Я обернулся и по привычке чуть не дал ему по шее, но вовремя удержался.
- Это я так, - дружелюбно сказал Апологий. - Шутю. Между прочим, вы Балашовым интересуетесь? Я могу вам кое-что сообщить.
- А ты откуда знаешь? - подозрительно спросила Машка.
- Я все знаю, - важно сказал Апик.
- Ну? - спросили мы хором.
Но в это время в класс прошел математик. Апологий обещал все рассказать на следующей перемене.
На уроке Маша написала мне записку. Вот такую: "Может, тебе неприятно, что я опять села с тобой? Так я пересяду. М." Я прочитал, и сердце у меня застучало. Я немного подумал, а потом как в воду бросился и написал ответ:
"Не надо пересаживаться! С."
Тогда она написала:
"Хорошо. М."
И я написал:
"Очень хорошо! С. А кто такие Монтеки и Капулеки?"
Маша покраснела, но написала:
"Это Ромео и Джульетта".
Больше я ничего не писал. Про Ромео и Джульетту я кое-что слышал. И в кино видел. И вообще.
Я сидел, уткнувшись в учебники, а на Машу боялся посмотреть. И она уткнулась в учебники.
Два раза я наткнулся на взгляд Г. А. - Герки. Он смотрел как-то странно, будто хотел что-то понять и никак не мог. Ну и пусть его смотрит!
На следующей перемене меня сразу окружили "рохлики". Гринька слегка прихрамывал, и одно ухо у него было красное, как помидор. "Рохлики" были злые.
- Видал? - спросил Матюшин и ткнул пальцем в Гринькино ухо. Гринька заверещал.
Я не выдержал и засмеялся.
- Он еще смеется! - закричал Гринька. - Рене… гат!
- Знаешь, кто его отделал? - спросил Петька.
- Твои дружки, - сказал Коля Матюшин, - Фуфло и этот, как его… Хлястик.
- Какие они мне дружки?! - завопил я.
- А кто своего кабыздоха на нас натравил? - тоже заорал Петька.
Я даже растерялся.
- Вы что, ребята? Повидло просто еще дурак необученный. Он не понял, на кого кидаться надо. А я… так я просто хотел сказать, что с ними по-другому надо. Просто…
- Все у него просто, - сказал Матюшин.
- Да! - сказал Гринька. - А у меня нога и вот ухо.
- Здорово отдули? - спросил я с жалостью.
- Здорово, - грустно сказал Гриня. - Затащили в подворотню и отдули. А сами смеялись…
- Ну ладно! - сказал я. - Дождутся они! После уроков не расходитесь.
И я пошел к Татьяне, Маше и Апологию-Апику, которые ждали меня в конце коридора.
- Эти подонки Гриньку вчера избили, - сказал я.
- Это уж… это уж… это уж… - забормотала Маша.
- Погоди, - сказала Татьяна, - Логий, повтори, что ты нам рассказал.
Хм-м… Логий. Это, пожалуй, лучше, чем Апик.
- Я вчера видел Веньку, - сказал Апологий-Логий и затрясся, но это меня уже не злило, а в общем, я… не то чтобы отвернулся, а просто скосил глаза в сторону, чтобы не смотреть. А Маша скосила глаза в мою сторону.
- Где ты его видел? - быстро спросила Татьяна.
- На Моховой.
- Одного? - спросил я.
- Нет. Фуфло с ним был и еще какой-то парень.
- Черный? - вскрикнула Маша.
- Белобрысый. Маленький, но такой… квадратный.
- Тот! - сказал я.
- Какой "тот"? - спросила Маша. - Тот черный.
- Это другой, - сказал я. - Куда они шли?
- Они шли в подвал, - сказал Логий. - Там дом такой есть.
- Когда это было? - перебил я.
- Часов в шесть.
"Значит, это было до того, как я Фуфлу искал, - подумал я, - тогда в подвале уже никого не было".
- А дальше что? - нетерпеливо спросила Татьяна.
- Н-не знаю, - сказал Апологий.
- Ты не посмотрел? - возмутилась Маша. - И не подошел и не спросил, почему он в школу не ходит?
- А мне что за дело? - сказал он довольно нахально. - Мало ли что? У каждого своя жизнь…
Маша вдруг взяла его за плечо и повернула к себе. Она долго смотрела, а потом спросила что-то непонятное:
- Значит, "чарог… магог…" или, как там дальше? Да?
Апологий засмеялся, но вроде бы смущенно. Маша пошарила в кармане передника и достала оттуда смятую бумажку, разгладила ее и сунула под нос Апологию.
- Ты писал? - спросила она.
- Ну, допустим, - сказал Апологий, - а что тут такого?
- Ничего, - сказала Маша спокойно. - Катись отсюда. Ну!
- Подумаешь… - сказал Апологий, пожал плечами и ушел.
- Ты чего это, Басова? - спросил я. Опять она какие-то номера выкидывает.
- На, читай! - сказала Маша и сунула мне записку. - Вслух!
- "Чаргог… чагогг… манчауг… раггог, - еле-еле читал я, - чаубуиа… гунга… маугг". Ух! Это еще что?
- А это на языке какого-то племени индейского значит, что ты можешь ловить рыбу на той стороне, а я на этой, а посередке никто не ловит. Вот! - сказала она. - Это мне трясучка… написал.
- Ну и что? - спросил я. - Вроде бы правильно. Чтобы никто друг другу не мешал.
- Нет, неправильно! - крикнула Маша.
- Конечно, неправильно, - подтвердила Татьяна. - Это значит, что никому ни до кого никакого дела нет.
- Н-ну, - сказал я, - индейцы-то, наверно, не про это писали.
- Индейцы, может, и не про это, а Апологий как раз про это, - сердито сказала Маша. - У каждого своя жизнь, видишь ли, а может, там, в подвале… Веньку… - Она испуганно зажала рот ладошкой. - А мы тут разговариваем, разговариваем… Пошли!
- Куда? - спросила Татьяна.
- Туда… в подвал! - сказала Маша, и глаза у нее стали круглыми.
- Я там был, - нехотя сказал я. - Никого там не было.
Они обе уставились на меня и спросили хором:
- Когда?
Я рассказал, как вчера под вечер искал Фуфлу и не нашел.
- А почему ты решил в этом подвале его искать? - подозрительно спросила Маша.
- Ну, так… - Я начал мяться, но они пристали как пиявки, и пришлось рассказать им, что со мной в этом подвале случилось. Они тихонько ахали и смотрели на меня с уважением. И мне было приятно. Но когда я кончил рассказывать, Татьяна вдруг возмутилась, и Машка ее поддержала. Они начали кричать, почему я никому, например, отцу, не сказал, да как я мог молчать, да зачем я им сразу не рассказал и так далее. Ну ладно бы только Татьяна, а Машка-то? Я разозлился.
- Сама же с меня слово взяла, - сказал я, когда они прокричались.
- Так ведь это уже тебя касалось, а не Веньки, - сказала Маша.
- А это все время меня касалось, - сказал я. - И когда тебе в подворотне глаз подбили, и когда тот черный мне подножку подставил, и в подвале тоже.
- Так что же ты молчал? - опять спросила Маша.
- А ну вас, - сказал я и махнул рукой. - Не поймешь вас. Верно Апологий говорит: с вами дела не сделаешь.
Они опять набросились на меня и кричали, что надо что-то делать сейчас, немедленно, срочно.
- Эх! - сказал я.
Они опять уставились на меня. Я хотел им рассказать про мой разговор с батей сегодня утром и про то, что он пришел с повязкой на голове, а всю ночь его не было. Но не успел. В конце коридора появились завуч Рената Петровна, Маргоша и… капитан милиции товарищ Воробьев в новенькой с иголочки форме. Все они были очень серьезные. Они подошли к дверям класса, и как раз в это время прозвенел звонок. Они вошли в класс, и мы за ними.
Когда все расселись, Рената Петровна постучала ладошкой по столу и сказала:
- Сейчас у вас должен быть урок литературы, но его не будет. Случилось очень серьезное, очень неприятное происшествие. Вот товарищ капитан нам расскажет. А вы слушайте и делайте выводы.
Она покачала головой и села.
"Ну, так, - подумал я, - вот и домолчался ты, Половинкин". Я посмотрел на Машу. Она сидела выпрямившись, а руками прямо вцепилась в парту. Лицо у нее было бледное, и она глаз не сводила с капитана. А Татьяна, наоборот, раскраснелась, положила один кулак на другой, а подбородок уткнула в кулаки и тоже смотрела в глаза капитану. А у меня внутри все дрожало, и мне даже казалось, что я весь начал трястись, как этот… Апик.
Капитан Воробьев одернул мундир, обвел нас всех взглядом и сказал:
- Один ваш товарищ попал в беду. Сейчас он находится в больнице с тяжкими… с довольно тяжкими телесными повреждениями.
Ребята загудели.
- Кто? - хором пропищали Зоенька и Юлька.
Герка Александров быстро оглядел весь класс, высматривая, кого нет, и, заметив, что нет Веньки, кивнул головой - дескать, ясно кто. Мне хотелось запустить в него чем-нибудь, но я сдержался. Сердце у меня колотилось, и я представлял себе всякие страшные картины. Подвал и… Веньку. Маша схватила меня за локоть.
- Венька… - прошептала она.
- А что случилось-то? - спросил Коля Матюшин. - Под машину попал, да?
- Кто попал под машину? - закричал Петька.
- Не перебивайте, - строго сказал капитан Воробьев. - Я все изложу. Под машину никто из вас пока не попадал. К счастью. И, надеюсь, не попадет. В больнице лежит ваш товарищ, - капитан достал из кармана бумажку и посмотрел в нее, - ваш товарищ Вениамин Балашов, тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, проживающий по улице Моховая, дом номер тридцать один. Вчера в восемнадцать тридцать его жестоко избили. Ваш товарищ…
- Какой он нам товарищ… - заверещали опять эти две зануды, - он сам хулиган.
- А ну, цыц, попугайчики! - рявкнул Коля Матюшин, а ребята зашумели. Зоенька и Юлька обиженно поджали губы.
- Тихо! - сказал Герка. - Продолжайте, товарищ капитан.
Капитан удивленно покосился на Г. А.
- Спасибо, - сказал он. - Я продолжаю. Ваш товарищ в тяжелом состоянии был доставлен в больницу.
- А… а как он сейчас? - охрипшим голосом спросила Маша.
- Сейчас, - сказал капитан, - его жизнь вне опасности, но состояние тяжелое… довольно тяжелое.
Встала Татьяна.
- А как это случилось, товарищ капитан? - спросила она. - Нам это очень важно знать.
- Как его отделали? - выкрикнул Апологий, и тут же получил по шее от маленького Грини. Ну и тип! А я еще его жалел. Я вспомнил почему-то его деда и подумал, как это у таких хороших дедов рождаются такие паршивые внуки? И ничего он не болен, а трясется от вредного характера. А если болен - лечись… Тьфу! - о какой ерунде думаю…
- Как случилось? - переспросил капитан. - О подробностях я вам сказать не могу. Будет суд. Но в двух словах скажу. Затем и пришел. Ваш товарищ Вениамин Балашов находился под влиянием плохой компании. Но в критический момент нашел в себе силы и сознательность выйти из-под этого влияния. Как настоящий советский школьник, - капитан наклонился к Маргоше и что-то спросил, а она кивнула в ответ, - как… г-мм… настоящий пионер, он пришел и сообщил в органы охраны общественного порядка о готовящемся преступлении. Бандиты-рецидивисты выследили и избили его.
В классе опять все зашумели, а Машка опять сжала мне локоть и сказала в самое ухо:
- А?! Я что говорила?
У меня все прямо перевернулось внутри и очень захотелось выскочить из класса. Но я заставил себя сидеть спокойно.
Капитан Воробьев вдруг широко улыбнулся.
- В общем, хороший парнишка оказался. Просто чудесный парень. Верно ведь?
- Верно! - закричали все и тоже заулыбались, даже попугайчики и те улыбались и кричали что-то радостное. Ишь ты!
Капитан Воробьев постучал ладонью по столу.
- Между прочим, - сказал он задумчиво, - очень нелегкая жизнь была у вашего товарища. Очень.
Он помолчал, а потом строго сказал:
- А вы и не знали. Не ин-те-ре-со-вались. Это плохо. В этой компании были еще два подростка, - капитан снова достал бумажку, - Константин Коновалов, пятнадцать лет, и Борис Хлястиков, четырнадцать лет…
- Фуфло и Хлястик! - крикнул Апологий. - Я знаю!
Капитан поморщился чуть-чуть и сказал:
- Правильно, это их клички. Но они не нашли в себе смелости порвать…
- А что с ними? - спросил Гриня, потирая свое ухо.
- Это будет решать комиссия, - сказал капитан. - И еще хочу добавить: беды могло бы не быть, если бы, - он обвел взглядом класс, и я опустил голову, так как его глаза остановились прямо на мне, - если бы и другие ваши товарищи не молчали…
Тут мне показалось, что весь класс повернулся в мою сторону. Капитан кашлянул и продолжал:
- Ну, это я так, к слову. Это я к тому, что все вы должны нам помогать бороться со всякими… проявлениями.
И тут опять все загалдели: "Мы хотели, да мы боролись, да мы…" Капитан поднял руку.
- Но, - сказал он, - никакой самодеятельности. А то тут мне рассказывали наши дружинники, как… - он улыбнулся, - в одной школе ребята организовали какую-то не то БОР, не то МОР - боевую или могучую организацию по борьбе с хулиганами.
Тут уж все "рохлики" опустили головы, а я уставился на Герку. Ну и ну.
- Ладно, - сказал Воробьев, - ребята вы все хорошие, но впредь - советуйтесь.
- А что с этими бандитами-рецидивистами? - с любопытством спросил вдруг Апологий.
- Они задержаны, - ответил капитан. - Должен сообщить, что при операции отличились: один гражданский товарищ - Азаренков Александр Степанович и участковый инспектор лейтенант милиции товарищ Половинкин.
Рената Петровна подумала немножко и захлопала в ладоши. И все захлопали в ладоши. А потом до кого-то дошло, что я тоже Половинкин, и все стали смотреть в мою сторону. И мне стало до того… до того… до того… не знаю, до чего… Я встал и, ни на кого не глядя, вышел из класса.
…Полчаса, наверно, я стоял на Фонтанке около спуска, там, где мы с Татьяной ждали Машу. О чем я думал - никому не скажу.
А потом ко мне подошла Маша, а дальше на набережной я увидел Татьяну и с ней почему-то Гриньку, Петьку и Колю Матюшина.
- У тебя яблоки остались? - спросила Маша. - Антоновские.
- Остались, - сказал я.
- Это хорошо, - сказала она. - Завтра пойдем к Веньке в больницу.
Я кивнул.