Новые приключения в Стране Литературных Героев - Рассадин Станислав Борисович 13 стр.

Несчастливцев. Довольно, братец. Тут не одно твое письмо. Вот и еще есть из... не разберу что-то... из села Побегайловки Ставропольского края от Светланы Свенской. "Пишу вам впервые. Я учусь в девятом классе. Класс у нас дружный, хотя маленький. Вот ответы на ваши вопросы. Выражение "Тришкин кафтан" из комедии Фонвизина "Недоросль"...

Счастливцев. "Недоросль"? Как же так, Геннадий Демьяныч? Воля ваша, не то что-то. Мне ли "Недоросля" не знать? Я в нем Кутейкина играл и, вообразите...

Несчастливцев. Знаю, знаю! Уж и аплодисмент был!

Счастливцев. Как вы угадали? Не отрицаю, был! Да только вот в чем загвоздка: Тришка там есть, и кафтан есть, а выражения такого нету! Разрази меня гром, нету!

Несчастливцев. Не божись, Аркадий, верю. То есть сам я в комедиях ваших, как тебе, братец, известно, отродясь не игрывал – мне бы Отеллу какого-нибудь раздраконить да Велизария, – но вот Илья Рогозин, аккурат из-под Вологды, куда я как раз стопы направлял, он твою руку держит. Точно, говорит, нету – и баста. Зато, пишет, "есть такая басня Крылова "Триш­кин кафтан". Однако где ж то письмо, что до нас с тобой прямо касается? Не это ли? (Читает.) "Рыльце в пуху" – выражение из басни Крылова "Лисица и Сурок". Там Сурок говорит Лиси­це: "Нет, кумушка, я видывал частенько, что рыльце у тебя в пуху". Дмитрий Шишкин, ученик восьмого класса из Омска". Верно-то оно верно, да опять не об том. Экая незадача!

Счастливцев. Вот, Геннадий Демьяныч, вы все меня попрекаете: Аркашка шута ломает, Аркашка хвастун! А письмо-то, которое вы ищете, – я ведь его нашел! Вот оно-с!

Несчастливцев(мирно). Ну а коли нашел, так не хвастай опять, а читай, братец!

Счастливцев. Нет, право, обидно! Я, мол, и то, я, мол, и се, а, может, на провинции-то я...

Несчастливцев. Аркадий!!

Счастливцев(струхнув). Читаю, читаю! "Вам пишет Сева Волокитин из Пензы. Ответить на ваши вопросы мне было, конечно, нетрудно. Я...".

Несчастливцев. Ну, ответы ты, братец, пропусти. Бу­дет!

Счастливцев. Пропущу, Геннадий Демьяныч!.. (Бор­мочет.) "Мы пахали... Разбитое корыто... Тришкин кафтан...". Вот-с! "В общем, благодаря таким писателям, которые создают крылатые выражения, язык наш как раз и обогащается. Это Грибоедов, Крылов и другие. Но ведь чаще бывает так, что пи­сатель, наоборот, берет такие крылатые выражения, которые до него уже давно были крылатыми. Так давно, что никто, наверное, и не помнит, откуда они взялись. Вот, например, А.Н. Остров­ский. Я где-то читал, что у него из сорока восьми его пьес целых пятнадцать озаглавлены русскими народными пословицами...". Эка, хватил! Пятнадцать! Это, выходит, чуть не треть? Нет, брат, шалишь! Да взять хоть нашу с вами комедию – что у нее за заглавие? Просто "Лес". Одно слово – и точка. Пятнадцать! Прочел где-то да и поверил, с молодых-то глаз!

Несчастливцев. Погоди, Аркадий! Не делай напрас­ного шуму. А лучше развяжи-ка свой узел, коли не соврал, что всего Островского в нем таскаешь.

Счастливцев. Опять обижаете, Геннадий Демьяныч! Когда ж я врал? Вот-с, извольте убедиться!

Несчастливцев. Ишь ты! А ведь и в самом деле!.. Ладно, тогда давай полистаем в четыре руки. Проверим, коли не верится.

Счастливцев. Извольте!.. "Поздняя любовь"... "По­следняя жертва"... "Бесприданница"... "Гроза"... Ну, где ж тут?.. А, нет, и вправду есть кое-что этакое! "Бедность не порок"... "Не в свои сани не садись"... "Не так живи, как хочется"... "Светит, да не греет"...

Несчастливцев. То-то, брат! А ты еще сюда глянь! "Не все коту масленица". "Не было ни гроша, да вдруг алтын". "Правда – хорошо, а счастье лучше".

Счастливцев. Да, Геннадий Демьяныч, признаю: дал маху. Вот и у меня: "Свои люди – сочтемся", "На всякого муд­реца довольно простоты..."

Несчастливцев. Стой, стой! Именно что довольно, братец! Сочлись! Стало быть, пензяк-то наш в точку попал. Так что читай его письмо дальше уже безо всякого сомнения!

Счастливцев. Что теперь сомневаться, Геннадий Демьяныч? (Продолжает, естественно, опять "с выражением"). "И я, честно говоря, не совсем понимаю, зачем Островский так по­ступал..." (Присвистнув.) Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Не понимает – каков? "Ведь он такой великий писатель...". Слава бо­гу, хоть это понимаешь!.. "Неужели он не мог придумать своих собственных крылатых выражений? Например, у него есть три пьесы про одного и того же героя, Мишу Бальзаминова. И все три названы русскими народными пословицами: "Праздничный сон – до обеда", "Свои собаки грызутся, чужая не приставай" и "За чем пойдешь, то и найдешь"..."

Несчастливцев(нетерпеливо). Ну, будет, Аркадий! Дальше не надо!

Счастливцев. Куда дальше, Геннадий Демьяныч? Вот оно, молодое-то поколение, а? Молоко на губах не обсохло, а на кого руку поднял!

Несчастливцев. Не то говоришь, братец! Какая рука? Время не для чего терять, вот что! Я ведь докумекал, за­чем меня в этот самый Почтовый Дилижанс усадили. Ехать надо, Аркадий, а не пеньки просиживать. Ехать и все как есть на месте распознать!

Счастливцев. Да куда ехать-то?

Несчастливцев. А и бестолковщина же ты! Где этот Бальзаминов обитает? В Замоскворечье. Стало быть, туда!

Счастливцев. Легко сказать! От Пеньков до самой Мо­сквы – это сколько же верст будет?

Несчастливцев. Не трусь, братец! Со мною не пропа­дешь. В дорогу, товарищ!

Разумеется, они не пропали и не сбились с дороги: иначе мы бы сейчас не слыхали голосов Миши Бальзаминова и его матери.

Мать. Ах, Миша, Миша, глупенький ты у меня уродился, вот беда-то! Ну, избегаешься ты, найдешь себе невесту богатую, самую что ни на есть миллионщицу, да ведь только что рот раскроешь, как дадут тебе поворот от тесовых ворот. Что-то она скажет, как поговорит-то с тобой? Умных ты слов не знаешь.

Миша. Это, маменька, нужды нет. В нашем деле все от счастья; тут умом ничего не возьмешь. Другой и с умом, да лет пять даром проходит; я вот неумен, да женюсь на богатой.

Мать. Вот что, Миша, есть такие французские слова, очень похожие на русские, я их много знаю. Послушаешь иногда на именинах или где на свадьбе, как молодые кавалеры с барышня­ми разговаривают, – просто прелесть слушать.

Миша. Какие же это слова, маменька?

Мать. Вот слушай! Ты все говоришь: "я гулять пойду!" Это, Миша, нехорошо. Лучше скажи: "я хочу проминаж сделать!"

Миша. Да-с, маменька, это лучше. Это вы правду говори­те. Проминаж лучше.

Мать. Про кого дурно говорят, это – мараль.

Миша. Это я знаю-с.

Мать. Коль человек или вещь какая-нибудь не стоит вни­мания, ничтожная какая-нибудь, – как про нее сказать? Дрянь? Это как-то неловко. Лучше сказать по-французски: "гольтепа!"

Миша. Гольтепа. Да, это хорошо.

Мать. А вот если кто заважничает, очень возмечтает о себе, и вдруг ему форс-то собьют, – это "асаже" называется.

Миша. Я этого, маменька, не знал, а это слово хорошее. Асаже, асаже...

Мать. Дай только припомнить, а то я много знаю.

Миша. Припоминайте, маменька, припоминайте!.. Да, я вам и забыл сказать, какой я сон видел! Вот разгадайте-ка!

Мать. Ну, говори, говори!

Миша. Вот, вдруг я вижу, будто я еду в хорошей коляске и одет будто я очень хорошо, со вкусом: жилетка будто на мне, маменька, черная, с мелкими золотыми полосками; лошади будто серые, а еду я подле реки...

Мать (авторитетно). Лошади – ложь; река – речи, разго­вор.

Миша. Слушайте, маменька, что дальше было. Вот вижу я, будто кучер меня уронил, во всем-то новом платье, и прямо в грязь!

Мать. Грязь – это богатство.

Миша. Да грязь-то какая, маменька! Бррр... И будто я в этом... весь перепачкался!

Мать. Это... это... золото!

Миша. Ах, кабы сбылось!

Мать. А вот подождем. Праздничный сон до обеда сбыва­ется, коли до обеда не сбудется, так уж что делать, значит, опять у нас, Миша, ничего не выйдет...

В этот самый миг Несчастливцев со Счастливцевым появляют­ся у Бальзаминовых.

Несчастливцев. Слышишь, Аркадий? "Праздничный сон – до обеда"! Стало быть, братец, мы с тобой туда и прибы­ли, куда метили.

Мать. Ахти! Никак, гости? А у меня не прибрано, да и сама я...

Несчастливцев (до невозможности галантно). О, не беспокойтесь, сударыня! Добродетель не нуждается ни в каких покровах! Извините великодушно вторжение двух странников по морю житейскому и изъясните, отчего вы с такой скорбью помя­нули стародавнюю российскую пословицу?

Мать. Да что объяснять-то, батюшка? У нас все наружу. Миша мой... Ну, сами видите, и хорош, и пригож, да вот умом-то...

Миша(укоризненно). Ма-аменька!

Мать. Ах, Миша! Что на лице написано, того не упрячешь. Вот, значит, и в прошлый раз увидал он сон, будто, дескать, быть ему в богатстве, а я ему и тогда сказала: "Ой, Мишенька, праздничный сон – до обеда..."

Несчастливцев. То есть: не радуйся прежде време­ни?

Мать. Точно, батюшка, только по пословице-то оно словно складнее выходит.

Несчастливцев. И что ж, сударыня, полагать надоб­но, так и сбылось?

Мать. Ох, в точности! Как пословица предписала, так и... Да то ли еще было! Миша-то мой еще одну присмотрел – та как раз с кавалером своим побранилась, ну, Миша и смекает: вдруг на этот случай ему пофартит? И сперва оно так будто и выходило, ан...

Несчастливцев. Ан "свои собаки грызутся, чужая не приставай"?

Мать. Как это ты угадал, батюшка? Это самое Мишеньке моему там и сказали... Бесстыжие их уста! Да только я все одно в надежде: хоть что-нибудь да перепадет же на его долю? Ну, пусть не то, об чем замечтался, да хоть по его мерке, убогого моего...

Миша. Ма-аменька!

Несчастливцев. Понимаю! "За чем пойдешь, то и най­дешь"?

Мать. То-то и оно! Экий же ты понятливый! А не прика­жешь, сударь, чайку? Пирожка домашнего? Молочка парного?

Счастливцев. Молочка? А ведь это идея! Разумеется, сударыня, ежели оно от бешеной коровки!

Несчастливцев. Аркадий! Нет, сударыня, благодар­ствуйте, ибо мне пора туда, куда ведет меня мой жалкий жре­бий! Одним словом, оревуар! Адье! О, вспомяни меня в своих святых молитвах! Прощай, прощай и помни обо мне!

Мать. Ах! Миша! Миша! Слыхал, как образованные-то люди разговаривают? А ты-то...

Миша. Ма-аменька!

Но оба актера уже в дороге.

Несчастливцев. О, люди, жалкий род, достойный слез и смеха!

Счастливцев. Вы это о чем, Геннадий Демьяныч?

Несчастливцев. Как? Ты не понял, зачем совершил я этот визит? Да возьми ты этого дурака Бальзаминова... Как, по-твоему, Аркашка, он – дурак?

Счастливцев. Как не дурак, Геннадий Демьяныч? Куда уж глупее?

Несчастливцев. В том-то и штука. А теперь сообрази, братец: его, дурака этого Бальзаминова, смешная, нелепая, жал­кая судьба...

Счастливцев. Вот уж точно, что жалкая!

Несчастливцев. Не мешай!.. Его, говорю я, смешная и жалкая судьба – даже она, Аркадий! – как бы подчинена тем, братец, законам, которые установила народная наша мудрость. Народная – понимаешь? – вот для чего Островскому непремен­но понадобилось забавные эти комедии, как и прочие свои пьесы, озаглавить пословицами. Той, стало быть, мудростью, которую народ создал, выносил и многократно проверил. И выходит, что не один этот дурачина счастья своего дурацкого ищет, а словно бы сам народ за ним, за дурашкой, следит, смеется над ним, а то и жалеет. Понятно ли тебе это, братец?

Счастливцев. Понятно-то оно понятно, Геннадий Демьяныч, да больно... того. Мудрено! Вот ежели б вы...

Несчастливцев (безнадежно). Молчи! Вижу – не понял... Что ж! Артист Геннадий Несчастливцев сумеет пережить и это, увы, не первое разочарование – только б сыскались на свете умные и добрые люди, которые услыхали бы его и поняли! Авось и сейчас слышат!

ВСЕМ СЛУГАМ ПО СЕРЬГАМ

Холмс. А ну-ка, дорогой Уотсон, примерьте это одеяние. Я хочу убедиться, по плечу ли оно вам.

Как вы уже догадались, Почтовый Дилижанс вновь поступил во владение Холмса.

Доктор Уотсон. По плечу? Мне? Позвольте, но ведь это, если я не ошибаюсь, ливрея? Такая же, как на кучере наше­го Дилижанса Сэме Уэллере?

Холмс. Точно такая... Но, по-моему, вы шокированы, Уотсон? Если так, позвольте вам напомнить, что в интересах следствия мне, Шерлоку Холмсу, приходилось облачаться даже в лохмотья нищего.

Уотсон. Бог с вами, Холмс! У меня нет сословных пред­рассудков. Просто я не могу понять, к чему этот маскарад.

Холмс. Разумеется, и на этот раз для участия в следст­венном эксперименте, к которому нас призывает вот это письмо. Ознакомьтесь.

Уотсон. Охотно... "Государь Андрей Петрович, отец наш милостивый!.." Что такое, Холмс? Это письмо адресовано вовсе не нам с вами. А разве читать чужие письма достойно джентль­мена?

Холмс. Ценю вашу щепетильность, но положитесь на меня. Читайте смело.

Уотсон. Ну, если так... "...отец наш милостивый! Милос­тивое писание ваше я получил, в котором изволишь гневаться на меня, раба вашего, что-де стыдно мне не исполнять господ­ских приказаний; а я, не старый пес, а верный ваш слуга, гос­подских приказаний слушаюсь и усердно вам всегда служил и дожил до седых волос... А изволите вы писать, что сошлете меня свиней пасти, и на то ваша боярская воля. Засим кланяюсь раб­ски. Верный холоп ваш Архип Савельев". Ничего не понимаю... Холмс! Объясните, как к вам попало это странное письмо.

Холмс. Лучше меня это объяснит вам школьница из Ир­кутска Ася Стороженко, послушайте, что она пишет: "Дорогие Шерлок Холмс и доктор Уотсон! Прошу вас ответить на вопрос, в котором сама не могу разобраться. Мне очень нравятся про­заические произведения А.С. Пушкина и особенно повесть "Капитанская дочка", а в ней разные герои, например Петруша Гринев, Маша Миронова и слуга Архип Савельич. Но вот про не­го-то я как раз и хотела вас спросить. Савельич очень хороший. Он любит Петрушу, готов пожертвовать за него жизнью, вообще он добрый и честный. Но в нем, по-моему, много раб­ского, он даже говорит каким-то рабским языком, называет себя холопом и другими словами, как в том письме, которое я для вас специально выписала, чтобы вы не тратили времени зря". Короче говоря, Уотсон, Ася Стороженко просит нас с вами расследо­вать наконец, каков же он, этот Савельич. Хороший он или, так сказать, не очень хороший.

Уотсон. Понимаю. И для того чтобы проникнуть в душу старого слуги, мне необходимо надевать ливрею?

Холмс. Так же, как и мне, Уотсон.

Уотсон. Ну, если так... Однако я не очень полагаюсь на свои актерские способности!

Холмс. Это уж пусть вас совсем не беспокоит. Даже мне в этом спектакле придется быть на вторых ролях, а премьером у нас будет наш славный Сэм Уэллер. Ему-то и ливрея и первая роль окажутся по плечу... (Очень громко, потому что Сэм, как есегда, наготове держит свой Почтовый Дилижанс под окнами квартиры Холмса, на Бейкер-стрит.) Сэм!!!

Сэм(естественно, издали). Сэр?

Холмс. Надеюсь, вы готовы к дальней дороге? Лошади сыты и вы, как всегда, легки на подъем?

Сэм. Разумеется, сэр! "Я никогда не чувствовал себя так легко", – сказал пассажир, обнаружив, что у него украли весь багаж.

Холмс. В таком случае – в путь!

Сэм. Слушаюсь, сэр!.. Эй, вы, любезные!

Они уже едут, а доктор Уотсон никак не может избавиться от сомнений.

Уотсон. Холмс, вам не кажется, что левый рукав моей ливреи несколько морщит? Нет? А не слишком ли сутулым я в ней кажусь?.. Понятно. Кстати, а куда именно мы едем? На свидание с этим самым Савельичем?

Холмс(терпеливо). Нет, не морщит, мой друг... Не более чем обычно, Уотсон... Да, с Савельичем. Но не только с ним. Здесь понадобятся и другие его коллеги.

Уотсон. Этого еще не хватало! Выходит, нам придется изучать сразу несколько этих господ, то есть, наоборот, лаке­ев? Как я уже вам сказал, Холмс, сословные предрассудки мне чужды, и все же...

Но Холмс молчит, задирать его дальше Уотсон побаивается, а дурное настроение требует выхода – вот он и решает при­драться к Сэму Уэллеру.

Кстати, Сэм! Я давно уже хотел сделать вам замечание. Что за дурной тон? (Передразнивает его.) "Эй, вы, любезныя-а!.." Почему вы позволяете себе выкрики, несвойственные вашему положению... ну, если не джентльмена, то по крайней мере спутника двух истинных джентльменов?

Сэм. "Повторите – и, пожалуйста, попонятнее", – сказала лошадь кучеру, когда тот хлестнул ее кнутом.

Уотсон. Изволите шутить? Или, может быть, думаете, что я к вам придираюсь? Тогда ознакомьтесь с письмом от Эльмиры Сафиной из Смоленска. Вот оно! "Я не знаю, – пишет Эльмира, – из какого произведения попал к вам кучер вашего Дилижанса...".

Холмс. Как? А я-то считал, что это известно решительно всем. Что ж, дорогая Эльмира из Смоленска, позвольте вам ре­комендовать нашего друга. Мистер Сэмюэл Уэллер! Прославлен­ный персонаж великого Чарлза Диккенса, а именно его романа "Посмертные записки Пиквикского клуба". Слуга и, можно ска­зать, ближайший сподвижник самого мистера Пиквика. Сэм, я ничего не забыл?

Сэм. Нет, сэр! "Прямо в яблочко", – как сказал Исаак Ньютон, когда открыл закон Ньютона.