Вспыхнула молния, и мне показалось, что небо разорвало пополам, а большие черные куски его с треском стали падать на нашу машину, на все другие машины, на дома, стоящие вдалеке, на деревья и кусты, на зелёные лужайки с битым стеклом, а потом эти куски отскочили и с грохотом покатились в овраг.
И только после этого пошёл дождь. Сперва редкими большими каплями, которые плюхались в пыль, превращались в живые комочки и затихали. Потом капли стали падать всё чаще и чаще, и наконец сверху полило со страшной силой и загудело по крыше нашей машины. И ничего не стало видно.
Тогда папа включил зажигание, потом фары, и мы поехали к доктору, чтобы узнать, почему Лёха так долго был неживым.
Глава 20 Лёха и дядя доктор
К доктору мы пошли вместе с мамой и со мной, потому что Лёха ужасно боится докторов. Особенно зубных. И тех, которые делают уколы. Поэтому, чтобы не бояться, он и берет меня с собой. И я сижу рядом с ним. Или стою. Помогаю ему раздеваться и держу его за руку. И про это мама сказала доктору, чтобы он меня не прогонял.
И доктор не прогнал. Он осмотрел Лёху со всех сторон, пощупал его там и сям и сказал, что ничего страшного не случилось, что все кости целы, что у Лёхи был просто шок, что он, доктор, впервые слышит, чтобы такие маленькие ездили на гоночных мотоциклах, что это, скорее всего, очень для маленьких вредно, хотя он и не знает, почему вредно, потому что никогда не видел таких маленьких мотоциклистов, и что надо сделать рентген. На всякий случай.
А Лёха ему сказал, будто его кто-то спрашивал:
– И совсем я не маленький, – сказал Лёха самому дяде доктору. – Я маленьким был, когда меня снимали на телик и показывали, а Юру тоже снимали, но не показали. С тех пор прошло вон сколько лет, – и Лёха загнул четыре пальца. – И я уже перешёл во второй класс.
– Не знаю, не знаю, – сказал дядя доктор, покачал головой в белой шапочке и добавил: – Всё может быть.
А Лёха спросил:
– А вы умеете ездить на мотиках?
– Мотики? А-а! – обрадовался дядя доктор. – Это мотоциклы? Да? Нет, малыш, не умею.
– А на велике?
– На велике умею.
– А я и папину машину умею водить, – соврал Лёха, потому что только пару раз папа подержал его на коленях и разрешил порулить на дороге, где не было других машин. Он и мне разрешает порулить, и даже чаще, чем Лёхе. И даже не на коленях.
– Да ты, брат, молодец, как я посмотрю, – сказал дядя доктор. – Но всё-таки будь поосторожней. Хорошо?
– Я буду, – пообещал Лёха. И спросил: – А вы мне шоколадку дадите?
– Шоколадку? – удивился дядя доктор. – Шоколадки у меня нет. А вот витаминку дать могу.
– Ну ладно, – сказал Лёха и вздохнул. – Давайте вашу витаминку. И Юре тоже.
И дядя доктор дал нам по две витаминки: одну кислую, а другую не очень. Но мы всё равно сказали дяде доктору "спасибо" и "до свидания".
А мама сказала, когда мы вышли от дяди доктора, что нехорошо попрошайничать, что у нас дома есть шоколадки, что дядя доктор подумает о нас что-нибудь плохое.
– И ничего он не подумает! – сказал Лёха. – Потому что добрый. Как Айболит из мультика. Хотя и без бороды. А еще потому, что не стал делать мне уколы. И не брал из пальца кровь. А сделал только рентген – и всё. А рентген – это совсем не больно, а холодно и щекотно.
Глава 21 Дорога, Пушкин и стихи
Мы вышли из больницы, сели в машину и поехали домой. То есть на дачу. Потому что как раз завтра и послезавтра должны состояться гонки на первенство России. И надо хорошенько отдохнуть.
И пока мы ехали, мама подумала-подумала и спросила у Лёхи, потому что он уже совсем здоровый:
– Как же ты, Лёшенька, умудрился так чебурахнуться?
Но Лёха только пожал плечами, потому что ещё не придумал, как он умудрился.
И тогда я рассказал о яме, в которую Лёха попал передним колесом.
– Откуда там яма? – удивился папа.
– Откуда-откуда? – закричал Лёха. – Террористы сделали – вот откуда! Они бомбу подложили, ка-ак жахнули! – вот яма и образовалась!
– Какие там террористы! – сказал папа. – Глупости.
– Не выдумывай, – сказала мама строгим голосом. – Вечно ты чего-нибудь выдумываешь.
– И не глупости, и не выдумываю, – сказал Лёха. – Это по телеку говорили, что террористы взрывают бомбы, поэтому и получаются ямы. И даже такие большие, что во-от такие! – и Лёха раскинул руки, чтобы стало видно, какие бывают ямы.
– А я знаю, – сказал папа. – Эта яма образовалась не от бомбы, а от дождя. Дождь шёл-шёл, вода текла-текла, нашла себе дырочку, и образовалась промоина. В эту промоину вода песок и унесла. Вот откуда яма.
– Точно! – сказал я. – Там дырочка и есть. Я в неё ногу совал – вот такая глубокая! – показал я руками, но при этом подумал, что я ведь не руками её мерил, а ногой, а в машине ногой никак не покажешь, и мне могут не поверить.
И тогда я решил пояснить, что яма глубиной по самое моё колено и даже глубже. Но не успел я открыть рта, как в моей голове что-то клац-клац:
Если яма от дождя,
Значит ездить там нельзя.
Вот что получилось у меня в моей голове. Может, не совсем складно, но всё равно стихи. Только я про них никому не сказал, потому что… не знаю, почему. И про глубину промоины – тоже. Может, она даже глубже, чем моя нога.
Тут мы остановились на переезде перед красным сигналом светофора. Все стали смотреть на светофор, чтобы не пропустить зеленый. И я тоже смотрел, но, несмотря на это, в моей голове опять клац-клац-клац:
Лёха наш на газ нажал,
В яму въехал и упал.
И случился с Лёхой шок
С головы до самых ног.
Я даже чуть-чуть подпрыгнул от радости, но не слишком высоко, потому что в машине высоко не подпрыгнешь. И подумал, что хорошо бы придумать что-то ещё удивительное. Я нахмурил лоб изо всех сил, но ничего удивительного не придумывалось и не придумывалось, – даже когда я почесал в затылке, – так что я решил, что и не придумается. Но тут опять клац-клац – и стало придумываться само собой:
Тётя Ксана тут без спросу
Поднесла к Лёхину носу
Пузырёк с нашатырём,
Жизнь опять очнулась в нём.
И тогда в моей голове что-то как запищит, как засвистит, точно птичка какая. И мне захотелось то ли запеть что-нибудь весёлое, то ли побежать куда-нибудь, то ли полететь – так вдруг стало хорошо и радостно. Но машина катила по шоссе, и уже показался наш дачный посёлок. И я заспешил, потому что в машине особенно хорошо получается придумывать стихи, а дома, на стуле, не получается.
Надо ещё про то, подумал я, как Лёха, очнувшись от шока, попросил есть. Но про это долго никак не получалось и не получалось. Уже мы свернули с шоссе на дорогу в наш поселок, а оно все не получалось и не получалось. Я уж подумал, что и не получится, но оно все-таки получилось, и опять совершенно неожиданно:
Не поддался Лёха… плачу,
Не сказал: хочу на дачу,
А сказал, что хочет есть,
Прямо счас и прямо здесь.
Фу! До чего же трудно придумывать стихи. Интересно, где Пушкин лучше всего их придумывал: на лежанке или в санках? Ведь машин тогда не было. Я думаю, что в санках даже удобнее, чем в машине: лежишь себе на сене и придумываешь. Поэтому Пушкин и напридумывал так много всяких стихов. В том числе и про Балду, и про Золотого петушка, и про дядьку Черномора. Вы думаете, откуда я про них знаю? А вот оттуда: дедушка Витя мне их читал перед сном, чтобы я лучше спал, когда я и разговаривать-то еще не умел. Может, поэтому и приходят мне в голову всякие стихи сами собой, что дедушка читал мне Пушкина. Особенно часто про лукоморье, где зеленый дуб с ученым котом. Я нашего Кузьку пробовал сделать ученым котом, но из этого ничего не вышло. И ничего, кроме мяу, он говорить так и не научился.
Тут мама сказала папе:
– Саш, может, мы с Алексеем не поедем на гонки? Всё-таки он так упал… А вы поедите вдвоём с Юрой?..
– Нет, я тоже поеду! – закричал Лёха. – Ну и что, что упал? Ничего страшного. Я и раньше падал. А с Петровичем как мы упадали давно-давно! Во как мы с ним здорово упадали! Только без этого… как его?.. без шока.
– Завтра посмотрим, – сказал папа.
Но Лёха смотреть завтра не хотел и сказал, что тогда он сам убежит на гонки: встанет рано и убежит.
– Хотел бы я посмотреть, как ты убежишь, – сказал я, пытаясь вспомнить, что насочинял до этого. Но в голову лезло совсем другое, то есть новое:
Дядя доктор посмотрел,
Как наш Лёха полетел,
И сказал, что очень плохо,
Так летать, хоть ты и Лёха,
Потому что потому,
Что никак я не пойму,
Как летел ты с мотоцикла
Через голову саму.
– Не выдумывай, – сказала мама строгим голосом и строго же посмотрела сперва на Лёху, потом на меня.
А я подумал, что она мне сказала таким строгим голосом, чтобы я не выдумывал стихи. И сказал:
– Да я не виноват: они сами в голову лезут.
– Кто лезет? – спросила мама и посмотрела на меня.
Но тут Лёха взял и дрыгнул ногой по моей ноге.
Я хотел дать ему сдачу, но передумал: всё-таки это он летел вверх тормашками через голову, катился в овраг и был в шоке, и это я обещал, что никогда-никогда не буду драться. Хотя он и не слышал этого. А стихи… А стихов я ещё напридумываю целую кучу.
Глава 22 По трассе на своих двоих
К тому месту, где должны состояться гонки, мы приехали задолго до начала, потому что встали очень-очень рано, а ехали не очень долго. Но рядом с трассой уже собралось столько машин и всякого народа, что мы еле-еле отыскали для себя отдельное свободное место. А машины всё подъезжали и подъезжали. Двери хлопали, из машин вылезали дяди, тёти, мальчишки и даже девчонки. Среди них было много наших знакомых, которые и раньше гонялись вместе с нами. И были чемпионы, которые имеют собственных тренеров. А мы с Лёхой всё сами и сами. То есть с папой и мамой. Это потому, что мы в десятке или даже в двадцатке.
Лёха тут же побежал к мальчишкам, со всеми, даже с дядями и тётями, здоровался за руку, будто большой, и скоро целая ватага малышни шныряла среди машин, разглядывала мотики, толкалась, кричала, визжала и путалась под ногами у взрослых.
А я не толкался и не путался, потому что я не малышня. Я подошел к новенькому мотику, который только что выгрузили из соседней машины, и стал его рассматривать. Выбрался из машины и его хозяин, Димка Краюхин, один из лидеров сезона. Димка на год с лишним старше меня, медлительный такой и солидный, как его папа, только без папиного толстого живота. У Димки собственный тренер, который всё делает вместо Димкиного папы, потому что у его папы целая фирма и даже собственная мотокроссовая трасса, чтобы Димка стал чемпионом.
– Как, нравится? – спросил Димка.
– Класс! – сказал я. – А сколько стоит?
– Сколько твоих два. Вот сколько! – похвастался Димка. И добавил: – У меня ещё один есть, только другой. Он на твердый грунт приспособлен. Тянет, как зверь! А приёмистость! Знаешь какая у него приёмистость?
– Не-а, не знаю, – честно признался я.
– С места сразу сто! – выпалил Димка Краюхин и покраснел.
– Врешь!
– Чтоб мне провалиться на этом месте! – покраснел Димка ещё сильнее. – Мой тренер сказал, что с такими мотиками можно и Европу выиграть.
Тут вышел из машины Димкин тренер и сказал строгим голосом:
– Дмитрий, на разминку!
И Димка послушно пошёл вслед за своим тренером разминаться. А я подумал, что, может быть, это и хорошо, когда разминаются, но мне как-то не хотелось. Тем более что утром я уже разминался и никто, кроме Димки, не разминается.
Я ещё посмотрел-посмотрел на его мотик и вернулся к своей машине. Конечно, хорошо бы иметь такой мотик, как у Димки. Даже если он с места даёт не сто, а меньше. Но и мой мотик ничуть не хуже и Димкиному не уступит. И вообще, как говорит папа, дело не в мотике, а в том, кто на нем ездит.
– Да, вот что, – сказал папа, вытащив из машины наши мотики. – Найди Лёху, вместе с ним пройдите по всей трассе от начала до самого конца. Особое внимание обратите на повороты и на "стиральную доску".
Я нашел Лёху, и мы пошли, потому что так надо.
На этой трассе мы с Лёхой уже гонялись. Трасса как трасса, ничего особенного: песок. Но вчера прошёл сильный дождь, и песок стал мокрым и плотным. А то бы пришлось его поливать из поливальной машины. Но всё равно было бы пыльно и грязно.
День не жаркий. Даже, пожалуй, наоборот. То есть пасмурно, но без дождика. Для гонки – лучше не придумаешь!
Не успели мы пройти и ста метров, как нас нагнал папа и стал спрашивать, как мы будем проходить тот или иной поворот.
– Запросто! – сказал Лёха. – Вжик – и всё!
– А вот на этом повороте вжик не получится, – сказал папа. – Вжик – это вылететь за ограждение. Здесь лучше пройти по внешнему радиусу и вот отсюда сразу же нацеливаться на трамплин! Во-он на ту точку, – показал папа рукой. И спросил: – Понятно?
– Поня-ятно, – ответил Лёха беспечно.
Мы дошли до "стиральной доски", которая представляет из себя череду как бы застывших волн из песка. Здесь так может растрясти, так растрясти, что и своих не узнаешь. Потому и называется "стиральная доска".
И папа нам объяснил, что раньше, то есть давно-предавно, когда не было стиральных машин, штаны, майки, полотенца и всякие там простыни стирали на стиральных таких железных досках.
И я вспомнил: как же! как же! ведь у бабушки Юли есть такая стиральная доска! Сам видел, только старая-престарая. По ней чем-нибудь твёрдым проведёшь – и она тр-р-р-рюу! Но бабушка на ней уже не стирает, потому что у неё от этой доски очень болят руки. Я сам попробовал постирать свой платок, так и у меня руки сразу же заболели. Особенно пальцы в тех местах, которыми стучат в дверь. Поэтому дедушка Витя и купил бабушке стиральную машину.
– Вот эти первые две волны надо проскакивать одним прыжком, – сказал папа. – Затем вот эту отдельно, газ – и остальные тоже одним прыжком. Когда будет тренировочный заезд, попробуйте, на каком режиме лучше получается.
– А я помню, – сказал Лёха. – Вон там и там даёшь газу – вжик! – и перелетел.
Нашему Лёхе всё вжик да вжик – и ничего больше. Понятное дело: маленький и глупый.
Так мы прошли всю трассу.
И другие ребята тоже шли со своими папами или тренерами. И те тоже что-то говорили им, показывали, но так, чтобы другие не слышали. Потому что секрет.
Глава 23 Тренировочный заезд
Объявили тренировочный заезд для "полтинников".
На Лёху мама с помощью папы натянула всё, что положено: рубашку, сверху пластмассовый жилет, наплечники, налокотники, нарукавники, а поверх всего фирменную мотоболку, а потом на шею специальный нашейник, чтобы голова не болталась туда-сюда. После нашейника на него натянули штаны с наколенниками и набедренниками, затем такие крепкие сапоги, которые называются ботами. Затем на руки натянули перчатки. И самым последним надели на его голову шлем, застегнули его, поверх шлема закрепили очки на резинках, чтобы в глаза ничего не попало. И Лёха покатил на старт.
Пока к старту подъезжали остальные, он, как сумасшедший, носился по дорожке вдоль шоссе, подпрыгивая на кочках, разбрызгивая лужи от вчерашнего дождя, пока его не остановил папа и не вернул на старт.
Со старта "полтинников" выпускали по одному с интервалами в пять секунд. Я насчитал восемь гонщиков, прежде чем Лёха пронесся мимо нас. Хотя заезд тренировочный, для Лёхи совершенно неважно, как он называется: он несётся так, будто уже начались гонки. С некоторых пор он терпеть не может, чтобы кто-то ехал впереди. И хотя он два раза упал, всё равно скорости не сбавлял, обогнал всех, кого выпустили раньше, и не позволил обогнать себя никому из тех, кто числился в группе лидеров.
– И куда тебя гнали? – спросил у него папа, когда Лёха подрулил к нам.
– А чего ж они еле едут? Как эти… как те черепахи, – задорно ответил Лёха и, освободившись от лишних доспехов, побежал куда-то искать себе новых приключений.
Вслед за "полтинниками" выпустили "шесяпяток". Меня выпустили девятым. Впереди всех шёл Димка Краюхин, за ним Колян Редькин. Я обогнал пятерых или шестерых и пристроился за Коляном, ехал и смотрел, как они проходят повороты, как преодолевают трамплины и "доску". Ничего особенного. Когда остался один круг, я прибавил и обошёл Коляна. Обойти Димку мне не хватило времени.
Похоже, я заразился от Лёхи его нетерпением. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Особенно если иметь в виду, что тренировочный заезд ничего не значит. То есть он, конечно, значит, но в том смысле, что даёт возможность почувствовать трассу и проверить себя на самых сложных участках. Но для этого не обязательно гонять так, будто тебе за это дадут медаль и кубок.
Вслед за нами тренировались "восяпятки", "четвертаки" и взрослые на своих огромных мотоциклах. Смотреть на них было совсем не интересно, и мы слонялись по лагерю, гоняли мяч, бегали, чтобы поскорее прошло время, потому что приехало так много народу, что за один день не управиться.
И наши папы с мамами собирались кучками и разговаривали о своих взрослых делах: о наших мотиках, о запчастях, о наших болезнях, о будущих соревнованиях, о том, кто будет на этих гонках первым, кто вторым, а кто третьим. Уже везде стояли палатки, столики и навесы, с машин продавали всякие штуки для мотиков, новые шлёмы, перчатки и майки с нарисованными на них черепами и другими ужасами из мультиков, везде развешивали воздушные шарики, флаги, играла музыка, и было так весело, что и сам не знаешь, что тебе хочется делать и куда пойти.
И наш папа тоже поставил палатку, в палатке столик и стулья, мама принесла туда стаканчики и всякую полезную воду, и мы ходили пить, но она много пить не разрешала, потому что перед гонками много нельзя, чтобы не булькало в животе.
Глава 24 Перед стартом
Участников набралось так много, что все сразу на старте не поместились. Поэтому гонщиков разделили на две группы, чтобы потом составить одну, финальную, которая бы поместилась. Чтобы попасть в финал, хватит и того, чтобы приехать двадцатым, потому что на старте помещается ровно сорок гонщиков. Окончательный же результат определяется по двум финальным заездам. Можно, например, приехать сперва первым, а потом десятым – и не попадешь даже в тройку лидеров. А можно ни разу не быть первым, а, скажем, вторым и третьим, но если все другие ещё хуже, станешь чемпионом. Но это, как говорит мой папа, чисто теоретически. А практически так не бывает.
Я пошёл на старт вместе с Лёхой. Ему досталось место в середине – очень хорошее место. Отсюда самое короткое расстояние до выхода на трассу.
Я тщательно утоптал перед решёткой влажный песок, чтобы Лёха не забуксовал, а с места рванул вперёд и, проскочив "бутылочное горло", первым вышел на трассу. Вся штука в том, что когда едешь в куче, невольно сбрасываешь скорость, чтобы с кем-нибудь не столкнуться и не устроить завал.