уже посветлей…
В бусы хрустальные убранный клён
В солнце сверкает безветренным днём…Ветер лишь только задумает дуть -
Стёкол хрустальных уже не вернуть…
Падают с веток они, как звонки,
В снег упадут и затихнут… Почти…
Зимняя сказка – сверкающий лёд,
Месяц на небе, что только растёт…
Как только выпадал глубокий снег, и за окном трещали сильные морозы, всё это означало одну немаловажную вещь. Наступил Николин День… Девятнадцатого декабря, в пятницу, в тринадцать часов дня родилась я, что и было записано в Акте гражданского состояния, а на руки родителям выдано Свидетельство о рождении за № 13. Каково это – родиться в конце года, в последний день рабочей недели, да ещё и в обеденный перерыв? Не знаю, не знаю… Но по себе могу судить, что в характере у меня преобладают качества, свойственные эмоциональным и поэтическим натурам. А вся жизнь – ожидание праздника, выходного дня, или Чуда и Сказки! Да только вот, как оказалось, она, то есть жизнь, любит преподносить не только приятные сюрпризы… Например, лет с трёх-четырёх с каким-то чудовищным постоянством, незадолго до Дня рождения или же в само это знаменательное событие, случалось одно и тоже. Ангина. Я лежала пластом, с высокой температурой и соответственно: ни гостей, ни игр. Вместо этого микстуры, антибиотики и постельный режим. Вот почему в младших классах я не помню ни одной школьной Ёлки, да и новогодних костюмов у меня тоже не было…
Зато вот это помню, как сейчас…
Мама обтирает мне руки и ноги, а я тихо вздыхаю.
– Не расстраивайся! Учишься ты хорошо, опять отличница… Подумаешь, пропустишь две недели. Отдыхай! – говорит мама, не зная, чем ещё можно отвлечь меня от болезни и поднять настроение.
– Если я родилась в такой день, почему же никакого Чуда не происходит? Ведь я крещёная, а мой святой – Николай Угодник!
– Так возьми и напиши письмо в Москву. Как-нибудь так:
"Дорогой Леонид Ильич!
Я живу в небольшом, шахтёрском городке, где совсем мало развлечений для детей. А у меня, как и у Вас, день рождения – девятнадцатого декабря…"
– Мама! Ты чего! Такая большая, вернее, взрослая! Это всё равно, что Деду Морозу письмо написать! Бесполезно… – говорит Володька, потом, видя, что мои глаза наполняются слезами, продолжает:
– Я родился 7-го января. Кому мне писать?
– А вот у тебя, как раз всё просто! Закатил глаза к небу… Загадал желание и порядок! – говорю я.
– Ты думаешь! Ха-ха! Сто раз пытался… Ну, и где мопед?
– Плохо старался! – хриплю я.
– Тихо вы! Значит мечты ваши – слишком корыстные и приземлённые, – заключает мама и вздыхает…
Наверное, она тоже вспомнила о своих каких-то неисполненных желаниях.
Сама не заметила, как уснула и проспала до утра. Уже перед самым пробуждением мне приснился очень яркий и удивительный сон. Я иду по узенькой тропинке. Она такая кривая и утоптанная, поэтому надо внимательно смотреть, куда наступаешь. Потому что, если шагнуть в сторону, вернёшься опять туда, откуда пришёл. Но самое главное: нужно поскорее попасть в сад за высоченным забором, иначе снова не узнаешь, что же там растёт! Я открываю калитку, иду вдоль постриженных кустарников и вдруг попадаю на открытое пространство. Где только небо и деревья. Они высокие, с тёмно-зелёными листьями, а на них, как на Новогодней ёлке висят большие лимоны. Пористые и вытянутые. Я снимаю один, но он в моих руках сразу сдувается и превращается в маленькую, жёлтую таблетку… Сон был такой необычный, что мне сразу захотелось попросить маму об одной вещи:
– Мама!
– Проснулась, милая! Одиннадцать часов спала. Тебе немножечко полегче?
– Да. Мама, я хочу лимон!
– Лимон?
– Да-да. Штук пять!
– Хорошо. Будут тебе лимоны! А пока прими таблетки и витаминку съешь… – ответила она.
– Нет! Я твой тетрациклин больше пить не стану.
Я кусала лимон, будто это было яблоко. Ела его без мёда и сахара и даже, не разрезая на ломтики. Брат лишь кривился и сглатывал.
– Они же кислые! Как ты их кусаешь?
– Вкусно, я не чувствую, что кисло.
– Ужас!
Возможно, сон оказался вещим. Или наконец-то произошло Чудо! Только это была моя самая последняя ангина! С тех пор я ни разу не страдала от неё и даже гриппом не заболевала, когда вся семья лежала с высокой температурой… Удивительно!
Глава седьмая
День Пионерии
Что очень хотелось стать пионером помню, а вот сам день, когда в торжественной обстановке повязали галстук, стёрт из памяти напрочь… Вероятно, есть тому какое-то простое объяснение, но всё по порядку.
В воскресенье, девятнадцатого мая родители поднялись рано, ещё даже не светало. Мама занялась подготовкой семян, резала большие картофелины пополам и аккуратно пересыпала из ведёрок маленькие картофелины с росточками. Отец наточил лопаты и завернул их в ткань. Когда подъехала машина, он погрузил в неё наши, с синими тесёмками мешки с семенами.
Мама разбудила меня и Володьку, покормила и приготовила еду, чтобы было чем перекусить в поле. Ранним утром ветер разогнал тучи, выглянуло солнышко и идти стало веселее. Хотя до поля предстояло шагать километра три-четыре…
Брат с отцом выкапывали лунки, мы с мамой бросали семена. Вокруг поля летали галки и сороки. Я наблюдала за птицами, пытаясь понять, что их привлекает и какую именно пишу они ждут. Ту, что можно выпросить у нас или жучков и червячков, оказавшихся на земле, после того, как их ненароком зацепили и вытащили на поверхность. До обеда мы справились с посадкой и перекусили. Аппетит на свежем воздухе всегда хороший! Поэтому кроме нескольких корочек белого хлеба ничего не осталось. Я раскрошила их и рассыпала в ложбинке, которую протоптали, чтобы отделить наш участок от соседнего поля. Птицы тут же налетели, хватая и отбирая друг у друга сначала только большие кусочки, но через минуту не осталось и совсем крохотных…
Когда мы вернулись домой, отец натопил баню. Я хоть и не любила её, но в этот раз с удовольствием отмывала с себя пыль и грязь после работы. Усталость взяла своё, и, едва дождавшись, когда высохнут мои длинные волосы, улеглась спать, даже ни разу не вспомнив о том, что я пропустила…
В понедельник утром как обычно зашла в класс, выложили из портфеля учебник и тетрадку и, раскрыв её, нарисовала авторучкой смешную рожицу на розовой, с волнистыми краями, промокашке. Глазки у нарисованного личика тут же растеклись от избытка чернил, будто заплакали… Прозвенел звонок.
Татьяна Борисовна молча подошла к своему столу, потом, внимательно оглядев нас, произнесла:
– В нашем классе появились ненадёжные товарищи, которые позорят высокое звание пионера и считают необязательным явку на торжественные мероприятия, посвящённые Дню пионерии.
Я залилась краской, моё лицо пылало и стало ярче галстука. Ведь вчера я ни разу даже не вспомнила, что должна была быть в два часа дня на городском стадионе, на праздничной, торжественной линейке, посвященной этому дню.
– Я не буду называть ваши фамилии. Выйдите к доске и встаньте перед классом, – сказала учительница.
Озираясь и тоже покраснев, Вовка Краевский поднялся со своего места и вышел к доске. Я последовала за ним. Третьим оказался новенький мальчик с глазами разного цвета. Когда я смотрела на его голубой левый и карий правый, то путалась: то ли он Павлов Сергей, то ли Сергеев Павел. Вот так действовал его разноцветный взгляд…
– Назовите причину, по которой вы отсутствовали на школьной линейке…
Мы стояли перед классом, опустив головы, и молчали. Все трое. Тем временем Татьяна Борисовна придумала для нас наказание. Но, вероятно, не подумав, как оно может повлиять на дальнейшие события.