Танк на Медвежьем болоте - Сахарнов Святослав Владимирович 7 стр.


Опустив ноги, Виктор Петрович сначала тронул носком ботинка остатки сидения, на котором сидел когда-то командир, задержался на локтях, протиснулся между сидением и стенкой, нащупал ногой пол, это, вероятно, был не пол, а какой-то искореженный взрывами настил или крышка металлического ящика. Ботинки завязли в чем-то вязком, липком, холодная жижа потекла в носки. Он опустил голову, включил фонарик, провел лучом по стенкам, по черной неподвижной жиже, и понял, что найти в танке что-либо будет очень и очень трудно. Взрыв, потом пожар, потом внутрь попала вода, натекла грязь.

- Ну, что? - шепотом спросила Нина.

- Пока ничего.

- Попробуйте пошарить рукой.

Он послушно опустил руку и, светя вослед пальцам, стал наощупь обследовать все закоулки. Один раз под ладонь попались круглые мелкие предметы, он сгреб их в горсть, поднес к свету - позеленевшие пистолетные патроны. Другой раз пальцы наткнулись на какой-то листок, он осторожно потащил его - листок повис, стал расползаться. Что это было? Бумага, кусок ветоши, кожаный переплет журнала? Коричневые лепестки, источая воду, один за другим разваливались, падали, оставляя на пальцах липкую грязь. Наконец он попробовал шарить под собою ногой и наткнулся носком на какой-то, уступающий нажиму, круглый предмет. Наклонился, с трудом вытащил - снарядная гильза, разорванная взрывом, большего калибра. Виктор Петрович понял - пушечная.

Больше ничего не попадалось, и он уже хотел было вылезти, как вдруг пришло в голову: раз уж он все равно мокрый по пояс, может, пошарить руками поглубже, наощупь, в грязи? Ведь все, сброшенное с места взрывом, должно быть там, на дне. Опустился на колени. Нина сказала:

- Я буду светить вам сверху, дайте фонарик.

Наклонясь, погрузил ладонь в густую вязкую жижу, начал обшаривать каждое углубление, каждый выступ. Он не знал устройство танка и искал наощупь, все больше теряя надежду. Все, что вытаскивал, отдавал наверх Нине, но это были предметы случайные и безымянные: осколки, сорванные гайки, попались молоток и разводной ключ. "Инструмент водителя", - подумал Виктор Петрович, и вдруг почувствовал, что между пальцев проскользнуло что-то круглое, легкое, нагнулся и накрыл ладонью небольшой плоский предмет. Осторожно взяв в горсть, поднял его, поднес к глазам - ком грязи, в нем - грязь быстро стекала, - блеснул металл. Попросил Нину:

- Возьмите у меня… Что это?

Нина откинулась от люка, вверху раздались неясные возгласы, снова появилась ее тень и задыхающимся от волнения голосом она сказала:

- Вылезайте, посмотрите, скорей!

- Сейчас…

Он продолжал обследовать дно до тех пор, пока не убедился, что больше ничего не достанет, и тогда, с трудом ища, куда бы поставить ногу - из ботинок, с одежды лились вода, грязь - с помощью Нины с трудом выбрался из люка.

- Так что там такое? - Присел на корточки. На танковой, покрытой облупленной почерневшей краской, броне лежал маленький круглый грязный комочек. Виктор Петрович поднял его и, положив на ладонь, повернул к свету. Блеснул желтый металл. Золотые карманные часы! Стекло вылетело, стрелок нет, он потер пальцем циферблат, сверкнула белая эмаль, зарябили остатки цифр.

- Вот носовой платок, протрите, - быстрым шепотом сказала Нина.

Таня и мальчишки, тесно сбившись в кружок, затаив дыхание, ждали.

- Виктор Петрович, на крышке что-то написано!

Он отвел руку. На круглой выпуклой желтой поверхности отчетливо была видна буква "X".

- Хазбулаев… Это часы старшего лейтенанта Михайлова… Это он погиб в этом танке. Он и его экипаж. Они не пропали без вести, - сказал Виктор Петрович. - Они сражались здесь до конца.

Нина взяла у него часы, а потом их так же бережно стали передавать из рук в руки ребята.

- Ну, вот и стало все ясно… Давайте нарвем болотных цветов и принесем их в наш музей. Цветы, сорванные в этот последний день, - сказала Нина. - Они засохнут, но всегда будут напоминать о нем.

- А часы отправим его жене, - добавила Таня. - Ведь так? Вы говорите, она столько лет ждала и верила. Правильно?

- Конечно, отправим… Ну, мальчишки, живо - по кустам.

На сухом песчаном взлобке наломали лиловых, горько пахнущих веток вереска, осторожно опустили крышку люка.

Начался обратный путь. Виктор Петрович шел последним, идя, представлял себе, как он, вернувшись в редакцию, первым делом даст телеграмму в Харьков. А может быть, даже по пути на юг заедет к Михайловой. Как при встрече они сядут друг против друга и он, не глядя в лицо пожилой, столько лет жившей ожиданием чуда, женщине, протянет ей коробочку с часами и начнет объяснять про Хазбулаева, про человека, который тоже любил ее мужа, и про подарок, которому они оба в тот момент придали совсем другое значение: знак внимания, память о бое, но не будущее, не судьба…

Выбрались на знакомую тропу. Шли сосняком, Левашов далеко отстал, под сапогами хрустит, петляет засыпанная мертвым серым мхом тропинка. Как вдруг где-то совсем рядом громыхнул выстрел, пуля с визгом пропела над головой. Виктор Петрович бросился на землю. Посыпались срезанные пулей хвоя и мелкие ветки.

Затем послышался треск, кто-то уходил, ломая кусты.

- Кто это стрелял? - крикнула Нина. Они с ребятами уже бежали к нему, назад. Подлетел и остановился, вздрагивая, готовый по первому приказанию бежать дальше, Акбар.

- Я смотаюсь посмотрю, кто это был, а? - неуверенно спросил Андрей.

- Не смей этого делать! - Нина рассердилась.

Лица у всех были бледные.

- Ничего особенного не случилось, - сказал, наконец, Виктор Петрович. - Случайный выстрел, не надо волноваться. Пошли дальше.

- Случайный! Она как чиркнула, я как пригнусь! - Коля покачал головой. - Нет, это в вас стреляли! Факт!

- Ну кто в наше время будет стрелять в людей? - Таня говорила не очень уверенно. - Акбар перед этим остановился, хотел назад кинуться - я задержала. Он ведь у меня все-все чует! Он бы его нагнал.

- Кого его? Ну и осталась бы ты без собаки.

- А что если он наблюдал за нами, когда мы были у танка, а? - сказал Андрей. - Когда мы стояли на нем, в кустах кто-то прошел, мне показалось.

- Ну, пошло-поехало, - рассердился Виктор Петрович. - Теперь мы таких страхов наговорим! Повторяю, ничего особенного не случилось: человек выстрелил по ошибке, испугался и убежал. Ведь именно так, Нина? Идемте поскорее отсюда.

17

Водяная мельница в Староборье не работала уже много лет. Правда, после войны, в первый месяц, когда молоть зерно для деревни было негде, мельницу починили, и лет пять она верой и правдой служила людям. Потом муку стали привозить из Энска, а старую мельницу забросили окончательно. Никто из деревенских ребят уже не видел, как большое скрипучее водяное колесо вращается, а жернова перетирают крепкий ячмень или золотистую рожь. Вода в обмелевшей и совсем заросшей осокой и кувшинками Ужовке лениво крутила в омуте перед плотиной зеленые островки ряски и тонким ручейком стекала по темному осклизлому желобу.

Двери мельницы забиты не были, на них висел огромный рыжий замок. Окна второго этажа, куда раньше подавали мешки с зерном, были серыми от пыли, а под крышей мельницы гнездились летучие мыши. Старухи в деревне поговаривали, что на старой мельнице живет до сих пор нечисть. Пионеры в нечисть, конечно, не верили, но в одиночку по вечерам никогда к запруде не ходили, а если и бегали купаться, то непременно веселой и шумной толпой.

На этот раз к мельнице подходили всего трое, впереди них беззаботно бежал Акбар. Когда до мельницы оставалось метров триста, Таня послала его в разведку. Вскоре пес прибежал, весело помахивая хвостом, всем своим видом говоря: "Все спокойно, у мельницы - никого". Ребята подошли к ее дверям и огляделись.

- Ну, я ж говорил - старый ржавый замок, - сказал Колька, дернув скобу. - Слушай, Тань, а не спутала ты - он точно вошел в дверь?

- Ничего я не спутала. Я никогда не путаю. Точно.

Андрей внимательно осмотрел замок, сунул мизинец в скважину и задумчиво сказал:

- А замочек-то, между прочим, исправный. Его не так давно смазывали. - И он показал вымазанный солидолом палец.

- Ничего себе! - удивился Колька. - Но ключа-то у нас нет. Пошли, я знаю, где лаз. С плотины надо.

Через дыру под крышей, сметая паутину, они проникли внутрь мельницы, и там Андрей включил фонарик.

- Ищи, Акбар! - приказала Таня. - Ищи! Помнишь: шкурки, лес?

Пес деловито побегал по мельнице, обнюхал все щели в полу и присел у большого ларя для муки. Ребята открыли его - он был пуст, отодвинули в сторону. Акбар заскреб когтями кирпичи. Они держались слабо, без цемента, было видно, что их вынимали и, может быть, не раз. Открылось небольшое углубление, заложенное досками. В нем - тряпка. Тряпку приподняли - пачка шелковистых, словно живых, шкурок была здесь.

- Они! - взволнованно сказал Андрей. - Берем, пацаны, а?

- Берем.

- Домой отнести? - спросила Таня. - Я возьму.

- Дома опасно.

- Лучше перепрятать, а завтра приведем сюда Нину и Виктора Петровича. Давайте вон туда сунем! - и Колька показал на стропила под самой крышей. - Ни в жизнь не догадаться.

- Экстрасенс, а соображаешь, - сказал Андрей. - Так и сделаем.

- Только сначала ларь на место нужно поставить, - напомнила Таня. - И кирпичи положить.

Поставив на место ларь, ребята по гнилой разбитой лестнице полезли на чердак, Андрей, подставив ящик, начал прятать шкурки под стропила.

Через пять минут все было готово. Они уже собирались спуститься, как вдруг Акбар тихо зарычал.

- Т-сс… - шепотом сказала Таня. - Кто-то идет!

Внизу раздались голоса, звяканье замка, скрип отворяемой двери.

- Тихо, Акбар, тихо, - еще раз успокоила Таня собаку.

Ребята замерли, приникнув к полу, чуткие уши овчарки нервно подрагивали.

Уходить было поздно…

- Да чиркни ты спичку! - послышался внизу раздраженный голос. - Не видно ведь ни шиша. Коробок у тебя?

- Щас, щас, не знаю куда сунул, - отвечал второй. - Ага, вот. Достань свечу.

Сквозь дощатый настил внизу мелькнул огонек. Закачался неверный слабый свет.

- Курнем, что ли? - сказал первый. - Голова с похмелки гудит.

- Некогда раскуривать. Бери шкурки и - айда.

По глухим звукам ребята поняли, что внизу отодвигают ларь. Скрипнуло дерево, задевая камень, стукнулись друг о друга кирпичи. Ребята тревожно переглянулись.

- Это Карабановы. Семен и Митька, - посмотрев в щель между досками, шепнул Андрей. - Опять они.

- Ну? - нетерпеливо спросил голос Семена.

- Вот черт, - растерянно пробормотал младший. - Пусто…

- Та-ак, - протянул Семен. - Это что ж, он за дураков нас стал считать? Он тебе что сказал?

- Сказал, все на мельнице. На старом месте. И ключ дал. Бери, говорит, и неси опять в город.

Кто-то зло сплюнул.

- Вот сволочь? Обманул, собака. Он что-то темнить стал, не кажется тебе, Мить?

- А может, кто другой взял? - сказал младший. - Зашел сюда и взял.

- Сказал тоже. Нет, это я точно говорю - надул нас дед. Крепко надул.

- А если я наверху на чердаке гляну?

Таня вздрогнула и схватила Колю за руку.

- Глянь, ежели шею хочешь свернуть. Лестница вон - вся гнилая. Да нет, пустое это. Он и не клал их сюда. Это я тебе говорю - точно!

- Как же так? Что делать?.. Придавил бы его, гада! Никогда я ему не верил, - сказал младший. - А теперь расколол я его. Засёк. Так рассказать тебе, что я вчера видел?

- Второй раз спрашиваешь.

- А вот. Ничего мы, Сеня, про него не знаем. Такое дело. Слушай, чего расскажу. Стою я у ларька вчера в городе. Пиво пью. Вдруг вижу - наш идет. Ну, дед. Что такое, думаю?! Он в городе-то раз в сто лет бывает. Дай, думаю, погляжу, куда это он пылит. Прошел я за ним улицу, вижу - туда, где суд и прокуратура, заходит! Мать честная, у меня сердце оборвалось. Чего это он? Но тоже подхожу. Смотрю, народ толпится, объявление: судят какого-то полицая бывшего, который у немцев служил. Отлегло у меня: а то подумал, нас он пошел закладывать. Дай, думаю, тоже зайду. Зашел, и за колонной так у окна стал, чтоб дед не видел… Ну, на суде много всякого говорили. Вышка этому полицаю обеспечена. Его аж в Сибири поймали, привезли. А под конец спрашивают: "Повторите, кто староборский партизанский отряд предал?". А он и говорит: "Повторяю - что не знаю. Но слышал, что у немцев в отряде свой человек был, агент. И что кличка у него была "Вареный".

- Елки-моталки! - ахнул Семен. - Не наш ли? Ведь у деда ухо обварено! Сам говорил - с детства.

- Ну, - сказал Митька. - А я про что. Помню, раз наш отец, покойник, его Вареным назвал - так Макарыч аж с лица почернел. И потом, спрашивается, зачем это он на суд поперся? Кстати, только про этого Вареного заговорили - старик из зала боком-боком и - слинял…

- Вон оно как все оборачивается, - растерянно пробормотал Семен. - Ну нет, Митя, я в такие игры не играю. Надо этого недобитка в сельсовет или в милицию сдавать!

- Сдадим. Только с умом, чтобы и нас не замели. Сперва все шкурки из землянки забрать след. Там у него еще один тайник есть. Да и насчет деньжат тряхонуть. Сдается мне, он их тоже там прячет… Срок тянуть, ох как не хочется! А может, сделать проще - взять шкурки, монету, да драпануть куда-нибудь?

- Нет, надо идти признаваться. Его сдаем, а сами чисты. Что он там про шкурки говорит, это - оговор. Он один их делал. Вот как держаться надо.

- Да-а… Ясно теперь, почему он так этого корреспондента боялся. И почему музей в школе грабанул: искал, не нашли ли чего. Выходит, он такой же партизан, как мы с тобой. А знаешь, ведь он может и сам отсюда дернуть. О суде-то всем будет, известно, глядишь, и газета придет… Вот ведь какая он гадина!

- Ладно! - оборвал брата Семен. - Сматываемся. Гаси свечку!..

Долго сидели на чердаке ребята, со страхом прислушиваясь к шуму воды на плотине, - все время чудились им новые шаги. Потом осторожно спустились по лестнице, выбрались через лаз и, сделав большой круг, чтобы не идти по дороге, вернулись в деревню.

- Танька! Мы к Виктору Петровичу. Надо ему все рассказать. Пока! - и Андрей и Коля торопливо скрылись в густом вечернем сумраке.

Но торопились они напрасно. В директорском кабинете было темно. Они пошли к Нине - той тоже дома не было.

- Я записку Виктору Петровичу в форточку брошу, - сказал Андрей. - Чтобы пришел, сразу увидел.

- А вдруг он уехал? Взял и уехал в Энск - часы показывать. Или Нину вызвали, и вместе они туда уехали, а? Точно! - предположил Коля. - Знаешь, Андрюха, надо завтра нам самим к землянке идти. А записку ты напиши. Напиши, чтобы, если утром он из города приедет, тоже шел бы туда.

18

Ни Виктора Петровича, ни Нины не было по простой причине. Еще днем Нина, пробегая мимо школы, заглянула в раскрытое окно директорского кабинета и напомнила:

- Товарищ собственный корреспондент, оторвитесь на секунду. Забудьте ваши бумажки. Вы не забыли, что я пригласила вас в кино? В семь у клуба. - И не успел Левашов ответить, исчезла.

Кино, несмотря на всемирное засилие голубого, а теперь трехцветного экрана, в Староборье любили. Кинопередвижку ждали. Огорчались, если по причине плохой дороги или еще по какой-нибудь она не приезжала, и радовались, когда, покачиваясь и скрежеща, по мосту через Ужовку переваливал зеленый фургон с желтой надписью на борту: "Кинопрокат".

В Староборье почему-то считали, что человеческие страсти и приключения лучше смотреть на большом белом экране.

А потом, радость общения в маленьком деревенском клубе! Ну, где, как не там, перед началом сеанса можно обсудить полученный из ремонта мопед, угостить сигаретой, показать прическу или платье, купленное за сданные в специальном пункте бруснику и клюкву? Можно пошутить, перекинуться новостями, а то и посплетничать. Словом, пообщаться. Телевизор - это телевизор, а кино все-таки - лучше!

Клуб в деревне был небольшой, а зал совсем маленький, так что, когда в нем зимой собиралось все взрослое население, печку топить было не нужно.

Нина чуть не опоздала - прибежала за две минуты до начала, раскрасневшаяся. У крыльца быстро сняла резиновые сапожки и надела туфли.

Показывали в восьмой раз фильм "Бриллиантовая рука", в восьмой раз на экране вокруг украденных драгоценностей разыгрывались ужасные страсти. К тому же пленка часто обрывалась, и поэтому самые нетерпеливые свистели и даже кричали: "Сапожники!" Левашов, в полглаза следя за экраном, представлял себе, как будет провожать Нину до дома и как они будут снова говорить о парках, ребятах и обо всем на свете.

Когда сеанс окончился и все стали выходить из зала, Виктор Петрович обернулся, посмотрел в окошечко кинобудки и ему показалось, что оттуда на него тоже кто-то смотрит.

"Ерунда какая-то!" - подумал он и сказал Нине:

- А все-таки занятный фильм, не так ли?

Но Нина ответить ничего не успела - расталкивая толпу, к ней подошла запыхавшаяся, невысокая, ее лет девушка и сказала:

- Нина, милая, выручай! Зоотехник уехал, а с Зорькой что-то неладное. Сбегаем, посмотрим.

- Кто это - Зорька? - с неудовольствием спросил Виктор Петрович.

- Телочка.

- А вы, Нина, еще и ветеринар?

- Училась. Я тут нарасхват. Вы уж простите, - Нина виновато посмотрела на него: во время кинофильма она думала совершенно о том же, о чем думал Левашов.

- А если мне с вами пойти?

- Ой, что вы! - и девушки убежали, а Левашов, выйдя из клуба, пошел к школе, проклиная Зорьку, которой понадобилось заболеть именно в этот так хорошо начавшийся вечер.

Так думал он до тех пор, пока не услышал позади себя шаги. Когда Виктор Петрович обернулся, человек спрятался в тень. "Что это еще такое?" - спросил себя Левашов и побыстрее направился к школьному крыльцу.

Но не успел он взойти на него, как от стены отделилась тень и тихо произнесла:

- Отойдем в сторонку, надо поговорить. Как у вас дела?

Виктор Петрович облегченно вздохнул - он узнал голос Сережкина - и ответил:

- Вроде, все тихо. А я уже думаю, почему капитан так долго никого не присылает? На чем вы сюда добирались?

- В фургоне кинопроката. Есть основания думать, что завтра-послезавтра тут станет жарко. Вы про суд в Энске ничего не слышали? Так вот, надо проверить одну версию…

Назад Дальше