- Слышишь, разрешил! - Парень улыбнулся и подмигнул мне. - Вошел Афанасий Иванович в твое положение. Счастье твое, что Алешка - мой кореш! Иначе бы не старался. Два раза сдавал экзамен по инструкции.
Перед ковшом я остановился. Сделал вид, что завязываю шнурок у ботинка. На какой-то миг представил, как ковш повиснет в воздухе, и стало страшно.
- Ну, лезь! Чего копаешься?
Я пересилил страх и принялся карабкаться в ковш. Парень подхватил меня. Я перевалился через толстый стальной борт и упал на дно.
Ковш оказался глубоким, как колодец. Я встал на цыпочки, но все равно ничего не мог увидеть.
Раздался пронзительный сигнал сирены. Я почувствовал, как болезненно сжалось сердце. В этот момент ковш чуть дрогнул. Я качнулся и испуганно схватился двумя руками за толстую цепь.
- Сдрейфил! - Помощник машиниста привалился спиной к толстой стенке ковша и нахлобучил черную мичманку на самый лоб.
Экскаватор загудел, заработала лебедка. Ковш проскреб по земле, вздрогнул и удивительно легко полез вверх.
- Не бо-юсь! - И чтобы показать свою храбрость, я подтянулся на цепи и высунул голову.
С высоты было хорошо смотреть. Сразу открылась огромная чаша карьера. Здесь, под этой толщей земли, песка и мела, скрывается железная руда! Как детская игрушка пирамида, карьер был сложен из колец. Первое, самое большое, - первый горизонт. Кольца устремлялись вниз, становясь все меньше и меньше.
От каждого горизонта убегали в степь дороги. И по ним то в одиночку, то небольшими колоннами ползли груженые самосвалы. Машины с трудом выбирались из котлована. Моторы надсадно гудели и ревели на разные голоса.
Стрела экскаватора поплыла вправо, и наблюдать стало еще удобнее. На какой-то миг мне даже показалось, что я лечу в самолете.
Скоро гул лебедки нашего экскаватора остался где-то позади, а снизу, с земли, все нарастая и множась, уже неслись новые звуки.
Я вскинул голову. Колесо на стреле завертелось, и ковш медленно, раскачиваясь, пополз вниз. Теперь я уже явственно различал скрежет работающего внизу экскаватора. Его кабинка, стрела, ковш были густо обсыпаны меловой пылью. Белые тяжелые горы, как снег, возвышались одна выше другой.
- Мел снимают! - пояснил помощник машиниста. - Сеноман альба. Понял?
Ковш мягко ткнулся зубьями в землю.
- Ты зря держался за цепь. - Егор улыбнулся. - Руки вымазал. Не скоро теперь отмоешь!
Я посмотрел на черные ладони и засмеялся. Я был рад, что спуск окончился. Посмотрела бы Настя Вяткина на мой полет! Стоящий наверху экскаватор Афанасия Ивановича казался совсем маленьким. Если рассказать ребятам о моем полете? Поверят?
- Ну, что там у тебя стряслось? - спросил парень, наклоняясь ко мне. - Ты скажи, как другу.
- Алешка нужен. Возил он к нам в школу металлолом, а что вышло? Шестой "Б" себе все железо забирает. Премию еще получат от директора. А за что? Алешка собирал, пусть ему и дают! Мы с Вяткиной ему помогали грузить. Пусть отдадут нашу балку! Балка нам самим пригодится!
- Говоришь, премию решили урвать?
- Ну да. Директор обещал купить форму для футбольной команды. Пусть сами собирают железо. Посмотрим, кто победит! Форма нам тоже нужна, у нас тоже будет команда!
- Салажонок, а ты прав! Форма нужна, факт! Расскажи Алешке, он поймет. Привет от меня передай.
Ковш экскаватора пополз вверх, унося с третьего горизонта помощника экскаваторщика.
В этот момент как раз Алешка Звездин подогнал свой высокий ЯАЗ под погрузку. Неторопливо вылез из кабины.
Я подбежал. На радиаторе развевался красный флажок.
- Юрка, ты как здесь очутился?
- Тебя ищу! Дело есть. - Я поздоровался с Алешкой за руку. - Давно флажок получил?
- Уже порядочно. - Алешка самодовольно улыбнулся. - Разве я тебе не говорил? Фотографию мою видел на Доске почета? Восемнадцать на двадцать четыре!
Я не стал напоминать Алешке, что, когда он привез со станции дядю Макария, на его машине флажка не было.
- Ты подожди, я посмотрю, как грузить будут, - сказал Алешка. - Здесь смотреть и смотреть надо! Навалит мел на один борт, какая тогда езда? Мученье!
Мне показалось, что Алешка нарочно рисуется и фасонит передо мной.
Алешка спрыгнул с колеса. Отряхнул брюки и сразу пропал в белом облаке пыли.
- Ну, рассказывай!
- А что рассказывать? Железо возил? Теперь фотографа ждут в школе. Снимать будут шестой "Б". А потом им директор выдаст премию за сбор металлолома.
- Брось ты!
- Правду говорю!
- Ловко нас Тарлыков обошел. Субботник придумал. "Школе надо помочь!"
Длинные гудки сирены напомнили, что погрузка закончена.
- Садись скорей!
Я плюхнулся на широкую подушку. Алешка включил скорость, и тяжелая машина медленно поползла по разбитой широкой колее. Некоторое время Алешка сосредоточенно крутил руль.
- Ну и дела, брат.
- Обидно. Пускай бы сами собирали. Правда должна быть!
- Без правды нельзя.
Мы выехали на бетонку. Начался крутой подъем. Неожиданно за поворотом дизель как-то странно загудел. Колеса бешено завертелись на одном месте. Алешка быстро выжал педаль и включил рычаг на первую скорость. Но ЯАЗ медленно полз вниз. Я вцепился рукой в дверку.
Бетонка шла по краю глинистого обрыва. Еще секунда, и мы сорвемся вниз. Я посмотрел на Алешку. На его лбу светились капельки пота. Он не замечал грозящей опасности.
- Алешка, прыгай!
- Тише! Паника! Глины намыло. Буксуем малость!
Алешка передернул рычаг скорости, и машина медленно поползла вверх. Дизель ревел исступленно, стараясь передать всю свою ярость колесам.
Алешка обтер тыльной стороной руки пот со лба и постучал согнутым пальцем по круглому стеклу прибора.
- Поспел самовар! Посмотри, как вода кипит в радиаторе.
Я не мог понять, как Алешка может шутить, когда совсем невесело. В кабине не продохнуть от едкого дыма. Газ ест глаза, кружится голова.
Наконец машина вырвалась в степь, и я свободно вздохнул. Дышу, не могу надышаться: воздух густой, как сметана. Настоян на полыни и доннике. Впереди лежит бескрайняя равнина.
А сбоку машины, в окне, без остановки несутся холмы. Когда дорога понижается, холмы кажутся огромными. Меловые шапки блестят на солнце, как снег. В солнечный день на них больно смотреть.
Алешка сосредоточенно крутил баранку и молчал до самого отвала. А дорога туда оказалась не из близких.
Неожиданно среди сероватой зелени жухлой травы ослепительно блеснул меловой отвал. Издали он мне показался широкой рекой, на которой плывет туман.
- Обидел ты меня, - медленно сказал Алешка. - Думай в другой раз! Дать тебе по шее, чтобы не болтал зря! Когда я был очковтирателем? А ну, скажи? Вот смотри, - он возмущенно показал на кучу земли, которая большой черной заплаткой торчала на белом меле. - Видишь, песок насыпали. Ты понимаешь? Не захотел какой-то мудрец в свой отвал везти. Сюда ближе. Встретить бы мне этого шутника! Веселый бы я с ним разговор затеял. Избил бы - вот тебе правда! Совести нет у подлеца. Разве я думал, что с металлоломом так выйдет? Хорошее всегда легко испортить. Тарлыков нас на пушку взял. Объявил субботник. Почему не поработать? Стране нужно железо. Старались вовсю! Ну и подлец Тарлыков! Здорово нас обкрутил! А директор школы тоже хорош! Должен был разобраться!
- Ругаешься! Было бы из-за чего! Ну, ссыпал песок, и ладно! - спокойно протянул я.
- Не все ты, видно, понимаешь. С металлоломом разобрался, а здесь не сумел. Платят нам с километра. По ездкам. Ссыпал в этом карьере песок - выгадал ездку. Четыре километра. Два конца - уже восемь. За день сколько километров нащелкаешь? Ты сосчитай. А мел чистым должен быть. Затем и отдельные отвалы завели. Понадобится мел химии - бери, нужен строителям песок - пожалуйста.
- А ты сам песок здесь никогда не ссыпал?
- Раньше было… А теперь поумнел, - не смущаясь, признался Алешка. - Завтра приду в школу. Ну, будь здоров.
ГЛАВА 5 
Алешка Звездин будет защищать меня
Ребята торжественно встретили мое появление в классе и подняли страшный галдеж. Хорошо, что была перемена и учителя не обратили внимания. Федя Зайцев захлопнул дверь и вцепился в ручку.
- Юра, Баскет за нами следит. Хочет узнать, куда ты ездил, - шепотом сообщил он. - Ребят подговорил. Весь шестой "Б" за нами следит.
- А вы не проболтали? - спросил я строго.
- Ты что? - Федя от обиды даже покраснел.
Настя сидела за партой, уткнувшись в книгу. Она даже не повернула головы, когда я вошел.
Кто-то дернул дверь, и Федя Зайцев с трудом удержал ее.
- Юра, Каланча рвется.
- Открой, пусть входит.
Но вместо Володьки Тарлыкова на пороге, к нашему удивлению, стояла Ирина Капитоновна - классный руководитель.
Молодая очень наша учительница. И в школе у нас работает она недавно. Года три, наверное, не больше. Волосы у нее светлые, как солома. Носит она косу, но закручивает узлом. Не знаю, как такая прическа называется. Не буду же я девчонок об этом спрашивать!
Ирина Капитоновна никогда не повышает голоса.
- Кто держал дверь? - учительница недовольно уставилась на меня. Во время борьбы с Федей Зайцевым щеки ее раскраснелись и горели. - Мурашкин, твоя работа? - Ирина Капитоновна поправила растрепавшиеся волосы. - И почему ты не был на двух первых уроках?
- Я ходил к зубному врачу, - для большей убедительности схватился рукой за щеку.
- Когда? Сегодня или вчера? Вяткина, - учительница повернулась к Насте. - А ты почему, милочка, прогуляла школу? Где вы были с Мурашкиным?
- Я ездила на железнодорожную станцию. Мы должны получить багаж из Туркмении. А где был Мурашкин, не знаю.
Настя не смотрела в мою сторону.
Ирина Капитоновна критически окинула меня взглядом с головы до ног. Что учительница нашла в моих ботинках? Ботинки как ботинки. Старые. Вчера подметка оторвалась.
- Зубной врач принимает в меловом карьере? - спросила Ирина Капитоновна, прищурив глаза. - Вот не знала! Расскажи, Мурашкин.
Я давно замечаю, что учительница часто прищуривает глаза. Может, она думает, что ее взгляд от этого будет строже?
- Молчишь? Видишь, меня трудно обмануть. Так где же ты был?
Я не ответил.
В класс заглянул директор школы. Его бритая голова ослепительно блестела.
Андрей Петрович невысокого роста, с круглым животиком, короткими толстыми руками. Так и кажется, что его накачали велосипедным насосом. Вышло два шара. Первый - голова, а второй - туловище. Маленькие черные глазки чуть косят за толстыми стеклами очков. Одна дужка короче, и очки сидят косо. Не знаю, кто первый назвал нашего директора Колобком, только прозвище прижилось.
Но внешность обманчива. В отличие от сказочного колобка, Андрей Петрович не добродушен, он строгий и придирчивый. Он всегда узнает, кто из ребят подрался или разбил окно. Провинился - лучше сам заранее вызывай родителей в школу.
- Андрей Петрович, полюбуйтесь на героя. Мурашкин только что явился! А вчера вообще не был в школе, - неторопливо объясняла учительница, словно хотела перечислить все мои проступки за несколько лет. - Уверяет, что ходил к зубному врачу. Ботинки в мелу. Был в карьере. Мурашкин, может быть, ты скажешь нам с Андреем Петровичем, зачем ездил в карьер?
Директор осторожно перевалил через порог и покатился к учительскому столу.
- Я ходил к зубному врачу.
Вяткина подняла руку. Наверное, еще злится на меня. Но Ирина Капитоновна не замечала ее. Зря старается Вяткина: Ирина Капитоновна терпеть не может доносчиков. Знаю я, она справедливая.
- Мурашкин, нам некогда выяснять, вчера ты был у зубного врача или сегодня, - сухо сказал Колобок. - Пусть завтра в школу придет мать. Мы с ней разберемся. Дай дневник!
Вяткина хлопнула крышкой парты и поднялась. Я заметил: лицо у нее побледнело.
- Ирина Капитоновна, можно мне сказать?
- Я слушаю тебя, Вяткина, - директор повернулся к Насте.
- Не знаю, почему Мурашкин боится сказать правду. Я вчера ловила рыбу. Большой карп попался. Сломал удочку. А Юра прыгнул в реку и вытащил. Я сушила его вещи у костра. А сегодня Юра ездил в карьер к Алеше Звездину. Рассказал ему об обмане.
- О каком обмане? - Колобок уставился на Настю.
- Разве не обман? Мы помогали грузить железную балку на самосвал, а "Б" забрал ее у нас. Тарлыков не собирал металлолом. Все знают. Надо, чтобы было справедливо. Мы тоже будем собирать железо. А потом у нас нет вожатого. А мы все равно будем собирать железо!
- Железная балка наша, - тихо сказал Заяц. - Пусть балку нам отдают.
- Мне все понятно, - сказала Ирина Капитоновна. - Но это не причина, чтобы прогуливать школу. Прогулял, отвечай. Мурашкин, придется с твоей матерью поговорить. Только начали учиться, а ты спешишь ее обрадовать! Ну что мне с тобой делать?
- Ирина Капитоновна, мне тоже вызвать родителей? - Вяткина с дневником направилась к учительскому столу. - Я виновата. Мурашкин из-за меня прогулял школу. Папа у меня днем работает, а мама придет.
- Вяткина, ты меня удивила! - Директор пожевал толстыми губами. - Пусть придет твоя мама. А ты, Мурашкин, вызови дядю. Придется с ним говорить. Вчера прогулял, сегодня с уроков убежал… Надо с этим делом кончать.
Не успел Колобок с Ириной Капитоновной выйти из класса, как на пороге появился Баскет. На шее старательно отглаженный галстук, на рукаве красуется красная нашивка звеньевого.
- Доигрался, атаман?
- А ну, проваливай! - я сжал кулаки. Сознаться, я не думал, что дело примет такой оборот. Маме можно все объяснить, и она поймет. Но как расскажешь дяде Макарию? Он решил меня перевоспитывать. Каждый день просматривает мой дневник. Вспомнив об этом, я тяжело вздохнул.
Время тянулось удивительно медленно, и урокам, казалось, не будет конца. Меня два раза вызывали к доске. Это делали, наверное, по требованию директора. На географии я заработал четверку, а Ирине Капитоновне ответил на пять.
Из школы мы, встреченские, как всегда, возвращались все вместе. Сегодня мне было не до шуток. Достанется от дяди Макария. Настя Вяткина тоже шла задумчивая.
- Баскет виноват, - после долгого молчания сказал Федя Зайцев.
- Не он, а отец виноват. Он приказал возить железо своим шоферам, - объяснил я ребятам. - Сказал, что это субботник! Обманул!
- Для своей Каланчи старался, - подтвердил Заяц.
- Из-за Каланчи все и вышло, - как эхо, откликнулась Маша Шустикова. - Мальчики, отлупите его! Пусть не задается!
- Стоит! - обрадовался Федя Зайцев. - А то хотел форму и бутсы сорвать!
- Надо отлупить. Давно он уже выпрашивает, - поддержал я ребят.
Мы спрятались за домами и стали поджидать Баскета. Но Баскет как будто узнал о нашем сговоре и не выходил на улицу.
Засада не удалась, и мы направились домой. Мне хотелось побыть одному. Около моста я свернул на нижнюю дорогу.
- Юра, у тебя кто пойдет к директору? - спросил Федя и вздохнул. Федя не скрывал от нас, что отец бьет его широким армейским ремнем.
- Не знаю. Мама работает.
- Ты дяде не говори, - посоветовал Федя. - Строгий он у тебя.
- Знаю, - угрюмо согласился я.
- Пойдет работать, меньше будет приставать! - сказала с участием Маша Шустикова и вздохнула.
- Это точно! Топайте, ребята. Мне надо еще перемет посмотреть!
Закинув отцовскую полевую сумку за плечо, я стал спускаться к реке.
Наконец-то я могу спокойно все обдумать. Но радость моя была преждевременной: за спиной раздались чьи-то торопливые шаги. Я присел за куст ивняка. "Кого еще несет?" На тропинке показалась Настя. Я вышел.
- Я боялась, что не догоню тебя.
Настя пошла рядом со мной.
Над рекой опустился туман, было прохладно. Где-то рядом крикнул селезень, и снова все затихло; иногда налетал ветер и шуршали сухие листья камыша; с верхней дороги долетали глухие гудки проезжавших машин.
- У тебя дядя добрый, - сказала Настя, перекусывая травинку.
- Не знаю.
- Каждого человека по глазам можно узнать. - Настя вздохнула. - Глаза никогда не обманывают. Посмотришь - и ясно… Он добрый… Я сразу узнала.
Настя замолчала.
- Не буду сегодня снимать перемет, - сказал я, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
- Твое дело… Думаю я: попадет мне от отца или не попадет?
- А что, бывает?
- Как найдет. Злой он. А знаешь, Алеша мне понравился, - вдруг сказала Настя. - Он хороший, простой.
- Посмотрела бы ты, как он водит ЯАЗ. Красотища! Я вспомнил страшную дорогу из карьера, когда самосвал вдруг забуксовал у самого обрыва на грязной бетонке.
- Папа его хвалил. Юра, а твой дядя нашел себе работу?
- Нет еще… Не могу я его понять. Предлагали ему разные работы. Даже начальником ОРСа назначали. Не согласился.
- Взрослых не поймешь! - со вздохом тихо сказала Настя. - Взять хотя бы моего отца. Работал на Туркменском канале. Зарабатывал хорошо. На Доске почета фотография висела. Уехал. А до этого мы в Каховке жили. - Настя отвернулась и махнула рукой. - Где мы только не были! Железную дорогу строили. В вагончиках жили. Все ездим и ездим из конца в конец.
- Наверное, отцу работы не нравятся?
Настя промолчала.
Скоро мы попрощались, и Настя ушла к себе. Вяткины сняли комнату у Кузнечихи, так у нас в деревне зовут бабку Матрену. Хатка у бабки Матрены маленькая, в два окна, крыта соломой.
Я вскарабкался на бугор и оказался на дороге. Асфальтированная дорога маслянисто блестела, накатанная автомобилями. "Если пройдут подряд два МАЗа, - загадал я, - все обойдется дома благополучно!"
Время было позднее, и мне долго пришлось ждать машину. Первым показался голубой автобус. Он вез рабочих дневной смены из карьера в поселок. Я не стал его считать. Потом неожиданно вынырнула полуторка. Шофер остановился.
- В карьер? Садись!
- Спасибо.
Я уже потерял всякую надежду дождаться машину, когда неожиданно услышал тяжелое гудение дизеля. С зажженными фарами из-за поворота вырвался МАЗ. Покрышки были в красной глине.
"На втором горизонте работает", - решил я. Представил карьер. Лестницы горизонта. У каждой свой цвет. Золотой, красный и белый. Кореш Алешки в черной мичманке и Афанасий Иванович давно уже сменились и отдыхают дома, а экскаваторы работают. Так же, как и днем. Самосвалы несутся через степь к своим отвалам.
Я присел на край кювета. Листья травы серые, забиты пылью, порваны ошметками грязи.
Стал думать о Насте. Девчонка, а как себя повела! Не испугалась Колобка! Заяц бы струсил. Совсем не похожа она на наших девчонок. Рыбу ловить умеет. Зря я ее сравнивал с трепачом Баскетом. Наверное, она и о Туркмении рассказывала правду. Зачем ей врать? "Есть рыба, которую ловил и Том Сойер с Гекльберри Финном, - скаферинх, предсказывает погоду. Строители на канале живут в ватных домиках".
Впереди на выбоине загремела машина. Она летела на большой скорости. "Опять не МАЗ", - подумал я разочарованно.
Из-за поворота показался трехосный ЯАЗ. Вот тебе и загадал! Не избежать дома проработки!