- И я принадлежу к этим несведущим людям, - подхватила Люська, - а посему не подлежу пропуску в кабинет директора по причине исключительной своей несведущности.
Лёдик покраснел.
- Знаешь, Телегина, ты всегда не очень умно шутила. И эти месяцы, что мы с тобой не виделись, нисколько не изменили тебя.
- Зато ты, наверное, каждый день ешь дрожжи.
- Дрожжи? - насторожился Лёдик.
- Вон как тебя раздувает. Смотри не лопни.
Люська повернулась и пошла к двери. Лёдик зашипел ей вслед, но что, она уже не слышала. Злая вошла она в комитет комсомола. Кроме Игоря Строганова, в комнате сидел Миша Кротов.
- Черт знает что за бюрократы ваш директор и его секретарша в штанах!
Строганов засмеялся.
- У нас сперва говорят "здрасте", а потом выкладывают страсти. Садись, Телегина. Взбаламутила народ, а сама в кусты?
- Как это в кусты?
- Очень просто. На собрании выступала, слова красивые говорила, а как до дела - тянешь. Ладно, ладно - не кипи, не чайник… Мы как раз о тебе с Мишей Кротовым говорили. Вы не знакомы?
- Знакомы, - сердито отрезала Люська.
Миша взглянул на нее и опустил глаза.
- Думаем ему поручить твое дело, - продолжал Строганов. - Он у нас организатор отличный, людей знает. Начнем поначалу с двух-трех цехов.
- И мы так думаем, - подхватила Люська.
- Ну, вот видишь! Так не возражаешь поработать с Кротовым?
- Почему ж… Он человек энергичный.
- А ты говорил, что Телегина с тобой работать не согласится. - Строганов похлопал Мишу по спине. - Ну, теперь давай выкладывай страсти-мордасти про бюрократов.
И Люська выложила.
- М-да… Все я никак этого парня расколоть не могу. Туманный он какой-то… Сейчас проверим. Может быть, и вправду директор просил никого не впускать? - Он снял телефонную трубку. - Маруся? Добрый день! Давненько не слышал твоего голоска… Болела? А как сейчас?.. Зайди после смены… Дай-ка мне, пожалуйста, Никодима Алексеевича… Спасибо… Здравствуйте, Никодим Алексеевич! Строганов. Тут вот товарищ Телегина пришла, представитель из магазина… Я вам рассказывал. Сможете принять?.. Спасибо… А то, по образному выражению товарища Телегиной, ваш "секретарша в штанах" в приеме категорически отказал… Ясно! - Строганов положил трубку. - Пойдем, Телегина, к директору. Будут с твоей секретарши штаны снимать за превышение власти.
Лёдик все еще чистил ногти, когда они вошли в приемную. Он встал, заслоняя собой дверь.
- Никодим Алексеевич занят.
- Он ждет нас, - сказал Строганов и, обойдя Лёдика, открыл дверь. - Заходи, Телегина.
Люська не удержалась и, проходя мимо, процедила Лёдику:
- Хэл-ло-у…
Директор завода Никодим Алексеевич вышел из-за стола им навстречу, протянул руку.
- Здравствуйте, товарищ Телегина! Я вас представлял более… солидной, что ли… - Он улыбнулся. - А вы нашим комсомольцам ровесница. Это хорошо. Отличные у нас комсомолята на заводе! Вы с ними подружитесь.
- Уже подружилась, - весело откликнулась Люська.
- Вот и отлично! Прошу садиться. Слушаю вас.
С некоторым страхом шла Люська к директору завода. Будет ли слушать? Вникнет ли в дело? Мало у него, что ли, забот? Но искренняя приветливость этого грузного седого человека, его мягкое оканье, открытая улыбка так располагали к себе, что все страхи Люськины улетучились. И снова, как и на заводском дворе, она почувствовала себя своим человеком, которого выслушают, которому помогут.
- Под каким же предлогом вас секретарь не пропускал ко мне? - спросил Никодим Алексеевич.
- Мы, говорит, отчет министру пишем.
- Так и сказал: "мы"?
Директор нажал кнопку на столе. Тотчас в дверях вырос Лёдик.
- Подойди поближе, Володя. Ты как себя чувствуешь? Не болен?
- Н-нет…
- Может быть, у тебя суставы болят или там мышцы?..
Лёдик растерялся.
- Н-нет как будто…
- Здоровый, значит, парень? - Никодим Алексеевич снял трубку. - Кадры… Решкин?.. Есть один здоровый парень. Найди-ка ему стоящую работенку… Ничего как будто пока не умеет. Научится… А вот он к тебе сейчас придет. А мне подыщи секретаршу. Только не в штанах, а нормальную, в юбке. - Он положил трубку. - Переключи телефон на меня и иди в отдел кадров. Там тебе подберут дело по рукам. Ты же мужчина, Володя! И имей в виду: с завода я тебя не отпущу. Я виноват, что послушался твоего отца и по старой дружбе взял тебя на эту "легкую" должность. Тебе надо, как я в молодости, стальные болванки в руках подержать. Тогда поймешь, что работать надо честно везде. Иди.
Лёдик как-то сразу сгорбился, сник и медленно подался к дверям. Люське вдруг стало жаль его. Когда он ушел, она сказала осторожно:
- А не очень вы круто?
- Крутую кашу есть легче… Так слушаю вас.
Люська рассказала Никодиму Алексеевичу о том, как они хотят организовать доставку продуктов по предварительным заказам рабочих завода прямо в цеха. Попросила выделить транспорт. И под конец разговора робко попросила:
- Не могли бы вы сетки заказать за свой счет?
- Что за сетки?
- Вот вы, скажем, закажете несколько видов товара. Мы все это сложим в одну сетку с номером. В ней вы и домой можете продукты унести, а утром вернуть. Или в свою сумку переложить. Ведь заказы-то надо заранее подобрать, чтобы очереди не создавать.
- И во сколько это, по-вашему, может обойтись?
- Не больше ста рублей.
- А сколько будет стоить рабочему заказ? На процентах ведь столы заказов работают. Так? Кажется, один процент с суммы заказа?
- Если вы дадите транспорт, чтобы подвозить заказы из магазина в цех, никаких процентов с ваших рабочих брать не будем.
- Так-таки и не будете? - весело спросил Никодим Алексеевич.
- Не будем. Фасовкой мы и так должны заниматься. Заказы будут выполнены в служебное время. Доставка - ваша. И нам и вам это выгодно. Какие ж тут еще проценты!
- Ну что ж, государственно подходите. А долг, как говорится, платежом красен. Как вы к нам, так и мы к вам. Сетки заказывайте. Оплатим. А вот с транспортом у нас неважно.
- Нам бы электрокар, - сказала Люська.
- Одного вам мало. Надо на дело перспективнее смотреть. Завод большой… Вот что, Игорь, собери-ка своих ребят в транспортном. Я недавно был там - поломанные электрокары в угол загнаны. На запчасти их растаскивают. А если наоборот? Им запчастей добавить? Может, и пригодятся? Прикиньте-ка там, электриков подключи. В понедельник доложишь на заводской планерке.
- Есть, Никодим Алексеевич!
- Еще что вам требуется?
- Пропуска на завод нашим работникам.
- Дайте список.
- Потом хорошо бы где-нибудь на видном месте витрину оборудовать. Мы бы там образцы продуктов выставляли. Подойдет человек и выберет, что ему надо.
- Возле проходной вас устроит?
- Вполне.
Никодим Алексеевич записал на перекидном календаре.
- Еще?
- Как будто все.
- Ну что ж, вижу - деловые вы люди. Если что срочно понадобится, звоните. И заходите. Надеюсь, новая секретарша будет добрее.
Директор потряс Люськину руку и проводил ее до дверей.
В приемной возле стола стоял Лёдик. На лице его застыло выражение растерянности.
Когда Люська вышла из кабинета, Лёдик бросился к дверям.
- Можно?
Из-за двери послышалось беспощадное:
- Я занят!
…С экскурсии на завод началось сближение людей в маленьком коллективе магазина. И подобно тому, как вдруг неожиданно увидели они по-новому своих покупателей, так увидели они и своих товарищей по работе.
Люська делала для себя открытие за открытием. Оказывается, Семен, что из мясного отдела, был в недавнем прошлом чемпионом области по тяжелой атлетике, но случайно сломал руку и с тех пор в соревнованиях не участвует.
Алексей Павлович более сорока лет собирает открытки-репродукции с работ художников и скульпторов. Отлично разбирается в живописи, и в музее, куда он как-то затащил Люську, его все знают и говорят с ним уважительно и почтительно.
Обе Иры из бакалейного отдела учатся заочно в торговом институте. Анисья Максимовна, или Оня, как ее почти все звали в магазине, очень любит детей. Все выходные дни она проводит в детском доме с малышами. Как-то она пригласила девушек из магазина, в том числе и Люську, и повела к своим питомцам. Детской радости не было конца. А Оня, счастливая, помолодевшая, сидела на диване, обсыпанная малышами, утирала раскрасневшееся лицо большим цветастым платком и довольно бормотала:
- Это все мои. Это вот Маринка, это Настенка, это Витюха, это Сережка…
Люське открывались прекрасные человеческие сердца, и она сама готова была распахнуть им свое.
В эти дни и случилось ЧП, которое очень больно воспринял весь коллектив.
Продавщица бакалейного отдела Саша Логинова обвесила покупателя. Покупатель ни слова не сказал ей, а вызвал директора. Степан Емельянович пригласил его в кабинет. Проверил. Действительно: и сахарный песок, и макароны, и манная крупа были отпущены с недовесом.
Покупатель, крепкий еще старик с короткой, немного всклокоченной бородой и густыми, такими же всклокоченными бровями, пытливо впиваясь маленькими черными глазками в Степана Емельяновича, настырно бубнил:
- Как же выходит? А? Культурно обслуживать собираетесь. На дому, так сказать. Заказики и все такое. А потом недовес! Выходит, каждый ваш пакетик перевешивать надо. А потом продавщицы - в кусты: это, мол, не я вешала, это другая. Так? И взятки, как говорится, гладки? Да ежели вы в глаза покупателя надуваете, то за глаза и подавно!
- Это недоразумение, - пытался оправдать продавщицу Степан Емельянович, хотя сам и не очень верил в это. - Может, у нее весы не в порядке. Люся, проверьте, пожалуйста, весы.
Люська вышла.
- Пошла щука щуку проверять, - ехидно сказал старик.
- Это вы напрасно, товарищ, - покачал головой Степан Емельянович.
Люська вернулась, у нее было растерянное лицо.
- Весы точные, Степан Емельянович.
В дверь просунулась Оня. Она протянула директору большую шоколадную конфету с приспособленной к ней черной ниткой.
- Вот! Говорила я ей, предупреждала: "Брось!" А она все равно ее подвесила.
- Ничего не понимаю, - сказал Степан Емельянович.
- А понимать нечего. Подвешивала она на нитке эту конфетину к весам. Лежит конфетина на прилавке - весы точно показывают, а скинешь ее пальцем - она и повиснет. На двадцать грамм разница. Отвесила товар - опять ее на прилавок.
- Механизация производства! - съехидничал старик.
- Вот, - Люська положила перед покупателем жалобную книгу. - Пишите. Опозорила нас Логинова. Весь магазин опозорила.
Старик покашлял в кулак.
- Написать нетрудно. Можно написать. А что толку?
- Мы ее накажем, - сказала Люська.
- А без этого, без жалобы, не накажете?
- Все равно накажем.
- Так зачем же писать, девушка? Потом вызывать начнете, протоколы там разные… Покоя не будет. - Старик нахмурился, и глаза его вовсе скрылись под клочьями бровей. - Нет. Не буду писать.
- Ваше дело.
Старик снова покашлял в кулак, взял свои покупки и ушел.
Вызвали Сашу.
- Как же вы посмели, Логинова, - обратился к ней Степан Емельянович. - Как у вас рука поднялась?
Саша залилась слезами.
- Я… я больше… никогда… Черт попутал…
- А я ни в бога, ни в черта не верю, - металлическим голосом говорил Степан Емельянович. - За свое преступление вы ответите. И прежде всего перед своими товарищами. Идите.
Саша ушла. И тотчас в кабинет ворвалась Нина Львовна. Вид у нее был такой, будто она пробежала без отдыха не меньше пяти километров и при этом за ней гнался по крайней мере уссурийский тигр.
- ОБХСС, - выдохнула она. - В магазине.
- Кто? - не сразу понял Степан Емельянович.
- ОБХСС…
- Ну и что?
- В магазине…
- И чего вы испугались?
- Милиция же!..
Степан Емельянович не выдержал, засмеялся.
- Это хорошо, что вы хоть милиции боитесь.
Нина Львовна посмотрела на него обезумевшими глазами, резко повернулась и выскочила из кабинета.
Тут уж и Люська не выдержала, прыснула в кулак.
В дверь постучали.
- Разрешите?
Вошел старший лейтенант.
- О, у вас тут весело! Здравствуйте! - Он протянул руку Степану Емельяновичу. - Старший лейтенант Ивин.
- Кольчиков, майор, увы, в отставке.
- Знаю, слышал. Здравствуйте, Людмила.
- Здравствуйте, Валерий Сергеевич!
- Чего вы меня так рассматриваете?
- Первый раз вижу в форме.
- Ну и как?
- Ничего. Подходяще.
Степан Емельянович пригласил сесть.
- Чем могу служить?
- Да ничем. Разрешите закурить?
- Курите, пожалуйста, - кивнула Люська.
Валерий Сергеевич щелкнул зажигалкой. Затянулся, выпустил тоненькую струйку дыма.
- Слышал, перестраивать торговлю собираетесь?
- Собираемся.
- Мы в ОБХСС очень заинтересованы вашими планами.
- А мы жульничать не собираемся, - весело сказала Люська.
Валерий Сергеевич засмеялся.
- А у вас, Телегина, я гляжу, превратные понятия об органах милиции. Ведь мы не только пресекаем, мы и воспитывать должны. И помогать людям разбираться, что к чему. А иначе - какая же мы советская милиция. Вот вы будете заказы брать. Если вы обезличите продавщиц, откроете дорожку к злоупотреблениям. Могут найтись неустойчивые люди, воспользоваться обезличкой. Могут?
- Мы ж проверять будем.
- По нескольку раз перевешивать? - усмехнулся Валерий Сергеевич. - Уж лучше вы своим продавцам поверьте. Только не обезличивайте их. Пусть каждый за свою работу несет ответственность полной мерой. И проверять не надо будет. Совесть - лучший контроль честности.
- Мысль верная, - согласился Степан Емельянович.
- Пусть они расписываются на пакетах, которые взвешивали, - предложила Люська.
- Да это кустарщина, - возразил Степан Емельянович. - Может быть, штампы им заказать такие. Ну, как на заводе… Личная марка.
- Можно и так, - согласился Валерий Сергеевич.
- Надо будет с продавцами посоветоваться, - сказала Люська и помрачнела. - А у нас происшествие сегодня. Обвес.
- Нехорошо. И что ж вы предпринять решили? Протокол составить?
- Не знаем еще.
- Протокол, конечно, - вещь сильная. За протоколом штраф стоит, и суд, и тюрьма. А мы вот в милиции, честно говоря, не очень-то любим протоколы заводить. И не потому, что хлопотно. Людей жаль. Ведь среди виновных не только матерые жулики. Там и споткнувшиеся, и просто дураки. Не совсем понимают, что творят. Их учить надо. Из них еще можно настоящих людей слепить. А тюрьма да лагеря не лучшая скульптурная мастерская.
- Но наказать-то надо.
- Обязательно. Ни одного проступка без наказания. Вы посоветуйтесь с заводскими ребятами. С дружинниками. Они вам очень могут помочь. Ну, а в крайних случаях обращайтесь к нам без стеснения. На одной земле живем!
- Спасибо. Вопрос к вам, - Степан Емельянович осторожненько покосился на Люську. - Как с той девушкой будет, которая письмо написала?
- Она в больнице. Поправляется.
- Знаем. Мы ее навещаем.
- Это хорошо. Человеку очень тепло человеческое нужно! Если б мы иногда для людей душевного тепла не жалели, ей-богу, люди бы на сто лет дольше жили. А эту девушку - есть у нас такое мнение - не стоит к уголовной ответственности привлекать. То, что она обо всем написала, себя не пощадила, - это хорошо. Не погасили окончательно в ней совесть прохвосты. Не сумели. Хоть и запутали.
Когда Валерий Сергеевич ушел, Степан Емельянович как бы про себя проговорил:
- Никогда б не подумал, что такие душевные люди на такой, казалось бы, беспощадной работе.
Дружинники посоветовали вывесить в витрине "окно сатиры" по поводу ЧП.
- Разрисуйте эту самую Логинову в красках. Чтобы другим неповадно было. Такие окна сильно действуют. И главное - люди знать будут, что вы мошенников всяких и прочих там нарушителей сами строго осуждаете, что вы сами стоите на страже порядка. И люди вам верить будут.
После горячего обсуждения в магазине был создан "Комсомольский прожектор". На его обязанности возложили наблюдение не только за порядком в магазине, но и за хранением продуктов, за сбором заказов в заводских цехах - "вообще за всей жизнью магазина.
В тот же день в витрине появилось "окно" "Комсомольского прожектора". Под рисунком, изображавшим продавщицу с перекошенными весами, подпись:
Покупатель, осторожней
Покупай крупу на кашу!
Здесь тебя обвесить может
Наша Логинова Саша!
Нарисовать попросили Алексея Павловича, а подпись сочинила Люська.
Возле витрины останавливались покупатели. Заходя в магазин, спрашивали, которая тут Логинова Саша.
Но Саши не было. Она ревела в подсобном помещении, и ее пришлось подменять. Наказание было жестоким, но справедливым. И продавцы и покупатели почувствовали, что что-то необычное произошло в магазине. Будто гроза прошла, и стало чисто и светло.
Перед обеденным перерывом в магазин заглянул Валерий Сергеевич.
- Здорово наказали. Покрепче всякого суда. И другие поостерегутся.
Саша сидела в подсобном помещении. С работы уйти боялась и за прилавок не становилась. Все всхлипывала и вздыхала. Ей казалось, что здесь, в полумраке "подсобки", не так виден ее позор. Валерий Сергеевич подошел к ней:
- Плачешь?
Увидев милиционера, Саша еще больше перепугалась.
- Да ты меня не бойся. Я не за тобой. Выручили тебя товарищи. Сами наказали. А то бы милиции пришлось поработать, протокол, то да се.
- А… а… долго висеть… бу… бу… будет?
- Это уж у них спрашивай. Кто вешал, тот и снимет.
Глядя на плачущую, дядя Вася не выдержал, пошел к директору.
- У девки может в груди лопнуть. Конечно, оно по справедливости. И за мелочи бить надо - крупного не будет. А все ж хватит, думаю. Помучали. Я уж и то два раза "малыша" в руках держал. Тянет. - Он поежился. - Переживаю.
- Ты уж лучше, дядя Вася, переживай на сухую.
- Стараюсь.
К обеду по решению штаба "Комсомольского прожектора" "окно" сняли.
В тот же день Нина Львовна подала заявление об уходе. Нервы не выдержали…
Галю выписали. Она чувствовала себя окрепшей, но, когда вышла на морозный воздух, закружилась голова.
И тотчас кто-то подхватил ее под руку.
- Выкарабкалась?
Галя увидела незнакомого парня, отшатнулась.
- А ты не пугайся. Я тебя сюда привез, я тебя и встречаю. Меня зовут Миша.
Неподалеку засмеялись. Галя оглянулась. Возле такси стояла Люська.
- Поехали.
Галя пошарила взглядом по машине и вдоль улицы, будто искала кого-то.
- Садись, садись.