Шум качающихся деревьев, пенье птиц, хруст прогибающихся старых веток и писк назойливых комаров окружили Ивана. Все свое, все родное.
Иван шел по лесу, беспокойно оглядываясь по сторонам. Побаивался он, что разбойники отнимут у него кошелек с золотыми монетами. Беспокойство это отравляло путешествие.
– А вдруг за ветку кошелек зацепится и потеряется? – сказал сам себе Иван и, отвязав кошель от пояса, повесил его себе на шею.
Шел Иван весь день, а к вечеру вышел на развилку трех дорог. На развилке той увидел Иван большой камень. На камне – надпись золотыми буквами:
"Направо пойдешь – царствовать будешь. Налево пойдешь – славу найдешь. Прямо пойдешь – свободным станешь".
Иван спешить не стал. Разложил он костерок возле камня, достал из сумы своей краюху хлеба да флягу с квасом и сел на траву, прислонившись спиной к камню.
– Царствовать, – размышлял Иван, – это хорошо, только ответственности много. За каждое слово отвечай, за каждым делом следи. Опять же, люди без конца с поклонами да просьбами… вроде нашей бабы Дуси. Нет, это не по мне. Слава – это хорошо, только опять же сам себе не принадлежишь. Все на тебя смотрят, за тобой подглядывают, советуют… как баба Дуся. Нет, это не по мне. А вот свободным стать – это приманивает. Свобода – это каждый день праздник: делай что хочу, гуляй где хочу – никто мне не указ, и никаких бабок Дусь… Баб Дусек… нет, бабов Дусей… Тьфу! Решено!
С этими мыслями Иван заснул, и снилось ему, как он, счастливый, богатый и умный, на всех свысока поглядывая, ни перед кем не отчитываясь, где хошь обретается: то на рыбалке, то на полянке, то на шумной гулянке.
Всю ночь Иван во сне улыбался, а как утро пришло, пересчитал монеты золотые, перевязал их покрепче шнурком, поднялся и отправился в путь – по дороге к свободе.
А дорога становилась все теснее и уже.
– Мало кто захаживает сюда, видать, – подумал Иван.
Лес становился все гуще, уже в чащу превратился, и какие-то чудища выглядывали из-за деревьев и грозными голосами твердили:
– Вернись, Иван, не ходи этим путем. Сам пропадешь, и все свое потеряешь…
Сначала Иван, конечно, испугался и хотел, было, вернуться обратно.
– Может, подшутил кто? Камень этот поставил у дороги, а я поверил? – размышлял Иван. – Может, ловушка это, чтобы деньги отобрать?
Он остановился. Хотелось оглянуться, чтобы посмотреть, далеко ли от поляны с камнем отошел, да зашелестели листья на деревьях и зашептали Ивану еле слышно:
– Не оглядывайся, Иван, не оглядывайся!
– Вернись, Иван, – рычали чудовища.
Схватился Иван за голову руками и глаза закрыл.
– Кого же мне слушать? – простонал он.
И вдруг вспомнился Ивану хор родного леса.
– А шепот-то листьев к сердцу ближе будет, – весело присвистнул Иван и, продираясь сквозь бурелом, перешагивая через коряги, продолжил путь.
– Только бы кошелек не потерять, – пробормотал он.
Впереди показался просвет. Иван прибавил хода, потом побежал изо всех сил и вышел из леса.
Перед Иваном раскинулась степь.
Иван, конечно, слышал о степях, но чтобы они были такими бескрайними, этого он предположить не мог.
Иван оглянулся и увидел, что лес за ним сомкнулся стеной. Назад пути не было.
Шел Иван по степи один день, шел второй. Жажда замучила. Солнце жгло нещадно, и не было нигде даже намека на воду. Вдруг впереди что-то блеснуло.
– Вода! – пересохшими губами прошептал Иван.
Выбиваясь из сил, Иван подошел к сверкающему озеру… и рухнул, потеряв сознание. Он стоял у залежей соли…
А в деревне Глухово неспокойно было бабушке Дусе. Вышла она на крыльцо и, глядя вдаль, в ту сторону, куда ушел Иван, глубоко вздохнув, проговорила:
– Ваньк, миленький, ты не пропадай уж…
Очнулся Иван оттого, что кто-то тряс его за плечо.
– Эй, молодец!
Иван открыл глаза. Перед ним стоял человек в богатой одежде. Рядом тряс гривой великолепный конь.
– Воды… – прошептал Иван.
– А деньги есть у тебя, чтоб за воду заплатить?
Иван схватился обеими руками за кошелек с золотыми монетами, с силой рванул его, оборвав шнурок, на котором кошелек держался, и протянул деньги незнакомцу.
Незнакомец высыпал монеты на тряпицу, пересчитал и сказал:
– Этого хватит.
– Ты хочешь все деньги взять? А как же мне жить потом? – прошептал Иван.
– Без воды тебе не жить.
– Воды…
Незнакомец привязал кошелек Ивана к своему поясу, кинул на землю флягу с водой и вскочил на коня.
Иван спросил:
– А как же ты оказался здесь?
– Так, я всегда здесь. Все жаждущие к этому месту выходят, – ответил незнакомец и ускакал.
– Понятно тогда, почему одет богато. Нажился на несчастных, – прошептал еле слышно Иван и, с трудом удерживая флягу дрожащими руками, принялся пить большими глотками. Он пил и плакал от счастья.
Однако долго лежать нельзя, нужно было двигаться дальше, и Иван, поправив рубаху, пригладив волосы и расправив плечи, снова шагнул в степь, ругая всеми словами богатого незнакомца, отобравшего у него кошелек.
На третий день пути вода во фляге закончилась. Иван с трудом передвигал ноги. Ему казалось, что бесконечные просторы степи захватали его в неволю. Тоска сжимала сердце, и безнадежность отбирала последние силы. Иван не понимал, куда и зачем идет. Над головой пролетела птица. Иван вздрогнул от неожиданности и остановился, чтобы проследить направление полета.
Он развернулся и решил пойти в ту же сторону, за птицей, но через несколько минут птица вернулась и снова пролетела над Иваном.
Иван снова развернулся и пошел за птицей. Потом снова… Через несколько часов пути вдали показались макушки деревьев. У Ивана перехватило дыхание, и он пошел быстрее. Откуда-то появились силы.
Иван видел цель, он знал, куда идти, и тоска рассеялась.
Он каждой клеточкой тела почувствовал себя… свободным!
Только к вечеру дошел Иван до зеленой полосы. Шум листвы, пение птиц, хруст веток, писк комаров дружным хором встретили его, приветствуя уцелевшего, победившего.
Иван шел, чувствуя себя дирижером этого великолепного оркестра.
Все голоса леса перекрывал ручей, который весело журчал, перекатываясь через камни и корни деревьев.
Иван смеялся и пил воду. Это была его вода. Это был его лес, его небо и его солнце. Весь мир принадлежал ему, и весь мир радовался, встречая своего царя и господина.
А за деревьями прятались разбойники. Они поджидали путников, идущих к свободе.
Чтобы зря не шуметь, разбойники отправляли навстречу путнику собачку, обученную, обнюхивая, узнавать, есть ли у бедолаги деньги.
Лаяла собачонка только в том случае, если деньги у путника были. Тогда разбойники выскакивали из укрытий, избивали жертву и отбирали деньги.
Деньги, обычно, были у тех, кто не отдал их все за воду в степи.
– Ах ты, песик, какой ласковый! Откуда ты взялся? – обрадовался Иван подбежавшей к нему собачке.
Собачка вильнула хвостиком и скрылась в чаще. В лесу по-прежнему было тихо, потому что денег у Ивана не было.
Пройдя лес, Иван вышел к незнакомой ему, довольно большой деревне. Дома здесь были добротные.
Иван был голоден и постучался в ворота самого богатого дома. Во дворе залаяли собаки и послышались чьи-то тяжелые шаги… Ворота открыл высоченный мужик.
– Чё надо? – спросил он, глядя на Ивана.
– Я ищу работу.
Мужик окинул Ивана оценивающим взглядом и сказал:
– На поле за моим двором картошку убирают. Туда ступай. Сколько мешков накопаешь, за столько заплачу. Ток постой.
Мужик ушел в дом. Вскоре он вернулся и протянул Ивану разорванную на длинные лоскутки синюю тряпицу:
– Будешь свои мешки этим перевязывать, чтоб с чужими не спутать.
Иван поблагодарил хозяина и не медля отправился на поле.
Здесь работало человек десять. У каждого были лоскутки разного цвета, чтобы перевязывать полные мешки и составлять их под навес.
Ивану повезло, он попал как раз к обеду. Все работники собрались за огромным столом, сколоченным из нетесаных досок.
Жена хозяина весело расставляла миски с горячей похлебкой и приговаривала:
– Ешьте, ешьте, не евши много не наработаешь.
После сытного угощения Иван работал с огоньком. Он перевязывал мешок за мешком, обгоняя всех остальных работников. Нужно было заработать на ночлег. Подтаскивая очередной мешок к навесу, Ивану показалось, что его мешков с синей перевязочкой стало меньше.
Он пересчитал свои мешки. Оказалось, трех недостает.
Поставив новый мешок, Иван, озадаченный, вернулся на поле. Не дойдя до своей полосы, он оглянулся и увидел, что под навесом копошится один из работников.
Он перевязывал свои веревочки на мешки Ивана.
Возмущенный Иван побежал к навесу. Обманщик, увидев его, закричал:
– Вот, ведь, жулика какого наняли! С моих мешков тесемки на свои перевязал! Глядите-ка! Я только теперь спохватился, свои привязал обратно.
К этому времени подошел к навесу сам хозяин.
– Что за шум? – спросил он.
– Да, жулик это… – начал, было, Иван.
– Я жулик? Вы гляньте на этого бродягу! Мои мешки перевязал тесемочкой, а теперь на меня свалить хочет!
Подошли и зашумели другие работники:
– И у меня было больше! – слышалось со всех сторон.
– Это точно мой мешок!
– А это мой! Я даже дырочку эту помню!
Иван молчал. Он готовил речь в свою защиту. Уж он-то знал, как и что сказать, чтоб слово вес имело.
– Хозяин, я человек честный… Мой авторитет вес имеет…
– Значит так, народ, – прервал Ивана хозяин, – уговор мой тверд и авторитет ничей не понадобится. Я плачу каждому за собранные мешки. У мешков отличительные знаки имеются. По этим знакам я и рассчитываться буду. Авторитеты ваши мне не интересны.
В итоге, Иван получил меньше всех, хотя сделал больше всех.
С поникшей головой стучался Иван в ворота домов, но на ночлег никто его не пустил, и ночевать пришлось в открытом поле.
Иван долго не мог заснуть. Он смотрел на звезды и, вместо того чтобы сокрушаться о своей судьбе, улыбался:
– Вот ведь, царь и господин всего мира лежит под открытым небом, не имея где преклонить голову. Даже лисы имеют норы, и птицы имеют гнезда.
Так и не заснув, Иван с рассветом поднялся и снова отправился на поиски хоть какого-нибудь заработка. Вдруг он услышал шум и направился в ту сторону.
Вышел Иван на широкую улицу. Здесь собрались почти все жители деревни. У столба лицом к толпе стоял тот самый человек, который перевязал тряпицы с мешков Ивана.
Оказалось, что жулик этот украл из дома хозяина, к которому нанимался, бочонок меда, и сейчас решался вопрос о наказании.
– Тридцать плетей ему всыпать! – раздался чей-то голос.
– Правильно!
– Мало тридцать! Пятьдесят пусть получит!
– Пятьдесят не выдержит, помрет.
– И пусть помрет!
– Вот судьба и решит спор. Помрет – так туда ему, ворюге, и дорога.
– Найдется ли защитник обвиняемому? – спросил староста деревни.
Все молчали.
Иван стоял за спинами у всех собравшихся. Он смотрел на обвиняемого с высоты своего собственного опыта, понимая, что никого здесь не волнуют ни причины, ни следствия поступков. Все должно быть просто и быстро: хорошо – награда; плохо – наказание.
Иван встретился взглядом с глазами обвиняемого, который опустил голову.
Ивану терять было нечего и он, протиснувшись сквозь толпу, сказал:
– Я буду защитником.
Все уставились на Ивана, который стоял в рваной рубахе, взлохмаченный, с сухими травинками в волосах. Послышался чей-то смех, и скоро все собравшиеся разразились хохотом. Староста, вытирая слезы, сказал:
– Прошу защитника подойти сюда.
Иван прошел к судье и повернулся лицом к людям. Впервые в жизни он не думал о том, какой эффект произведут на людей его слова. Впервые в жизни он был свободен от мнения людей. Сам испытав горечь одиночества, жажду и голод, он заглянул в душу этого преступника и увидел огромный мир.
В мир этот никто никогда не заглядывал, потому что никто даже и не подозревал о наличии души.
– Я хочу просить об изгнании этого человека, – сказал Иван. – Пусть поскитается по свету. Пусть научится ценить то, что имеет. Тогда научится ценить и то, что имеют другие, может, и не станет больше красть.
Преступника отпустили и строго-настрого запретили появляться в деревне. Люди разошлись по домам.
Иван шел по улице и возле одного дома увидел, как девочка бросает птицам куски белого хлеба.
Иван остановился. Девочка посмотрела на него и протянула ему хлеб.
– Возьми, – сказала она.
– Да? Ты отдаешь мне хлеб просто так? – обрадовался Иван.
– Ты ведь не хуже этих птиц, – ответила девочка.
Иван взял краюху и услышал чьи-то шаги за спиной.
К нему подошел осужденный:
– Можно, я с тобой пойду? – попросился он, – меня Яшкой зовут.
Иван разломил хлеб пополам и протянул половинку новому другу:
– Тогда в путь!
Иван и Яков вышли из деревни. По дороге Яшка приметил в высокой траве куропаток, и двух ему удалось поймать.
К полудню усталые и проголодавшиеся путники устроили привал. Яшка ловко общипал добычу, а Иван развел костер.
За скромной трапезой Яшка и Иван разговорились.
– Ты откуда? – спросил Яшка Ивана.
– Я из деревни Епухово. Это далеко. Ты не знаешь.
– А идешь куда?
– Этого я не знаю. Тесно мне стало в доме своем. Решил мир пойти посмотреть. Я ведь всю сознательную жизнь себя строил: авторитет заслужил, денег заработал, не от нужды, а для веса своего. Большим человеком себя почувствовал.
– Значит, себя показать захотел, – уточнил Яков.
– Стыдно признаться, а на самом деле именно так.
Яков рассмеялся.
– Ты чего? – спросил удивленно Иван.
– Да, смешно получилось у тебя. Во всех своих достижениях ты себя тесно почувствовал.
– Да не в достижениях, а с достижениями в доме своем. Не мог я там применить свои достижения. Не нужны они никому.
Яков с тоской посмотрел вдаль и тяжело вздохнул:
– Значит, был сыт, здоров. Родители все сделали, чтобы ты мог для себя жить, собой заниматься, а ты их бросил.
– Ты что, Яков?! Я не бросил, я пошел путешествовать… Я ж не навсегда. Отец меня понимает.
– Отец не хочет тебя связывать.
Иван молчал, опустив голову. Потом вздохнул тяжело и согласился:
– Ты прав, Яшка. Только о себе я думал, только себя видел, когда из дома уходил. Теперь я от своего "я" свободен. Других людей видеть научился, о других думать. Вот тебя первого увидел.
Мимо друзей пронеслась почтовая карета, запряженная тройкой лошадей.
– Так и сбить кого-нибудь могут, – сказал Яков.
– Запросто, – подтвердил Иван и поднялся. – Пора, однако, и нам в путь-дорогу. Надо к ночи до жилья какого-нибудь добраться.
Пройдя пару часов, приятели увидели на обочине почтовую карету, которая пронеслась мимо них.
Яков и Иван подошли. Рядом с каретой суетился почтальон, который пытался насадить на ось слетевшее колесо.
Увидев приближающихся незнакомцев, почтальон поначалу испугался, бросил колесо и хотел, было, убежать.
Иван с Яковом переглянулись, подошли, приподняли завалившуюся сторону, и Иван велел почтальону:
– Насаживай колесо.
Почтальон быстро поставил колесо, и, пока его укреплял, Яков прокрался к двери кареты, ловко скинул замок и залез внутрь.
Среди посылок и конвертов обнаружился небольшой сундучок с коваными углами. Яша подхватил его, выскочил из кареты, закрыл дверь и накинул замок.
Почтальон ничего не заметил. Он сел на облучок, с опаской поглядывая на парней, тряхнул вожжами и рванул по дороге.
– И спасибо не сказал, – обиделся Иван, – бывают же такие люди…
– А я сам у него "спасибо" взял, – хихикнул Яков.
– Как это?
Яков отошел к обочине и вытащил из травы сундучок.
– Небось, золотишко! – сказал он.
Иван обалдело уставился на Якова и смог только выкрикнуть:
– Ты что это вытворяешь?
– А чего такого? Мы ему помогли, а за помощь плата положена. Ты на меня не кричи. Вместе потратим. Если б не мы, он бы все потерял.
– Мне таких денег не надо!
– Слушай, я, по-твоему, от хорошей жизни вором стал?
– вспылил Яков. – Ты-то припеваючи жил, о добре и зле размышлял, а обо мне позаботиться некому. Понял?
Иван смотрел на Якова и видел, как над ним сгущается тьма. Чем больше Яков находил причин, чтобы оправдать себя, чем дальше уходил от прямых ответов, тем более погружался во тьму.
Иван спросил:
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Очень хорошо себя чувствую! – ответил Яков.
Иван рассвирепел:
– Ты же знаешь, как твой поступок называется. От правды прячешься.
– Я о своем поступке правду сказал!
– Нет, друг, – не отступал Иван, – ты на вопросы не отвечаешь, к свету не идешь, не хочешь, чтобы твои дела были названы как должно, потому что умысел твой злой!
– Слова-то какие: "умысел". Больно умный стал! Честный? Тогда ешь на те гроши, которые заработаешь, а я пойду сундучок открою.
Ивану стало душно. Будто к чему-то зараженному пришлось прикоснуться. Чувства растерянности, пустоты и одиночества, которые внезапно появились, сдавили грудь.
Это неприкрытое соприкосновение с грехом, с преступлением оставило глубокий шрам в душе Ивана. Он шел по дороге, и ему хотелось отчиститься, отмыться от грязи.
В сторонке Иван увидел речку. Он спустился на берег и прямо в одежде бултыхнулся в воду. Омывшись, он вышел из реки, свободно вздохнул и лег в траву, раскинув руки.
Яков остался стоять на дороге, окруженный тьмой. Он держал в руках сундучок. Так хотелось открыть, но что-то удерживало. Он размышлял. Впервые в жизни размышлял:
– Не было у меня ничего, и не будет. Потому как работать не хочу, а не потому, что люди злы. Деньги эти потрачу, и что останется? Ничего. И Ваньки у меня больше не будет.
Тьма вокруг Якова рассеивалась. Яков пробивался к свету. Он не запутывал себя, называл вещи своими именами, потому что его умысел был устремлен к добру.
По дороге навстречу Якову неслась та самая почтовая карета.
Яков встал посреди дороги. Карета остановилась. Почтальон тревожно взглянул на путника.
Яков подошел к почтальону и протянул ему сундучок:
– Извини, приятель, – сказал он.
Почтальон соскочил на землю и, открыв двери, аккуратно уложил сундучок среди конвертов и ящиков. Он ничего не сказал. Только со слезами на глазах смотрел на Якова. Почтальон был немым.
Яков шел, насвистывая, и увидел возле реки отдыхающего Ивана.
Яков спустился к нему.
– Не подходи ко мне, – сказал Иван, – я чистый.
Яков пошел к реке и прямо в одежде бултыхнулся в воду. Брызги летели во все стороны, сильное течение уносило грязь.
Яков вышел из воды и сел в траву рядом с Иваном:
– Вернул я почтальону сундучок-то.
Иван приподнялся на локте и удивленно посмотрел на приятеля:
– А что случилось? – спросил он.
– Тесно мне стало. Вроде бы воля, простор, а тесно.