Дневник
В первый день весенних каникул вдруг повалил снег. Крупный и тяжёлый, как намокшие куски ваты, он шлёпался на асфальт и сразу таял. Одна нахальная снежинка даже залетела мне за шиворот. Я рассердился и вернулся домой с твёрдым намерением заняться чем-нибудь полезным и серьёзным. Вот тут мне и пришла идея вести дневник.
"Все великие и даже не очень великие люди вели дневники, - думал я. - Потом учёные их изучают, статьи про них пишут, спорят между собой. Нужная, выходит, вещь.
В конце концов, если я даже не стану очень великим, то всё равно интересно.
Выйду на пенсию, сяду на диван и подумаю: а чем, интересно, я занимался лет этак пятьдесят назад? В весенние каникулы? Открою дневничок и всё там прочту".
Я достал чистую тетрадь в клеточку и красным фломастером крупно написал на обложке: "ДНЕВНИК". Потом подумал и приписал: "ЖИЗНИ". Так что получилось внушительно: "ДНЕВНИК ЖИЗНИ". Это чтобы со школьным не спутали. Теперь можно было заполнять первую страницу. И я начал:
24 марта
Сегодня первый день каникул. Погода паршивая. Идёт снег. Только что по радио передали, что из Англии пришёл циклон. Ветер западный, 10–12 метров в секунду. Температура ноль градусов. Твёрдо решил как многие знаменитые люди вести дневник. Дневник - вещь важная и интересная. На пенсии пригодится.
Тут я остановился и стал думать, что бы ещё написать. Хотел было добавить про влажность воздуха и про атмосферное давление, но передумал. В дверь позвонили. Я пошёл открывать и впустил Мишку. У него были мокрые брови и ресницы, а с кепки и даже с кончика носа капала вода.
- Здоро́во, - сказал он. - Ну и мерзкая погода. Как назло. Только каникулы начались - и вот тебе здрасьте-пожалуйста.
- Между прочим, - сказал я, - англичане говорят, что не бывает плохой погоды, а бывает плохая одежда.
- Чушь, - ответил Мишка. - В водолазном костюме, что ли, ходить. Ну а ты-то чего делаешь?
- Дневник веду.
- Какой ещё дневник?
- Обыкновенный. Дневник жизни.
- Это как?
- Ну, жизнь свою описываю. Где был, что видел. Как все известные люди делали. Лев Толстой, к примеру.
- Зачем это тебе надо?
- Для потомков может пригодиться. Это сейчас тебе не интересно, что у меня по русскому за третью четверть, или какие брюки на мне надеты. А вот лет через сто пятьдесят, знаешь, как им всё это важно будет! Вот напишу я сейчас, что ко мне Мишка зашёл. А учёные через сто лет прочтут мой дневник и ну давай спорить и дискуссии разводить. Кто такой Мишка? Что за человек? Как фамилия? Загадка века.
- Делать тебе нечего, - сказал Мишка.
- Ты вот что, - сказал я. - Посиди немного, а я тут докончить кое-что хочу.
Я снова открыл дневник и приписал:
Пришёл Мишка. Сказал, что погода мерзкая и спросил, что я делаю. Я сказал, что веду дневник для потомков и объяснил ему, как это важно. Но Мишка сказал, что делать мне нечего. Тёмный человек. Сидит сейчас и в окно глазеет.
- Ну, долго ты ещё кропать будешь? - прервал меня тёмный человек. - Давай хоть в шашки, что ли, сыграем.
- Давай, - согласился я.
Мы сыграли шесть партий, причём две в поддавки. Я продул все шесть. Не шла что-то игра.
- Может, в зоомагазин съездим, - предложил Мишка. - Мне корм для рыбок купить надо. И вообще, не сидеть же дома все каникулы из-за этой погоды. Ты ведь только что тут разглагольствовал, что плохой погоды не бывает.
- Не ворчи, - сказал я. - Сейчас поедем. Погоди только минутку. Я ещё пару фраз накатаю.
И я написал в дневнике:
Играли с Мишкой в шашки. Проиграл все шесть партий. Едем сейчас в зоомагазин за кормом для Мишкиных рыбок.
Тут я на секунду задумался и жирно зачеркнул слова "проиграл все шесть партий". Такие подробности, решил я, ни к чему даже для потомков.
Домой я вернулся только к вечеру и сразу перечитал свои записи в дневнике. "Нет, не то что-то, - подумал я. - У меня не дневник жизни получается, а какая-то смесь милицейских протоколов с прогнозом погоды". И тогда я понял, в чём дело. В дневнике надо только самое главное записывать. Самое важное, что в моей жизни происходит. А про всякие игры, в шашки и корма для рыбок можно не писать. Тогда я стал вспоминать прошедший день, но так и не мог решить, что же было главным. "Ладно, - подумал я. - Завтра обязательно будет что-нибудь главное".
На другой день, когда я проснулся, в окно ярко светило солнце. Небо было совершенно чистое и очень синее. Даже не верилось, что вчера валил снег.
Я сразу открыл свой дневник и написал:
25 марта
В небе светит солнце.
Тут я вспомнил, что решил записывать только самое важное. Я уже хотел зачеркнуть написанное, но потом подумал, что в конце концов солнце в небе - штука важная. И оставил.
А вечером в дневнике появилась следующая запись:
Сегодня ходили с Мишкой в кинотеатр "Молния". Смотрели кинофильм "Любовь и ярость". Так себе картина, ерундовая. Потом пошли к Славе Брындину за победитовым сверлом для дрели. По дороге к Славе Мишка уронил свою варежку в р. Карповку. Достать варежку не удалось. Так она и поплыла вместе со льдинами в Финский залив. Пришли к Мишке и стали сверлить у него в ванной дырки для полки. Одну дырку просверлили прямо насквозь. На кухню. Мишке от мамы влетело. Вечером смотрели телевизор.
Немного подумав, я приписал:
К нам в город приехал король Иордании Хусейн.
Я перечитал написанное и даже обозлился на себя. Опять в дневнике оказалась масса никому не нужных подробностей! Я схватил чёрный фломастер и со злостью почти всё зачеркнул. Осталось только два предложения:
В небе светит солнце.
К нам в город приехал король Иордании Хусейн.
На следующий день Мишка спросил:
- Ну, как твой дневник жизни? Кропаешь?
- Кропаю, - сказал я.
- Дай прочесть.
Я протянул Мишке дневник. Он прочитал и сказал:
- Да, не очень-то много ты потомкам оставляешь. Никаких загадок века. А то, что в небе светит солнце, для них, конечно, будет сенсация.
- Понимаешь, - сказал я, - в дневнике надо самое главное записывать. А я никак не могу решить, что главное. Не писать же про твою варежку, которую ты в Карповку уронил. Или про дырку у тебя в ванной.
- Это верно, - сказал Мишка. - Ладно. Придётся тебе помочь. Бери ручку и пиши. Двадцать шестое марта. Сегодня… эээ, ммм… Сегодня из нашего города на родину отбыл король Иордании Хусейн!
Я засмеялся:
- Ну, а как насчёт неба?
- В небе светит солнце, - ответил Мишка.
Я закрыл тетрадь и больше никаких записей в дневнике своей жизни не делал.
При свече
- И чего тебе взбрело в голову притащить Полкана в школу?! Как маленький, честное слово!
- Да ладно ты, не гуди, - вяло отмахнулся Мишка. - Кто же мог подумать, что он к Ирине в портфель заберётся.
Полкан - это маленький рыжий хомячок, которого Мишкина тётка недавно подарила ему на день рождения. Тётка почему-то никак не может понять, что Мишка давно вырос и что дарить ему сахарных петушков на палочке и плюшевых медвежат несколько поздновато. Вот и на этот раз она принесла хомяка, с которыми так любят возиться в детских садах. А Мишка давно мечтал иметь собаку, большую и лохматую. Поэтому он, не долго думая, и назвал маленького зверька древним собачьим именем.
И вот сегодня, когда Мишка зачем-то притащил хомяка в школу, тот взял и сбежал от него на уроке ботаники. Пока Мишка ползал под партой, пытаясь найти беглеца, я вдруг с ужасом увидел, как Полкан ловко вскарабкался по ножке учительского стула и юркнул в портфель Ирины Васильевны.
- Мишка, - зашипел я, таща его из-под парты, - он к Ирине в портфель залез!
Мишка обалдело на меня посмотрел и прошептал:
- Что же делать?
В ответ я только пожал плечами. И действительно, не говорить же в самом деле: Ирина Васильевна, у вас в портфеле хомяк сидит.
Развязка наступила быстро. Ирина Васильевна закончила объяснять новый материал, чихнула и полезла в портфель за платочком. Мы с Мишкой замерли, ожидая самого худшего. Но учительница проявила завидное хладнокровие. Лишь на секунду она задержала руку в портфеле, чуть изменившись в лице. Потом спокойно достала оттуда Полкана и произнесла ледяным голосом:
- Кто принёс в класс хомяка?
Ребята было засмеялись, но сразу вдруг притихли и замолчали. Мишка обречённо встал.
- Прекрасно, - сказала Ирина Васильевна и нехорошо улыбнулась. - У меня такое впечатление, Лапин, что ты деградируешь прямо на глазах.
- Почему это деградирую, я не деградирую… - забубнил Мишка себе под нос.
- Нет деградируешь, - жёстко повторила Ирина Васильевна страшноватое слово. - Чем иначе объяснить твоё поведение. Вместо того чтобы думать, как исправить свои двойки, ты приносишь в класс животных. Ну вот что. Хватит! Завтра же приведи своих родителей в школу. Или нет, я сама, слышишь, сама сегодня вечером к вам приду. А сейчас можешь забрать своего грызуна. - И она протянула напуганного хомяка ещё более напуганному Мишке.
И вот теперь мы сидели в Мишкиной квартире и гадали, кто придёт раньше - учительница или родители.
- А когда твои должны быть? - спросил я.
- Мама-то поздно придёт, - ответил Мишка. У неё сегодня курсы. А вот папа не знаю. Наверное, вовремя… Эх, началось бы сейчас землетрясение! Или хоть свет бы в квартире, что ли, погас. Придёт Ирина - света нет, родителей нет, ну она и уйдёт.
- А что толку, - сказал я. - Уйдёт, а завтра снова придёт.
- Ну, завтра… Кто там знает, что завтра будет.
- Глупо, - сказал я.
- Нет, не глупо, - упрямо повторил Мишка. Света не будет, родителей пока нет…
- Ну, заладил, как пономарь. Вот мне папа недавно одну интересную штуку рассказывал. Раньше, давно, при царе ещё, преступников не только на каторгу отправляли, но и ко всяким телесным наказаниям приговаривали. Так вот, писатель Достоевский вспоминает такие случаи, когда каторжники перед самой экзекуцией из тюрьмы бежали или ещё какое-нибудь преступление делали. Прямо там, в тюрьме. Пусть, значит, снова следствие будет, суд будет, только чтобы оттянуть эту самую экзекуцию.
- Зачем это ты мне всё говоришь? - с подозрением спросил Мишка.
- А затем, - сказал я, - что ты мне этих самых каторжников напоминаешь.
- Да отстань ты со своими каторжниками! - разозлился Мишка. - Подумал бы лучше, как выкрутиться.
- А чего тут думать, - сказал я. - Хочешь, чтобы свет в квартире погаси? Пожалуйста. Вывинти пробки - и все дела.
- Гений! - сказал Мишка и просиял. - Фарадей! Так мы и сделаем. Света нет, родителей нет, она и уйдёт. Ну, чего ей без света сидеть.
Я понял, что Мишка вбил себе в голову эту дурацкую идею и что никакими силами её теперь оттуда не вышибешь.
Через десять секунд света в квартире не было.
- Темно-то как, - сказал Мишка.
- Темно, - согласился я.
- Это хорошо, - сказал Мишка. - В такой темнотище долго не усидишь.
И тут раздался звонок в дверь. В тёмной квартире он почему-то прозвучал особенно громко и тревожно. Мишка, робея, пошёл открывать, а я остался в комнате.
- Дома родители? - услышал я металлический голос Ирины Васильевны.
- Н-нету, - заикаясь ответил Мишка. - С работы вот ещё не пришли.
- Ничего, я подожду. Я никуда не тороплюсь. И включи же наконец свет!
- И свету нету, - сказал Мишка. - Прямо сейчас взял вдруг и погас. Пробки, наверное, перегорели. Или это… напряжение куда-нибудь упало.
- Неважно, - прервала Мишкино бормотание Ирина Васильевна. - Разговаривать можно и в темноте. Я не в шахматы пришла играть. Проводи меня. И дай хоть руку, что ли! Ничего ж не видно.
В дверях комнаты появились смутные силуэты учительницы и Мишки.
Ирина Васильевна села на диван, а Мишка остался стоять.
Наступило молчание.
И тут я понял, в каком дурацком положении я оказался. Я сидел на стуле в совершенно тёмном углу комнаты, и учительница совершенно не подозревала о моём присутствии. Мне стало совсем неловко, и я, чтобы как-то дать о себе знать, легонечко так начал покашливать.
- О, что это! - испуганно вскрикнула Ирина Васильевна. - Тут ещё кто-то?!
- Это я, Ирина Васильевна, - сказал я. - Я тут в углу, на стуле.
- Господи, Титов! Как ты меня напугал. Миша, да найди же хоть свечку какую-нибудь! Нельзя же так!
- Свечку? Сейчас посмотрю. Была вроде где-то. - И Мишка поплёлся в другую комнату. Наверное, до него стало доходить, что его глупая затея с пробками провалилась.
Через минуту он вернулся с зажжённой свечой.
- Теперь подставку какую-нибудь возьми или блюдце, - сказала Ирина Васильевна. - Воск же будет капать.
- Мишка, - сказал я, - у вас подсвечник, кажется, был. Помнишь, ты им ещё орехи колол.
Мишка залез на стул, достал со шкафа старый бронзовый подсвечник и вставил в него свечу. По комнате забегали красноватые причудливые тени.
Ирина Васильевна сидела молча, неотрывно глядя на маленький живой язычок пламени, и лицо её вдруг показалось мне каким-то другим, незнакомым. И уж совсем неожиданно она сказала:
- Новый год скоро. Сейчас на улице я видела, как люди ёлки несли.
- Это верно, - сказал Мишка, ободрённый таким началом. - У нас тут ёлочный базар недалеко.
- А вот в Италии, - сказал я, тоже осмелев, - есть такой очень интересный обычай. Там под Новый год люди выбрасывают на улицу всякие старые ненужные вещи. Прямо из окон бросают.
- Это зачем ещё? - спросил Мишка.
- Ну, как бы жизнь хотят новую начать. А всё старое, плохое - за борт.
- Хороший обычай, - сказал Мишка. - Если бы у нас был такой, я бы в первую очередь свой дневник выбросил.
Мы засмеялись, а потом Ирина Васильевна сказала:
- Когда я была примерно в вашем возрасте, мы жили на Васильевском острове в большущей коммунальной квартире. И почти в каждой семье были дети. Ну и, конечно, под Новый год каждая семья покупала ёлку и сначала оставляла её в прихожей, у входной двери. Там иногда по девять-десять ёлок стояло. И как же здорово пахло этими ёлками в квартире! Я, бывало, из школы приду, встану в прихожей, стою и нюхаю. А теперь, когда муж ёлку домой приносит, я только и думаю о том, сколько после неё мусора будет.
Ирина Васильевна замолчала, а мы с Мишкой сидели разинув рты и ничего не понимали. Потом она взяла со стола подсвечник и внимательно его оглядела. Огонёк свечи задрожал, и все предметы в комнате будто зашевелились, задвигались.
- А колоть орехи подсвечником не стоит, - сказала она. - Посмотрите, какая вещь-то красивая. И слово хорошее: ПОД-СВЕЧНИК. Звучит, по-моему, гораздо лучше, чем, скажем, "люминесцентная лампа".
- Ясное дело, лучше, - сказал Мишка, и даже в полумраке я видел, как сияла его физиономия. - И понятное к тому же: ставь, значит, его под свечу - и все дела. А то читаю в одной книжке: граф схватил канделябр и ударил незнакомца по голове. Что, думаю, за канделябр такой. Кочерга, что ли? Оказывается, обыкновенный подсвечник.