Люська не отозвалась.
Как же так случилось, что она за все это время ни разу не вспомнила о Макаре?
А Макар пришел к Люське. Он мог бы пойти прямо к ней домой, но постеснялся. Здесь, у ларька, можно было встретиться как бы случайно. Но работала не Люська. Может, она через день?
Макар сбоку подошел к прилавку.
- Девушка, вы не скажете, где Телегина?
- Какая Телегина? - не сразу поняла Галя.
- Людмила. Людмила Телегина. Она недавно здесь работала.
- Лю-уся, - протянула Галя и посмотрела на Макара с любопытством. - Приходите к концу дня. Она будет.
…В конце концов Люська вылезла из-за ящиков, не век же сидеть там. Даже рискнула выглянуть в торговый зал. Макара не было. Тогда она прошла черным ходом во двор, прокралась через подворотню и выглянула на улицу.
И на улице Макара не было. Люська облегченно вздохнула и начала сметать лужу.
Макар пришел в конце дня. Встал напротив у заводской стены.
Продавщица закрывала палатку. Люськи не было. Макар подошел.
- Не приходила Телегина?
- Да она никуда и не уходила. Она теперь в магазине работает. Вы подождите. Она выйдет.
Макар снова встал у стены. Подождать так подождать. Как появится Люська, побежать к трамвайной остановке. Там и встретиться. "Случайно". А то еще подумает, что бегаю за ней.
Наконец из ворот вышла Люська. Макар улыбнулся, представив себе, как удивится и обрадуется она, увидев его на трамвайной остановке, и побежал вдоль забора.
Люськи долго не было. Макар стоял у афишной тумбы и ждал. Из-за поворота вынырнула пара, молодые люди шли медленно… И чего ее нет так долго?.. Пара поравнялась с тумбой.
- Ты меня не уговаривай, Миша, - услышал Макар Люськин голос.
Макар вздрогнул от неожиданности и спрятался за афишную тумбу. Люська с незнакомым парнем!
Они остановились. Парень взял Люську за руки.
- Да ты погляди, какие у тебя руки исцарапанные! У нас, у металлистов, и то такие руки не бывают. Ты все-таки подумай хорошенько, Людмила. Я жду твоего звонка.
"А на что, собственно, он рассчитывал? В училище уехал, не попрощавшись. Приехал - не зашел. Сколько времени прошло. Но они ж тогда на вечеринке…"
- Ну, что это ты на мои руки загляделся! - засмеялась Люська.
"То было детство. А теперь мы взрослые… Черт!.. Пыли, что ли, набилось в нос?.."
- Да ты пойми, Люся. Вместе будем работать!
"Вместе работать!.. Вместе работать!.. Вместе!.."
- Я из магазина - никуда!
- Но почему ты так ухватилась за свой магазин? Пройдемся немного.
Люська кивнула. Парень осторожно взял ее под руку. И они стали удаляться. Медленно-медленно…
Макар вскочил в подошедший трамвай. Прижался лбом к холодному стеклу. "Все!.."
Он пришел домой поздно. Дверь открыла мать. Спросила строго:
- Ты что так поздно? К тебе тут приходили.
- Кто?
- Люся приходила.
- Кто?
- Говорю тебе - Люся Телегина.
- А-а-а… - протянул он возможно равнодушнее и повел в свой угол, за ширму.
- Ужинать будешь?
- Нет.
"Заходила… - Он быстро разделся и лег в постель. - Можешь больше не заходить, Люська! Прощай. Все!.. Ну и пыли ж набилось в нос!.. - Он тихонько пошмыгал носом, чтобы мать не обратила внимания. А то начнутся расспросы. Что ответишь? - Прощай, Люська! Все! Кончилось детство. Скорей бы в армию!.. Чертова пыль!.."
Две недели Люська работает подсобницей. Руки ее покрылись царапинами, ссадинами, синяками. Она успела перезнакомиться со всеми.
Вот мясник Алексей Павлович. Он не молод уже. Через год на пенсию, худощав. По прежним детским представлениям Люськи мясники - здоровенные мужики, все время едят сырое мясо. А Алексей Павлович мясо не только что сырое - вареное не ест. Только молочную пищу.
И второй мясник, Семен, к мясу относится равнодушно. Вот конфеты любит. Весь день сосет карамельки. Семен ближе к детским представлениям Люськи о мясниках. Но тоже далек от "идеала": ростом невелик.
А у старшей продавщицы гастрономического отдела странное имя: Еликанида. Еликанида Федоровна. Маленькая. Седые волосы гладко зачесаны за уши. Глаза светлые-светлые, совсем молодые, и щеки гладкие, розовые. Просто удивительно, такое молодое лицо - и седина.
В бакалейном отделе - молодежь. Две Иры, Саша и Маруся. С ними Люська не сталкивалась по работе. Но девушки, видимо, симпатичные, веселые. Приходят на работу раньше других. Люська заметила, что и одеваются они как-то одинаково, будто сговариваются заранее.
Но близко в магазине Люська ни с кем не сходится. То ли ее сторонятся, то ли она сторонится. Да нет, вроде бы готова поближе познакомиться. Но как-то не получается все…
- Две недели прошло, - сказал Разгуляй и недовольно повел плечами. - Уж вы не ошиблись ли, Нина Львовна?
- Вы про что? - недоуменно спросила Нина Львовна.
- Про Телегину и ОБХСС.
- Своими глазами!..
- А Козьма Прутков сказал: "Не верь глазам своим".
- Василь Василич…
- Товар получаем, - веско сказал Разгуляй, - торговать некому.
- Я сама лучше встану.
- Вам и тут дел хватит. Только поворачивайся. Иван обещал подкинуть… - Разгуляй повертел ручку, стал чистить перышко. - Поставим Телегину.
- Василь Василич…
- Ничего, поставим. Пусть работает. Не одна, с Галей. Товар Галя получит. На нее и накладные выпишем. У нее и деньги снимем. А Телегина пусть торгует. Даже спокойней, и на глазах все время.
Люська снова расписалась в книге приказов.
"Ввиду окончания срока наказания подсобную рабочую Телегину перевести на должность младшего продавца рыбо-овощного отдела".
- Что это за наказание, которое окончилось? - спросила Люська Разгуляя.
- А вы что ж думаете, я вас просто так переводил из продавщиц в подсобные?
Так и вышло, что Люська все-таки в чем-то оказалась виновата, раз понесла наказание - две недели проходила в подсобницах.
Люська уже не удивлялась, когда по вечерам встречала ожидавшего ее Мишу. Скорее удивилась, если бы Миши не оказалось на его обычном месте, под фонарем. Он провожал ее до трамвайной остановки, а иногда они шли пешком до самого Люськиного дома. Миша оказался веселым парнем. Он с увлечением рассказывал о заводских делах. Иногда, стесняясь, очень осторожно брал Люську под руку. Люське нравилась эта Мишина робость. Она чуть краснела, чутьем угадывая, что, отними она локоть, Миша больше не попытается взять ее под руку, может быть, никогда.
- Ну, как здоровье мешков и ящиков? - пошутил Миша, шагнув навстречу Люське.
- Столб еще не падает? - в свою очередь, съязвила Люська.
И они рассмеялись. Медленно пошли рядом, почти касаясь друг друга плечами. Дул ветер. Мелкая водяная пыль носилась в воздухе, под ногами в рябых лужах тряслись огни фонарей.
- Меня обратно в продавщицы перевели.
- Что вдруг?
- Наказание кончилось.
Миша потянул ее в сторону сада.
- Зайдем.
- В такую погоду, - Люська зябко повела плечами.
- Нас ждут.
- Ждут?
- Идем-идем.
В саду было безлюдно. Пахло сыростью. Ветер раскачивал фонарь, бросал в полумрак вздрагивающие испуганные клочки тусклого света. На скамейке, устланной желтыми листьями, сидел, сгорбившись и подняв воротник плаща, мужчина. Люська узнала Валерия Сергеевича.
- Как ваша "подсобная" жизнь?
Люська удивилась, что Валерий Сергеевич все про нее знает. Хотела было спросить, откуда? Да только краем глаза посмотрела на Мишу.
- Сегодня в новом приказе расписалась. Поздравьте, опять продавщица.
- Так-та-а-к… 3-забавно! Бедный Разгуляй! Завал товару, а торговать некому… - Валерий Сергеевич помолчал, обдумывая что-то. - Вот что, ребята! От вас скрывать не буду. Есть сведения: на базе получили помидоры и яблоки - левый товар. В ближайшие дни они должны его быстренько и без лишнего шума реализовать. Вот почему Разгуляй вас опять в продавщицы перевел. Ему продавцы сейчас позарез нужны, а подсобником он сам готов стать, тем более что так ему удобно лишний товар принять и продавцам переправить. Вот тут-то мы его и должны, как говорится, схватить за руку…
Миша потер ладонь о ладонь. Люська заметила, как у него заблестели глаза.
- Только без шерлокхолмсщины, - сказал Валерий Сергеевич. - Поймать за руку жулика - это ювелирная работа. Тут все должно быть тонко продумано и точно выполнено, тем более что у нас сложилось впечатление, что кто-то вашего Разгуляй пугнул. Уж не вы ли, Телегина?
Люська удивилась. Чем она могла испугать Разгуляя? Тем, что заявление об уходе не стала писать? Чепуха!
- Что мы должны делать? - нетерпеливо спросил Миша.
- Тебе придется ребят собрать. Оперативную группу. Кого надо освободить от работы - освободят. Домино найдется?
- Вопрос!
- С утра устройтесь здесь, в садике, и организуйте игру в домино.
- Ясно!
- Ваша задача: вон видишь на той стороне лоток-тележку? Будете наблюдать за лотком. Необходимо зафиксировать, сколько подвезут ящиков за день. Сколько помидоров, сколько яблок.
- Есть!
- Только, чтобы все внимательно и точно. Потом составим официальный акт. И посмотрим, сойдутся ли наши цифры с теми, что будут в накладных.
- Ясно.
- За вашей палаткой, Телегина, тоже установим наблюдение. Наш человек будет стену заводского забора оштукатуривать. - Он повернулся к Мише. - Дашь ему в напарники паренька посмышленей из дружинников.
- Есть! - весело отозвался Миша.
- А вы, Телегина, в оба глаза следите за деньгами. Деньги они будут снимать по ходу торговли, а товар подбрасывать так, чтобы в случае внезапной ревизии в палатке не оказалось ни одного лишнего помидора и ни одной лишней копейки. Чтобы все у них, в случае чего, было в ажуре.
- Тонко работают! - понимающе воскликнул Миша.
- А ты думал так просто украсть, шаляй-валяй? Нет, они кражу возвели на высокую ступень. У них оперативность такая, что иной наш хозяйственник позавидует. Ну да и мы не лыком шиты, тем более что жуликов раз-два - и обчелся, а нас - во, против одного Разгуляя целый Механический да еще и Телегина в придачу. - Валерий Сергеевич улыбнулся. - Ты вот что, Кротов, ребят собери в штабе через часок. Только самых надежных.
- У нас других нет, - обиделся Миша.
- Ну-ну! Я пошел. Значит, через час в штабе… Валерий Сергеевич быстро пересек садик и скрылся за углом.
- И мы пойдем, - сказал Миша. - Ты извини, Люся, я не могу тебя проводить. На завод надо, в штаб. Ребят собирать.
Люська согласно кивнула.
Люськины родители разошлись, когда ей было семь лет. Первые два года Люська жила с матерью. Это была беспокойная, но удивительно интересная жизнь на колесах, в лесу, в степи. Люська и по сей день помнит синие горы, огромные деревья, подпирающие вершинами ослепительное небо, кипящую воду узкой, стиснутой крутыми берегами реки, такую холодную, что при одном воспоминании о глотке воды начинает ломить зубы.
Люська училась то в школе горного селения, прилепившегося к скалам, то в деревушке, затерянной в степных просторах, а то и просто в палатке геологов, складывая буквы в слова, слова - в коротенькие фразы: "Горы большие. Лес зеленый. Я пойду гулять". Мать Люськи была геологом, и Люська всюду ездила с нею, пока не случилось несчастье: мать попала в горный обвал… Ее откопали только на третьи сутки…
С тех пор Люська живет с отцом. Люська так и не знает, почему они разошлись, папа и мама. Дворничиха однажды рассказывала, что отец полюбил другую женщину и мать уехала от него. Почему же отец не женился на той, другой? Вот уже сколько лет живут они с Люськой вдвоем. Отец ласков, вечерами сидит дома, работает. Иногда он задумывается, отрывается от своих бумаг, смотрит на мамину фотографию, что стоит у него на столе. Глаза его будто заволакиваются туманом, а лицо становится и грустным, и скорбным, и виноватым.
Люське до слез жаль его в такие минуты, и она уходит на кухню, чтобы не разреветься. Садится там на белую табуретку, кладет руки на колени, бессознательно повторяя движение матери, когда та присаживалась отдохнуть. Вспоминает мать. Она не видела ее мертвой. Ее не пустили. Как она тогда плакала, билась в руках геологов, хотела бежать к мамочке!.. Теперь втайне она благодарна этим суровым и добрым людям, пощадившим ее ребячью память. Мать осталась для нее живой, теплорукой, веселой, будто и не ушла она из Люськиной жизни. А только далеко и надолго уехала в экспедицию, оставив Люську с отцом.
Почему же они все-таки разошлись? Люська часто думала об этом, особенно последние два года, когда рядом с образом матери и отцом встал еще один образ - неуклюжий Люськин одноклассник. Было в нем что-то беспомощное, беззащитное, и сердце Люськино сладко щемило от этой его беспомощности. А может быть, только Люська видела его таким?
Люська никогда не заговаривала с отцом об их размолвке с матерью, неловко было. Может быть, отец сам когда-нибудь расскажет.
- Что-то ты осунулась, Люсёна, побледнела? - Отец смотрит ласково и тревожно. Совсем взрослая дочка.
- Устала, папа. Я ведь эти две недели ящики и мешки таскала.
- Как так?
- Прогнать хотели из магазина за недостачу.
- Почему ж ты мне ничего не рассказывала? Может быть, тебе деньги нужны?
- Нет, папа. Спасибо.
Отец смотрит настороженно.
Конечно, надо было сразу рассказать. Да тревожить не хотелось. Что изменится от того, что отец будет все знать? Теперь можно, когда снова перевели в продавщицы.
- Как же так получилось, Люсёна?
- Что, папа?
- Ну, вот недостача эта самая…
- А-а-а… По неопытности, папа. Ведь если неумеючи спички чиркать, можно обжечься. Верно? Даже в глаз отлететь может.
Отец присел на диван.
- Не нравится мне все это, Люсёна.
- Что, папа? - Люська поставила на стол чашки. Шипел чайник.
- Вот все это… Работа твоя…
- Почему?
- Ну, совестная какая-то работа. Спрашивают: "Чем ваша дочь занимается?" Неловко ответить: "Помидорами торгует".
Люська посмотрела на отца внимательно, будто в подробностях хотела разглядеть и глубокие складки у носа и губ, и морщины меж бровей, и крохотные паутинки у глаз - когда они появились? Вроде бы отец все время был молодым. И вдруг… Устает, верно… Все пишет и пишет… Вытащить бы его в театр, что ли, или в кино…
- Неловко?.. - Она вдруг вспомнила секретаря райкома комсомола Брызгалова, взяла в руки хлебницу. - А ты думаешь, хлеб или вот помидоры к тебе на стол сами приходят? Люди их растят, люди доставляют. Чего ж тут неловкого?
- Я понимаю… Мама, верно, огорчилась бы, - вдруг тихо сказал отец.
- Мама…
Звякнула чайная ложечка.
- Мама мечтала, чтобы ты… - голос отца осекся.
Никогда они не говорили о матери… Никогда!.. Будто был между ними молчаливый уговор.
- Мама мечтала… - тихо подсказала Люська.
Отец вздохнул прерывисто и глубоко.
- Мама мечтала видеть тебя… счастливой… Она могла бы и не возить тебя с собой, но возила… Чтобы ты могла соприкасаться с природой, с прекрасным, с чистым… Чтобы ты видела примеры мужества и силы. Она очень… очень ценила своих товарищей и хотела, чтобы ты выросла похожей на них. - Отец говорил с трудом, будто слова застревали у него в горле и он вынужден был с силой выталкивать их.
Люська затаила дыхание. Никогда, никогда они не говорили о маме.
- Знаешь, почему она погибла, Люсёна?.. Надо было кому-то идти в это проклятое ущелье. И все знали, что опасно. Но надо было. А мать была старшей в поисковой партии. И она пошла сама. Надо очень любить людей, любить свое дело, чтобы так вот пойти в ущелье… Пойти в ущелье…
Отец замолчал, скорбные складки у рта стали еще глубже.
- Папа, - нерешительно начала Люська, едва шевельнув губами. - Почему вы… почему ты и мама… - Она не могла выговорить это роковое слово вслух. Она произнесла его про себя. Но отец понял.
- Что ж… Ты вправе спросить… И вправе знать… Я очень виноват и перед мамой и перед тобой… Я совершил сшибку. И солгал. Обманул… Малодушно… А мама узнала случайно… И спросила прямо… А я снова смалодушничал. И тогда она ушла. Она не выносила неправды. А у меня не хватило мужества… Не хватило… Не смог… И мама ушла… Я потом, немного погодя, написал ей… Но, видимо, было поздно. Наверно, поздно…
Вот он сидит, старый человек, плечи опущены, взгляд потухший.
- Может быть, она не получила письма? - тихо проговорила Люська, чтобы хоть как-то утешить отца.
- Может быть… может быть… - Но отец уже где-то далеко-далеко. Это с ним стало часто случаться в последнее время.
- Давай чай пить, папа?
- Что? - Он возвращается. - Чай?.. Да-да, конечно.
Они молча пьют чай. Тоненько позвякивают ложечки. Шипит чайник.
Удивительно чувствовала себя Люська в тот день. Работы было невпроворот. В палатке поставили двое весов. Касса была общая. То и дело со двора вкатывали тележку с помидорами, яблоками, грушами. Особым спросом пользовались груши. Яблоки и помидоры брали как обычно.
Люська почти не отставала от Гали. Работалось легко, без напряжения.
Иногда, отрываясь от весов, Люська взглядывала через улицу на противоположную сторону. Там неторопливо работали двое, штукатурили заводской каменный забор.
Когда часов в одиннадцать в палатке появилась Нина Львовна, один из них вытер руки, ленивой походкой наработавшегося человека пересек улицу и подошел к палатке.
Нина Львовна обратилась к Гале:
- Ну, как выручка? Частично хотим сдать.
Галя пожала плечами.
- Я возьму крупные. В кабинете сосчитаю, чтобы вам не мешать. - Нина Львовна начала торопливо складывать купюры покрупнее в пачку. - Там разберу.
"Вот оно - жульничество. Деньги заберет, а товар подбросит. И выйдет, что в палатке все как по накладной… Ловко!.. Ну, погодите же!" - Люська стиснула зубы и вся подобралась, будто собиралась вступить врукопашную с врагом. Нина Львовна была опытной и уверенной. За ее спиной стоял Разгуляй со своей книгой приказов. Он имеет власть. Он уже один раз наказал Люську. И все равно… Все равно она не станет их помощницей. Не продаст свою совесть за пару капроновых чулок, и за тысячу пар не продаст!..
- Нет, уж, пожалуйста, Нина Львовна, посчитайте при нас, - решительно заявила Люська.
- Вы что, не верите мне? - фыркнула Нина Львовна.
- Очень даже верю. Но денежки счет любят! А тем более казенные. Каждый ошибиться может.
- Ну, знаете!.. - Нина Львовна важно надулась.
- Я же ошиблась, - спокойно говорила Люська. - У меня же вышла недостача.
- Не сравнивайте, голубушка, меня с собой. - Нина Львовна старалась говорить тихо - кругом люди. - Вы только начинаете, а я, можно сказать, собаку съела на торговле.
- На здоровье, - ласково откликнулась Люська. - А деньги посчитайте, пожалуйста, здесь.
- Ну, ладно… Я посчитаю… - прошипела Нина Львовна и трясущимися от злости руками начала считать деньги.
Люська продолжала взвешивать груши и тут случайно встретилась взглядом с подошедшим к палатке пареньком. Приметила в глазах его озорной огонек. "Все слышал", - подумала Люська.