Окулист оказался пузатым бородачом в белом халате, у него была курчавая шевелюра. Он отступил на шаг, и при этом едва не сшиб стенд с оправами.
- Ну, - протянул врач, склонив голову набок. - Как ты себя в них чувствуешь?
Это было потрясающе!
Теперь я видел каждый волосок, торчавший из ноздрей окулиста. А когда я повернулся к Торстенсону, его борода почти уткнулась мне в нос. Все словно приблизилось, сделалось яснее и приобрело пугающую четкость. Даже я сам. Я посмотрел на себя в зеркало, и отражение показалось мне более реальным, чем я сам себя представлял.
- Замечаешь разницу? - поинтересовался Торстенсон.
- Есть малость, - признался я.
Я стоял у зеркала, пока Торстенсон расплачивался и беседовал с врачом из оптики, и размышлял о том, как очки могут преобразить внешность.
- Знаете что, - спохватился вдруг Торстенсон, - не могли бы вы выписать ему справку?
- Какую справку? - не понял окулист.
- Для школы. Что ему надо сидеть на первых рядах. Из-за зрения.
- Ну, теперь в этом нет нужды, - улыбнулся врач.
- Это никогда не помешает, - возразил Торстенсон.
И он добился-таки этой справки!
Потом настал черед одежды.
Мы обошли уйму магазинов в поисках подходящего прикида.
Елку в "НК" спилили вместе со всеми красными пакетами, а гирлянды сняли. Кажется, мы обошли все отделы, кроме разве часов и нижнего белья.
В магазине было жарко и тесно. Я все еще не привык к очкам и все время боялся, что врежусь в кого-нибудь. Я вконец вымотался, а Торстенсон, наоборот, все больше воодушевлялся.
Мы купили несколько пуловеров, две пары брюк, короткую куртку и пиджак, три рубашки, два галстука и пальто. Торстенсон заставил продавцов прочесать пол-склада. Он щупал ткани и громко отпускал замечания.
Все вещи были ужасно дорогие и неудобные. Совсем не то, к чему я привык.
Но Торстенсон лишь довольно кивал.
- Отличненько! - заявил он и выудил свою кредитку.
Никогда еще я так не влипал.
- Ну, а теперь пойдем и подзаправимся хорошенько, - объявил Торстенсон, когда с покупками было покончено. - Мы это заслужили.
Но мы еще пробродили целую вечность. Заходили в маленькие магазинчики с мягкими коврами, где нас встречали продавцы с жесткими взглядами. Ей-ей, мы не пропустили ни одной дорогущей лавки. Ноги подо мной подгибались, словно на мне были сшитые на заказ модные штиблеты из свинца. На самом деле это были итальянские ботинки, которые уже начали промокать.
Мы были обвешаны пакетами. В маленьком пластиковом мешке я нес свою старую забракованную одежду.
- Теперь надо головой заняться, - заявил Торстенсон, когда мы поели.
Он выдул облако ядовитого дыма из своей сигареты - прямо мне на голову.
- Это будет непросто, - хмыкнул я.
Я-то решил, что он это о том, что у меня в башке!
Но Торсенсон поволок меня в парикмахерскую, где было полным-полно цветов в горшках, сверкали огромные зеркала и сновали поджарые парикмахеры.
У паренька, который за меня взялся, был хвостик на затылке и серьги в ушах. Я уселся в кресло, которое указал мне парикмахер, и он принялся рассматривать мои непослушные вихры. Они уже успели немного отрасти, но все же для хвоста были еще коротковаты.
- Ну, как тебя подстричь? - спросил парень.
- Да мне все равно.
Это было чистой правдой. Мне уже все было по барабану. Я так измотался, что у меня не было сил обсуждать мою внешность.
Я откинулся на спинку и спрятался под пластиковой накидкой, словно это был спальный мешок. Из динамиков рвалась музыка и смешивалась с лязганьем ножниц и урчанием бритвенных машинок. Если закрыть глаза, казалось, будто это сверчки или шмели. Я и не стал открывать глаза. Парень с хвостом принялся массировать мою черепушку, отчего все мысли словно вспенились, и казалось, их можно было смыть душем. Я сам не заметил, как заснул.
Мне снился летний луг, на котором гудели насекомые, а цветы источали аромат, похожий на запах мусса для волос.
Я проснулся, лишь когда парикмахер похлопал меня по плечу.
- Ну как - годится? - спросил он.
- Конечно, - пробормотал я спросонья, пытаясь разглядеть себя в зеркале.
Но меня там не было. Я исчез!
Перед зеркалом сидел какой-то незнакомец в моих новых брюках и лакированных ботинках, только нос у него был такой же, как мой старый.
- Я их немного осветлил, - сказал парень с хвостом.
Я не сразу сообразил, что это я сижу перед зеркалом и это о моих волосах идет речь.
Я будто бы и впрямь полежал на том летнем лугу, который мне приснился, и от этого мои волосы выцвели и словно растрепались на ветру. Они действительно шикарно смотрелись.
- Тебя не узнать, парень! - подбодрил довольный Торстенсон, когда я снял накидку и натянул пальто.
Я осторожно кивнул, боясь растрепать прическу.
- А теперь мы можем ехать домой? - спросил я.
Да уж, с меня было довольно!
Мне не хватало моего утраченного лица. Я уже стал бояться, что задержись мы еще немного, и нос тоже исчезнет. А мне бы хотелось его оставить - как память.
- Да, теперь можно и домой возвращаться, - согласился Торстенсон.
- Что скажешь? - спросил Торстенсон, когда мы вернулись.
Мама неуверенно посмотрела на меня.
- Ну, не знаю, - пробормотала она.
Она вертела меня и обнимала. Пожалуй, ей все же хотелось, чтобы я остался прежним. Ей, как и мне, непросто было свыкнуться с моей новой внешностью.
Хотя, конечно, было здорово распрощаться со всем этим старьем, раз уж все равно ничего не будет, как прежде.
Вот только все менялось слишком быстро. Я не поспевал за этими переменами. Казалось, что меня словно забыли в одной из этих примерочных.
Мне захотелось поскорее подняться к себе наверх со всеми этими пакетами, но тут зазвонил телефон. Мама взяла трубку.
- Да, подожди, я его сейчас позову, - сказала она.
Я сразу догадался, кто это. По голосу.
- Это тебя, Лассе, - позвала она. - Твой папа.
Я опустил пакеты и медленно пошел к телефону, а сердце колотилось как ненормальное. Я не виделся с ним с тех самых пор, как мы переехали к Торстенсону.
- Алло, - промямлил я.
- Привет, Лассе! - сказал отец. - Как дела?
Казалось, что голос доносится откуда-то издалека.
Например, с Северного полюса. Это был печальный голос, который пытался казаться веселым.
- Да так.
- Может, заедешь как-нибудь? - спросил отец. - Сходили бы в кино или еще куда.
- Не выйдет.
- Почему это, черт побери, не выйдет?
В телефонной трубке затрещало, словно голос не мог пробиться сквозь снежные сугробы, которые намело на крыше. Мне захотелось, чтобы он еще что-нибудь сказал.
- Почему? - спросил он снова, когда я не ответил. - Что, мама не хочет?
- Не-ет, - протянул я.
- Так что же? Или это ТОТ ТИП?
Он имел в виду Торстенсона.
- Не-ет. Просто я себя неважно чувствую. Поэтому.
- Ага, - пробормотал папа. - Тогда поправляйся скорей.
- Ладно. Постараюсь.
Я и на самом деле паршиво себя чувствовал, так что завалился на постель прямо в одежде.
Пакеты совсем смялись. Я водрузил их на письменный стол и боксировал с ними, так же, как когда-то с тушами на бойне. Лупил по ним, пока на глаза не навернулись слезы и я уже не видел, куда бить.
Тогда я включил магнитофон.
"I feel so bad", - запел Элвис.
Я достал папину старую губную гармошку и попробовал подобрать мотив. Но ничего не вышло. Я не мог дышать правильно. Мне постоянно не хватало воздуха. Но я упражнялся, пока звуки гармоники не заглушили голос, который звучал у меня в голове.
Глава седьмая
Я заявляюсь в школу в новых шмотках, шайка ликует на перемене, а я чувствую себя полным идиотом
Вот и закончились рождественские каникулы!
Я напялил новые шмотки и встал перед зеркалом, висевшим на дверце шкафа, пытаясь свыкнуться со своей новой внешностью. Меня так и подмывало разбить вдребезги сидевшие на переносице очки: пусть все снова станет расплывчатым и красивым, как прежде.
Ну как я в таком виде заявлюсь в школу? Представляю, что скажут Пень и Данне, да и все прочие! А вот Аси точно придет в восторг. А как же - объявился новый Лассе!
Я уже решил было стянуть с себя все эти обновки и выудить пакет со старой одеждой, который я сунул в шкаф, но тут услышал, как кто-то шевелится за дверью.
Лолло! Я был так поглощен рассматриванием собственного отражения, что не услышал, когда она объявилась. Я не видел ее с тех пор, как она отчалила к своей маме.
И вот она стоит в дверях и пялится на меня своими зелеными глазищами так, что мне хочется сквозь землю провалиться.
- Ого, Лассе, а я и не подозревала, что ты можешь быть таким красавчиком!
У меня даже уши покраснели.
- Да уж, кто такое мог представить, - пробормотал и прошмыгнул в дверь мимо нее.
Внизу меня ждала мама, время уже поджимало. Она стояла наготове, словно бегун на эстафете. В руках у нее был твердый черный портфель, который купил мне Торстенсон.
- Удачи! - пожелала она и улыбнулась своей новой фарфоровой улыбкой. - Тебе, верно, приятно будет снова встретиться со старыми друзьями.
- Еще бы!
Я прятался в лесочке, пока не убедился, что все ребята пошли в класс. Не хотелось сталкиваться с ними в коридоре: то-то они вытаращатся!
А так в классе у них будет час, чтобы привыкнуть к моему преображенному виду.
Я повесил новенькую куртку рядом с черной кожанкой Пня, нацепил очки и поплелся на урок.
Асп стоял у доски и с довольным видом оглядывал класс. За рождественские праздники волосы у него успели порядком отрасти. Он только что закончил пересаживать учеников, но мое прежнее место было все еще свободно. Я заметил это, едва переступил порог, прижав, словно щит, к животу новенький черный портфель.
- Приветик, - сказал я как можно веселее.
Я почувствовал, как все взгляды обратились на меня. Но я старался смотреть лишь на Аспа. Пожалуй, он единственный сумеет оценить мое перевоплощение.
- Неужели это ты, Лассе? - спросил учитель после молчания, тянувшегося целую вечность.
- Да, - подтвердил я и улыбнулся, сверкнув свежевычищенными зубами, на которых не осталось ни крошки зубного камня.
У Аспа опять задергался уголок рта, но он продолжал разглядывать меня.
Сначала взгляд его упал на мои итальянские штиблеты, скользнул по носкам, пополз вверх по клетчатым французским брюкам и затерялся в запутанном лабиринте узора моей щегольской рубашки.
Я слегка повернулся. Так делали манекенщики на показах моделей, которые мама не упускала случая посмотреть по телевизору. Пусть Асп все рассмотрит хорошенько. Легким движением я провел по волосам, чтобы он полюбовался работой того парикмахера с хвостом.
- Хватит, Лассе, - проговорил Асп, когда я сделал еще один виток.
Я остановился. За окном плыли по небу хмурые тучи. Но вопреки моим ожиданиям Асп не пришел в восторг.
Из моей затеи ничего не вышло.
- Можешь сесть на место, - только и сказал учитель.
Я обвел класс взглядом.
Первые парты, как обычно, заняли Габриелла с ее веснушками, Мортен с ангельским личиком звездного мальчика, Фредде и Сасси. Эти всегда усаживаются впереди всех. Только меняются местами.
Тина тоже сидела в первых рядах у окна. Рядом расположилась Гитан и что-то нашептывала ей на ухо. В середине разместились Патрик, Санна и Кило - череп у него был круглый, словно глобус. А за ними расположилась обычная разбойничья шайка: Пень, Данне, Фиффи и Рыбная Тефтеля - его так прозвали потому, что кожа у него даже в разгар лета остается бледно-серой.
Место рядом с Пнем явно предназначалось для меня.
Пень даже слегка пошевелил ушами в знак приветствия. Это у него здорово получалось. Он указывал на свободное место и старательно скалился, словно ему было ужасно весело. Неужели решил, что я снова задумал какую-то хохму? И Данне с Фиффи, похоже, тоже.
- Поторопись-ка, Лассе, - сказал мне Асп.
- Я не знаю, куда мне садиться.
Асп указал на свободное место.
- Туда, конечно!
- Извините, - сказал я как можно вежливее, - но это невозможно.
- Невозможно? - переспросил Асп.
- Не-а, - ответил я, хоть и понимал, что сам себе рою могилу.
- И почему же, позволь узнать?
- Слишком далеко. Я бы хотел сидеть впереди.
- Что? - изумился Асп.
Этого он не ожидал. Да и никто другой. Я услышал, как Пень прыснул со смеху, а у Кило затрясся живот.
- Это из-за зрения, - объяснил я и показал на очки. - А я бы не хотел ничего упустить.
Пень и Данне фыркнули. Терпение Аспа лопнуло.
- Прекрати паясничать!
- Я серьезно.
- Я тоже не шучу, - распалялся Асп. - Уймись, Лассе! Я тебя по-доброму прошу. Иди садись на место.
- Но у меня справка есть, - уперся я. - Там написано, что я должен сидеть впереди.
Я протянул бумажку, которую Торстенсон уговорил написать врача в оптике. Асп не сразу разобрал, что там написано.
- Хорошо, - пробормотал он в конце концов. - Можешь сесть на место Габриеллы.
Она, конечно, от этой пересадки в восторг не пришла. Теперь ей предстояло сидеть сзади между Пнем и Рыбной Тефтелей.
- Ну, ты отчебучил! Отпад! - улыбнулся Рыбная Тефтеля.
Его бледно-серая кожа даже немного порозовела и стала цвета креветочного соуса.
Другие тоже веселились вовсю.
- Класс! - похвалила Фиффи и встряхнула своим иссиня-черным панковским гребнем. - Я чуть не описалась, когда ты заявился в этих очках.
- А Асп вообще дар речи потерял! - подхватил Данне.
Я тоже не мог из себя ни слова выдавить. Ну как им объяснить, что я все это не нарочно устроил и что мне не так уж весело в этих шмотках и очках? Мальчишки так мной гордились и так радовались, что я просто не мог сказать им, что я теперь совсем другой.
Они мне ни в жизнь не поверили бы! Раз даже Асп не поверил.
- Да он просто оторопел, - сказал я и легонько пихнул их.
- Ага, ты бы видел его рожу! Распалился - вот-вот забулькает!
- Словно лавина, - вставил Рыбная Тефтеля, он не сечет в природных явлениях. Видимо, хотел сказать "лава".
- Точно, - согласился Пень и вцепился в мою куртку. - Это надо отметить, вот что! Пошли с нами!
- У меня сотня есть, - сообщил Данне, и все еще больше возликовали. - Мать мне дала, чтобы я себе новый пуловер купил. А по мне и этот хорош, верно?
Он распахнул куртку, чтобы мы могли полюбоваться на его пуловер. На старый, который он носил, почти не снимая. Спереди Ди Снайдер показывает язык - такой длинный, что кажется, будто певец оттягивает его своими наманикюренными ногтями.
- Все с ним в порядке! - заявил Пень. - Классный прикид. Пошли!
Я был бы рад пойти с ними. Я знал, как все будет. Для начала мы заглянем в кондитерскую. Горло прополоскать да пооколачиваться у игровых автоматов и послушать их чириканье. Может, сыграем пару партий, и я даже позволю Данне обставить меня, так - из чистого благородства. Пусть потом распинается о своей феноменальной игре всю дорогу до города.
Потом просто послоняемся по улицам в центре. А когда замерзнем, завалимся в какой-нибудь универмаг и примемся играть в прятки в отделе дамского белья или просто погреемся у теплой вентиляции в дверях "НК".
- Я не могу, - пробормотал я.
Ребята уставились на меня, словно я выкинул новый фортель.
- Честно. Ничего не выйдет.
- О’кей, - сказал Пень и оглянулся, словно собирался сказать остальным, что у меня и впрямь веские причины не идти с ними. - Но мы-то пойдем.
И они поскакали прочь, будто дикие кролики, а я остался стоять на школьном дворе. Я смотрел им вслед: вот они обогнули флагшток, на котором в честь первого дня занятий на фоне хмурых туч развевался флаг, и скрылись из виду. И ни разу не оглянулись.
Я плотнее запахнул куртку и побрел к дверям школы.
В толпе я различил рыжие волосы Лолло, так что и особо торопиться смысла не было.
Это был последний урок. Я сидел на новом месте прямо под носом у Аспа и, щурясь, смотрел в окно.
Я снял очки. Сделал вид, что хочу их протереть. Надо было дать глазам отдых. Они еще не привыкли к новому четкому взгляду на мир.
Тяжелыми хлопьями повалил снег - на лыжную гору с опасным старым трамплином, на котором запросто можно было голову сломать, на школьный двор и на сосновый лес вдалеке. Был слышен шум автомобилей, проезжавших мимо по Сокенвэген.
Первый школьный день подходил к концу.
Асп непрерывно щелкал шариковой ручкой, разрабатывал большой палец.
- Не забудьте повторить то, что мы проходили в прошлой четверти. На следующей неделе у нас будет небольшая контрольная, - предупредил он.
Снова здорово! Видимо, он решил в этой четверти рвануть с места в карьер. Тогда мне ничего хорошего не светит. Как мне зазубрить все то, что мы проходили с осени?
Я со вздохом снова нацепил на нос очки и уткнулся в учебник математики. С чего начать? Всего мне все равно не осилить. Торстенсон явно меня переоценил.
И как я сам-то поверил, что справлюсь?
Лучше бы пошел вместе с Пнем и остальными!
"Я ИДИОТ", - написал я большими буквами на листочке в клетку. Именно так я себя чувствовал. Я покосился на Мортена, который сидел рядом. Он вовсю управлялся с цифрами. Казалось, у него нет никаких проблем. И у Фредде тоже.
Я поднял голову и увидел, что Асп внимательно следит за моей рукой.
Видно, заметил мою мазню. Я поскорее перевернул листок. Не хватало еще, чтобы он увидел, что я написал! Учитель перегнулся через стол. Я испугался: как шарахнет сейчас по очкам!
- Я думал, ты хотел сесть вперед, чтобы лучше усваивать, - прошипел он. - А ты калякаешь всякую ерунду!
Асп подтянул брюки, они были ему велики и сваливались при ходьбе. Пока Асп приближался, я быстренько что-то нарисовал на бумаге. Он ведь думал, что я именно этим занят.
Я успел дорисовать каракатицу, прежде чем учитель протянул руку и схватил листок.
Он поднес его к глазам.
- Так вот ты чем занимаешься! - процедил он.
"Я ИДИОТ" - красовалось прямо у него под подбородком. Он поворачивался в разные стороны, так что все могли прочесть. Кроме него самого.
И тут раздался звонок. Асп вздохнул и положил листок на стол. Я бросился к двери. Вот повезло! Даже не верится.
Но тут я услышал за спиной голос Габриеллы:
- Учитель, переверните листок и полюбуйтесь, что там написано!